Становление и развитие государственности древних тюрков. (VI-VIII вв.) 07. 00. 02. Отечественная история (История Республики Казахстан)
Вид материала | Автореферат |
СодержаниеВ третьем разделе – «Политические традиции и история тюркютов» Социальные факторы Экономические факторы Политические факторы Исторические факторы В четвёртом разделе |
- История города Павлодара: социально-экономическое, культурное и политическое развитие, 450.74kb.
- История национальных культурных центров южных регионов Казахстана (1991-2008 гг.) 07., 592.78kb.
- История краеведческого движения в Восточном Казахстане в ХХ веке 07. 00. 02 Отечественная, 389.64kb.
- Становление и судьбы идей по национальному вопросу в казахстане (1917-1991 гг.): Исторический, 699.85kb.
- Программа дисциплины «Отечественная история» Распределение часов по темам и видам учебных, 47kb.
- Нефтегазовая промышленность современного Казахстана: исторический аспект (1985-2007, 906.81kb.
- Депортации народов в Казахстан в 1936-1957 гг. (на материалах Северо-Казахстанской, 509.45kb.
- История становления и развития информационных процессов в современном Казахстане 07., 506.85kb.
- Большевистская власть на юге Казахстана в 1917-1928-е годы (исторический аспект) 07., 737.03kb.
- Сотрудничество Казахстана и Франции в современных условиях: историко-компаративный, 517.12kb.
Основной задачей данного раздела было стремление объяснить отдельные, значимые черты средневекового пастбищного животноводства, без которого понять характер и сущность государственности древних тюрков не возможно. Прежде всего, 1) кочевание у скотоводов происходит только по замкнутому маршруту, “чистых кочевников” не существует, 2) основная масса скотоводов от 70 до 80% не имеет возможности перекочёвывать из-за дефецита базовоопределяющих (богатых) хозяйств и использует местные локальные пастбища, 3) данное обстоятельство смягчает межклассовые отношения в номадном обществе, 4) латифундальная частная собственность на пастбища не могли образовываться, из-за кратковременности использования пастбищ, значительности пространства контролируемого общиной и вследствие этого невозможность контролировать такую собственность и т.д.
В третьем разделе – «Политические традиции и история тюркютов», автором исследуются вопросы событийных моментов тюркютской истории и выработанные ими политические традиции.
В первом подразделе -«Исторические условия и факторы становления Тюрк эля», автор, на материале предгосударственной истории тюрков-ашина, исследует различные исторические обстоятельства и факторные моменты формирования государства в древнетюркском обществе.
Социальные факторы. Фактор появления и величины избыточного продукта, форм его редистрибуции, тесно связан с вопросом о ступенях развития социума, а значит с зарождением над- и межобщинных институтов управления и регулирования. Это обратная сторона увеличения продуктивности хозяйства, усложнения экономической базы и, в свою очередь, ее интенсификации настолько, насколько это возможно в рамках натурального хозяйства и корпоративного общества.
При существенном изменении внешней ситуации, когда гарантирование повседневных прав в данной общине или объединении не могут обеспечить догосударственные органы координации, наличие избыточного продукта становится одной причин генерирования принципиально новой переструктуризации общества, в котором вырабатывается совершенно новый, в сущности многорезервный орган управления - политическая власть.
Экономические факторы. Исследователи номадизма отмечают феномен, когда отдельные степные лидеры управляли сотнями, а то и тысячами хозяйств. Возникает вопрос: как, с помощью каких инструментов, эти люди, без видимых органов насильственного управления, заставляли добровольно повиноваться такое количество людей. Существование монополии этих людей на землю или скот отвергнуты, как несостоятельные. Прямое насилие - полиция, тюрьмы и т.п., - также отпадают в силу их отсутствия в догосударственный период. Остается лишь один фактор, помимо патронимии, - общий хозяйственный интерес. Как правило, именно крупные общины богатых степняков были базисными при формировании расширенных общин для перекочевок. Именно расширенные общины позволяли выработать необходимый минимум продуктов для нормального воспроизводства.
Инициатор из базового хозяйства только этим имел возможность воздействовать на рядовых общинников. Дефицит в степи базовых, хозяйствоопределяющих общин - основная причина, заставляющая людей подчиняться, помимо естественной соподчиненности патронимии. Необходимость координировать передвижение скота – имущества, обуславливает появление макрорегулятора, который имеет полноту власти в пределах его компетенции.
Эта новая для догосударственного периода хозяйственная среда, с накоплением значительной частно-семейной собственностия, в связи с необходимостью защиты этого имущества и хозяйственных интересов, в том числе на межобщинном уровне, становится базой для новой политической организации, т.е. государства.
Политические факторы. Этот фактор состоит из следующих конкретных обстоятельств:
- Первое обстоятельство – само будущее десятиплеменное тюркютское общество, в лице отдельных лидеров кланов ашина и ашидэ, концентрирует вокруг себя другие рода Алтая, для защиты своих политических и иных интересов, от других социумов региона;
- Накопление значительных богатств, прежде всего в виде скота, железных изделий, требует выхода на внешние рынки для торговли напрямую или через посредничество согдийцев;
- Последние обстоятельства рождают необходимость охраны этих богатств и обеспечения безопасности в новых сферах деятельности. Однако, необходимость обеспечения скота новыми пастбищами приводит социум к решению новых уже политических задач;
- Древнетюркское общество было вынуждено выходить за рамки своего традиционного экономического ареала, вследствие экстенсивной формы ведения хозяйства.
- Защищая свои имущественно собственнические интересы, социум стремился освободиться из политической зависимости Жужанского каганата. Для этого движения наиболее удобными оказались позиции рода Ашина, представители которого, длительное время сотрудничали с жужанами и преуспели в сакрализации власти своего родового вождя.
Исторические факторы. Косвенную роль в возвышении рода ашина сыграли, по всей видимости, сами жужане, которые возложили на этот род функцию сборщика дани и ряд других управленческих функций. Ашинаиды продолжали выполнять эти функции до известных исторических событий в середине VI века. Им удалось превратить власть хозяйственного макрорегулятора в закон, норму, которые стали позднее правовым обычаем и неотъемлемым правом рода.
Тюркский Эль, до существования каганата, уже представлял собой политическое объединение, имел форму политической власти. Однако, только в период после 551 г. у тюркютов появилась возможность создания полноценного разветвленного государственного аппарата управления обществом, который принято называть государством.
Второй подраздел посвящён “Проблемам политической истории каганатов”. В ней рассматриваются вопросы хронологии основных событий политической истории, исторические события всех четырёх каганатов древних тюрков. Необходимость данного подраздела диссертации была вызвана вследствии большой вариативности событийных и иных моментов истории тюркютов. Так, например, автор диссертации обращает внимание на различные версии о переселении. По сведениям М.А.Czaplik-и «…тюркское племя ашина мигрировало из прежнего места проживания на Алтае к горе «Dur ko», чтобы выжить от деспотического правления Сиен-ти (Tyn-ry) (видимо, сянбийцев – Т.Ж.). Они были вынуждены служить на новом месте, могущественным Жуань-Жуаням, в качестве рудокопов и металлургов. Они приняли название горы, как название племени» [34, с.78-80]. Возможно некоторым основанием для этой версии послужили сведения, изложенные в хронике - «книге Суй», согласно которым, тюрки-ашина первоначально обитали в Пинляне, в составе государства Жуйчудов, основанного потомками одной из ветвей хунну. В первой половине V в., после разгрома императором Тай-ву из династии Вэй жуйчудов, 500 семейств ашина откочевали к жужанам на Алтай [35, с.30]. Р.В.Golden относит это переселение к 439 г.. [36, с.10].
Споры вызывает этническая принадлежность первоначальных переселенцев. Ю.А.Зуев связывает происхождение будущих ашинаидов с восточно-иранскими этническими элементами [37, с.20-41]. В свою очередь, С.Г. Кляшторный считает их тюркоязычными, но подвергшимися частичному влиянию согдийцев и ирано-тохарцев [38, с.78].А. Каиржанов придерживается мнения о монголо-сянбийских корнях этих 500 семейств [39, с.37] и т.д.
Не вызывает разночтений вопрос о начальной точке оформления государственных институтов у этноса орхонских тюрков. Известны первые догосударственные лидеры древних тюрков. Полулегендарными являются следующие личности: глава племени Абанбу (по Л.С.Потапову - Апанпу) и Нодулу-шад. По мнению автора, исторически реально существовал Асянь-шад и наследовавший ему ябгу Туу.
Тюркютский Эль, в виде власти государственного типа, но под суверенитетом каганата жужан, фиксируется с момента наследования власти после смерти Туу, его сыном Бумынем. Однако, существуют хронологические разночтения. Так, турецкий исследователь Ah.Tasagil считает, что это событие состоялось в 542 г. [10, с.16], а Л.Р. Кызласов, без ссылок на источники, относит это событие к 536 г., как и разгром Бумынем жужан [40, с.526]. Из материалов современных переводов, осуществленных К.Салгараулы, эти события отнесены к 536 г., так же, как и военное покорение 50 тысяч телэ, а союз с Западным Вэй и разгром жужан в 541 г. [35, с.526]..
Приближена к реальности версия С.Г.Кляшторного, который считает, что Бумынь был провозглашен в 534 г. Великим ябгу, и только в 551 г. – каганом [41. 81, с.77-78]. P.B. Golden переносит последнюю дату на один год, т.е. к 552 г. По всей вероятности, появление даты - 536 г. у Л.Р. Кызласова, обязано сведениям из “Чжоу шу”. Однако, сведения из этого источника, переведенные с китайского на казахский язык К.Салгараулы, и переведенные на русский язык Д.М.Позднеевым столетием ранее, переворачивают большинство хронологических привязок раннего периода. Внимательное сопоставление фактов-привязок, выявило ошибку при датировке отдельных исторических памятников. Так, Д.М.Позднеев и К.Салгараулы предполагали, что 536 г. - это 12 год правления императора Вын ди. На самом деле, император Вын ди взошел на престол 531 г., поэтому дипломатические сношения и военное покорение 50 тысяч телэ, относятся к 546 г. На 17 году правления Вын ди, Бумынь получил принцессу Шанлы, т.е. в 548 г. Далее, по видимому, переводчиком допущена ошибка. Из рукописи следует, что “… в том же году Вей Вын ди умер. Бумынь отправил своего посла, с двумястами лошадей, для устройства поминок” [35, с.33]. Однако, по китайским справочникам достоверно установлено, что император Вын ди умер в 551 г.. Данная дата обосновывает время основания “Тюрк Эля”, поскольку в том же “Чжоу шу” дается следующая привязка: “… в первом месяце первого года правления (следующего – Т.Ж.) императора Вэй Фи-ди, Бумынь направил свои войска против жужан, и в местности Хуэй-хуан, полностью их разгромил”, после чего провозгласил себя “Или (Эль) каганом”, а свою супругу “Катун”. Год смерти кагана Бумыня, по “Чжоу шу”, - 553 г. [35, с.33]. Большинство историков, и, очевидно, сами тюрки, именно с событий этого года, отсчитывают основание древнетюркского каганата.
В третьем подразделе - «Рецепция государственных традиций древних тюрков», автор рассматривает политическую историю и государственное устройство тюркоязычных каганатов периода развитого средневековья, с точки зрения сохранения и развития древнетюркских политических традиций. Окончательный развал, к середине VIII века, Западно-тюркского и Второго Восточно-тюркского каганатов, породил два типа государственных объединений по региональному признаку. Западно-Тюркский каганат распался на неустойчивые политические объединения, в которых сохранялась политическая традиция ашинаидов, но практически отсутствовал ресурс для ее поддержки. Тюргешкое объединение, сохранило прежние государственно-идеологические основы "Тюрк эля", в Хазарском каганате тюрки и ашинаиды составляли только верхушку общества. Федерация кангюйских княжеств, на базе среднеазиатских и южно-казахстанских городов просуществовала чуть более полувека и была завоевана восточно-тюркскими этносами. Лишь в Хазарии тюрки потеряли реальную власть задолго до военного поражения и разгрома государства в 965 году, а ашинаидские каганы превратились в символы государственной власти.
В восточной части уйгуры, разгромившие II Восточно-тюркский каганат, дальше всех пошли в направлении смены политической доминанты. Они укрепили свою династию каганов, но в остальном, т.е. в сфере государственного устройства и управления, тщательно копировали опыт тюркютов, а основная масса восточно-тюркских федератов оказалась выдавленной в Западный Туркестан, где они образовали свои государственные объединения.
Огузы, карлуки, кыргызы и другие, без сомнения, использовали при реализации власти в своих каганатах опыт, традиции и идеологию тюркютов, претендуя на их место в Центральной Азии.
Четвёртый подраздел, диссертационной работы посвящен государственной организации древних тюрков во внешнеполитических отношениях эпохи. Автор исследует статус каганатов древних тюрков по отношению к китайским империям, другим тюрко- и монголоязычным государственным образованиям региона.
Китайцы, по отношению к своим кочевым соседям имели своеобразную “планку” статусов. Так, независимо от политических реальностей, кочевые государства на низшей ступени именовались “чэнь”, т.е. вассалами. В определенных конкретных обстоятельствах “чэнь” мог трактоваться как раб, как в случае с кагананом Шаболо [7, с.119].
Некоторые из тех, кто добились каких-либо внешнеполитических успехов, приобретали статус “фань ли” - вассального государства. Высшим статусом был “линь ди кан ли” – статус соперничающих равных государств. Именно такими были отношения между династией Тан и Кат Эль-ханом, в период между 626 и 628 гг. [7, с.78]. При двух последних статусах заключались “договора, основанные на мире и родстве [3, с.233, 234]”. Помимо этого, но очень редко, устанавливались отношения “хэцинь”, которые характеризуются особенно равными и дружескими отношениями, как например, между императором Чжоу и Тобо (Таспар) каганом, но даже в этом случае кагану предложили в жены не принцессу крови, а названную или удочеренную принцессу китайского императора [7, с.118; 3, с.234]. Таспар каган не согласился с такой заменой, неоднократно совершал набеги, с целью давления, однако так и не сумел получить в жёны принцессу крови.
Автор подробно анализирует различные аспекты межгосударственных брачных союзов, институт аманатства и другие вопросы.
В четвёртом разделе исследования - «Государственная организация древнетюркского общества», автор детально рассмотрел процесс формирования, становления и развития государственного управления у древних тюрков, в VI-VIII в.в., продолжение их политических традиций в последующий период, у тюркоязычных этносоциумов развитого средневековья.
В первом подразделе - «Структура государственного управления», детально отслеживаются этапы формирования государственной организации в древнетюркском обществе.
Автор убежден, что межобщинно-родовая организация «Эль» получает завершающий политический облик в первой четверти VI в., когда родовой союз ашина и ашидэ установливают контроль над всеми основными предгосударственными органами координации и управления десяти алтайских общинно-родовых объединений. Это обусловило формирование общества из данных сегментов - 10 крупных хозяйственных общин, - огов. Власть инициаторов приобретает политический характер, вследствие необходимости учитывания всех основных интересов соединившихся, что в свою очередь предполагает формирование организации нового типа носящего черты государства.
По мнению диссертанта в каганатах древних тюрков мы видим вполне развитый для своего периода бюрократический аппарат управления. По китайской классификации, основной штат чиновников тюркютов включал 28 уровней, разделенных на высшие и прочие чины. К высшим относились ябгу, шады, тегины, эльтеберы и тутуки. К остальным – различные ранги тарханов и буюруков (приказных). Титул и власть не всегда соответствовали китайским сопоставительным текстам, целью которых было ориентирование китайских дипломатических чиновников в тюркютской иерархии. Так, М.Р.Дромпп отмечает, что титул "шад" по всем спискам является более высоким титулом, чем «тегин». Однако во времена правления Бильге-кагана, его младший брат Куль-тегин имел гораздо больше власти и влияния, чем два зафиксированных официальных шада и т.д [21].
Вопрос о высших органах управления у тюркютов, во всех нюансах, получил у автора диссертации детальное рассмотрение. В 551 г. при известных событиях, данная организация приобретает политическую самостоятельность и суверенитет. Эль-хан Бумынь был провозглашен не просто каганом, а именно «старшим» каганом, как описывает эти события С.Г.Кляшторный, или «Илиг каганом», по утверждению информированного С.Цзунчжэна [11, с.86].
Официально младшие каганы, управляющие западным крылом каганата, начиная с этого времени, именуются сочетанием сословного и государственного титула - «ябгу-каган», который, наравне с титулом «каган», становится государственным титулом. Восточный частью каганата и, одновременно, всем государством управлял старший каган, а на практике, наместник восточного крыла – тегин. Каждый новый каган, взошедший на престол, назначал новых ханов из числа ближайших родственников, открывал или закрывал новые уделы.
Одновременно сложилась еще одна политическая традиция. Согласно этой традиции каганом «Тюрк эля» считался правитель, сочетавший в себе следующие условия: во-первых, принадлежность к роду ашина, а еще лучше к линии Бумыня и Истеми; во-вторых, выборы кагана на территории священной Отюкенской земли (долины); в-третьих, «катун» - старшая супруга должна была происходить из рода ашидэ; в-четвертых, претендент должен был дождаться своей очереди по удельно-лествичной системе. При всём при этом не исключался вариант, в отдельных случаях, выбора претендента по меритократическому способу.
Таким образом, к середине VI в., на политической базе «Эля» завершается формирование империи орхонских тюрков – каганата. Складывание каганата отнюдь не означало разрушение Эля, наоборот, именно Эль стал центром империи, именно внутри этой организации принимались основные политические решения, которые потом выносились для утверждения на представительно-исполнительные органы власти. Со временем Эль и каганат слились, составив единую организацию – государство орхонских или древних тюрков.
Вследствие неясностей в средневековых письменных источниках, существуют разногласия и дискуссии, по вопросам титулатуры и наименования государственных должностей у древних тюрков. Так существуют разногласия в отношении существования титула «хан» у древних тюрков. Такого титула нет в и списках китайских хроник. До последнего периода большинство историков не видело разницы между титулами «хан» и «каган». Для прояснения этого вопроса, автор приводит слова Абу-Абдалах Аль-Хорезми, который в Х в., объяснял арабским и персидским читателям, что у тюрков «хан - предводитель», а «хакан – это хан ханов, т.е. предводитель предводителей…» [42, с.218].. Автор выстраивает государственную иерархию I Каганата по линии: Старший каган (официальный соправитель), – ябгу-каган (младший каган), – ханы, – местные правители, один из которых по совместительству является тегином, – шады, в основном командующие войсками, – эльтеберы – тюркские или местные управляющие федератами. При этом тутуки - это чрезвычайные управляющие, в функции которых входило подавление восстаний, мятежей, сбор нерегулярных налогов с подвластного населения, не входившего в Эль на вновь завоеванных территориях. А буюруки-приказные – это высокопоставленные чиновники, исполняющие различные поручения кагана. Таким образом, очевидно, титул «хан» представлял двухуровневую пространственно-административную систему собственно тюркского Эля: каган – хан.
Еще одной особенностью центральной власти в каганате является, по мнению автора, дуальное разделение власти и институт соправителей кагана. Младший соправитель носил первоначально совмещенный сословный и государственный титул – «ябгу-каган», который во времена Первого каганата выполнял роль руководителя западного крыла, однако соправителем мог быть и Восточный хан. Специальный титул для соправителя не зафиксирован [43, с.526]. Соправителем кагана считалась его старшая супруга – катун, происходившая из рода ашидэ. Этот род монополизировал должность ближайшего советника кагана. Каганом мог быть только тот претендент, который по материнской линии происходил из ашидэ, а по отцу из ашина, все остальные считались низкого происхождения. Только союз двух аристократических родов, завершающих патронимическую иерархию Тюрк Эля, по всей вероятности, обеспечивал превышение баланса сил и внутреннего паритета, в сторону нового органа управления.
Во втором подразделе, диссертационного исследования автор предлагает для рассмотрения «административно-территориальную структуру каганата». Любое государство, обладающее обширной территорией и значительным населением, вынуждено оптимизировать механизм управления обществом. Тюркюты четко различали земли своих ханств, огов, владения шадов и тутуков. Тюркютские первоначальные коллективы – огуши приписывались, в тот или иной, административный округ, именуемый - «ог», федераты составляли между собой союзы, - «огуз». «Оги» возглавляли эркины, «огузы» - эльтеберы. Эти административные подразделения имели границы, которые повторяли границы пастбищных территории родов, составлявших данный административный ог.
До разделения каганатов в 603 г., первоначальные ханства-уделы, делились поровну между обоими крыльями, причем восточное и северное ханства находились в восточном крыле, а западное и южное ханства, соответственно, в западном крыле. Такое разделение центральной власти диктовалось обширностью территории государства, слабыми коммуникациями, жизненной необходимостью принимать решения по важным вопросам оперативно и на местах. Законы управления, в эпоху неразвитых коммуникаций, требовали некоторой децентрализации управления, однако соподчинение между частями государства оставалось.
В третьем подразделе – «Региональное управление и характер связи подданных с государством”, диссертант рассматривает вопросы организации государственного управления на местах. Этот уровень управления составляли различные категории бегов-родоправителей. В зависимости от характера руководимого подразделения можно выделить следующие категории бегов:
1) Выборные беги, родоправители расширенных общин, первичный «кирпичик» древнетюркского общества.
2) Беги - не ашинаиды, назначенные каганом, над административным соединением родов – огами. Их, как правило, именовали титулом шадапыт.
3) Беги из числа семьи кагана, назначенные каганом руководить объединением родов. Их, как правило, именовали великими иркинами или алпагу [44, с.223 ]. Великие иркины, по сути, не беги, а чиновники кагана, назначаемые из центра, для руководства административно-территориальным подразделением – огом, число которых в каганатах по традиции равно десяти.
Титулы иркин без приставки великий, и эльтебер, употреблялись тюркютами в отношении глав подчиненных социумов. Эти титулы, по мнению М. Масао, заимствованы тюркютами для обозначения федератов - союзных Элю родоплеменных объединений [45, с.52-53].. В этимологическом плане, титул эльтебер заимствован от жужан, и имеет значение «управляющего малым Элем». В иерархическом плане данный титул был выше титула иркин. Естественно, что Великие иркины, собственно тюркюты, были в степной иерархии, выше всех эльтеберов, правителей подчинённых народов, подчиненных родоплеменных и этнических подразделений.
Известно, что в Западно-тюркском каганате титул эльтебер вводил Тон ябгу-каган, на контролируемой территории Восточного Туркестана и Средней Азии, для глав покоренных государств. Он же «…отправил (к эльтеберам – Т.Ж.) Тутуней иметь надзор за ними и собирать подати» [3, с.283]. Тутуки, естественно, были тюркютами.
В силу, как мы упоминали, хозяйственных причин статус подданного каганата занимало пограничное положение между субсидарным правами индивида как члена родовой общины и субъективным правом гражданина государства. Это один из всеобщих признаков раннего государства. Формирование территориальной политической организации, каковой по существу выступает государство, было востребовано номадами, прежде всего, из-за необходимости в освоении протяженных на сотни километров и больших по площади территорий. Это делало актуальной проблему защиты индивида и его хозяйства. Единственной гарантией этой защиты может быть идея групповой защиты. Чем больше эта группа, тем сильнее степень защищенности отдельного человека. С идей групповой защищенности этимологически формируется идея принадлежности к организации-гарантеру, т.е. по сути, идея гражданства или подданства в современном понимании этого термина. Связь тюркюта с государством устанавливалась путем рождения в одном из десяти первоначальных родов «Эля», а для нетюркютов – путем включения выслужившихся и женившихся на свободных женщинах несвободных и путем «усыновления» знатью отдельных семей, кланов или родов. Были и другие менее распространенные способы.
Тюркют мог потерять статус гражданства или полной правоспособности, если он совершал политические преступления: мятеж, заговор, попытку переворота законно избранной власти ханов и кагана и смещения назначенных им шадов и тутуков. А также в результате дерзкого уголовного или «греховного» преступления против сородича или сородичей, которые не поддавались в силу тяжести содеянного правовому регулированию с помощью куна или аипа. В последнем случае суд приговаривал к смертной казни, а в случае отсутствия виновника или в виде помилования приговаривали к изгнанию из рода, что автоматически прекращало к личности преступника отношения гражданства на всех уровнях. По сути, исходя из реальности того периода, изгнание из рода становился таким правовым институтом как «гражданская смерть». Такие люди не получали раздел собственности, а если в момент преступления они были полностью правоспособными, то, как правило, их имущество и хозяйство могло быть передано на правах опеки для соблюдения экономических интересов невиновных членов семьи, ближайшему родственнику. Члены семьи преступника в этом случае отрекались от виновного с помощью процедуры отречения и проклятия.
Четвёртый подраздел - «Фискальная система каганата». Несение государственной службы, содержание каганского и ханских дворов при наличии значительных поступлений извне, предполагали восполнения от подданных. Тюркюты создали разветвленную систему сбора налогов и дани, прежде всего с покоренных народов. Сведения о налоговой системе внутри Эля очень скудны. В отличие от хуннов, у тюркютов нет сведений о посемейной переписи своего народа, как это практиковалось в китайских государствах, позже у монголов, с целью налогообложения. Однако это не означает, что, собственно, налоги у тюркютов отсутствовали. Существовали две казны дворца и каганата. По мнению исследователей древних тюрков, основными сборщиками налогов в каганате были шады, которые совершали сбор налогов с областей-уделов «…на основании установленного закона». Есть упоминания о сборе налогов «без меры» [3, с.259]. Из этих отрывочных данных становится ясно, что каждое административное подразделение каганатов и федераты, каждые в отдельности, имели свою фиксированную норму налоговых сборов.
Пятый подраздел посвящен армии каганата в системе государственного управления. В диссертации проанализированы принципы формирования и мобилизации воинских подразделений у древних тюрков. Китайские источники свидетельствуют, что у тюркютов была хорошо организованная и дисциплинированная армия, ядро, которой составляли тяжеловооружённые силы кавалерии - копейщики. В отличие от других номадных этносов эти части комплектовались при помощи государственной власти. Каганская гвардия и дружины знатных юношей были базой для подготовки кадров военноначальников различных рангов. Каганские гвардии, телохранители ханов и шадов в мирное время выполняли функции полицейских сил и вводились для усмирения распрей, мятежей и бунтов. Силы, возглавляемые тутуками, подавляли сопротивление завоеванных народов и помогали собирать с них налоги. Боеспособная армия была следствием и отражением организованного и централизованного государства. Армия превратила каганат в обширную империю, в лидера региона.
Шестой подраздел - «Литературный язык и письменность в государственном управлении тюркютов», посвящен вопросу о роли древнетюркской письменности и каганского (хаканийского) диалекта тюркского языка в государственном управлении каганатом. Письменность, в условиях растянутых и несовершенных коммуникации, исполняла роль связывания всех органов управления государством, а так же была средством закрепления и точной передачи информации. Широкое внедрение письма было результатом резкого усложнения управления обществом. В условиях, когда каганат объединял множество разноязычных народов, возникла проблема донесения информации управления на регионы. Языком власти стал язык каганов-ашина. Диалект получил название каганский или хаканийский. На этом диалекте написаны большинство документов той эпохи. Письменность и общий литературный язык стали важным элементом механизма государства, служили средством коммуникации, позволяющим преодолеть проблемы связанные с обширностью пространств каганата и полилингвизмом общества. В пятом разделе «Государственно-религиозная идеология в древнетюркском каганате» автор подробно остановился на вопросах формирования религиозной идеологии древних тюрков. По мнению автора, причинами деформации традиционной идеологии стали потребности новой организованной среды внутри социума.
В первом подразделе «Традиционная духовная культура и формирование новой идеологии древнетюркского социума», диссертант подробно сравнивает различия между религиозной идеологией догосударственного периода с государственным. По его мнению, религиозная инфраструктура социума всегда играла роль координатора общественных отношений. Данная функция привлекала строителей государственных организаций для конструирования новых властных отношений. Религия сама по себе содержит предписания, которые в государственный период превращаются в нормативные акты, запреты - в санкцию, ритуалы - в процедуры. Религиозная иерархия, по сути, является и образцом, и инструментом для государственного управления обществом. Это делает их притягательными для политической власти, стремящейся, по мере возможностей и обстоятельств, включить религиозный сегмент в число государственных институтов. Удалось ли это сделать тюркютам, мы рассмотрим на примере их основных культов.
Автор рассмотрел условия и причины генезиса новых идеологических императивов в тюркютском обществе. Имеющийся в распоряжении автора диссертации материал, позволил ему утверждать, что одним из ранних в аридной зоне религиозных культов, использованная, как государственная идеология, стал именно культ Тенгри (у тюркютов вариант с Умай). Еще хунну использовали позитивные аспекты этой религиозной культуры, для обоснования верховной власти шаньюя и создания отношений соподчиненности.
В диссертации утверждается, что в условиях ограниченности насильственных ресурсов осуществления власти и объективной слабости вертикальной соподчиненности, возрастает роль идеологии.
Формирование новой государственной идеологии происходило, по мнению автора, через унификацию функций персонажей и самих персонажей, что привело, в конечном счете, к оформлению официального, обязательного для государственных ритуалов божественного пантеона. Новыми вариациями окружается культ Тенгри (Буд-Тенгри), Умай - супруги Тенгри, в их мифологию включаются мифы о предках ашины, культ родовой пещеры, миф и культ волчицы (бури), огня и т.д. Ашинаиды, унифицируя древние культы, придают им характер окончательной оформленности, соединяют мифологические сюжеты друг с другом. В них органично сплетаются центральный миф Тенгри, Умай, Иер-Су, с его логичной догматикой и умело подобранными периферийными культами: культом коня, культом кагана Бумыня, его духа, культом Ашина и т.д.
Особое место среди всех культов тюркютов занимает упомянутый нами выше культ Ашина. Затрагивая этот вопрос, диссертант поднимает проблему, упомянутую ещё Притцаком, проблему т.н. «царской религии». Составной частью нового культа становятся культы каганов Бумыня и Истеми. Данный культ целиком и полностью был понятен и связан только с древнетюркской государственностью. Исследователи соотносят его с этнической первоосновой ашинаидов и считают внеэтничным, к основной массе тюркютов культом.
Культ ашина имеет морфологическую связь с обыденным, можно сказать, тривиальным культом предков, характерным для древнего пласта любого общества. Однако, с изменением роли и места отдельно взятого рода ашина и определенного клана из неё, данный культ в этом объекте гипертрофированно преломляется, превратившись в «царский» культ, с оттенком политических церемоний и ритуалов. Основные контактные точки этого культа заключались в почитании личности кагана, пещеры предков, почитании волчицы, - прародительницы ашинаидов, со стороны всего народа и т.д.
В конечном счёте, объединение различных этнородовых культов в единую идеологию через жрецов-бахсы позволило не только придать сакральность и обосновать централизацию всей власти в лице кагана от рода ашина, но и систематизировать систему управления в государстве. Не удивительно, что каган был по совместительству главным белым шаманом-бахсы тюрков.
Рядовыми служителями культа Тенгри, Умай и Ашина были бахсы, но главными священнослужителями в древнетюркских государствах были сами каганы. Данный факт определил статус государственности данной религии. Предположение М.Масао о том, что первый правитель древних тюрков был шаманом, подтверждает С.П.Потапов, который, опираясь на китайские письменные источники и изучая мифологию алтайцев, предположил, что Ашина, легендарный предок тюркютов, был внуком шамана Апангпу [46, с.301]. Под шаманом подразумевается не кама или ядачи, а именно бахсы, т.е. каган не был колдуном или “волшебником”.
Бахсы, в первую очередь, - медиум, жрец-оракул, проводник между двумя мирами, провозглашающий волю и мнение богов, а после врачеватель, ветеринар и т.д. Каган, как медиум входил в контакт с богами и духами предков, доводил до народа их волю, старался быть их любимцем, ублажать их обильными жертвоприношениями и тем самым добивался от них – кута, харизму, удачу. Каган имел право на власть над обществом от своих предков каганов и непосредственно от Тенгри и Умай, детьми которых были Ашина и, соответственно, первые каганы. Наличие у кагана “кута” - удачи-харизмы, дополнительно основывало юридическое право конкретного кагана на власть в государстве. Как только удача отворачивалась от кагана он подвергался реальным опасностям. Так как сместить его было нельзя, он умершвлялся без пролития крови, посредством удушения или отравления. Однако таких случаев в тюркютской истории прослежено очень мало. Обстоятельствами, имеющими определяющее влияние на получение власти кагана, были следующие: обладание, контроль над священной Отюкенской земли, пещерой предков, происхождение из рода ашина, брачный и политический союз с ашидэ, и ритуал всеобщих выборов. Всё это, при соединении вместе придавали кагану мистическую святость и политическую легитимность верховной власти.
Сборы для отправления ритуалов тенгрианства где главная роль отводилась первосвященнику тюркютов, проводились в начале лета, были поводом для политического совещания кагана с бегами, тутуками, шадами, ханами и общения с народом. Однако, каган (Эль-хан) или первосвященник - явление новое, связанное с официальным включением тенгрианства в структуру государственных институтов древних тюрков, и датируется, по мнению автора, не ранее начала VI века н.э.
Бахсы необходимо отличать от кама, т.е. колдунов и волшебников. Наиболее фантастическая часть древнетюркской магии связана с неоднократно упоминаемым в разных нарративных источниках камней «яда», с помощью которого можно вызвать или прекратить непогоду: дождь, снег, морозы, обвалы в горах и т.д. Для этого нужно подбросить камень вверх, произнести определенные магические слова и поймать его. Чаще всего функции такого камня возлагались на горный хрусталь.
Бахсы не имели культуру монастырей. В этом не было необходимости в условиях кочевого скотоводства. Но возле пещеры предков, видимо, имелись поселения шаманов, обслуживающих культовое место. Роль священных мест играли места погребений знатных людей, каганов: Кошо-Цайдам (Орхон), урочище Мерке (Каратау), Кудэгрэ (Алтай) и другие, вокруг которых появлялась религиозная инфраструктура тенрианства: оградки из каменных плит, каменные скульптуры, ряды балбалов, стелы с руническими надписями [29] и т.д. Такой комплекс, без сомнения, нуждался в специальных служителях из среды бахсов, которые осуществляли надзор и обслуживание в этих местах.
Синтезированное воздействие исполнительной и духовной власти на субъект подчинения, являлось мощным ресурсом управления, особенно в вопросах обоснования соподчиненности и подчинения в государственной организации.
Во втором подразделе автор исследует вопросы государственного права, в контексте религиозной идеологии общества. Пополнение права тюркютов новыми нормами и появление норм публичного права, регулирующего отношения в сфере власти, заложили политические и правовые традиции для всех этносов Алтая, Сибири и Центральной Азии, вплоть до позднего средневековья. На основе нарративных материалов, списков обычного права, других документов, диссертант реконструирует право древних тюрков. Из древнетюркских текстов известно о существовании у тюрков законов – торе, данных народу богами. Исследователи сходятся во мнении, что это обычное право, пополненное новыми нормами публичного права. Исходной правовой идеологии торе, без сомнения, была новая для кочевых скотоводов идея: «правитель – верховный собственник» всего материального в границах государства. Эта идея, по мнению автора, этимологически связана с кочевническим представлением об отце – управляющем и распоряжающемся всем семейным стадом.
Важнейшей частью и признаком оформления государственного права у ранних тюрков стало зарождение государственно-охранительных функций. В обычном праве нет, и в принципе не может быть понятия «мятежа» против законной власти. Если в догосударственном союзе племен один из родов не соглашался с политикой союза, он мог просто уйти или не согласиться, без всякого риска подвергнуться наказанию за неподчинение правителю. В Тюрк Эле предусматривались меры принуждения. По данным И.Эчеди, у древних тюрков имелось понятие «мятежа» против законной власти. Тяжелым преступлением против кагана и «вечного эля», т.е. государства, считалась самовольная откочевка народа, с целью выйти из под контроля каганской власти и т.д. [47, с.78].
Третий подраздел - «Отражение генезиса государства в материальной культуре древних тюрков». Археологическое изучение культуры древних тюрков достигло на данный момент значительных результатов. В нем имеется материал, который дополнительно характеризует богатую духовную культуру, мировоззрение, идеологические представления древних тюрков. Становление государственных структур управления у тюркютов и енисейских кыргызов, в сравнительном сопоставлении автора, оказало практически сходное влияние на государственно-религиозную идеологию. Оба социума изменили свою погребальную обрядность от кремации, к трупоположению. Телэский и китайский типы погребений, вероятнее всего, стали основой для новой погребальной культуры древних тюрков и, отчасти, кыргызов. Переход к трупоположению вместе с личными вещами и конем покойного, отвечал потребностям сакрализации принципиально новой, отличавшейся по характеру от традиционной верховной власти, в большей степени, чем кремация. В зависимости от положения усопшего, для него воздвигались ритуальные оградки, балбалы, а на каменной стеле, подготовленной еще прижизненно, описывались основные события жизни. У древних тюрков получает распространение культ коня, фиксируемый археологическими артефактами. Захоронение воина вместе с конем, является составной частью новой археологической культуры государственного периода. Археологические инновации, четко фиксируемые у древних тюрков VI в., это не элемент, а системное изменение культуры, характеризующее появление древнетюркской цивилизации.
Четвёртый подраздел данного раздела посвящен вопросам некоторых нерелигиозных аспетов государственной идеологии древних тюрков. Данный аспект идеологических возрений древних тюрков базируется на сакральности отношений, вызванных генеалогической, патронимической и потестарной реальностью. Особый статус, неоспоримость, власть рода ашина и бегов, освященная традицией, обосновывали право старших управлять, направлять, учить младших. В данном случае старших, по формально-патронимическому статусу родов, над младшими. Управление во многом основывалось на “заботе” старших над младшими. Так, в хрониках о кагане Сулу была описана раздача каганами полагающихся им военных трофеев своим воинам.
Повседневную идеологию тюркютского общества определяли не внутренние социальные антагонизмы, а призывы к совместному противостоянию бегов, шадов и народа враждебному окружению, соседним этносам. Поэтому большинство походов древних тюрков, связанных с покорением враждебных этносов телэ, татаров, кыргызов-хакасов и других, официально преследовали цель покорить их, чтобы «обезвредить» их для каганата, распространить на них законы и порядки (правила) тюркютского общества. Это тоже продолжение государственной идеологии. Особая роль по «вскармливанию» народа принадлежит кагану, который трудится «днем и ночью» только для того, чтобы народ не остался голодным, нагим, а бедный народ, каган делает богатым [Стела Бильге кагана].
Тюркские этносы создали новые государственные объединения в пост-древнетюркскую эпоху, для контроля над численно-превосходящим оседлым, в основном ирано-согдоговорящим населением, изначаль используя прежние инструменты. Однако к Х веку религиозно-идеологическая обстановка во Внутренней и Центральной Азии претерпела существенные изменения. В регионе, последовательно сменяясь, получают распространение религии: буддизм, манихейство - у кыргызов и уйгур, несторианство – у монголоязычных этносов, иудаизм – на территории Хазарии и Северного Причерноморья, ислам и другие религиозные системы. Это обусловило изменение отдельных базовых идеологических аспектов государственных и правовых отношений. Тюркские политические традиции, основанные на тенгрианстве, становятся чуждыми для местных общин. Каганаты, базирующиеся на государственно-религиозной базе тенгрианства и оказавшиеся в такой ситуации, адекватно воспринимают кризис прежней государственной идеологии, и прилагают усилия с целью адаптировать новые религиозно-идеологические системы с тенгрианской составной традиционной культуры, являющейся базовой для них.
Такая деятельность демонстрируется в листах «книги-тетради», найденной А.Стейном в Турфанским оазисе, которая содержит рунический текст об обращении Алп Сынчкур–тегина и других знатных людей тюрков в манихейство. Косвенным свидетельством такого процесса являются известные переводы буддийских, манихейских и несторианских книг, на тюркский язык. Зароастризм, как религия побежденных, не имела у тюркоязычных этносов успеха, тем более что данная религиозная доктрина приходила в противоречие с традиционной идеологией скотоводов, к тому же переживала общирный кризис в средневековье. Тенгрианство, с приходом к тюркам несторианства, буддизма, позже ислама, не умирает, напротив, культ Тенгри становится частью новых религиозных идеологий, заново возрождаясь при Чингис хане.
В заключении подводятся итоги, формулируются выводы и даются практические рекомендации.
Аридные, степные условия проживания тюркютов, зависимость от экологических и погодных характеристик, породили особый тип аграрной экономики и способ производства, - номадный способ производства. Такой вид производства требовал от всех его участников высокой степени организации и обязательного управления процессом кочевания, при использовании природных ресурсов, на различных уровнях социума. Это было необходимо для предотвращения экологических и производных от экологии катаклизмов, но уже социального и экономического характера.
Данная особенность породила феномен надобщинной, внеродовой формы власти, которая начиная с ранних этапов становления номадизма была характерной для всех типов кочевых социумов. Древние тюрки использовали эти традиционые институты при формировании государственых структур в интересах власти лидера этого общества эль хана, позже кагана.
В работе констатируется, что классы в кочевом обществе в производственном, экономическом плане имели место. Класс богатых кочевников, под видом внутриобщинной кооперации и родовой помощи, присваивал прибавочный труд рядовых кочевников. Именно труд простых общинников, а не продукт, поскульку богатые базовоопределяющие хозяйства, как мы упоминали, сами являлись в номадизме основными производителями животноводческого продукта, являлся целью экономической эксплуатации, что было ещё одной причиной генерирования государственой организаци в этом социуме.
Номадные общества всегда испытывали дефицит базовоопределяющих хозяйств. Даное обстоятельство было политическим фактором, которое даже в условиях средневекового государства сглаживало возникающие социальные антагонизмы. Таким образом, хозяйственный строй тюркютов был условием и до некоторой степени причиной, для появления, при определённых обстоятельствах, отдельных государственных институтов, а при развитии процессов институциализации, то и государственной организации.
Как результат исследования автор дисертации отмечает, что государственная организация древнетюркского общества формировалась в виде власти отдельного клана, династии. Данный момен не является чем то исключительным во всеобщей истории. Отличительной чертой является то, что, социальные связи в обществе в целом имеют отношение к патронимической ментальности и отражается в принципах управления государственной организацией тюркютов. Данный институт общества является многорезервным хозяйственно-координируюшим органом и обеспечивает власть самым необходимым принципом для нормального функционирования государственного аппарата управления – соподчиненностью иерархизированных структур. Власть лидеров рода ашина, таким образом, помимо других факторов базируется на эксплуатации большой патронимической организации общества, заняв в этой организации центральное, верхнее, старшее место. Это наиболее легкий, логичный, легитимный путь для реализации власти. Сохранение патронимических отношений не препятствовало формированию ранних сословий и населения разделенного на административно-территориальные подразделения.