Том Хорнер. Все о бультерьерах Предисловие
| Вид материала | Документы |
- Антология русского шансона том 1 а – Гр Составитель Михаил Дюков Калининград, 2011, 1622.92kb.
- Мулдашев Э. Р. – В поисках города богов. Том 4 «Предисловие к книге «Матрица жизни, 3490.73kb.
- Предисловие предисловие petro-canada. Beyond today’s standards, 9127.08kb.
- Практикум по системной поведенческой психотерапии предисловие, 4775.7kb.
- Гражданское право том, 10883.18kb.
- Гражданское право том, 10881.87kb.
- Библейское понимание лидерства Предисловие, 2249.81kb.
- Предисловие, 12218.09kb.
- Предисловие составителя ни один обман в науке не вечен; в истории он возможнее,, 11678.47kb.
- Готфрид вильгельм лейбниц сочинения в четырех томах том , 8259.23kb.
Том Хорнер. Все о бультерьерах
Предисловие
Нет ни одной такой книги о бультерьерах, кроме книги, написанной моим старым другом Томом Хорнером, к которой я очень хотел, чтобы меня попросили написать предисловие.
На то были две причины: во-первых, мы были с ним вместе, когда я воспитывал своего первого чемпиона Макгаффина, во-вторых, никто, кроме Тома, не обладает большим опытом, чтобы написать книгу о бультерьерах. Многие авторы пишут предисловия даже не удосужившись прочитать книгу, себя я, во всяком случае, не могу отнести к их числу, поскольку я прочитал эту книгу от корки до корки, и не один раз, причем во второй раз я получил от нее даже большее удовольствие, чем в первый.
Автор абсолютно прав, когда говорит о том, что многим собаководам, тем владельцам, кто выставляет собак, как это ни печально, не хватает знания дела, и в результате этого они получают от своих бультерьеров не столь хорошие результаты, как могли бы.
Такие любители, прочитав и хорошо усвоив те мудрые вещи, о которых говорится на страницах этой книги, получат не только большую пользу, но, осмелюсь уверить их, и огромное удовольствие.
Я хотел бы воспользоваться этой возможностью, чтобы пожелать удачи книге «Все о бультерьерах», хотя я думаю, что она и без моих пожеланий будет иметь успех.
Раймонд Оппенгеймер, Уайт Уолтэм
Введение
Всю мою жизнь, сколько я себя помню, меня больше всего интересовали животные. Выросший в мрачном пригороде Лондона, я мечтал только о том, чтобы выбраться из города и жить в деревне в окружении животных. Интерес к выставочным собакам впервые пробудили у меня двое местных жителей, доктор и торговец мясом, первый из которых разводил и выставлял сенбернаров, а второй — самоедских собак, которые возвращались из своих поездок, нагруженные разноцветными призовыми свидетельствами.
Время от времени я обращался с просьбой к своей маме приобрести самоеда, и кажется прошло довольно много времени, прежде чем она уступила, хорошо зная кому придется ухаживать за ним. Я получил маленького, остроухого, с закрученным хвостом черно-белого щенка, который, как уверил меня отец, был самоедской собакой и, как он уверил маму, был самцом. Его назвали Тоби, потому что по мере того как он рос, он все меньше и меньше походил на самоеда и все больше на пса Тоби из кукольной сказки о Панче и Джуди, но это был мой собственный пес, и меня мало интересовала его порода. В день, когда ему исполнилось шесть месяцев, я с готовностью купил Тоби лицензию на владение собакой, каждый пес в округе подходил к воротам нашего сада, чтобы поздравить его с совершеннолетием, или мне так казалось.
Прошло еще немного времени и Тоби легко перескочил через ворота со сворой собак, прежде чем кто-либо мог остановить его. Девять недель спустя Тоби стал гордой матерью тринадцати щенков, все разного цвета. Мой первый помет! Мама живо и не без сарказма прокомментировала осведомленность моего папы в житейских делах. Возможно, вполне заслуженно, поскольку он к тому времени имел уже за плечами тридцать лет медицинской практики и, вероятно, ему следовало уметь отличить самца от самки, будь то даже собака. У моего дяди, который разводил английских спаниелей и охотился с ними в Девоншире, где я провел несколько летних каникул, также был терьер породы, выведенной священником Парсоном Расселом. Этот терьер, как говорили, по прямой линии был потомком терьеров, принадлежащих самому уважаемому священнику. Здесь, в Девоншире, я узнал, что такое спортивное собаководство. До сего дня у меня хранится череп барсука, которого загнал этот маленький терьер Трамп.
Дома дела складывались плохо. Тоби попала под машину, и мне было заявлено: никаких собак до тех пор, пока я не выдержу вступительный экзамен — перспектива, которая казалась почти нереальной, особенно для меня. Однако я сдал экзамен в Олденхэм, причем с первой попытки, что потрясло всех моих близких. В Олденхэме я обнаружил южно-хартфордских биглей, которых в то время разводили в собачьем питомнике в Брикетт Вуле, и я провел много приятных послеобеденных часов бегая с ними. Поблизости обитали также ирландские сеттеры, эльдельтерьеры, и в то время, когда я должен был принимать участие в обязательных спортивных занятиях в Олденхэмском колледже, я занимался тем, что многие часы глазел через ограду на эти удивительные создания, слишком стесняясь, чтобы показать свой интерес к ним их владельцам. Я уже давно решил стать ветеринаром-хирургом, но как раз незадолго до моего окончания школы умерли мои родители, и я попал под опеку семейного стряпчего, который настоял на том, чтобы я занял место в большой компании в Лондонском Сити, руководил которой брат моего отца. На этом поприще я совершенно не оправдал их ожиданий и оказался как рыба без воды, как квадратная затычка в круглой дырке. Я ненавидел каждую минуту из тех четырех лет, которые провел в этой фирме, и, достигнув двадцати одного года, решил покинуть ее и заняться собаками, о чем мечтал с раннего детства.
На одной выставке собак, где я побывал в то время когда, вероятно, должен был быть в политехническом колледже и изучать сложности строительного дела (боюсь, что пропустил слишком много лекций, посещая выставки собак), проходя через ринг, увидел крупных мужчин, каждый из которых держал рычащую, рвущуюся в драку белую собаку. Я остановился, увлеченный этой какофонией диких звуков, и понял, что это были бультерьеры, о них я читал, но никогда не видел воочию. Я стоял пораженный тем, как эти две суки — чемпионки Айзис Ио и ее сестра Айзис Пакс — шумно бранились друг с другом, пока продолжалась их оценка. Я думаю, что именно в тот момент я «заболел» бультерьерами. Конечно, ни одна порода не сравнится с этими прекрасными бойцовыми суками, и если самки ведут себя подобным образом, то что уж говорить о самцах? Да, это поистине порода для мужчин и единственная, подходящая мне. Позднее, на помосте для собак на этой самой выставке я впервые понял, в чем разница в достоинствах собак одной породы.
Викинг из Велхерста выставлялся «не для конкурса» — у него была сломана нога, и я до сего дня помню впечатление, которое произвела на меня его огромная овальная голова, казавшаяся в два раза больше головы любой другой собаки, бывшей там, а крошечный глаз, недобро смотревший на меня, имел устрашающий вид, тем более что этот пес появился вскоре после того, как я наблюдал фейерверк между теми неиствующими суками. Эта встреча с Викингом из Велхерста должна была иметь для меня далеко идущие последствия, но в тот момент я не торопился продолжить знакомство. Свою первую работу с собаками я получил в ведущем питомнике керри-блютерьеров, что на «дальнем западе», принадлежащем миссис Нони Флеминг, очень пожилой шотландке. Здесь я утратил некоторые иллюзии и получил представление о том, что успешное управление питомником — это вопрос ухода за собаками, семь дней в неделю и каждую неделю в году. Работая здесь, я наткнулся на объявление из питомника Велхерст о том, что им нужен ученик. «Это как раз для меня»,— решил я. После собеседования, во время которого мои надежды несколько поколебались, когда меня оставили ненадолго один на один с огромным Викингом, известным в семье под кличкой Симон, я стал этим учеником. Подача заявления была моим самым полезным делом за последнее время.
Семья, в которую я попал — Стефан и Пегги Филлипс, а также Ева Уитерилл — научили меня очень многому из того, что касается собак. Но больше я узнал от них о жизни и о людях, так как в отличие от семей, которые я знал раньше, эта семья жила полнокровной жизнью — у них была масса друзей, и буквально не было ни одной скучной минуты. Казалось, что мы переходили из одного состояния в другое, движимые взрывами смеха, сдобренными случайными слезами. Мое пребывание в Велхерсте пролетело как один миг, завершившись двойным триумфом на выставке Крафта, когда оба диплома были присвоены бультерьерам из Велхерста. Я повзрослел в Велхерсте и остаюсь в неоплатном долгу перед Стефаном и Пегги, но особенно перед Евой. Желая расширить свои знания о других породах, прежде чем самому встать на ноги, я побывал в близлежащих питомниках, часть которых имела мировую известность, и на каждом из них пополнял свои знания о собаках и, конечно, о людях. В то время, в начале 1937 г., среди собаководов много говорили о богатом молодом человеке, который повсюду скупал бультерьеров: на сцене появился Раймонд Оппенгеймер, и я почувствовал, что для этого ему нужен как раз такой человек, как я, чтобы его питомник добился успеха. Я написал ему письмо с просьбой о приеме на работу и получил ответ (конечно же, на следующий день), что он во мне не нуждается. Это был для меня поистине черный день.
Однако несколько недель спустя я получил другое письмо с приглашением приехать и встретиться с этим, ставшим уже легендарным молодым человеком, в питомнике которого к тому времени было несколько чемпионов породы бультерьер. Думаю, что в действительности я получил эту работу потому, что разгадал название питомника Орманди, которое было анаграммой имени его владельца. Раймонд Оппенгеймер был и до конца своих дней оставался большим любителем кроссвордов, а у меня, как оказалось, имелся некоторый опыт в анаграммах. Предложение работать управляющим питомником Орманди поистине явилось для меня и вызовом, и пугающей перспективой. Пятиминутная беседа с Раймондом доказала, как были неправы все те, кто считал его легкомысленным молодым человеком, у которого больше денег, чем здравого смысла. Я понял, что должен проявить себя хорошо, чтобы доказать свою способность заниматься работой, о которой молодой владелец знал значительно больше, чем многие из Тех, кто занимался этой породой, с которыми мне приходилось сталкиваться. Он рассказывал о родословных так, будто декламировал стихи, по-видимому, был на «ты» с каждым известным собаководом в стране, а также знал все о всех собаках, о которых я когда-либо слышал, а о многих и не слышал вовсе. Странно, что он никогда прежде не бывал в Велхерсте, если учесть ту огромную роль, которую эта семья сыграла позже в его жизни.
В последующие два года мы добились некоторого успеха, высшей точкой которого был приз «Реджент Трофи», завоеванный Макгаффином и второе место, Silver Star (Серебряная звезда), в первый же раз, когда мы участвовали в соревнованиях. Вскоре началась вторая мировая война. Предполагаю, что в те годы и после войны я научился гораздо большему, чем когда-либо еще. Он научил меня думать, не верить ничему, не удостоверившись в истине, что титул «лучший» — это единственная вещь, к которой стоит стремиться, что следует остерегаться традиций и примет до тех пор, пока фактически не убедишься в их обоснованности и, главное, никогда не чувствовать себя удовлетворенным. Это еще один мой долг, который я, вероятно, никогда не смогу оплатить.
После войны я завел собственный питомник — Тартарис (Tartarys), вначале совместно с Р. Оппенгеймером, а затем с моей женой Пэт, у которой был бультерьер по кличке Симон: ужасный тип, но самый умный из бультерьеров, которых я когда-либо встречал. Пэт оказалась прекрасным воспитателем щенков и неплохим ценителем собак, но в действительности ее больше интересовали лошади, и наши дети разделяли этот интерес. Она терпела мое увлечение собаками, и особенно бультерьерами, с невероятным спокойствием и с добрым чувством юмора. Мы вновь добились некоторого успеха, завоевав приз «Реджент Трофи» с чемпионом Титанией, и давний предмет наших желаний — С.С (Challenge Certifisate) oт миссис Элдам для чемпиона Танго. У всех этих и многих других людей, но главным образом у тех, имена которых упомянуты, я научился, как правильно и как неправильно обращаться с бультерьерами, разводить, демонстрировать и получать удовольствие от общения с ними.
Факты говорят, что новички, занимающиеся разведением этой породы, испытывают трудности, и именно для них написана эта книга. Я надеюсь, что некоторым она окажется полезной. Первый бультерьер, с которым я столкнулся,— Викинг из Велхерста, для меня по-прежнему остается одним из самых лучших. Это пес с совершенно необычным характером, с чувством собственного достоинства, держащийся несколько отчужденно, с крупной головой и целой гаммой выражений от величайшей доброты до глубочайшей злости. Симон был и всегда будет для меня образцом совершенства бультерьеров, с мудрым характером, ведь в конце концов характер гораздо важнее, чем просто выставочные стати (достоинства). Самба — дочь чемпиона Танго была моим последним бультерьером, умолчим о ее незаконнорожденном сыне от местного лохматого пса, ибо он был смешанной породы. Самба была ласковая, дружелюбная, довольно глуповатая, но преданная сука, немного потаскушка и полная противоположность аристократу Симону. В промежутке между ними у меня было множество бультерьеров с разнообразными характерами, но, поскольку Симон был первым, а Самба последней, я испытываю к ним особую привязанность.
Впервые я участвовал в качестве судьи на выставке в 1939 г., а на чемпионате — в 1946 г. После того как я перестал заниматься разведением бультерьеров, я занялся судейством и начал писать книги о собаках, что стало моим основным интересом. Будучи членом редакции журнала «Мир собак» в течение двадцати лет, я имел хорошую возможность посещать все основные чемпионаты и множество выставок. Но, поскольку я являюсь членом комитета Клуба бультерьеров, я по-прежнему проявляю к ним живой интерес. Все то время, когда занимался разведением этой породы, я проповедовал и добивался большего понимания значения экстерьера и здоровья собак. И сейчас я испытываю чувство глубокого удовлетворения, что в определенной степени мне это удалось. Надеюсь, что данная книга поможет сохранить эту тенденцию.
О породе
В практическом руководстве такого рода, как эта книга, не место описывать историю появления бультерьеров, тем более об этом можно прочитать в других книгах об этих собаках. Тем не менее, чтобы понять особенности, связанные с бультерьерами, необходимо знать, как возникла эта порода.
Если коротко, то это была бойцовая порода. До 1835 г., когда жестокая практика травли быков и медведей, петушиных и собачьих боев была объявлена парламентом вне закона, это было популярным времяпрепровождением, широко распространенным по всей Англии. Ввиду того, что только достаточно богатые люди могли позволить себе держать быка или медведя, петушиные и собачьи бои были «спортом» самых беднейших слоев населения. В собачьих боях учитывался только один фактор — храбрость или, как они говорили, выносливость.
Чтобы вывести соответствующую породу, были испробованы все способы скрещивания, но с бойцовой точки зрения наиболее успешным оказалось скрещивание терьера с бульдогом. В те дни словом «терьер» называли любую собаку, независимо от ее цвета, формы или размера, которая могла поймать и убить хищное животное. Бульдог в те времена был более крепкого телосложения, с более мощной головой, широкой грудью, приземистый, что-то наподобие нынешнего стаффордширского бультерьера, крепкий, игривый и необычайно живой (активный). До сегодняшнего дня можно наблюдать, как эти два в сущности противоположных типа, терьер и бульдог, все еще не примирились в бультерьере. Когда собачьи бои были запрещены законом, любители этой породы начали выводить для продажи собак с лучшим внешним видом, так как смелые собаки приятной наружности все еще пользовались спросом. На первом месте среди любителей была семья Хинксов из Бирмингема, на протяжении нескольких поколений занимавшаяся продажей собак и животных. Джеймс Хинкс начал выводить белую породу: до того времени было известно, что бульдоги и терьеры, как бойцовые собаки, бывают всех цветов, но Хинкс был мечтатель с художественным вкусом и опытом разведения многих пород. Он скрестил буля и терьера с белым английским терьером, имевшим более мягкие манеры, а затем с далматином, и так появилась его порода целиком белых собак. Хинкс назвал новую обтекаемую, более элегантную породу бультерьерами, а старые любители грубоватых, но энергичных видов подвергли его насмешкам.
Вывести породу белых булей, возможно, вдохновил Хинкса белый английский терьер, который в то время достиг гораздо более высокого уровня и имел более привлекательные форму и качества, чем можно было найти среди булей и терьеров старого типа. В семействе Фриборн из Оксфорда уже имелась порода белых булей и терьеров, но это были собаки грубого, энергичного типа, чего Хинкс стремился избежать.
Белый английский терьер мог дать ему хорошо сложенный корпус и аккуратную форму, а также охотничий инстинкт терьера; у бульдога он мог взять дополнительные качества — силу и стойкость, нужные для белого бультерьера, которого он нарисовал в своем воображении. Белый английский терьер сейчас вымирает, но та же самая порода черная с рыжим подпалом выжила под названием манчестерский терьер.Бульдог во времена Хинкса был отнюдь не тем изысканным экземпляром, которого мы видим на выставочных площадках в наши дни. У него был широкий перед, как у современного бульдога, растопыренные локтевые суставы, широкий череп с тяжелыми, обвислыми, если не обрезаными, ушами, большими круглыми глазами, параллельно расположенными на голове, впалая переносица, прогнутая спина, мощная, но выступающая вперед и кверху челюсть, свободно свисающая кожа вокруг головы и шеи — то есть полная противоположность белому английскому терьеру и привлекательному идеалу Хинкса. Передняя часть бульдога вряд ли соответствовала тому небольшому компактному образцу, которого искал Хинкс. Однако у него, несомненно, были упругие ребра, мощное туловище и тяжелый костяк, что нужно было Хинксу, а также такие черты характера, как храбрость, упорство, преданность и, возможно, послушание — те качества, которые могли уравновесить свойства характера терьера. Добавьте к этому легкую заднюю часть, прямые сухожилия, впалую спину, короткую шею и сведенные вместе плечи плюс, вполне вероятно, светло-коричневый нос и светлые глаза и можно вполне себе представить, сколько проблем имел Хинкс, прежде чем он смог усовершенствовать эти две породы, превратив их в белого бультерьера своей мечты.
Проблемы не ограничивались бульдогом. Те, кто занимался разведением белых английских терьеров, уже имели хлопоты с пигментацией, глухотой и бесплодием, которые в конечном счете вели к исчезновению породы, кроме того, было очень тяжело достичь устойчивых признаков экстерьера. Хинкс столкнулся с огромными трудностями, но он торопился и позже, обнаружив, что он не может добиться от своих терьеров тех качеств, которые ему были нужны, использовал далматина, в то время вполне установившуюся породу, с намерением перенять у нее хорошо сложенную переднюю часть, прекрасные плечи и линию холки, спины и поясницы, крепко сложенную заднюю часть и другие общезначимые качественные показатели. Однако, вводя далматина в целях создания формы, Хинкс столкнулся с рядом новых сложностей. Пятнистая шерсть, круглые глаза, выраженная переносица, узкая морда и телосложение, как у гончей; ни одно из этих качеств ему не было нужно в конечном варианте. Хинкс не вел записей, или по крайней мере ни одна из них не сохранилась, поэтому мы можем только догадываться, как он работал. Несомненно, он вводил те экземпляры, которые наиболее приближались к его идеалу, и, конечно, вскоре он получил несколько хороших образцов этой новой породы.
Можно себе представить, какими глубоко противоположными были первоначальные ингредиенты той новой породы, в которой Хинксу и его последователям удалось воплотить свой идеал и поистине превзойти их. У первых экземпляров, которых вывел Хинкс, не было опущенной книзу и хорошо заполненной морды, которые мы видим сегодня, но он добился более мощной лицевой части черепа как в ширину, так и в длину, сохранив при этом четкость линии. Опущенная книзу морда начала появляться во времена сыновей Джеймса Хинкса — Джеймса и Фреда, которые продолжили его работу, а при его внуке Карлтоне Хинксе, умершем в 1975 году и начавшем заниматься собаководством после первой мировой войны, — опущенная книзу морда закрепилась в этой породе. К концу следующего десятилетия порода, выведенная Хинксом, достигла уровня, приближающегося к совершенству.
Эта новая форма головы понравилась любителям и очень скоро чуть не привела к гибели породы вообще. Все было забыто в погоне за этой феноменальной, опущенной книзу головой, и несколько, поистине шокирующих, уродцев стали чемпионами. От них было получено потомство, и их линия была продолжена. За короткое время это привело к тому, что экстерьер породы оказался на опасно низком уровне, и потребовались многие годы упорной работы, чтобы вновь его выправить. Задача Джеймса Хинкса состояла в том, чтобы добиться смешения трех пород, с которых он начал, и этого идеала он достиг незадолго до своей смерти. И хотя прошло столетие с того времени, как работал Джеймс Хинкс, его проблемы по-прежнему остались актуальными для тех, кто занимается резведением бультерьеров сегодня: как сочетать ценные качества бульдога с грацией и живостью терьера, добавив к ним эту уникальную голову с ее опущенной мордой и мощной мускулатурой. Зная, как трудно производить первоклассных бультерьеров даже сегодня, мы должны отдать должное этому необычайному человеку — Джеймсу Хинксу, у которого была мечта создать породу, чтобы вывести ее и личные качества, способные увлечь других ее достоинствами.
В 1862 г. на выставке в Лондоне Хинкс выставил свою чисто белую суку Пусс. Ему предложили заключить пари на 5 фунтов и ящик шампанского, чтобы она дралась с одной из собак старой породы. Пусс дралась и убила эту собаку, выйдя из драки без отметин. Она завоевала первый приз в своем классе, и эта порода завоевала себе репутацию. Популярность белой масти росла как снежный ком, и порода, выведенная Хинксом, распространилась по всему миру, хорошо приживаясь от тропиков до Арктики. Люди поняли, что этой породе свойственны беспримерная храбрость и выносливость — идеал для аванпостов империи, что она чувствует себя прекрасно как в городском, так и в сельском доме, достаточно умная, чтобы быть сторожем и компаньоном для людей, живущих на границе, или нянчить ребенка фермера.
Итак, каков же характер бультерьера? Беспримерная храбрость, доброта, необычайная сила, атлетичность и игривость; он большой любитель комфорта и тепла, тем не менее счастлив порезвиться на льду или на снегу. Может раздражаться по поводу малейшего дискомфорта, но готов сражаться насмерть, если это необходимо, с непревзойденной способностью к восстановлению своих сил. Он будет приводить вас в бешенство так же часто, как и в состояние восторга своими шалостями, давать отпор вашим самым серьезным упрекам очередной порцией клоунады, чтобы сменить ваш гнев на смех. Пока у вас живет бультерьер, ваша жизнь редко будет скучной! И конечно, он требует большого понимания. Физически бультерьеры — самые превосходные атлеты в собачьем мире. Более сильные и мощные, чем любая другая порода, способная развивать аналогичную скорость, и более быстрые и подвижные, чем другие породы того же размера и комплекции.
Они бывают самых разных окрасов: белые, тигровые, рыжие, рыже-коричневые, черно-тигровые, черные и палевые и очень редко голубые и темно-каштановые и все ровные цвета с белым. Рыжие и рыжевато-коричневые могут быть с черными мордами и пятнами. Окрашенная шерсть была получена через стаффордширских терьеров еще до того, как эта порода была признана Кеннел-клубом в 1933 г. С течением времени, с одной или с двумя неудачами, порода бультерьеров постоянно улучшалась, и вплоть до сегодняшнего дня она способна завоевывать высшие награды на крупнейших собачьих выставках. В конкуренции с любой другой породой она сохраняет свои достоинства и очень часто выходит победительницей. В полную противоположность некоторым другим породам она обладает способностью терять свои грубые качества и достигать истинного совершенства, не утрачивая ничего от прежней силы или грации и, конечно, своей храбрости или характера.