Комедия «Старший сын» органически связана с размышлениями Вампилова над соотношением лжи и правды как в самой жизни, так и в литературе
Вид материала | Документы |
- Проблема правды и лжи. Как определить кто виновен в совершенном преступлении, 122.29kb.
- Тематическое планирование уроков литературы в 10 классе, 123.78kb.
- «Божественная Комедия», 113.19kb.
- Темы по творчеству А. Вампилова. «Провинциальные анекдоты» А. Вампилова и пьеса Сухово-Кобылина, 119.63kb.
- Современный английский драматург Уилли Рассел назвал свою пьесу «Воспитание Риты» комедией, 4047.48kb.
- Доклад к работе Тюриковой Юлии по теме «Эмоции в жизни и в литературе», 137.93kb.
- Ю. А. Акмеология культурологии, 1316.33kb.
- Пушкинский сборник, 154.71kb.
- Андрей Ранчин, 237.03kb.
- Рождественские мотивы в художественной литературе XIX-XX веков, 67.05kb.
«Старший сын»
Комедия «Старший сын» органически связана с размышлениями Вампилова над соотношением лжи и правды как в самой жизни, так и в литературе. Его записные книжки содержат интересные суждения на эту тему: «Все лучшие известные писатели знамениты тем, что говорили правду. Ни больше ни меньше — только правду. В двадцатом веке этого достаточно для того, чтобы прославиться. Ложь стала естественной, как воздух. Правда сделалась исключительной, парадоксальной, остроумной, таинственной, поэтической, из ряда вон выходящей. Говорите правду, и вы будете оригинальны». Другая запись касается поведения человека в сложных обстоятельствах переплетения правды и лжи: «Бывает, лучше быть обманутым, чем, не поверив другому человеку, обмануться в самом себе».
На этих программных положениях вампиловской этики и эстетики построен весь «Старший сын». Вот уж где действительно «ложь стала естественной, как воздух». Взаимоотношения персонажей комедии основываются главным образом на обмане: студент Бусыгин, по воле случая выдает себя за старшего сына музыканта Сарафанова; Макарская то и дело обманывает влюбленного в неё Васю; Сарафанов вводит в заблуждение своих детей (Нину и Васю), говоря им, что играет в симфоническом оркестре, а в действительности подрабатывает на похоронах и на танцах; дети, зная, что это неправда, не только охотно принимают отцовскую ложь, но и всячески оберегают ее от неожиданного «разоблачения» и т. д. Более того, выпускник летного училища Кудимов с его неколебимыми правилами «говорю правду» и «никогда не опаздываю» кажется, по сравнению с детьми Сарафанова, прямолинейным солдафоном, не способным улавливать сложные оттенки человеческих отношений. И даже Сильва, этот «симпатичный нахал», приятель Бусыгина, сотворивший легенду о старшем сыне и решивший в конце концов обнажить правду, раскрыть глаза наивному Сарафанову и его детям на истинное положение вещей, выглядит в этом своем действии откровенным «мерзавцем». По логике драматурга выходит, что те, кто живет в атмосфере «обмана» и готовы поверить в него, принять его как должное, — вполне симпатичные, милые люди, а те, кто настаивает на «правде», спешит продемонстрировать ее, вызывают явное неприятие у читателя и зрителя.
Такова парадоксальная природа вампиловской комедии, где обман — не столько черта характера персонажей, сколько элемент игры, игры рискованной и опасной, но в то же время и увлекательной, интригующей, поддерживающей напряженное внимание зрителя. Тут своя, если можно так выразиться, эстетика обмана: без него нет настоящего интереса в действиях персонажей, нет подлинной интриги, острого сюжета. Суть этого явления и возможности его использования в литературном произведении открывают перед нами те же записные книжки драматурга. Вот один из показательных диалогов: «А муж у тебя есть? — Нет. — Как же быть? Кого же мы будем обманывать?» Или другая запись, во многом дополняющая первую: «О н а: Не обманываясь, скучно жить. Человеку необходимы иллюзии — для радостей, для восторгов, для наслаждений. Обманывайте меня, но так, чтобы я вам верила».
Действие комедии «Старший сын» невольно соотносится с этими краткими, но выразительными записями. Герои ее не только охотно идут на обман, но и по-своему рады обманываться. За всем этим угадывается глубокое знание Вампиловым человеческой природы. Человек готов поверить в то, о чем он мечтает, но чем в реальной жизни обделен. Недостает, например, настоящей любви — и он принимает за любовь то, что на самом деле ею не является (Нина в ее отношении к Кудимову). Разваливается семья, угасают возможности для истинных проявлений отцовского чувства — и он готов принять за сына того, пусть даже случайного, человека, кто пробудил их в нем (Сарафанов). Отсутствует ощущение исполненного сыновнего долга — и он готов считать своим отцом того, кто действительно нуждается в его любви и заботе (Бусыгин). Когда Бусыгин в финале комедии, подтверждая слова Сильвы, снимает с себя маску «старшего сына», Сарафанов отказывается в это поверить: «...Я не верю! Скажи, что ты мой сын! Ну! Сын, ведь это правда? Сын?!» Затем это неверие тут же переходит в уверенность: «Ты — настоящий Сарафанов! Мой сын! И притом любимый сын!». Ситуация парадоксальным образом перевернулась: Бусыгин стал для Сарафанова ближе и нужнее, чем родные дети. Это вынуждена признать и Нина, обращаясь к своему новоявленному «брату»: «Нас он (т.е. Сарафанов) уже за детей не признает, а ты стал его любимчиком». Тем самым автор комедии подводит к главной своей мысли — утверждению духовного родства людей в противовес формальным родственным связям. Масштаб и проблема пьесы как бы укрупняются, она приобретает силу обобщения не только художественного, но и философского.
Основу жанра комедии составляет, как правило, контраст между видимостью и сущностью персонажей. Но у Вампилова он опять-таки проявляется по-своему. Именно этого не могли понять чиновники из Московского управления культуры, решавшие судьбу его произведений. Утверждая, что Сарафанов «слабый человек», «фигура жалкая»1, они исходили, казалось бы, из очевидного. «Блаженный» Сарафанов, как ни старается, не может утвердить свой отцовский авторитет в глазах детей; он слишком доверчив, мягок, порой просто беспомощен. И вместе с тем, несмотря на свой пожилой возраст, возвышенно романтичен: сочиняет музыкальную ораторию под названием «Все люди — братья». Одним словом, он «ненормальный», как говорит о нем дочь Нина.
Однако в драматургической системе Вампилова своя шкала ценностей: «ненормальный» — значит хороший. Сарафанов, при всех его слабостях, неизменно вызывает симпатии зрителей своей подлинной добротой, душевной теплотой и открытостью. А «нормальный» курсант Кудимов, наоборот, антипатичен. По мнению тех же чиновников, «он выписан дураком, бурбоном, дубом и т. д.». И хотя Вампилов, возражая на это, заявлял, что Кудимов сложнее, чем его обычно представляют, образ этот и в самом деле получился малопривлекательным. «Я люблю людей, с которыми все может случиться», — утверждал Вампилов. С Кудимовым ничего особенного случиться не может именно потому, что он во всем руководствуется «правильными» принципами. И даже то, что он «никогда не врет», в контексте данной пьесы является чертой не положительной, а скорее отрицательной. При отсутствии душевной чуткости его желание непременно высказать правду и тем самым разрушить чью-то тайну может принести немало страданий людям. Иначе говоря, по Вампилову, бывает такая «нормальность», от которой становится не просто скучно, но и жутко.
Образ Бусыгина тоже не избежал сурового приговора хулителей пьесы: «Взят человек, совершающий подлость, и из него делается положительный герой». Внешне как будто все выглядит именно так: Бусыгин обманным путем входит в дом, а затем и в доверие Сарафанову и его детям. Вероятно, желая несколько смягчить эту ситуацию, Вампилов при доработке комедии освободил Бусыгина от необходимости изначально лгать. В третьей редакции пьесы «обманную» фразу о внебрачном сыне Сарафанова произносит не Бусыгин, как в более ранних редакциях, а его приятель Сильва, именно он придумал и огласил эту легенду, и Бусыгину ничего не оставалось, как подыгрывать ей. Размышляя над сложной природой человеческого характера, Вампилов писал: «Не ищите подлецов. Подлости совершают хорошие люди». Эта запись словно специально предназначена для Бусыгина, который, попав в дом Сарафанова, невольно внутренне преображается. Превращение молодого человека, «совершившего подлость», в «положительного героя» мотивировано в пьесе теми изменениями, которые происходят в нем при встрече с Сарафановым и его детьми. Эти внутренние сдвиги в поведении и характере Бусыгина совершаются постепенно, исподволь, во многом под влиянием зарождающегося в нем чувства любви к Нине. Но они тем не менее заметны, интересны и поучительны для зрителя. В свете взаимоотношений мнимых «отца» и «сына» раскрывается гуманистическое содержание пьесы, нравственная сущность характеров ее персонажей. За внешней бравадой и даже цинизмом молодых людей обнаруживается неожиданная для них самих способность к любви, прощению, состраданию. От быта предместья комедия невольно поднимается к общечеловеческим проблемам. Недаром ее называют своеобразной философской «притчей».