Унас в гостях прозаик, Андрей Рубанов. Вы с невероятной интенсивностью пишете. Увас в сентябре выходит второй роман за год. Называется он «Боги богов»
| Вид материала | Документы |
- …Американские боги. Боги, завезенные в Новый свет бесчисленными иммигрантами. Боги,, 5845.48kb.
- Захария Ситчин Войны богов и людей Часть, 1253.29kb.
- Унас в гостях блистательный писатель Александр Мелехов, 29.83kb.
- Захария ситчин войны богов и людей, 4180.1kb.
- Унас большой сегодня праздник, у нас в гостях прославленный автор чёрного романа, Жан-Кристоф, 263.57kb.
- Николай кун легенды и мифы древней греции часть первая. Боги и герои происхождение, 5484.63kb.
- Сентябрь 2009 1 сентября 110 лет со дня рождения А. Платонова (1899-1951), русского, 352.06kb.
- Шесть миллиардов богов, забывших о том, что они боги. Проснитесь, люди Земли! Влейтесь, 2853.49kb.
- Программа бесплатных лекций Увас есть вопросы? Унас есть ответы! После каждой лекции, 99.41kb.
- Ческий роман утвердил себя как литературный жанр, и к концу восемнадцатого столетия, 310.71kb.
Дмитрий Быков: У нас в гостях прозаик, Андрей Рубанов. Вы с невероятной интенсивностью пишете. У вас в сентябре выходит второй роман за год. Называется он «Боги богов». Это у вас запасённые вещи выходят, или вы так быстр опишете новые?
Андрей Рубанов: У вас хорошие информаторы. На самом деле я пишу. Всякая работа имеет свой темп. У меня на книгу уходит несколько месяцев. Какие-то пишутся дольше.
Д.Б.: Хороший темп.
А.Р.: Книги пишутся сами по себе. Я тут не полностью владею ситуацией. Если ко мне приезжает - я наношу на бумагу, не приезжает – работаю медленней.
Д.Б.: Расскажите про «Богов». Это будет фантастика?
А.Р.: Да. Для подростков. Скай-фай. Для моего сына в первую очередь.
Д.Б.: Это ваша первая детская вещь?
А.Р.: Не первая, но когда я работал, я имел в голове «Трудно быть богом» и «Обитаемый остров». Смешать это всё с Дюной, и можно получить представление, что это такое.
Д.Б.: Вещь совершенно инопланетная?
А.Р.: Да. Абсолютно. Там приключения, все дела. Понравится молодёжи. И сорокалетней и пятнадцатилетней.
Д.Б.: А что там у вас в двух словах? Кинга закончена?
А.Р.: Да. Сдана. Я подготовил текст. Я думаю ,что к сентябрьской ярмарке она выйдет.
Д.Б.: Что там происходит? Там некое угнетение на далёкой планете?
А.Р.: Да. Тирания.
Д.Б.: А положительный землянин есть, который разруливает ситуацию?
А.Р.: Нет. Отрицательный землянин. Даже два. Они делают ещё хуже, и в итоге их наказывают. Книга посвящена тирании и свободе.
Д.Б.: «Хлорофилия» будет иметь какое-то продолжение, или дилогия закончена?
А.Р.: Я не считаю себя многостаночником. Я думаю, что дилогия закончена. В ближайшее время не будет продолжения.
Д.Б.: У меня по «Хлорофилии» возникло ощущение, что мир будет становиться более паразитическим, менее производительным. Это та опасность, которую вы имели в виду?
А.Р.: Паразиты существуют совместно с кормильцами. Паразит – вечная тема, кормилец тоже.
Д.Б.: Число кормильцев убывает.
А.Р.: Но он становятся сильнее. Вот вы принадлежите к числу кормильцев. Я тоже стараюсь брать с вас пример.
Д.Б.: Я тоже стараюсь брать с вас пример.
А.Р.: А толку от этого производства?
Д.Б.: Время покажет.
А.Р.: У вас есть ощущение, что Россия – страна на 90% паразитическая?
А.Р.: Хочется верить, что это временная ситуация. Что её создали не мы. Я думаю, что мы поменяем её к лучшему за 10-15 лет.
Д.Б.: Вы полагаете, что динамика здесь какая-то возможна?
А.Р.: Это может быть достаточно длительный процесс гниения. Я недавно приехал из Нижнего, разговаривал с Прилепиным и его товарищами. Его друзья мне сказали, что они чувствуют, что нация самооздоравливается. Люди рожают детей, не хотят пить водку.
Д.Б.: Это верно.
А.Р.: И я приехал оттуда обнадёженный. Мне не хочется верить в худшее. Как Стругацкие сказали «Будущее делают». Так давайте делать, чтобы было минимальное число паразитов.
Д.Б.: Когда я прочёл психодел, то я у меня было ощущение, что вы ни на стороне героя, ни на стороне Милы, девушки, которая его так наказала. У меня она вызвала отторжение, если не сказать «испуг». Вы действительно видите в ней что-то позитивное?
А.Р.: Я не верю в положительных и отрицательных персонажей.
Д.Б.: Я тоже не верю. Но есть авторская любовь и нелюбовь.
А.Р.: Я её любил, когда делал. Книга о частной жизни, о том, что нельзя спрятаться. Её не бывает. Это не укромное местечко.
Д.Б.: У вас появляется определение «новые бодрые». Что это за ребята?
А.Р.: Это те ребята, которые хотят радоваться жизни, не смотря ни на что. Они хотят действовать, получать пользу, от деятельности. Это не сволочи, а те люди, которые хотят жить по-человечески. Посыл у них здоровый. Есть доля иронии в этом определении.
Д.Б.: Новые бодрые подразумевает, что они здоровые, богаты, но с другой стороны, они пусты внутри.
А.Р.: Да. Но виноваты те, кто не может заполнить их внутренний мир.
Д.Б.: Им не дают никакой задачи, а сами они себе её не выдумают.
А.Р.: Просто так не бывает. Надо нагнетать снаружи. Для этого существует интеллигенция в России.
Д.Б.: Меня это и напрягает, что часть этого поколения «чуть за 30» ничего не производит, это посредники. Поколение посредников. Это нормально, что у нас большинство людей без профессии?
А.Р.: Это не катастрофа. Много стран, где посредники нужны, где они двигают всю тему. Другое дело, что ничего не производим. А я ничего не умею производить кроме книг.
Д.Б.: А клерки, нет ли у вас ощущения, что у них нет будущего? Вы их ловите тогда, когда у них возникает вопрос о смысле, а ответить им нечего.
А.Р.: Они мечтают все о европейском варианте, когда они к 45 годам накопят на кофейню в Москве или Риме. Такие у них цели: накопить капитал, чтобы остаток жизни на себя.
Д.Б.: Если посмотреть на этот класс, который ваши основные герои, есть ли ощущение, что они в случае чего не дадут себя запрессовать, или с ними можно делать что угодно?
А.Р.: Я поклонник Густава Лебо. Он считает, что из каждой массы вырастет та группа лидеров, которая поведёт за собой остальных. И из этой массы появятся лидеры. И их не запрессуют.
Д.Б.: А мне кажется, что они поразительно легко сдают свои свободы и права.
А.Р.: 98 из 100 да. А 2 встанут на пути.
Д.Б.: А герой, который ей противостоит. Мне показалось, что он у вас вызывает сострадание.
А.Р.: Мне он дорог тем, что он нагляден. У нас в обществе буйствует биоценоз. Мы выживаем, когда сильный поедает слабого. Он собой выражает эту идею.
Д.Б.: А значит ли это, что женские технологии станут сильнее мужских?
А.Р.: Да. В поисках героя я героя не обнаружил, но обнаружил героиню.
Д.Б.: При ней такой лось целый. Но он слабее, потому что без лица.
А.Р.: Я сделал его несколько аморфным. Но он ей приносит пользу, она его любит. Поэтому он – часть её. Она сильнее. Я вижу много таких примеров вокруг себя. Женщина – сильный пол.
Д.Б.: Из вашего написанного, что вам кажется наиболее личной книгой, по которой можно лучше вас судить?
А.Р.: Не знаю. Они все обо мне, но все разные. Наверное, самые последние.
Д.Б.: Есть у вас ощущение, что роман и рассказ растут из разного корня? У вас есть книжка рассказов «Родина», которые сильно отличаются от романов.
А.Р.: Безусловно. Разные отделы мозга работают, когда делаешь большую вещь и маленькую.
Д.Б.: Идеальный рассказ должен быть похож на сон.
А.Р.: Не знаю. Я неважный теоретик в этом плане. Рассказ – такая история, которую носишь с собой и однажды её можно нанести на бумагу.
Д.Б.: А роман – более широкая и не всегда законченная тема.
А.Р.: Я вам только могу процитировать Быкова: В романе должно быть удобно как в халате. Роман – ступень. Ты делаешь его, он делает тебя.
Д.Б.: А в 90-ые вы бы могли начать писать?
А.Р.: Нет. Не было ни минуты свободного времени. Это было движение непрерывное.
Д.Б.: С каким ощущением вы вспоминаете 90-ые?
А.Р.: Это была моя молодость. Мифологизация 90-ых мне не нравится. Я недавно посмотрел «Пирамиду». Фильм мне кажется несколько лживым. Но Серебряков блестящ.
Д.Б.: Для вас 90-ые не были ревущими? Это была нормальная работа?
А.Р.: Если бы моя молодость пришлась на нулевые, они бы мне тоже ревущими показались. Жизнь ревёт всегда.
Д.Б.: У вас не было ощущения, что это гниль сплошная?
А.Р.: Когда дети сидят дома голодные, то приходится и гнилью заниматься.
Д.Б.: А когда бабки попёрли, это сильно вас поменяло?
А.Р.: Да. Башня уехала далеко, а вернулась не сразу.
Д.Б.: А что был за бизнес?
А.Р.: Это был малозаконный бизнес.
Д.Б.: Тогда не было законного.
А.Р.: Да. Каждого можно было брать и сажать на 3 года.
Д.Б.: У вас это было что-то финансовое?
А.Р.: Да. Обналичка, все виды операций с деньгами.
Д.Б.: Я прочёл у вас армейский рассказ. Армия – опыт пригодившийся или лишний?
А.Р.: Нет. Это как период жизни – это опыт положительный. Я не был в армии счастлив. Была дедовщина, но на уровне «мальчишки набили друг другу морды». Негативных воспоминаний у меня от армии нет.
Д.Б.: Это было то же самое, что у вас описано?
А.Р.: Да. Это был военный аэродром в Тверской области. Истребители-перехватчики.
Д.Б.: Не самый худший вариант.
А.Р.: Да. Мой брат попал в Караганду в охрану, подвергался унижениям. Всё это было кошмарно. Мне в этом смысле повезло.
Д.Б.: Сына вы в армию отпустите?
А.Р.: Пусть сам принимает решение. У матери тоже есть слово своё. Служат они сейчас год рядом с домом. Готовят им сейчас хорошо. Казармы убирают наёмные уборщики.
Д.Б.: У вас есть ощущение, что жизнь российская скоро взорвётся? Или она будет тихо отползать от нынешней стагнации?
А.Р.: Я знаю, что не могу прозреть этот вопрос. Я точно знаю, что продолжаться такая ситуация долго не может.
Д.Б.: А как выйти?
А.Р.: Нужны новые лица, новые лидеры. Люди, в головах которых будут зреть новые идеи. Сейчас их не пускают. Или выращивают и скоро предъявят. Но таких людей нет. На нынешние рожи смотреть нет сил. Они выглядят моральными банкротами. Что-то делают, но нет.
Д.Б.: А остальная Россия – дикое поле.
А.Р.: У меня недавно друг приехал из Тверской области. Там нет бензина 92 и 95. В городе, куда он приехал, он пришёл подключать к интернету свою соседку. Ему сказали, что очередь 2 года. 2 порта в год они подключают.
Д.Б.: Можно представить, что дальше 300 км от Москвы. Очень многие в 90-ые годы свалили и не жалеют. Почему не свалили вы? В чём преимущество жизни в России?
А.Р.: Разговариваю на русском языке. Он мне нравится. Я считаю, что я хорошо на нём разговариваю. Языковой барьер – очень серьёзная вещь. Уехав в Европу или Америку, ты никогда там не станешь своим на 100%. Если ты амбициозен, то ты должен понимать, что ты никогда в Европе или Америке не поднимешься выше определённого уровня. Тебя просто не пустят свои. Мне кажется, что слово «эмиграция» отмерло. Можно жить на 2 страны, на 3. Была бы возможность. У меня супруга проживает в Италии и не хочет возвращаться. А мне тут лучше. У Быкова были фразы о серошеечном ощущении. Я, дожив до 42, обнаружил, что количество вменяемых людей, которые знают, что они делают, их оказалось значительно меньше, чем я предполагал. «Нас мало. Нас, может быть, четверо». Я думал, что их 50000, а их 1500. Я себя тоже к ним причисляю.
Д.Б.: У Пастернака было: «Нас мало. Нас, может быть, двое». Прогресс на лицо. Многие говорят, что вы учились у Веллера, что Веллер – ваш литературный образец.
А.Р.: Я учился его настрою. Я с ним лично не знаком. Но ему очень понравилась моя книга. Я учился у него боевому духу, характеру, работе с деталями.
Д.Б.: А из западных авторов кто влиял?
А.Р.: Амераканская контркультура ударила больше всего. И Бальзак.
Д.Б.: Социальная проза. А экономика – важный фактор в человеческой жизни, или ей можно пренебречь?
А.Р.: Нельзя ей пренебрегать. Зная законы экономики, жить легче.
Д.Б.: Вы не собираетесь написать хорошую большую семейную сагу?
А.Р.: Это заказ издателей. Есть прецеденты, когда люди пишут семейные саги. Семейный роман написать трудно. Надо прожить жизнь.
Д.Б.: Все регулярно говорят о том, что умерла крупная проза. Люди могут воспринимать только небольшие размеры текста.
А.Р.: Чепуха. Каждому своё. Кому-то нравится большое, кому-то маленькое.
Д.Б.: У вас нет ощущения, что читателю трудно? У меня чувство, что мы читателя избаловали. Ему надо давать сложный продукт.
А.Р.: Отношения с читателем – песня долгая. Сегодня я его люблю, завтра он мне надоел и т.д. Я не могу в двух словах об этом сказать.
Д.Б.: Но уж совсем на поводу вряд ли стоит. У вас есть трудности с издательствами? Есть ли требования, обязательства? Или вы пока хозяин-барин?
А.Р.: Хозяин-барин на 100%. Я заработал это право. Покупают и издают со страшной силой.
Д.Б.: У вас 1 издательство?
А.Р.: Да. Да их два в России всего. Если не читать небольших, типа «Прозаика».
Д.Б.: У вас Эксмо и АСТ?
А.Р.: Только АСТ.
Д.Б.: И там никаких сроков, темы?
А.Р.: Нет. Пиши, приноси.
Д.Б.: Есть ли у вас ощущение, что сегодня появился запрос на серьёзные тексты? В театрах идёт серьёзная драматургия. Упали резко продажи суррогатных жанров, вроде дамского детектива. Аудитория прыгнула куда-то.
А.Р.: Конечно. Нельзя предлагать всякую гадость под видом конфетки. Однажды люди будут раздражены и отвернутся. И спрос надо формировать. Если вы не знаете, что существует на свете Мерседес, вы не захотите его купить.
Дмитрий Быков: Андрей, вы не по наслышке знакомы с российской судебеной системой и так называемой пенитанциарной. Что в ней надо менять?
Андрей Рубанов: Надо менять арестантов. Их количество должно быт ьуменьшено. Она не справляется с таким количеством народа.
Д.Б.: Там вроде что-то наметилось.
А.Р.: Тенденции намечаются, но они будут ещё 30 лет намечаться.
Д.Б.: А почему там сажают?
А.Р.: Так проще. Проще всего упечь и забыть. Я думаю, что мы с вами состаримся при такой же ситуации.
Д.Б.: Если не случится что-то масштабное.
А.Р.: Даже если случится, государство у нас никогда не переживало по поводу граждан, а уж по поводу осужденных тем более. Так будет ещё долго.
Д.Б.: Очень интересно, почему такой уклон, почему так мало оправдательных приговоров, почему в России было всегда. Почему так?
А.Р.: Таков принцип отношений государства и гражданина. Каждый существует для себя. Договора между ними никакого не было никогда. Государство карает, угрожает.
Д.Б.: Но не помогает.
А.Р.: Никогда. В лучшем случае оно не мешает. В худшем - расплющивает.
Д.Б.: Между ними идёт война на взаимное уничтожение.
А.Р.: Это вооружённое перемирие. Это накопленное веками непонимание, отторжение.
Д.Б.: А то, что сейчас пытаются сделать о том, чтобы меньше сажать, это пока риторика, или какие-то подвижки имеются?
А.Р.: Только риторика. Нужны серьёзные меры, люди, которые всё этот будут делать. Те люди, которые вчера сажали, никого ен отпустят на поруки. Они не умеют так делать. Им по 60 лет, они себе уже всё отъели. Им это не нужно. Нужны новые персоналии этому государству.
Д.Б.: Если бы вам серьёзно предложили войти в общественную комиссию, либо в комиссию по законопроектам, вы бы отказались?
А.Р.: Да. Я в политике не силён. Я просто не считаю себя таковым.
Д.Б.: А в текстах вы и далее будет бороться за то, чтобы смягчить нравы в этой области?
А.Р.: Без этого нельзя. Если мы строит общество демократическое, а это тоже диктатура, диктатура большинства, но суды нужны. Другое дело, где их взять. На местах суды незваисмы может быть. Ситуация совершенно удручающая.
Д.Б.: И не в 90-ые, ни потом послаблений не было? Если была свобода, то это скорее был произвол? Я имею в виду судебную систему.
А.Р.: Судья, как привило, выносит приговор на основе личного впечатления, если ему не занесли денег, или если он не молодой идеалист, который хочет поломать систему.
Д.Б.: Или если не звонили сверху.
А.Р.: Да. У меня было дело политическое, заказное, я не хочу ничего плохого сказать про своего судью, потому что он мне мало дал, а мог бы больше. Но он не произвёл впечатление неподкупного человека, который каждую букву уголовного дела со всех сторон рассматривал.
Д.Б.: Как вы следите за делом Ходорковского?
А.Р.: Я не слежу. Я там свечку не держал. Я не знаю, за что он находится в местах заключения. Я не считаю себя в праве вообще говорить об этом. Если человек на нарах, то он в беде. Надо пожелать ему оттуда вернуться, а потом уже разбираться. Другое дело, что превращение его в политическую фигуру или национального героя - это ошибка. В нашей стране миллиардер никогда национальным героем не будет.
Д.Б.: Сейчас он не миллиардер.
А.Р.: Не важно. Толстосум. Выйдет и уедет в любую точку мира, купит себе отель. Делается это с его согласия, молчаливого или прямого. Превращение его в некое знамя либерализма.
Д.Б.: Я считаю, что он уже заложник этой ситуации.
А.Р.: Я считаю, что это ошибка.
Д.Б.: А есть ли в России политическая фигура, которая вызывала бы у вас откровенные чувства?
А.Р.: Нет. Никого. Надо вспоминать, чтобы вменяемые лица назвать, вроде Никиты Белых, за которого я в своё время голосовал как дурак, когда они проиграли с Хакамадой выборы, и не прошла СПС. Тогда правый фланг был раздавлен в политическом спектре российском.
Д.Б.: А так вы по взглядам ощущаете себя правым?
А.Р.: Ну да. Я хотел бы заниматься искусством и не лезть глубоко в это. Я должен заботится о человеке.
Д.Б.: Человек ведёт себя хорошо, когда ему есть за что жить. А это с политикой тесно связано. А я рад, что Белых - довольно вменяемая фигура из названных вами. Это более интересно, чем большинство правых. Есть ли у вас к Советскому Союза остатки симпатии? Или это было больное обречённое общество?
А.Р.: Никогда не было больным обществом для меня. Там прошло моё детство. Я против того, чтобы Советский Союз называть чем-то больным. Потому что "Уважение к минувшему - вот черта, отличающая образованность от дикости". Поэтому давайте помнить хорошее, что произошло в Советском Союзе. А о плохом ещё кроме нас найдётся масса желающих поговорить. Те же самые итальянцы потеряли свою империю 1500 лет назад. Она сгнила, пришёл варварский царь, отнял у императора мальчишки... Это было давно, но они рады, гордятся и считают себя культурной нацией. Давайте мы тоже будет гордиться, что мы были хороши, сильны. Мы кормили полмира, у нас был Гагарин, Третьяк, Тарковский, Высоцкий, Чкалов. А страна не знает своих героев. Особенно молодёжь. Вот это ужасно.
Д.Б.: Как складываются ваши отношения с кинематографом? Они должны у вас сюжеты хватать.
А.Р.: Они по большей части не читают книг. У меня в среднем раз в год происходит контакт с режиссером, который хочет что-то снимать или пытается заказать сценарий. Но дальше слов и деклараций дело не идёт.
Д.Б.: А с чем вы это связываете? Почему все кричат о кризисе сценариев? У вас же есть готовые сценарии.
А.Р.: Об этом кричат непрофессионалы. Профессиональные сценаристы знают, что сценарии есть. Нужно просто со сценаристом разговаривать, оплачивать работу. И тогда сценарий будет. Ничего в этом особенного нет. У нас нет рынка просто.
Д.Б.: А на каком материале вы бы хотели писать?
А.Р.: Я недавно закончил для Аглаи Курносенко писать. Хороший сценарий. Но с другой стороны тема меня не интересует.
Д.Б.: А про что у вас там?
А.Р.: Антиутопия, вымышленное будущее. На основе романа "Живая земля". На основе этого мира написана притчевая история.
Д.Б.: Это она вас нашла и к вам обратилась?
А.Р.: Да.
Д.Б.: Письмо от Сергея: "Темы политической элиты в РФ достаточно сложна. Как было писано у Рязанова в "Гараже": "Вы занимаетесь тем, чего нет". А кто вы по основной профессии? какое у вас образование, где бы вы хотели учиться на писателя?
А.Р.: На писателя учиться невозможно. Этому учатся всю жизнь. Для этого нужно родиться с желанием карябать бумагу. Учился я на журфаке МГУ. Застал старую профессуру. Татаринова, Кужборскую. Штудинер, он мне преподавал и учил разговаривать по-русски. Ушёл я с 3 курса, потому что мне нечего было есть, и я думал, что всё знаю про журналистику.
Д.Б.: А рассказ про посещение журфака, это правда?
А.Р.: Да.
Д.Б.: Сходили выпили?
А.Р.: Да. И никто нас не прогнал.
Д.Б.: Приятно. Хотя он не учил журналистике, он учил гораздо большему. Он учил адаптироваться к реальности и извлекать информацию.
А.Р.: Меня он научил неортодоксальности, свободе.
Д.Б.: У Ясина был дух. Верно ли, что русский бизнес до сих пор не знает ни закона, ни правил и остаётся довольно криминальным делом?
А.Р.: Нет. Законы он знает, там свои правила давно сформированы. Всё все знают, просто это закрытая система.
Д.Б.: А честный бизнес возможен?
А.Р.: Нет. Точнее возможен между мною и моим партнёром деловым. Мои отношения с государством не могут быть честными по определению.
Д.Б.: Потому что государство заинтересовано вас сожрать.
А.Р.: Нет. Либо оно ко мне равнодушно, либо хочет получить какие-то блага. Но такова матрица.
Д.Б.: Новая Газета выдвинула теорию о том, что гибель Буданова могла быть результатом конфликта с вором в законе. Вы можете допустить такого вора в законе и такой конфликт?
А.Р.: Воры в законе - это ребята очень осторожные. Зачем им валить такого шумного парня как Буданов?
Д.Б.: Институт городского самоуправления сильно деградировал в 90-ые, когда всё покупалось?
А.Р.: Нет. Он не деградировал, он переродился.
Д.Б.: Но влиятельность он сохраняет.
А.Р.: Да. На уровне низовом он существует. По сути это разновидность бизнеса.
Д.Б.: Можно и так сказать. Там существует некая воровская идея. Её приверженцы рекрутируются постоянно.
А.Р.: То есть вы не думаете, что такое шумное политическое убийство могло бы входить в социальную задачу?
Д.Б.: Я не стал бы гадать.
А.Р.: А как вы относитесь к возможности новой кавказской войны?
Д.Б.: Она там уже идёт. Мы узнаём о каждом 5 убийстве. А у меня там друзья пытаются работать. Это депрессивный регион. Там патовая ситуация. туда нужно вкачивать кошмарные деньги, полки приводить, строить заводы. Но сейчас это патовая ситуация. оттуда все приезжают в крупные города.
Д.Б.: У кого-нибудь, кто с вами вместе начинал бизнес, удачно сложилась биография? Получились ли из них крупные воротилы?
А.Р.: Крупные воротилы - птицы редкие. Один-два стали. Другие нормально себя чувствуют. Третьи на моих глазах с нуля вышли на какие-то серьёзные уровни. А большинство пропало.
Д.Б.: Они знали, на что идут.
А.Р.: Ну не знаю. Я был тогда молод, мне было наплевать на всё. Мне было очень интересно. Мне было тогда хорошо.
Д.Б.: Складываются ощущения, что отношение мужчины и женщины вы рассматриваете как войну. Это так или это не война, а мирный, идиллический сценарий?
А.Р.: Идиллический сценарий возможен. Женщину нужно любить, тогда она будет любить тебя и уважать. И вообще я не сексист. Если вы захотите с женщиной вести войну - ведите, только зачем?
Д.Б.: Очень занятная была работа у Елены Иваницкой, замечательного критика. Работа "Феномен интересного". Она там пыталась выяснить, что в прозе интересно. Что-то, что человек может соотнести со своей биографией, резкая смена событий, описание эротики. Что такое интересная книга? Что вам интересно?
А.Р.: Мне интересно всё. Сейчас мне интересна частная жизнь. но чтобы сделать интересную книгу, нужно знать правила. Это ремесло. Это прикладная вещь. любой сферой жизни можно заинтересовать читателя. На любую тему можно написать захватывающую вещь.
Д.Б.: Я не думаю, что сейчас можно написать интересный производственный роман.
А.Р.: Я пытался написать такой роман, но он провалился. роман про банкира, который экономил своё время со страшной силой и влюбился в подчинённую.
Д.Б.: Это можно назвать современной модификацией производственного романа.
А.Р.: Да. Рахметов такой. Хотя меня потом упрекнули, что я не читал Чернышевского. А я думал, что Рахметова ещё помнят, а его забыли. И такой роман был сделан. он продался, но я ожидал большего.
Д.Б.: А для вас как продаётся книга - значимая характеристика?
А.Р.: Да. Я пытаюсь нащупать какие-то способы, чтобы сделать бестселлер.
Д.Б.: А какой тираж нормален для русского бестселлера? 150?
А.Р.: 150 мне не светит. Но 50 может быть. Я имею в виду бумажные книги.
Д.Б.: Чтобы книга была интересной, что тут нужно? Быстрая сюжетная динамика или точные попадания в нерв, чтобы читатель понял, что вот это про него?
А.Р.: Каждый никогда не ощутит, что это про него. Если говорить об интересе, то это прикладная вещь. Этому учат. Сделать книгу интересной не сложно. Но нужно работать.
Д.Б.: Она должна быть интересной не только за счёт смены событий. Там должны быть внутренние совпадения.
А.Р.: Нет. Просто врать не надо. Если ты не был таксистом, то не пиши жизнь таксиста. Ты всё время иначе наврёшь.
Д.Б.: Есть сферы, в которых каждый считает себя профессионалом: футбол и журналистика. Из того, что вы сами читаете из прозы западной, вы можете извлечь какие-то уроки, или нам годятся только наши ноу-хау?
А.Р.: Нет. Как цеховой человек я взял много у Брэта Эллиса. но это человек 80-ых. Это "Гламорама", "Американский психопат". Я всего его прочёл. И он не старый, он ваш ровесник.
Д.Б.: У него ещё все впереди.
А.Р.: Он считает, что наоборот.
Д.Б.: А чем он вам симпатичен? некоторым проникновением в суть нынешнего пустого гламурного времени?
А.Р.: Да. Жёсткостью, прямотой, стилем. "Гламораму", кстати, переводил Кормильцев.
Д.Б.: Странное дело, я не воспринимаю Кормильцева как мёртвого. Мне всё время кажется, что он скрылся в Перу и там живёт. У вас нет такого?
А.Р.: Я не знал его лично.
Д.Б.: Я вроде и на похоронах его был, но вроде он был так непохож, или у меня всегда было ощущение, что он всех одурачит, я до сих пор верю, что Мориссон сбежал, так и про Кормильцева верю.
А.Р.: Это значит, что его тонкое тело ещё с нами.
Д.Б.: А период увлечения контркультурой у вас был? Где всё это сейчас?
А.Р.: Осталось со мной. Я иногда сижу на кухне, бренчу. И слушаю периодически. И сочиняю. Одна песенка в годы вылезает.
Д.Б.: Но вы не исполняете?
А.Р.: Нет. Только дома.
Д.Б.: Есть ли у вас какое-то ноу-хау по воспитанию сына, или вы надеетесь на природу?
А.Р.: Никаких ноу-хау нет. Ему 17 уже. Надо думать о следующем ребёнке, а этот парень уже сформировался.
Д.Б.: А следующему сколько?
А.Р.: Нисколько.
Д.Б.: А как вы себе представляете своего среднестатистического читателя? Или вы не думаете о нём?
А.Р.: Я его вижу, они приходят ко мне на встречи. Это мужчины 30 лет с хорошими русскими лицами. Они похожи друг на друга. Они очень светлые люди. Читают. Это мой читатель. А так разные люди. Я бы хотел быть интересным широкому кругу.
Д.Б.: Я понимаю, но есть ли у вас ощущение, что эти мужчины простаивают? Они и вас читают, чтобы преодолеть ценностный кризис.
А.Р.: Не стоит ничего. Они несут в себе семя, матрицу, гены. Они родят сыновей. Если сейчас они не выстрелили, значит выстрелят их сыновья.
Д.Б.: Вы не простаиваете ни секунды, как я понимаю. Какая будет ваша следующая книга?
А.Р.: Сборник рассказов.
Д.Б.: Как будет называться? Опять про себя будет?
А.Р.: Опять про себя, но буду и вещи от третьего лица, сделанные в стиле Бунина.