Мемуары гейши артур голден перевод с английского О. Ребрик. Scan, ocr, SpellCheck: AltX
| Вид материала | Документы |
- Erich Fromm "To Have Or to Be?", 2656.93kb.
- Малов Владимир Игоревич 100 великих футболистов м.: «Вече», 2004 isbn 5-9533-0265-7, 5400.14kb.
- К. Г. Юнг Основные вопросы психотерапии, 578.07kb.
- Перевод с английского под редакцией Я. А. Рубакина ocr козлов, 6069.44kb.
- Ионина Надежда Алексеевна, Кубеев Михаил Николаевич 100 великих катастроф м.: «Вече»,, 5136.96kb.
- Камера джон гришем перевод с английского Ю. Кирьяка. Ocr tymond Анонс, 6452.48kb.
- Галили клайв баркер перевод с английского Е. Болыпелапова и Т. Кадачигова. Перевод, 8625.28kb.
- Houghton Mifflin Company Boston Артур М. Шлезингер Циклы американской истории Перевод, 11984.66kb.
- Золотой дождь джон гришем перевод с английского: М. Тугушевa (гл. 1-26), А. Санин (гл., 7097.08kb.
- Лекции по психологии введение, 3733.42kb.
В Японии годы от Депрессии и до конца Второй мировой войны называются куройтани - долина мрака, - когда многие люди жили, словно накрытые волной. Хотя живущие в Джионе чувствовали себя не так плохо. В то время как большинство японцев жили в темной долине на протяжении всех 1930-х годов, Джион согревался лучами солнца. Думаю, нет необходимости объяснять почему. Женщины, бывшие любовницами министров, морских офицеров и прочих представителей элиты, жили гораздо лучше остальных. Джион можно было сравнить с озерами на вершине горы, в которые попадает много дождевой воды.
Благодаря Генералу Тоттори наша окейя тоже была одним из озер, в котором собиралась дождевая вода. Жизнь становилась хуже и хуже, а мы даже после введения нормирования продуктов регулярно продолжали получать еду, чай, белье и даже такие излишества, как косметику и шоколад. Нам разумнее было бы хранить это все у себя за закрытыми дверьми, но Джион - не то место, где это возможно. Мама очень многое отдавала, но не потому, что была щедрой женщиной, а потому, что все мы напоминали пауков, собравшихся на одной паутине. Время от времени приходили люди с просьбой о помощи, и мы с радостью давали им, что могли. Осенью 1941 года, например, военная полиция остановила служанку с коробкой, в которой купонов оказалось в десять раз больше, чем могла иметь ее окейя. Ее хозяйка направила девушку к нам, чтобы спрятать у нас купоны. Каждая окейя в Джионе прятала купоны. Чем лучше окейя, тем больше у нее было купонов. Служанку послали к нам, а не к кому-нибудь еще, потому что Генерал Тоттори велел военной полиции не трогать нас. Так что в нашем озере была самая теплая вода.
Но ситуация в стране постепенно усугублялась, и наконец наступил момент, когда за тучами скрылись последние лучи ее солнца. Это произошло неожиданно, за две недели до Нового года, в декабре 1942-го. Я завтракала или по крайней мере первый раз ела в тот день, когда мужской голос прокричал что-то у входа в окейю. Я подумала, это разносчик еды, поэтому продолжала есть, но спустя какое-то время служанка вошла ко мне и сказала, что военный полицейский спрашивает Маму.
- Военный полицейский? - спросила я. - Скажи ему, что Мамы нет.
- Я сказала, госпожа. Он на это ответил, что хочет переговорить с вами.
В прихожей я увидела полицейского, снимающего свои ботинки. Возможно, многие бы вздохнули облегченно, увидев, что его пистолет спрятан в кожаный чехол. Но я говорила уже, что наша окейя до этого времени жила по своим законам. Обычно полицейский вел себя более скромно, чем большинство посетителей. Но увидеть его снимающим ботинки и входящим независимо от того, пригласили мы его или нет... Я поклонилась ему и поприветствовала, но он лишь бросил на меня взгляд, словно говоря, что разберется со мной позже. Наконец, он стянул носки, отложил шляпу и сказал, что хотел бы посмотреть наш огород, даже не извинившись за доставленное беспокойство. В это время практически все в Киото превратили свои декоративные сады в огороды, но мы были исключением. Генерал Тоттори обеспечивал нас всеми необходимыми продуктами, и не было необходимости перепахивать наш сад. Мы продолжали наслаждаться мхом, папоротниками и карликовым кленом в углу. Стояла зима, и я надеялась, полицейский лишь посмотрит на замерзшую землю и представит, что мы сажали тыкву и батат среди декоративных растений. Поэтому я молча проводила его во двор. Он наклонился и потрогал землю пальцами. Думаю, хотел проверить, была ли земля обработана для посадок.
- Офицер, - сказала я, - мне очень неудобно, но у нас не было возможности посадить какие-то овощи.
- Значит, ваши соседи не обманули меня, - сказал он.
Он достал из своего кармана листок бумаги и начал зачитывать длинный список преступлений, совершенных нашей окейей.
Я не помню все из них, но среди них были: нелегальное хранение хлопчатобумажных тканей, сокрытие металлических и резиновых изделий, необходимых для военных нужд, неправильное использование карточек и так далее. Мы действительно делали это, как и любая другая окейя в Джионе. Наша вина, полагаю, заключалась в том, что мы жили лучше других.
К счастью, вернулась Мама. Мне показалось, она совсем не удивилась, увидев военного полицейского. Она вела себя по отношению к нему лучше, чем к самому почетному гостю. Она провела его в приемную и угостила лучшим чаем. Дверь оставалась закрытой, но я могла слышать кое-что из их длинной беседы. Когда она вышла, чтобы взять что-то, она тихонько сказала мне:
- Генерала Тоттори арестовали этим утром. Нужно спешить и спрятать наши лучшие вещи, иначе завтра их отберут.
Когда-то в Йоридо в теплые весенние дни я ходила плавать, а после этого лежала на скалах рядом с озером и ловила солнечное тепло. Но когда солнце неожиданно скрывалось за облаками, а это случалось довольно часто, холодный воздух, словно металл, обволакивал мою кожу. Казалось, сейчас тоже скрылось солнце, и я вынуждена стоять голая и мокрая на леденящем ветру. Спустя неделю после визита полицейского наша окейя лишилась того, что другие семьи потеряли давным-давно, а именно: запасов продуктов, нижнего белья и так далее. Мы всегда обеспечивали Мамеху чаем, а сейчас ее запасы оказались лучше наших, и теперь она помогала нам. К концу месяца ассоциация соседей конфисковала у нас много керамики и свитков, чтобы продать их на так называемом «сером рынке», отличавшемся от «черного рынка». На «черном рынке» продавались такие вещи, как топливо, масло, продукты, металлы и так далее. Большинство из этих позиций не разрешалось продавать. «Серый рынок» был более легальным. На нем торговали в основном домашние хозяйки, желавшие избавиться от дорогих вещей и заработать наличность. Наши же вещи продавались, чтобы наказать нас, а наличность предназначалась для других. Глава нашей соседской ассоциации - хозяйка соседней окейи - чувствовала себя очень неудобно, когда пришла забирать наши вещи. Но военная полиция приказала ей, и она не посмела ослушаться.
Если первые годы войны напоминали рискованное путешествие по морю, то где-то к середине 1943 года мы поняли, что волны стали слишком высокими, чтобы спастись. Мы не исключали, что будем погребены, как это произошло со многими. Все стали волноваться относительно исхода войны. Что-то напоминающее шутку я услышала в этот период от гейши Райхи. В течение нескольких месяцев ходили слухи, что военное правительство планирует взорвать все кварталы гейш в Японии. Нас интересовало, что же станет с нами, как неожиданно заговорила Райха:
- У нас нет времени думать об этом, - сказала она. - Ничто не может быть мрачнее будущего, за исключением разве что прошлого.
Вам это может показаться совсем не смешным, но в тот вечер мы смеялись до слез. В один прекрасный день кварталы гейш будут закрыты. Когда это произойдет, нам, скорее всего, придется работать на фабриках. Чтобы вы могли представить жизнь на фабриках, позвольте мне рассказать о подруге Хацумомо Корин.
Прошлой весной с Корин произошла катастрофа, которой очень боялась каждая гейша в Джионе. Служанка, готовившая ванну в ее окейе, попыталась сжечь газеты, чтобы нагреть воду, и устроила пожар. Вся окейя сгорела, в том числе и коллекция кимоно. Корин вынуждена была пойти работать на фабрику. Она вставляла линзы в боевую технику, используемую при сбрасывании бомб с самолетов. Время от времени она приезжала в Джион. Спустя несколько месяцев мы были потрясены тем, как она изменилась. И дело не в том, что она чувствовала себя все более несчастной, мы все себя так чувствовали. Но у нее появился кашель, ставший частью ее натуры, как песня у птицы. А ее кожа приобрела такой оттенок, словно она искупалась в чернилах, потому что на фабриках использовался уголь низкого качества. Бедной Корин приходилось работать в две смены, потому что за одну смену она получала всего тарелку жидкого супа с несколькими макаронинами или рисовую кашу с картофельными очистками, сваренную на воде.
Поэтому можете представить, как мы боялись работы на фабрике. Каждый день мы радовались, что Джион еще не закрыт.
Однажды, когда январским утром следующего года я стояла в очереди за рисом, держа в руках купоны, хозяин магазина прокричал:
- Это случилось!
Мы переглянулись. Я так замерзла, что мне было все равно, о чем он кричит. Наконец, стоявшая передо мной гейша спросила:
- Что, война закончилась?
- Правительство объявило о закрытии районов гейш, - сказал он. - Всем вам велено явиться в регистрационный офис завтра утром.
Мы прислушивались к звукам радио в магазине. Я посмотрела на лица других гейш, стоявших рядом, и поняла, что все мы думаем об одном и том же: кто из знакомых нам мужчин спасет нас от работы на фабриках?
Хотя Генерал Тоттори считался моим данной до предыдущего года, его хорошо знали многие гейши. Я должна была найти его раньше, чем кто-либо другой. Спрятав свои купоны в карман крестьянских брюк, я отправилась в северо-западную часть города, несмотря на то, что была недостаточно тепло одета для такой холодной погоды. Генерал жил под арестом в гостинице Суруйя, там же, где мы встречались дважды в неделю много лет.
Я появилась в гостинице через час, трясущаяся от холода и вся запорошенная снегом. В ответ на мое приветствие хозяйка долго смотрела на меня, прежде чем поклониться, извиниться и сказать, что не знает меня.
- Это я, госпожа... Саюри! Я пришла поговорить с Генералом.
- Саюри-сан, боже! Никогда не думала, что ты можешь быть похожа на крестьянку.
Она сразу же впустила меня, но сначала провела меня наверх и дала мне одно из своих кимоно. Она даже сделала мне макияж, чтобы Генерал узнал меня.
Генерал Тоттори сидел за столом и слушал радиоспектакль. Его рубаха была расстегнута и обнажала костлявую грудную клетку с редкими серыми волосами. Я поняла, что в последние годы ему жилось гораздо тяжелее, чем мне. Его обвинили в самых тяжких преступлениях: в халатности, некомпетентности, злоупотреблении властью и так далее. По мнению некоторых, ему повезло, что он избежал тюрьмы. Одна из журнальных статей обвиняла его даже в поражениях Императорского флота в Тихом океане, утверждая, что он недостаточно обеспечил корабли продовольствием. Есть мужчины, которые стойко переносят трудности, но одного взгляда на Генерала было достаточно, чтобы понять, что груз прошедшего года надломил его.
- Вы очень хорошо выглядите, Генерал, - сказала я, хотя, конечно, лгала. - Какая радость видеть вас снова! Генерал выключил радио.
- Ты не первая приходишь ко мне, - сказал он. - Я ничем не могу помочь тебе, Саюри.
- Но я так спешила. Не могу представить, что кто-то опередил меня.
- С прошлой недели практически все знакомые гейши приходили ко мне, но у меня больше нет друзей, находящихся у власти. Не понимаю, почему гейша твоего уровня обращается ко мне. Ты нравилась столь многим влиятельным мужчинам.
- Нравиться и быть настоящим другом, желающим помочь, - две огромные разницы, - сказала я.
- Да, это так. Какого рода помощь ты хочешь от меня получить?
- Любую помощь, Генерал. В эти дни в Джионе только и говорят, что об ужасной жизни на фабриках.
- Жизнь будет ужасной только для счастливчиков, остальным не удастся даже увидеть окончание войны.
- Я не понимаю.
- Скоро посыпятся бомбы, - сказал Генерал. - Фабрикам же достанется в первую очередь. Если ты хочешь остаться в живых, лучше найти кого-то, кто сможет спрятать тебя в безопасном месте. К сожалению, я этого сделать не смогу. У меня не осталось никакой власти.
Затем Генерал спросил, как чувствуют себя Мама и Анти, и попрощался со мной.
По пути в окейю я сказала себе, что пришло время действовать, но не могла придумать как. Простая задача - не поддаться панике - казалась мне самым большим, на что я была способна. Я пошла к Мамехе. Она теперь жила в другой квартире, гораздо меньшей, в которую переехала несколько месяцев назад, потому что ее контракт с Бароном закончился. Я надеялась, что она подскажет мне, в каком направлении двигаться, но ее ситуация была не лучше моей.
- Барон не собирается мне помогать, - сказала она с грустью. - И мне не удалось связаться больше ни с кем из знакомых мужчин. Подумай, Саюри, к кому ты можешь обратиться за помощью, и сделай это как можно скорее.
К этому времени я уже больше четырех лет не общалась с Нобу и знала, что не смогу подойти к нему. Что же касается Председателя, то я никогда бы не посмела попросить его о каком-либо одолжении. Как бы тепло он ни говорил со мной, он никогда не приглашал меня на свои вечеринки. Меня это задевало, но что я могла поделать? В любом случае, даже если Председатель хотел помочь мне, он постоянно, как я узнавала из газет, ссорился с военным правительством. У него было слишком много своих проблем. Поэтому остаток дня я провела, навещая один чайный дом за другим и спрашивая у хозяек, где можно найти тех или иных мужчин. Но никто ничего не знал.
В этот вечер в Ичирики состоялась прощальная вечеринка. Было удивительно, до какой степени по-разному гейши реагировали на новость. Некоторые выглядели так, словно в них угас дух, другие напоминали статуи будд - спокойные и прекрасные, правда, с легким оттенком грусти. Не могу сказать, как выглядела я, но мой мозг напоминал счеты. Я была так занята планированием, обдумывая, к какому мужчине можно обратиться и как это сделать, что едва расслышала слова служанки, сказавшей мне, что меня приглашают в другую комнату. Я представила группу мужчин, захотевших моего общества, но она провела меня по лестнице на второй этаж, затем по длинному коридору в самую дальнюю комнату татами, в которой я никогда не была раньше. И там, за столом, наедине со стаканом пива сидел Нобу.
Прежде чем я успела поклониться ему или произнести хоть слово, он сказал:
- Саюри-сан, ты меня разочаровала.
- О боже! Я не виделась с вами четыре года, Нобу-сан, и как-то умудрилась разочаровать вас. Что я успела сделать неправильно за те мгновения, что вы меня видите?
- Я заключил с собой пари, что при виде меня ты от удивления раскроешь рот.
- Честно говоря, от удивления я даже боюсь пошевелиться.
- Заходи и попроси служанку закрыть дверь. Но прежде попроси ее принести еще один стакан с пивом. Мы должны с тобой кое за что выпить.
Я сделала так, как велел Нобу, и села на угол стола. Нобу так пристально смотрел на меня, что казалось, будто он касается меня. Я забыла, как приятно, когда тобою кто-то восхищается.
- Я вижу в твоем лице что-то новое, - сказал он мне. - Не говори мне, что ты голодаешь, как и все. Я никогда этому не поверю.
- Нобу-сан, кажется, похудел.
- Мне хватает еды, но не хватает времени, чтобы есть.
- Я рада по крайней мере, что вы заняты.
- Это самое оригинальное из всего, что мне доводилось слышать. Когда ты видишь мужчину, пытающегося выжить, увертываясь от пуль, то испытываешь радость за него, потому что ему есть чем себя занять?
- Надеюсь, ничего в действительности не угрожает жизни Нобу-сан?
- Никто не собирается убивать меня, если ты это имеешь в виду. Но если «Ивамура Электрик» - моя жизнь, тогда да, моей жизни угрожают. Лучше скажи мне, что произошло с твоим данной.
- Полагаю, Генерал в такой же ситуации, как и мы. Очень мило с вашей стороны спросить о нем.
- Но я вовсе не собирался быть милым.
- В эти дни очень немногие желают ему добра. Но давайте сменим тему разговора, Нобу-сан. Могу я предположить, что вы приходили в Ичирики каждый вечер, но прятались от меня в этой дальней комнате наверху?
- Это особая комната, правда же? Думаю, это единственная комната в чайном доме, окна которой не выходят в сад. Если ты откроешь бумажные жалюзи, увидишь улицу.
- Нобу-сан хорошо знакома эта комната?
- Не совсем. Я здесь впервые. - Когда он сказал это, я всем своим видом давала понять, что не верю ему. - Ты можешь думать все, что угодно, Саюри, но я действительно никогда не был здесь раньше. Думаю, это спальня для ночных гостей хозяйки. Она была очень добра, пустив меня сюда, когда я ей объяснил цель своего визита.
- Как загадочно... значит, у вас есть какая-то цель. Могу я узнать какая?
- Я слышу, что служанка несет нам пиво, - заметил Нобу. - Я скажу тебе, когда она уйдет.
Дверь открылась, и служанка поставила пиво на стол. Пиво стало большой редкостью в то время, поэтому было так необычно смотреть на золотую жидкость, пенящуюся в стакане. Когда служанка ушла, мы подняли наши стаканы, и Нобу сказал:
- Я пришел выпить за твоего данну!
Услышав эти слова, я поставила пиво на стол.
- Не могу понять, почему вы хотите выпить за моего данну?
- Я должен уточнить, за глупость твоего данны! Четыре года назад я говорил тебе, что он недостойный человек, и он доказал мою правоту. Разве не так?
- Дело в том, что он больше не является моим данной.
- Даже если бы он и оставался твоим данной, он бы ничего для тебя не сделал, правда же? Я знаю, что Джион собираются закрыть и все в панике. Сегодня мне в офис позвонила одна гейша... я не хочу ее называть... и можешь себе представить, она спросила, не смогу ли я найти ей работу в «Ивамура Электрик»!
- Если не сложно, скажите, пожалуйста, что вы ей ответили?
- У меня нет работы ни для кого, даже для себя. Даже Председатель может скоро лишиться работы и оказаться в тюрьме, если он не будет выполнять требования правительства. Он убедил представителей правительства, что у нас нет средств на производство штыков и патронов, но сейчас они хотят, чтобы мы проектировали и строили самолеты. Ты представляешь? Мы строим самолеты. Иногда я удивляюсь, чем они думают.
- Нобу-сан, говорите тише.
- Кто может меня услышать! Этот твой Генерал?
- Я виделась сегодня с Генералом и просила его о помощи, - сказала я.
- Тебе повезло, что ты застала его живым.
- Он болел?
- Нет, но думаю, если у него хватит смелости, он убьет себя в один из этих дней.
- Нобу-сан, пожалуйста, не надо.
- Ведь он не помог тебе?
- Нет, он сказал, что уже не в состоянии это сделать.
- А я в состоянии это сделать. Почему же ты не пришла ко мне?
- Но мне казалось, вы на меня сердитесь. Только посмотрите на себя, Нобу-сан. Как я могла посметь к вам обратиться?
- А как ты могла не обратиться? Я могу спасти тебя от работы на фабрике. У меня есть возможность отправить тебя на небеса. И поверь мне, это потрясающее место, как гнездо для птицы. Ты единственная, кого я пущу туда, Саюри. Но я не сделаю это даже для тебя, пока ты не поклонишься мне прямо сейчас и не признаешь, как ошиблась четыре года назад. Ты, безусловно, права, я очень сердит на тебя. Мы оба можем умереть до того, как увидим друг друга опять. Может быть, я упустил свой единственный шанс, а ты потратила лучшие годы своей жизни на дурака, человека, не способного вернуть долги даже своей стране, не говоря уж о тебе. А он продолжает жить, словно не сделал ничего плохого.
Можете себе представить мои чувства в тот момент. Нобу мог бросаться словами, как камнями. И дело было не столько в самих словах или их значении, сколько в манере их произнесения. Сначала я заставляла себя сдерживать слезы, независимо от произнесенных им слов, но вскоре выяснилось, что Нобу как раз и добивался моих слез. И от этого мне стало легче. Каждая слезинка, стекавшая по моим щекам, была вызвана той или иной причиной. Я плакала за Нобу и за себя, плакала потому, что не знала, что с нами произойдет. Я даже плакала за Генерала Тоттори и за Корин, почерневшую от жизни на фабрике. А затем я сделала то, чего от меня хотел Нобу. Я вышла из-за стола и низко поклонилась.
- Простите мне мою глупость, - сказала я.
- Встань, - сказал Нобу. - Обещай мне, что больше не совершишь такой ошибки.
- Не совершу.
- Каждая минута, проведенная с этим человеком, выброшена на ветер. Я говорил тебе, что так и будет. Надеюсь, теперь ты извлекла урок и впредь будешь следовать своей судьбе.
- Я буду следовать своей судьбе, Нобу-сан, - сказала я. - Это все, чего я хочу от жизни.
- Я очень рад слышать это. И куда же ведет тебя твоя судьба?
- К человеку, возглавляющему «Ивамура Электрик». Конечно, я имела в виду Председателя.
- Это так, - сказал Нобу. - А теперь давай выпьем пива. Я лишь намочила губы, потому что была слишком расстроена, чтобы хотеть пить. После этого Нобу рассказал мне о «гнезде» - доме его хорошего друга Арашино Исаму, мастера, изготавливающего кимоно. Не знаю, помните ли вы его, но он был виновником торжества в имении Барона несколько лет назад, на котором присутствовали Доктор Краб и Нобу. Дом господина Арашино, служивший ему также мастерской, располагался на берегу реки Камо в пяти километрах от Джиона. Несколько лет назад он вместе с женой и дочерью сделал кимоно в стиле Юцзэн, благодаря которому и стал знаменит. Позже всех изготовителей кимоно заставили шить парашюты, так как они привыкли работать с шелком.
- Эту работу ты сможешь быстро освоить, - сказал Нобу, - и семья Арашино с удовольствием примет тебя. А я договорюсь с властями.
Он написал адрес господина Арашино на клочке бумаги и протянул его мне.
Несколько раз я повторила Нобу, как благодарна ему. С каждым разом его вид становился все более довольным. Когда я предложила ему прогуляться по свежему снегу, он посмотрел на часы и допил последний глоток пива.
- Саюри, - сказал он, - не знаю, когда мы увидимся и как к тому времени изменится мир. Но я буду думать о тебе каждый раз, когда захочу вспомнить о существующей в мире красоте и доброте.
- Нобу-сан, вы должны были стать поэтом!
- Во мне нет ничего поэтического, и ты прекрасно об этом знаешь.
- Произнесенные вами волшебные слова подсказывают мне, что вы собираетесь уходить. А как же наша прогулка?
- Сейчас слишком холодно. Давай ты меня проводишь до двери, и мы попрощаемся там.
Я спустилась за Нобу по лестнице и у входа в чайный дом помогла ему обуться. Затем надела свои высокие деревянные гета, подходящие для глубокого снега, и вышла с Нобу на улицу. Несколькими годами раньше его обязательно ждала бы машина, но во время войны на машинах ездили только государственные деятели, потому что всем остальным бензин стал недоступен. Я предложила Нобу проводить его до троллейбуса.
- Я не хочу, - сказал Нобу. - Мне предстоит встреча с нашим дистрибьютором в Киото и нужно очень многое обдумать.
- Должна вам сказать, Нобу-сан, мне показались более приятными ваши прощальные слова, сказанные в дальней комнате.
- В таком случае, встретимся там в следующий раз.
Я поклонилась и попрощалась с Нобу. Большинство мужчин обернулись бы и посмотрели через плечо, но Нобу, не оглядываясь дошел до угла и свернул на проспект Шийо. В руке я держала клочок бумаги с адресом Арашино, сжимая его так сильно, что он мог легко порваться. Я не могла понять, почему так нервничаю и чего так боюсь. Но глядя на падающий снег и на глубокие следы Нобу, мне показалось, я поняла причину моего беспокойства. Когда я снова увижу Нобу? Или Председателя? И даже Джион? Однажды ребенком меня оторвали от дома. Думаю, во мне жила память о том ужасном времени, заставлявшая меня чувствовать одиночество.