А. Б. Ковельман: Запрет на фигуративное искусство, изображение людей и тем более Бога в иудаизме и исламе хорошо известен. Вначале 1 в. Филон Александрийский, следуя Платону, который изгонял из своего «Государства» по

Вид материала

Документы

Содержание Talmud Tora А.Б. Ковельман М.В. Дмитриев А.Б. Ковельман А.Б. Ковельман М.В. Дмитриев А.Б. Ковельман Ю. Шаповал А.Б. Ковельман А.Б. Ковельман А.Б. Ковельман С.И. Головащенко А.М. Шпирт А.Б. Ковельман Ф. Дорофеев А.Б. Ковельман Е. Петриковская А.Б. Ковельман М.В. Дмитриев ИСЛАМ Р.М. Шукуров ... Полное содержание

Подобный материал:

• Царь Давид в исламе и иудаизме, 21.95kb.
• Из истории геометрических построений циркулем и линейкой, 20.83kb.
• Программа: Вы узнаете, в чём отличие ислама и христианства, православия и католицизма,, 19.68kb.
• Магия Арбателя, 393.09kb.
• Центр "синтез" Н. И. Сиянов. Триумф Виджл-воина. (Конспект), 693.84kb.
• Талантливая жизнь, 340.98kb.
• Урок 15, 526.57kb.
• Слово — Слава — Премудрость: богословско-философские основания ветхозаветной ономатологии, 271.66kb.
• Обзор сми за ноябрь 2011 г. /часть 1 Не навреди!, 1450.5kb.
• Изобразительное искусство блокадного Ленинграда, 239.79kb.

Райвола, 8 июля 2008 года.

Workshop:

Священные книги и религиозное знание в иудаизме и исламе (Средние века – раннее Новое время).

Еврейская традиция (А. Б. Ковельман).

Ислам (Р. М. Шукуров).

А.Б. Ковельман:

Запрет на фигуративное искусство, изображение людей и тем более Бога в иудаизме и исламе хорошо известен. В начале 1 в. Филон Александрийский, следуя Платону, который изгонял из своего «Государства» поэтов, художников, трактовал заповедь о запрете сотворения и почитания кумира, согласуясь с философией Платона, который ратовал за умственное, а не аффективное постижение природы и Бога. В «Десяти заповедях» Филон писал:

«И хотя заблуждаются те, кто как богам служат и поклоняются солнцу, луне, небесам, вселенной и главным ее частям, - да и как им не заблуждаться? - и при этом они подданных ставят выше Властелина, все же они творят меньшее зло, чем изготовившие изображения из дерева и камня, серебра и золота и других материалов по выбору своему. Они наполняют весь обитаемый мир изваяниями каменными и деревянными и другими изделиями рук человеческих посредством ваяния и живописи и наносят большой ущерб жизни человечества.

Ведь они подрывают важнейшую опору души: должное воззрение относительно Бога вечноживого. И подобно судам без балласта, придающего им устойчивость, их все время бросает в разные стороны, и никогда не достичь им гавани, не бросить якоря в заливе истины, потому что ослепли они по отношению к тому, к чему присмотреться нужно, и где необходим зоркий глаз.

И думается мне, что они несчастнее лишенных зрения физического. Последние не по воле своей пострадали: либо из-за тяжкой болезни глаз, либо стали они жертвой происков врагов. В то же время первые (слепцы духовные) не только произвольно притупили зрение души, но даже решили полностью от него избавиться. И потому (слепцы физические) достойны жалости как люди, которых постигло несчастье, а (слепцы духовные) наказания заслуживают как люди негодные, которые среди прочего не поняли простого и совершенно ясного, известного даже несмышленому младенцу, т.е. что умелец превосходит содеянное его руками в отношении временном, ведь он старше созданного им и в известном смысле является его отцом, и превосходит его также в отношении качественном, ибо деятель больше содеянного… И хотя это ужасно, есть нечто еще более страшное. Я знаком с художниками, которые молятся и приносят жертвы творениям рук своих. Лучше бы они поклонялись одной из своих рук, а если не желают того, чтоб не прослыть самовлюбленными, то пусть бы служили молоту и верстаку, щипцам и другим инструментам, при помощи которых обрабатывали материалы...».

А в «Добродетелях» Филон указывал: «С тех пор <…> как стоит этот Храм, он не знал ни единого рукотворного изображения, ибо там пребывает истинный Бог; творенья же художников и ваятелей суть подражанья зримым богам, а запечатлевать Бога незримого считалось нашими предками неблагочестивым дело».

Мнение о том, что единственной отрадой еврейских и исламских художников стала книжная миниатюра и декоративная растительная живопись, действительно весьма распространено. Однако реальная ситуация во время Филона, в эпоху эллинизма, была кардинально иной.

На это указывают найденные археологами в синагогах Ципории (5- 6 в.), Тверии (Хаммат Тверия) (4 в.) и в Дуро Европосе (3 в.) мозаики и фрески с не только декоративной, но и чрезвычайно богатой фигуративной живописью.

Обнаруженная в 1932 г. Дуро Европосе (Сирия) синагога из-за своих росписей была первоначально принята археологами за византийскую церковь. Помимо декоративных росписей, росписей на различные ветхозаветные сюжеты (жертвоприношение Исаака, получение Моисеем Торы, исход из Египта, введение Иезекииля) на стенах синагоги можно найти также изображение мифических животных (кентавры), греческих богов (Гелиос), знаки зодиака (козероги), времена года. Мозаику с 12 знаками зодиака можно также увидеть в синагоге в Тверии. Росписи синагоги были выполнены в духе римско-греческой живописи, по всей видимости, разными мастерами. Росписи в синагоге исполняли те же образовательные функции, которые будут выполнять иконы на Западе.

В росписях синагоги Дуро Европос (в росписи, изображающей, жертвоприношение Исаака) присутствует изображение божественной руки, которая является аллегорией bath kol (голоса с небес, Божественного голоса). Этот мотив был подхвачен христианской иконографией (manus Dei). Богатая фигуративная живопись синагоги в Дуро Европосе стала сенсацией, хотя к этому времени исследователи уже знали о существовании еврейской традиции фигуративной живописи, которую считали потерянной и оставившей след в позднейшей христианской иконографии.

Обнаруженные мозаики и фрески в других синагогах (в Ципории и Тверии) показывают, что богатая еврейская традиция фигуративного искусства существовала по всему региону и ритуальное сакральное изображение играло огромную роль как в диаспоре, так и в Палестине.

Когда же иудаизм стал отвергать подобного рода изображения? По всей видимости, это было связано с началом иконоборческого движения и арабским завоеванием. В 8-9 вв. в Византии произошло столкновение между иконоборцами и иконопочитателями, в результате которого иконопочитание торжествует, а иудаизм застревает на стадии иконоборчества. То же самое происходит и в исламе.

Можно поставить интересный вопрос: чтобы было бы с традицией фигуративного искусства в иудаизме, если в Византии победила партия иконоборцев? Этот вопрос в высшей степени риторический, поскольку христианству образ необходим не только из-за теологических особенностей (идеи обожения), но и из-за конкретных исторических обстоятельств. Пришедшие во время Великого переселения народов варвары и создавшие на обломках Римской империи свои государства в своей массе не умели ни читать, ни писать. Поэтому образ для них становятся единственным способом, посредством которому они могли узнавать, учить и понимать Священное писание.

Христианство рассматривало иудаизм как мать. Однако в действительности раввинистический иудаизм и христианство появляются в одно время... и в одном месте. Еще сравнительно недавно упор делался на греко-римском контексте раннего христианства. Однако в последнее время тенденция изменилась: все больше внимания стало уделяться палестинско-еврейским истокам христианства.

Где же находилась та точка бифуркации между раввинистическим раввинизмом, рождающимся после разрушения Храма, и христианством? Эту точку мы можем найти у апостола Павла, а именно в его дискуссии о вере и делах. Для Павла, Тора вторична, дела первичны. В раввинистическом иудаизме такой дискуссии нет. Однако есть дискуссия о первенстве изучения Торы или благих дел (выполнинея заповедей). Когда евреи приняли Тору, они сказали: “”Naase venishma” — “Сделаем и услышим” (Исход 24:7). Они согласились подчиниться еще до того, как узнали, в чем состоят их обязанности. Дела – это “maase”, но только после получения Торы («послушали и сделали»).

Для Павла истина – это Иисус, а Тора – это покрывало. Христиане видят, что находится за покрывалом. Мы же видим, что внутри двух религий, христианства и иудаизма, идет тот же самый спор о знании, гностическом знании... Павел, находящийся под влиянием эллинистического иудаизма, следует за греческой логикой, согласно которой есть видимое, воспринимаемое чувственно и сущее. Для раввинистического иудаизма такой логики и такого разделения нет. Есть Тора и это все. Вопрос в том, сколько мы можем пройти, чтобы постигнуть Тору. Есть несколько путей толкования текста, но ни один из них не отвергает предыдущего. Буквальное понимание не отвергается аллегорическим, мистическим и.т.д.

Изучение Торы, - Talmud Tora - становится одной из главных заповедей иудаизма...


М.В. Дмитриев:

Спасибо за очень интересный доклад. Однако нам очень хотелось бы узнать о критериях религиозного знания в иудаизме. Соответственно мой вопрос касается критерия сакрального знания, который в православной, восточнохристианской традиции, выражается через Священное предание. Как в этом случае можно соотнести иудейскую и христианскую традиции? Поскольку Аркадий Бенционович Ковельман упомянул проблему апофатики, поскольку я хочу поделиться с моими ощущениями после прочтения литературы по пониманию священного предания в восточнохристианской литературе, моими ощущениями после прочтения книги Сергея Аркадьевича Иванова по византийского юродству и книги по первым пустынникам. Там выясняется следующее. Во-первых, живое предание оказывается важнее, чем Священное Писание, Библия. Во-вторых, когда речь идет о святой глупости, представленной в феномене юродства, то подчеркивается скрытость... и то, что «бут», юродивый, ближе к Богу, чем небезумный. Повторяется мотив, что на самом деле Библия как таковая несуществена. К этому можно вспомнить прекрасные слова С.С. Аверенцева о том, что христианство – это культура перевода. Христос говорил по-арамейски, что было передано, было написано на греческом. От этого момента во многом отталкивается традиция апофатизма, традиция Дионисия Ареопагита. А как нам уже рассказала Николь Леметр, схоластика эту традицию нейтрализует. Католики говорят о критерии истины как о соборах, Папе, университетах, протестанты только о Писании (solo scriptura, solo gratia)… В православии есть живое предание, невербализованная икона, теория апофатизма... и здесь, на мой взгляд, идет смыкание с иудаизмом... Ведьт как можно понять в иудаизме вместо словесного критерия истины, слова, как критерия истины предлагается бессловесный образ. Как мы будем объяснять критерий к истине с одной стороны католиков, протестантов и православных, а с другой мусульман и иудеев? Как эта проблема решается в живущем иудаизме?


А.Б. Ковельман:

По этому поводу есть очень известный мидраш (Менахот 29б).

«Поднялся Моше на небеса, чтобы получить Тору, и увидел, что Всевышний украшает буквы Торы венчиками. Моше спросил Всевышнего: "Владыка мира, зачем Ты это делаешь?" Ответил ему Всевышний: "Через много поколений должен родиться человек по имени Акива бен Йосеф. Он будет извлекать из каждого венчика на этих буквах тысячи тысяч законов". Сказал Моше: "Владыка мира, дай мне увидеть этого великого человека". Сказал ему Всевышний: "Смотри". (В этот момент Моше увидел, что находится в ешиве раби Акивы.) Прошел назад, сел в восьмом ряду (где сидели ученики, и начал слушать мудреца, дающего урок), но не понял, о чем идет речь; тут силы оставили его. Когда добрались до одного вопроса, ученики спросили раби Акиву: "Учитель, а это откуда? (На что опирается твое утверждение, где его источник?)" Ответил им раби Акива: "Такова алаха, полученная Моше на Синае".

Все, что говорит любой учитель и что отвечает ему его ученик – это все Тора Моше...

Что есть на практике? Экзегетическая традиция возникает вместе с переводом Торы на греческий язык в 3 в д.н.э. Иудаизм можно сравнить с александрийской школой. Толкование Библии находилось под сильным влиянием александрийской школы платонизма. Из той же самой школы во многом произошло христианство. Можно сказать, что основа христианской и еврейской экзегезы одна и та же. Это Филон Александрийский, Аристей...

В 3-7 вв. в Палестине и в Вавилонии создавался Талмуд. В этот период была выработана система выявления и толкования библейских законов. Она в измененном виде включала греческие силлогизмы, при помощи которых из Торы можно вывести все что угодно в пределах традиции. С другой стороны, присутствует совершенно нелогоцентрическая традиция дискуссии, в которой ни у одного из участников спора нет претензий на последнюю истину.


М.В. Дмитриев:

Как все это перевести в язык христианской культуры? Как объяснить, что западное мышление не всегда работает? Возможно, что можно достичь с помощью византийской патристики.


А.Б. Ковельман:

Это не то. Речь не идет о том, что пришел какой-то следующий учитель...


М.В. Дмитриев:

В оптике христианства Предание не закончено, оно продолжается, продолжается в монастырях… Об этом писали Хомяков, Киреевский...


А.Б. Ковельман:

С точки зрения иудаизма, носителем Торы, носителем предания, является «народ Израиля». Евреи не только получатели, но и носители Торы. Еврейский народ обязан учить Тору. Однако в то же время одновременно есть и аристократия, которая толкует Тору...


М.В. Дмитриев:

В православии есть «церковный народ». Почему в Византии был отвергнут Флорентийский собор? Все византийцы, монахи и темные лавочники, знали, почему нельзя принимать решения Флорентийского собора. Между восточнохристианской традицией и иудаизмом есть некое сходство, но непонятно, как все это рационализировать с точки зрения преподавания, с точки зрения языка....


А.Б. Ковельман:

И в иудаизме есть понятие “Knesset Israel”, «кнессет Исраэль». На современном иврите – это парламент, законодательное собрание. Израиль – единственный в конечном счете носитель истины... По этому поводу есть существенный эпизод из Талмуда. Одному раввину задают галахический вопрос о жертве, приносящейся на Пасху, которая выпадает на субботу. По законам субботы на территорию храма нельзя пронести нож. Мудрец не мог ответить на этот вопрос, но, придя в Храм, он увидел, как простые крестьяне прячут ножи в шкуре своих баранов и тем самым не нарушают субботних законов, поскольку ножи проносят животные, а не люди.


Ю. Шаповал:

Аркадий Бенционович, Вы часто цитировали мидраши, которые весьма вольно относятся к библейскому тексту, к некоторым религиозным канонам. Скажите, пожалуйста, какие все же в мидрашах границы позволенного?


А.Б. Ковельман:

В мидрашах есть такая фраза, когда кто-то толкует какую-то вещь, то ему говорят: «Замолчи!» В мидраше можно вывести все что угодно... в нем отсутствуют правила греческой логики. Но Вы не можете сказать, что Бога нет, но можно сказать, что Бог дал Израилю «гет», т.е. разводное письмо. Так в трактате Гиттин приводится рассказ о плотнике, о его хитром ученике и жене плотника. В нем рассказывается, как ученик хитрым образом подговорил плотника развестись со своей женой. После этого он взял в жены свою вывшую хозяйку и сделал плотника своим слугой. Тогда на небесах было принято решение разрушить Храм. Храм был разрушен из-за несправедливости в отношении одного человека, плотника. В конце этого трактата приводится метафора о разведенных жене и муже, как Израиле и Боге.


Т. Хижая:

А обсуждается ли вопрос о существовании Бога?


А.Б. Ковельман:

Надо знать, что ответить сомневающимся в существование Бога. Есть также аргументация в пользу существования Бога.


Ю. Шаповал:

Я хотела бы отметить роль языка иврит в еврейской религии. Слово и буквы имеют в иудаизме очень большое значение. Например, многие каббалистические практики основаны на медитации на буквах…


А.Б. Ковельман:

Сам текст Торы в иудаизме играет огромную роль. С. С. Аверинцев, который писал еще в те времена, когда нельзя было произносить слово «еврейский», говорил л ближневосточном рассказе о гибели р. Ханины бен Традион. Его оборачивают в свиток Торы и сжигают, а мудрец видит взлетающие буквы Торы. С точки зрения иудаизма, текст Торы содержит все.


С.И. Головащенко:

Аркадий Бенционович, скажите, пожалуйста, об отношении евреев к окружающим народам и к государствам, в которых они жили.


А.Б. Ковельман:

Какое было отношение к государствам, в которых живут евреи? В Вавилонии в 3 в. было выработана концепция “dina de’medina (malchuta) dina”. Это означает, что закон государства – закон. Что это значит? Галаху каждый еврей должен знать, однако закон государства должен соблюдать. Это не означает, что среди евреев нет и не было мошенников и убийц. Другой вопрос об отношении евреев к тому или иному обществу, в котором они живут. В страшное время, когда их преследуют, евреи могли ощущать себя в Египте или в Персии в годы Ахашвероша. Но они могли хорошо относится к законам и государствам. Средневековые евреи любили Испанию, немецкие евреи были патриотами Германии.


А.М. Шпирт:

Аркадий Бенционович хорошо показал, как на еврейскую культуру в эллинистическую эпоху воздействовала греческая культура, а также культуры соседних народов. Между тем прежде эти воздействия традиционно считались минимальными и затрагивающими лишь внешние стороны еврейского мировоззрения. Еврейская культура, продолжающая и развивающая традиции прошлого, противопоставлялась тем внешним влияниям. Между тем Аркадий Бенционович хорошо показал обратное. Культурные воздействия не закончились и после. Поэтому сравнительная история религиозных традиций на примере иудаизма возможна. Но, на мой взгляд, говорить об иудаизме в сравнительном плане в контексте некоторой иудейско-христианской традиции представляется невполне верным. Такой аспект носит скорее отвлеченный богословский характер, чем конкретный, исторический. Более того, несовсем адекватным мне кажутся сравнения иудаизма и восточного христианства и противопоставления результатов этих сравнений опыту отношений между иудаизмом и западным христианством, поскольку якобы дискурсы и нарративы как иудейской, так и православной традиции не строятся на законах «западноевропейской логики». Я хочу сказать пару слов о т.н. «внутренней аккультурации» евреев в Средние века.

Работы Исраэля Юваля и Эвимелеха Горовица¹, посвященные взаимоотношений евреев и христиан в Средние века вызвали резкие возражения и споры, в том числе и в самой академической среде. Результаты их исследований демонстрируют, что, несмотря на обострение вражды между евреями и христианами продолжалось столь характерное для более ранних периодов «перетекание» идей, в том числе и заимствование евреями важных элементов религиозного мировоззрения их христианского окружения.

Так, в одной из своих статей И. Юваль демонстрирует влияние христианского окружения на формирование еврейских мессианских концепций и движений в Средние века ². В этом смысле Юваль предлагает ревизию концепции Гершома Шолема и (позднего) И. Бера, согласно которой влияние средневекового христианства на современное ему еврейство касалось лишь второстепенных деталей религиозной мысли или культа, не затрагивая сферы «аутентичного еврейского духа» ³.

Термин «внутренней аккультурации», введенный А. Маркусом объясняет механизмы восприятия европейскими средневековыми евреями христианских образов. Он пытается показать, что некоторые христианские догматы были известны евреям, которые воспринимали их, переоценивали и использовали в собственных ритуалах ⁴. Так, Маркус указывает на сходство использования печений, изготовленных в виде еврейских букв во время бар мицвы и первым принятием причастия. Использование евреями христианской символики, таким образом, имело целью опровержение христианской веры в причастие, но одновременно указывало, что именно Тора с ее святыми буквами является истинным хлебом и телом Господним, но не евхаристия с ее телом Христа ⁵. При этом подобное использование христианских догматов указывает не только на знакомство евреями с христианством c ее внешней стороны, но и на осознание ими интернализации обряда Причастия, доктринируемого христианскими схоластами в XIII в ⁶.

Второе замечание касается якобы отсутствия в иудаизме догматизма. Действительно, в иудаизме в отличие от христианского никейского символа веры или ислама (шахада) не было то, что можно назвать символом веры. Однако иудаизм – это религия не стоящая на месте и затем то, что можно назвать догматизмом в иудаизме появляется. Я имею в виду т.н. 13 основ веры, которые приписываются Маймониду, а с 14 в. вошли во все еврейские молитвенники. В этом контексте следует также рассматривать работу по кодификации галахи, которую также вел Маймонид («Мишне Тора» и «Сефер мицвот») и которая была продолжена многими раввинистическими авторитетами. «Шульхан Арух» - это общепризнанный сборник еврейского права, согласно которому жили и живут все еврейские общины до сих пор. Следует также отметить, что книгопечатение стало в этом плане серьезным этапом в фиксации еврейского права.


А.Б. Ковельман:

Решение Маймонида – это не догматика, это личное мнение Маймонида. Это не некая догма, которая отделяет правоверного от неправоверного. Это есть положения иудаизма, изложенные одним из еврейских учителей. Это не аналог credo, может быть только метафорически.


Ф. Дорофеев:

По поводу вопроса М. Дмитриева, как объяснять своеобразную логику иудаизма или отсутствие логики, как это сравнивать с христианством, то я отвечаю: сравнивать не надо. Большинство учебников и пособий показывают, что иудаизм – это какое-то недоразвившееся христианство или христианство – это переродившийся иудаизм. Получается, что дается оценочное суждение, одно лучше, другое хуже. Я говорю, что иудаизм – это совершенно другая религия. Это самобытная культура и это надо понимать. Я делаю так, как делает Аркадий Бенционович. Я даю им мидраши. И студенты понимают, что это совсем другое.


А.Б. Ковельман:

Вы абсолютно правы. Начинать с теории и раскручивать теоретическую сетку – это не будет работать. Попытка преподавать Талмуд и раввинистическую литературу с теории – это то же самое, что рассказывать французским студентам о поэтике Толстого и Достоевского, которых они не знают. Людям, которые это не читали, бессмысленно что-то рассказывать. Я еще раз обращаюсь с просьбой: читайте мидраши из «Антологии». После этого можно говорить о филологической ткани текстов и начинать что-то говорить о теории...


Т. Хижая:

Я хотела бы сказать об удивительном совпадении с мнением Федора Дорофеева. С.С. Аверенцев, выступая на одной из конференции, как раз говоррл о радикальном различии европейского мышления от ближневосточного. Для Европы характерно логическое мышление, дефиниции то, что не характерно для Востока. Надо сказать о притчевой образности, которая присутствует в Евангелии, а также затем в раннехристианских коптских и сирийских текстах. И вот мне пришла спонтанная мысль, что этот подход надо принимать для раскрытия недоктринального разнообразия иудейской традиции при помощи мидрашей.


Е. Петриковская:

Мы также пользуемся «Хасидскими историями» М. Бубера. Это дает общий подход для понимания сакральной сферы иудаизма...


Ю. Шаповал:

Все-таки, как Вы относитесь к мнению об иудаизме как религии с сильной ритуальной дисциплиной, к религии, которая подобно исламу, тщательным образом регулирует жизнь людей?


А.Б. Ковельман:

Мне кажется, что то же самое можно рассказать о жизни православных монахов. Средневековая культура всегда ритуальна и ориентируется на четкие правила.


М.В. Дмитриев:

Аркадий Бенионович, еще раз большое спасибо. К сожалению, наше время подошло к концу, но к поднятым вопросам мы еще будем не раз возвращаться.

ИСЛАМ

Р.М. Шукуров:

Прежде, чем говорить о теме священных книг и религиозного знания, я хотел поговорить о более общих вещах, предшествующих основному разговору. Я хотел предложить один из возможных вариантов того, как можно рассказывать об исламе. Говоря об исламе, то в обыденном сознании есть много сугубо негативных напластований. Большой вины христиан в этом нет. Если мы будем говорить о христианстве в мусульманском пространстве, измышлений и огульных обвинений в отношении христиан и христианства будет не меньше. В мусульманском сознании христиане – это силы зла, колонизаторы, обращающие в рабство, ворующие имущество и оставляющие умирать. Зеркальное отражение в христианском обществе, мусульмане – это олицетворение неразумия, заблуждения и ошибки, приводящие к злому в социальной и политической сфере. Эти напластования надо стараться снимать в самом себе и у студентов.

Я хотел бы сформулировать три тезиса.

Прежде всего, говоря об исламе, а также об иудаизме и христианстве, немаловажно сказать о монотеизме. Монотеизм как новый тип сознания, революция в истории культуры.

Во-вторых, современный мир – слияние семитского и индоевропейского начала.

В-третьих, при обращении к исламу ни в коем случае нельзя говорить о нем как повторении и подражании иудейской или христианской традициям. Это своего рода один из ответов тем контроверзам, которые возникли между иудаизмом и христианством, ответ, превратившийся в мировую религию.

Отталкиваясь от последнего положения, я хотел бы сформулировать вкратце основной вклад ислама в монотеистическую традицию. Он выразился в принесении релятивизма, который отсутствовал в христианстве и иудаизме. С принесением этого релятивизма открываются новые горизонты для христианства и иудаизма. Этот горизонт я бы назвал исламским. В иудаизме и христианстве мы можем обозначить исламский горизонт, заключающийся в реакции иудаизма и христианства на существование ислама.

Эти темы Вам знакомы, но, тем не менее, не лишним будет озвучить их еще раз. Духовная или интеллектуальная революция монотеизма. Что имеется в виду? Монотеизм позволил нам быть несчастными. Ощущение одиночества, покинутости и брошенности, по-видимому, является монотеистической чертой. Язычники видели мир вполне гармоническим. Суть этой революции наиболее полно была показана Верестовым. Он сравнил две картины мира, языческую и монотеистическую. Что получается? Если мы возьмем языческую картину мира, то – это сфера, вне которой нет ничего. Весь мир укладывается в эту сферу, в ней есть все, и божественное и профанное. Люди – это слабые Боги, Боги – это сильные люди. В языческом мире сакральное и профанное, материальное и духовное не дифференцированы. Мы знаем имена Богов, как они выглядят, знаем их географию и историю. При определенных условиях человек может стать божеством. Первое, что приходит в голову – это обожествление римских императоров. Их покровители наверху настолько сильны, что сделали их императорами, избрали их из толпы. Если мы посмотрим на концепцию времени, то языческое время – машина по уничтожению времени. Время циклично, в конечном счете, стоящее на месте; все повторяется. Мышление пространственное, чем временное.

Если мы взглянем на монотеистическую систему, то монотеизм организует и различает материальное и духовное, профанное и сакральное, вытягивает из этой сферы все живое, а сама сфера остается мертвой зоной, мертвой материей. Все живое и духовное сосредотачивается в Боге, находящегося вне этой системы. Мы видим бинарную структуру, организующую историю. Иными словами, если сакральное и вечное находятся вне этого мира, то нет конечного. Мы получаем линию исторического развития. История в этом смысле родилась в эпоху Авраама и его Завета. Иногда мы говорим о Геродоте как первом историке, но сама идея истории возникает вместе с монотеистической революцией.

Мы сужаем масштабы произошедших изменений. Монотеизм противостоит не столько политеизму, сколько политеистическому объяснению мира в целом. Монотеизм – это другой тип объяснения мира. В наше время можно быть политеистом, атеистом, но продолжать мыслить монотеистическими моделями. Наша современная секулярная культура продолжает воспроизводить эти монотеистические модели. Прежде всего, это идея прогресса. Сейчас мы смотрим на нее как секулярную и научную, но она глубоко связана с монотеизмом и не является естественной, вытекающей из физических законов этого мира; эта одна из интерпретаций мира, унаследованной от Авраама. Это идея метаистории: придача истории некоего смысла. Я думаю, что сама постановка проблем, которыми мы занимается на этом семинаре, не была возможна без монотеистической революции. Грекам и китайцам все это глубоко чуждо.

Другая тема – это универсалистская сущность монотеистических религий. Эти религии непримиримы к язычеству и друг другу. Они делают нас несчастными. Если мы говорим о возникновении ислама, то Аравия, родина ислама, в это время включилась в зону Средиземноморья. Это произошло благодаря возникновению впервые в истории человечества глобальной экономики. Речь идет о шелковом пути. Эпоха позднего Рима, II-III вв. С Востока, Китая и Индии, на Запад идут дорогие товары, с Запада на Восток золото. На Ближнем Востоке политические взаимоотношения подчиняются логике этого глобального товарообмена. Основное соперничество здесь шло между Поздним Римом и Ираном. Основные точки этого конфликта – Кавказ, через который проходил Северный Шелковый путь, Месопотамия и Аравия, через который проходил Южный путь. Нахождение Аравии на пути шелка обусловило включение Аравии в комплекс средиземноморской жизни. В этот регион с IV в. проникает христианство, со времен Анастасия в Аравии систематически утверждается Империя. Христианство шло в двух вариантах – монофизитство, несторианство (восточная часть Аравии) и православие (западная часть). В то же время еще с эллинизма, а особенно после поражения восстания Бар Кохбы в Аравию переселяются евреи. Иудаизм в Аравии носил прозелитский характер. Некоторые арабские племена исповедовали иудаизм. В Аравии мы также видим автохтонные верования арабских племен. О них мы мало знаем. Об этих верованиях мы можем судить лишь по поздним источникам VI в., с появлением текстов на арабском языке и арабской поэзии. Северная Аравия – это религии близкие к иудейской традиции, Южная Аравия – это месопотамские астральные культы. Таким образом, ко времени проповеди Мухаммеда мы видим все ветви монотеизма как самые ранние, так и самые поздние. Из этого котла и выходит ислам. Все эти традиции оказывали на него влияние. Сам Мухаммед общался с христианами и иудеями. В то же время если мы посмотрим на североаравийскую традицию, к которой принадлежал пророк, то складывается впечатление, что арабы проделали в конце VI начале VII в. тот же путь, что и Авраам. Это было рождение монотеизма из древней двухтысячелетней семитской духовности. Но не стоит исключать влияние христиан и иудеев. Тем не менее? мы не можем говорить о прямом заимствовании. Для этого нет оснований. В раннем исламоведении Коран рассматривался как прямое заимствование священных книг христиан и иудеев. Однако сейчас мы уже не можем быть настолько уверены. Во многих случаях в Коране фиксируется древняя арабская традиция, существовавшая независимо от иудейских и христианских элитарных традиций. По Ветхому завету арабы и евреи – один народ. Арабы появились в Северной Аравии, переселившись из Палестины. Мы можем говорить о единой традиции, разошедшейся во времени, однако, чтобы это утверждать, у нас нет надежной источниковой базы. Таким образом, мнение о том, что ислам – это механическое соединение иудейских и христианских идей, не подтверждается.

Если мы перейдем к последнему тезису, то, что я имею в виду, говоря об исламских горизонтах монотеизма и что я имею в виду под релятивизмом? Это хорошо известная концепция «ахл аль китаб», «люди Книги», «люди Писания». Это доктрина имеет две ипостаси – богословскую и социальную. В своей богословской ипостаси смысл следующий. Мусульмане лучше всего знают и постигают истинного Бога, но есть некие люди, которые имеют более или менее правильное представление о божестве. Это – «люди Писания», христиане, иудеи, а также зороастрийцы. Какой смысл? Те, кто за пределами мусульманского мира и «людей Книги» – это худшие люди и они подлежат насильственному обращению в ислам. Те, кто не знает истинного Бога – не совсем люди. Такая же доктрина работала в иудаизме и христианстве.

Социальная ипостась этой доктрины – это концепция «ахл аль зимма», «покровительственные народы». «Люди Писания» находятся под покровительством мусульманского государства.

В чем заключается релятивизм? Расширяется пространство дозволенного. В классическом монотеизме существует только моя религия, в новом типе монотеизма, как исламском, существуют дозволенные религии; они не приветствуются, но дозволяются.

В основе концепции «ахл аль Китаб» лежит представление о единстве авраамических религий, сформулированное в том числе еще в Коране...


С.И. Головащенко:

Если говорить о текстуальных основах христианской традиции, то один из центральных, краеугольных вопросов тут является проблема библейского канона. Было много споров, контроверз, было сломано много копий и стрел и до сих пор присутствует несколько версий канона. Как быть с Кораном? Если можно, история этого вопроса в исламе?


Ю. Шаповал:

Коран дан на Хире в Откровении. В 8 в. возникла дискуссия о «сотворенности» и «несотворенности» Корана. Мусульманские богословы считали, что Коран – предвечное и несотворенное «слово Аллаха», их противники (муатазилиты,) придерживались противоположной точки зрения. Согласно муатазилитам, несмотря на то, что Коран сотворен Аллахом, он не является «извечным» и «несотворенным». При халифе Мутаваккиле в 9 в. эти споры закончились, и богооткровенность Корана возобладала.


Р.М. Шукуров:

После кончины Мухаммеда халиф Умар ибн аль-Хаттаб (585–644) предложил собрать воедино фрагменты записей, которые хранились у почитателей пророка. Его преемник халиф Усман ибн Аффан (575–656) поручил бывшему секретарю Мухаммеда Зайду ибн Сабиту разобрать накопленные разными людьми тексты и создать единый свод. Работа заняла примерно 6 лет (между 650 и 656). Специальная коллегия во главе с Зайдом отобрала тексты, которые сочла наиболее достоверными, все остальные версии по указу халифа Усмана подлежали уничтожению. Однако добиться этого сразу и полностью не удалось: еще в течение двух-трех веков в обращении находились неканонические версии Корана, но затем они исчезли, так же, как и фрагменты первых записей откровений.

Коран полностью состоит из речений Бога от первого лица. Это дает право противопоставить Коран Евангелию, как речению людей. Коран – чрезвычайно поэтичен. Эта форма изложения, называемая садж", заключается в том, что строки стихов заканчиваются созвучными словами, заменяющими рифму, или фразами, повторяющимися как рефрен. Хотя сам Мухаммад говорил «Аллах не учил его стихам», что проповедь посланника Аллаха – «не слова поэта».

Коран в целом бессюжетен. Коранические тексты систематизированы сугубо механически: короткие суры в конце, длинные тексты впереди. Внутри сур есть сюжеты и истории, но в целом Коран не выстраивается как некий сюжет. Это всплески откровений.


М.В. Дмитриев:

А как понимается традиция, которая была бы аналогична христианскому Преданию? Какова её роль наряду с Кораном? И тут я «держу в уме» и вопрос об отличиях в понимании роли Предания в православной культуре и в культуре католической…


Р.М. Шукуров:

Да, есть такие понятия как сунна и хадисы (рссказы). В первоначальном смысле сунна означает «обычай, пример, путь, направление (по которому следует идти)». Еще до Мухаммеда каждое арабское племя имело свою «сунну», то есть неписанное собрание морально-правовых предписаний, «обычное право» патриархального общества. Сам Мухаммед не отвергал прежних законов и поэтому для решений ситуаций, которые не содержались в Коране, обращались или к действиям самого пророка (сунна) или к древним обычаям Медины. В крайнем случае, прибегали к мнению (рай) судьи, который должен был решать «по справедливости». Таким образом, уже на раннем этапе формирования мусульманской общины возникло две тенденции. Первая предлагала пользоваться предписаниями Корана, исходившими от пророка, т.е., основываясь на документально зафиксированных нормах, вторая допускала независимое суждение факиха, который должен был брать на себя ответственность за принятие решения.

Проблема соотношения сунны и Корана занимает важное место в трактатах по основам религии (усул ад-дин). Высказывалось мнение, что если сунна может обойтись без Корана, то Коран не может обойтись без сунны.

За основу была взята сунна Мухаммеда, включающая в себя поступки и высказывания пророка, зафиксированные его последователями в виде хадисов (рассказов).

Важными источниками, скажем, дополняющими Коран, стали предания о поступках, речах, советах и рекомендациях Мухаммеда его современникам. Информация о высказываниях и поступках пророка, об обстоятельствах, сопровождавших ту или иную ситуацию, составили самостоятельный раздел арабской литературы. Каждое сообщение сопровождалось иснадом – ссылкой на непрерывную цепь людей, передававших эту информацию. Как правило, это были люди из ближайшего окружения Мухаммада – Абу Бакр, Умар, Айша, Али, Абу Хурайра и др. Согласно установившейся традиции, чем более достойным уважения был передатчик, особенно последний в цепи иснада (то есть самый ранний), тем более несомненной считалась достоверность текста (матн), следовавшего за иснадом. Наиболее достоверными хадисами были те, которые можно было проследить по нескольким цепочкам передатчиков. За двести лет число хадисов достигло астрономических цифр: более миллиона. В 8 в. началась их письменная фиксация. Во второй половине 9 в. существовало уже шесть сборников хадисов, которые надолго и прочно завоевали авторитет и переписывались в большом количестве экземпляров.


А.Б. Ковельман:

Такая же традиция есть и в иудаизме. В «Пиркей авот» Моше получил Тору на Синае, передал старейшинам, старейшины передали пророкам...После разрушения Храма произошла революция. До разрушения Храма ни Филон, ни кто-либо еще не ссылается на предшественников. После разрушения каждый раввин ссылается на предшественников. Есть сословия, корпорации. Отсюда и устная традиция. При этом важно иметь в виду, что Устная традиция – это не низкий народный фольклор, но высокая культура софистов, которые говорят, а не пишут, они устно учат.


С.И. Головащенко:

Есть ли какая-то эволюция в исламе по поводу статуса переводов Корана?


Р.М. Шукуров:

Коран не переводится. Его нельзя переводить. Это язык Бога и о переводе Корана речи нет. В 1929-30 гг. Ататюрк пытался перевести богослужение на турецкий, и хотя при том, что ему удалось много, поменять язык ему не удалось. Но существует другой вопрос: вопрос коранической экзегезы. Есть мощное модернизированное направление...


Е. Семичева:

Как я понимаю, Коран может быть переведен, но тогда он просто перестает быть сакральным текстом? И может ли простой мусульманин толковать Коран?


Р.М. Шукуров:

Прямого запрета в исламе на то, что простой мусульманин не имеет права толковать Коран нет, как нет такого запрета в любой другой религии. Но исторически так сложилось, что Коран стал предметом толкования определенного круга интеллектуалов. С другой стороны есть множество историй о том, как сапожник или водонос становились уважаемыми людьми. Эти примеры особенно многочисленны в мистической традиции. Серьезные и великие мистики входили в эту республику интеллектуалов.


А.Б. Ковельман:

О такой же республике интеллектуалов можно говорить и примирительно к иудаизму. Есть амха, джамаар, простой народ, а есть «талмидей хахамим», образованные люди. Это тот же круг греческих мудрецов, которые появились в эпоху второй софистики. Они выговаривают единый язык, единую культуру. В чем-то мне это напоминает «Игру в бисер» Г. Гессе.


М.В. Дмитриев:

Какие можно привести примеры, из опыта исламской и иудейской экзегезы, когда один и тот же текст понимался по-разному и толковался по-разному и это приводило к кардинально разным выводам?


Р.М. Шукуров:

Текст Корана устоявшийся и таких ситуаций не было. Есть темные места, неясные по своему смыслу. Есть отмененные аяты, т.е. противоречащие друг другу аяты, но так, чтобы из какой-то фразы делали прямо противоположные выводы, то такого, безусловно, нет. Природа Корана другая. Нет Корана на нескольких языках. Язык один и тот же...


М.В. Дмитриев:

А кто принимает решение по отмене аята? Что значит «отменяются»?


Р.М. Шукуров:

Весь коранический корпус делится на мекканские и мединские суры, т.е. суры, которые были произнесены до хиджры и после хиджры.

Суры отменяются само собой. С самого начала было решено, что если есть два высказывания противоположные по смыслу, то правильным признается то, которое было последним.


Т. Хижая:

Кто и как мог стать в мусульманском обществе авторитетом в области мусульманского права и передачи традиции?


Р.М. Шукуров:

Если мы берем катафатику, позитивное богословствование, фикх, то здесь только знание. Человек должен очень хорошо знать Коран, традицию, а община должна его уважать. Этот человек должен быть общепризнанным богословом, интеллектуалом, то тогда его толкование приемлемо, уважаемо, но не обязательно.


М.В. Дмитриев:

А кто должен решить в конкретной общине, например, в Казани в 15-начале 16 в., кто уважаемый толкователь Корана, а кто нет?


А.Б. Ковельман:

Это сложный вопрос. Мир христианский отличается от мира исламского и иудейского как мир субординации от мира координации. Христианство – это мир субординации, ислам и иудаизм – координации; иудеям и мусульманам надо объединиться, скоординироваться, когда объединения не происходит, происходит кризис системы.


Р.М. Шукуров:

Если мы говорим о шиитской исламской системе, то высшей властью толкования здесь обладали имамы. И именно они являются наивысшими авторитетами в толковании. Имам в шиизме (в отличие от суннизма) играет роль посредника между Богом и людьми. Он является носителем божественной благодати. Достоинство имама не присваивается, а наследуется, т.е. – это все, кто идет от Али. В то время как для суннитов имам-халиф (исключая Мухаммеда) не может претендовать на сверхъестественные качества, он обычный человек. В суннизме имамом, т.е. предстоятелем на молитве может быть любой правоверный мусульманин, хорошо знающий Коран, вне зависимости от своего социального положения.