Когда Ли-цзы закусывал на обочине дороги по пути в Вэй, он увидел столетний череп

Вид материалаДокументы
Нет отдыха для живущего, — ответил Конфуций.
Велика смерть! Благородный находит в ней отдых, низ­кий подчиняется ей!
Цу-кань устал от учения...
Цу-кань устал от учения...
Цу-кань устал от учения...
Цу-кань устал от учения...
Цу-кань устал от учения и сказал Конфуцию
Нет отдыха для живущего.
Нет отдыха для живущего.
Найдешь. Устремись мыслью к величественному возвы­шению твоего могильного холмика и узнай, где найдешь по­кой.
Нет отдыха для живущего.
Устремись мыслью к величественному возвышению твое­го могильного холмика и узнай, где найдешь ты покой...
Велика смерть! Благородный находит в ней отдых...
Вопросы и ответы
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   15
Цу-кань устал от учения

и сказал Конфуцию:

Я хочу отдохнуть.

Нет отдыха для живущего, — ответил Конфуций.

Значит, я никогда не найду его?

Найдешь. Устремись мыслью к величественному возвы­шению твоего могильного холмика и узнай, где найдешь ты покой.

Велика смерть! Благородный находит в ней отдых, низ­кий подчиняется ей!

Цу-кань, ты постиг. Все люди понимают реальность жизни, но не ее одиночество; бремя старости, но не ее отраду; уродство смерти, но не ее покой.


Философия — враг истины. Говоря "философия", я имею в виду всякую философию, в том числе мою, потому что философия создает за­навес слов и вам не видна реальность, как она есть. Она искажает реальность, она интерпретирует реальность, она драпирует реаль­ность, она прячет реальность, она скрывает реальность.

Истина блаженна, истина везде и всюду, истина внутри и снаружи и единственный барьер — это слова, теории, теологии, которые вы выучили. Они не позволяют вам видеть то, что есть, они стоят на пути, они — предрассудки. Любая философия — это предрассудок и никакое учение не является мостом, все они — барьеры.

Рано или поздно для искренне вопрошающего наступает этот великий миг понимания, когда он чувствует себя утомленным, усталым от всей этой чепухи, что длится во имя мышления.

Слово "бог" не есть Бог, сколько еще вы будете играть в слова? Слово "пища" не есть пища, сколько еще вы будете таскаться со словом "пища", оставаясь голодным? Рано или поздно вы поймете что, то, с чем вы носитесь, только слово: оно не может напитать вас, не может дать вам жизнь, не может дать вам мир, ничего не мо­жет вам дать. Конечно, обещает все, потому философия и стала столь важна: из-за обещаний, но все эти обещания пусты; они никогда не исполняются. Философия никогда еще не помогала, кому бы то ни было познать истину. Великий миг понимания во­шел в жизнь Цу-каня. Он был любимым учеником Конфуция.

Цу-кань устал от учения...

Смотреть одно, учиться — другое, диаметрально противоположное. Ес­ли я скажу: "Пойди, посмотри на розы в саду", а вы вместо того, чтобы пойти в сад, пойдете в библиотеку и изучите все о розах - это учение. Вокруг да около все кругом и кругом, но, никогда не касаясь главного.

Цу-кань устал от учения...

Довольно слов, довольно теорий, догм, довольно учений. Это я назы­ваю великим мигом в жизни вопрошающего. Каждый должен пройти сквозь слова, потому что нас приучили к словам. Каждый должен пройти сквозь теории, нас пичкали теориями с самого де­тства. Мы воспитаны, опираясь на предрассудки, учения, церкви, школы.

Один — христианин, другой — мусульманин, третий — индуист: мы ог­раничены, нас воспитали, нас ограничили, поэтому мы только задаем вопрос "что есть истина?" Ум начинает снабжать нас сло­вами; он знает ответ. Все эти ответы ложны, эти ответы заим­ствованы, но ответы он поставляет прекрасные. На какое-то вре­мя они удовлетворяют, а если ваше вопрошание не столь велико, могут удовлетворить навсегда. Только настоящий вопрошающий понимает, что слова бессмысленны.

Не язык есть дверь к реальности — молчание. Внутренний диалог дол­жен прекратиться, только тогда придет ясность, только тогда ре­альность откроется вам. Вы не прекращаете внутренней болтов­ни, ваш ум продолжает работать: постоянно, навязчиво, как маньяк. Ум и есть маньяк; он без конца создает новые слова, но­вые комбинации, новые теории, он множит построения. Ум — ве­ликий изобретатель теорий, он не дает вам ни минуты передышки, паузы, чтобы взглянуть, что же на самом деле. Внутренний диалог должен прекратиться... тогда вдруг окажется, что нет ника­кого барьера и никогда не было.

"Прежде всего, истина не скрыта, истина перед вами", — говорит дзенский монах.

Чего вы ищете? Куда вы несетесь? Но глаза ваши застланы предрас­судками.

Цу-кань устал от учения...

Он многое изучил и наконец понял, что учение не насытило его. Оно не сделало его сильнее, оно ничего не дало, оно не дало ему чув­ства большей подлинности. Он все еще нигде, он все еще пуст. Никакой интеграции, он не знает, кто же он на самом деле. Его охватила усталость. Должно быть, он был настоящим вопрошаю­щим; даже Конфуций не смог его обмануть.

Цу-кань устал от учения...

Когда вы устали от учения, наступает великий миг: студент становит­ся учеником. Устав от учения, вы совершаете поворот на сто восемьдесят гра­дусов, вам уже не интересны теории, вы хотите настоящего; вы хотите пищи, которая бы насытила вас. Не нужны никакие рецеп­ты, не нужны никакие поваренные книги, вам нужна настоящая пища.

...и сказал Конфуцию:

Я хочу отдохнуть.

Вы заметили, чем больше вы знаете теорий, слов, священных текстов — христианство, ислам, буддизм, индуизм... — тем больше вы чув­ствуете, что ваш ум становится все более безумным; вас разрывает во все стороны. Одна теория говорит одно, другая говорит другое, они противоречат одна другой, застревают друг у друга в горле. Столько дискуссий и никакого результата. На протяжении веков теория не пришла, философия не пришла к единому общему вы­воду; дискуссии философов продолжаются уже пять тысяч лет, но все это не привело ни к одному единому заключению, — заключе­нию, с которым бы они согласились. Не было, и нет никакого со­глашения, нет до сих пор надежды, что оно появится в будущем. Дискуссии возникают, когда у меня одна теория, а у вас другая, - тогда соглашение невозможно. Согласие возможно только через опыт. Опыт обладает решающей силой, аргументация не облада­ет решающей силой: аргумент вызывает контраргумент — и по­шло и поехало. Когда двое спорят, не может быть, чтобы они оба были правы. Оба они могут быть неправы, но оба они правы, быть не могут.

Человек хочет знать полную истину, всю истину до конца. Ум может быть спокоен, только придя к окончательному заключению, а фи­лософия не ведет ни к какому заключению. Окончательна только реальность, окончателен только опыт, только реальность, только существование.

Цу-кань устал от учения и сказал Конфуцию:

Я хочу отдохнуть.

Нет отдыха для живущего, — ответил Конфуций.

Но как можно отдохнуть с Конфуцием? Он прав, но прав только в об­ласти его философии.

Нет отдыха для живущего.

Надо бороться изо всех сил, надо проявить характер, твердость, силу воли. Жизнь дается для того, чтобы проявить себя. Это состяза­ние, где каждый готов перегрызть другому глотку, где каждый стоит другому поперек дороги; если расслабитесь — вы пропали. Боритесь изо всех сил! Будьте всегда на страже и не думайте об отдыхе. Слово "отдых" в конфуцианском понимании означает бегство от жизни. Не мечтайте о медитации — это эскапизм. Не уходите в Гималаи, не погружайтесь в молчание — это эскапизм. Надо что-то делать!!! Жизнь — это действия, от бездействия - смерть; такая у них логика. Конечно, когда-нибудь вы умрете - тогда и отдохнете, зачем об этом думать. Позиция совершенно четкая и логичная, так что людям логичным она нравится.

Нет отдыха для живущего.

Значит, я никогда не найду его?

— спрашивает ученик.

Конечно: если нельзя отдохнуть при жизни, то когда же еще?

"Когда же я отдохну? Неужели покоя нет нигде? Неужели этот кошмар никогда не кончится? Неужели конца нет?"

Найдешь. Устремись мыслью к величественному возвы­шению твоего могильного холмика и узнай, где найдешь по­кой.

— Найдешь. Обратите внимание на эти слова: это величайший обман из всех, придуманных человеком. "Найдешь... не сейчас, там, по­том, в будущем... не здесь, в другом месте". Все "религии" пользу­ются этим коварным приемом, они обещают, они говорят: "Вы найдете все, к чему стремитесь... но не сейчас... завтра".

А завтра не приходит никогда, не может прийти, не может прийти по самой своей природе. Будущее не приходит никогда; когда оно приходит — это настоящее, это всегда сейчас, сейчас, сейчас. Где бы вы ни очутились, это будет здесь — и — сейчас.

Вот и это обещание: "Найдешь". Коварное обещание. Этим грешат все религии. В небесах ты найдешь покой, мир, счастье. В мокше, ни­рване... где-то далеко есть страна счастья и мира. Ты попадешь туда однажды, но не сейчас. И если хочешь попасть туда, жертвуй для этого своим сегодняшним счастьем. "За все надо платить, - говорят они, — а цена такова: жертвуй настоящим для будущего, жертвуй настоящим для воображаемого, жертвуй жизнью для посмертия".

И им удалось убедить человечество: жертвуют жизнью почти все. Ни­кто не возвращался с небес рассказать, как там дела; никто не возвращался после смерти сообщить: "Да, Конфуций был прав", - так что обман держится, некому возразить. Хитро придумано - возразить невозможно: нельзя опровергнуть, хоть и нельзя дока­зать, опровергнуть тоже нельзя.

"Найдешь". Прислушайтесь: "Найдешь". Тут вся ваша жизнь. В детстве папа с мамой говорят: "Не сейчас, когда вырастешь", а когда вы­растите, — "не сейчас", в старости, на пенсии, когда скопилось много денег, все сделано. Все цели достигнуты, тогда время от­дохнуть и расслабиться — тогда. Ну, а когда состаритесь, говорят "после смерти". Без конца откладывается. Морковка будущего все висит перед вашим носом, и чем ближе вы к ней, тем дальше она отодвигается, а тем временем вы продолжаете упускать все пред­ставляющиеся возможности.

Философия, ориентированная на будущее, подобна опиуму: она нарко­тизирует и не дает вам жить своей собственной жизнью прямо сейчас, здесь и сейчас, а только это и есть жизнь. Теперь послу­шайте, что говорит Конфуций. Ученик хочет отдохнуть, он отве­чает:

Нет отдыха для живущего.

"Жизнь — это борьба, так что не проси об отдыхе. Отдых, конечно, бу­дет, но не сейчас, ни в коем случае не сейчас. Отдохнешь, подо­жди, там впереди... Всегда там впереди — и никогда — здесь и сей­час. Бегите, бегите от данного мгновения, живите в будущем и жертвуйте ему настоящее".

Это я называю величайшим обманом, придуманным человеком. Сра­ботан он на славу, им — будущим, кормятся и священники, и пол­итики. Коммунисты говорят: "Подождите, принесите себя в жерт­ву будущему. Рано или поздно будет построено такое общество, бесклассовое общество, где все будут счастливы". Вы несчастны, вы мизерны, вы хотите отдохнуть — и немедленно, а они отвеча­ют: "Не тревожься, отдых будет. Подожди, там впереди... Дай только, - сделаем революцию — и все будет хорошо. Если хочешь, чтобы будущее было счастливо, жертвуй... жертвуй!" Фашисты го­ворят: "Жертвуй, чтобы отчизна победила, когда нордическая ра­са докажет, что она — высшая из всех, тогда настанет мир на зем­ле".

Коммунисты говорят, что если вы умираете за революцию — вы вели­кий человек, ваше имя будет благоговейно произноситься гряду­щими поколениями, о вас будут помнить, как о жертве, вас будут помнить и уважать. Для этого нужно только одно: не живите, жертвуйте своей жизнью.

Совершенно абсурдная ситуация. Ваши родители жертвуют собой ради вас: отец, мать жертвуют для вас всем. Они говорят: "Я жертвую всем для моих детей". Естественно, они ждут компенсации: ведь мать, жертвуя всем для ребенка, губит свою жизнь и она ждет расплаты, она будет говорить без конца, она втемяшит вам в го­лову: "Я пожертвовала для тебя всем, запомни это: я пожертвова­ла тебе свою жизнь, свою юность, все — для тебя". И она постара­ется убедить вас: "Ты должен сделать все то же для своих детей". Так что и вы будете жертвовать всем для своих детей, а затем бу­дете убеждать их, чтобы они поступали точно так же... Получает­ся, что счастливо не живет никто: одно поколение приносит себя в жертву другому, а если вы не будете этого делать, уважать вас не будут. Никто не будет вас уважать, вы станете преступником.

Но жертвуя собой, вы станете несчастным, а несчастный человек сеет вокруг себя несчастье. Несчастный человек ждет расплаты, про­стить он не может: ведь его жизнь разрушена. Говорят, что жена должна жертвовать собой мужу, а муж должен жертвовать собой жене. Зачем? Оба жертвуют — оба упускают свою жизнь.

Я учу вас чистому эгоизму: никогда не жертвуйте собой для кого бы то ни было, живите своей истинной жизнью и тогда вам не понадо­бится ждать расплаты от кого бы то ни было, вы никогда не буде­те таить злобу, и ненависть против кого бы то ни было. А человек, у которого ни на кого нет зла — это человек, полный любви, со­страдания, щедрости. Человек, который ни на кого не держит зла — ни на своих детей, ни на жену, ни на мужа — безмерно прекра­сен. Вокруг него атмосфера счастья: кто бы ни входил в его сфе­ру, испытывает его счастье.

Будьте эгоистами.

Взгляните на деревья: ни одно дерево не, пытается жертвовать собой другому, поэтому они зеленеют. Если бы они принялись жертво­вать, не нашлось бы ни одного зеленого дерева, ни одно дерево не цвело бы. Взгляните на звезды: они эгоисты! Они сияют для се­бя, они не жертвуют, иначе бы все существование стало бы урод­ливым и мрачным. Эгоизм естественен, и то "эго", которому я учу вас, и есть Дао, это — ваша природа. Прислушайтесь к ней, сле­дуйте ей. Ваша природа говорит вам: "Будь счастлив".

Если бы Цу-кань спросил Лао-цзы, тот ответил бы: "Рад за тебя и поз­дравляю. Ты устал от учения? Отлично! Отныне отбрось все мыс­ли — медитируй. Ты хочешь отдохнуть? Это возможно прямо сей­час".

Живите для себя — будете жить для всех остальных, но это не жертва! Живите для себя, будьте подлинно эгоистичны — это естественно. За­ботьтесь о своем счастье, своем отдыхе, своей жизни; как же по­разит вас, что, будучи счастливыми, вы помогаете счастью дру­гих: мало-помалу вы понимаете, что чем счастливее остальные, тем счастливее вы. Счастье существует только в океане счастья, одно оно существовать не может.

Настоящее мгновение — это все, что у вас есть. Пользуйтесь им мудро, не давайте никому обмануть себя.

Устремись мыслью к величественному возвышению твое­го могильного холмика и узнай, где найдешь ты покой...

"Величественное возвышение могильного холмика..." Могилка есть могилка, это порядочная мерзость, как бы ее ни приукрашивать. Можете сделать ее мраморной гробницей и золотыми буквами высечь на ней имя, но это никого не обманет. Внутри только смерть, причем мерзкая смерть, смерть после непрожитой жиз­ни. Непрожитая жизнь мерзка, отложенная жизнь мерзка. Жизнь прожитая — прекрасна, а людей, проживающих свою жизнь, очень мало, только их смерть прекрасна. Тогда и смерть становится прекрасной: они могут жить так прекрасно, что однажды прожи­вают свою жизнь, а затем и свою смерть.

...где найдешь ты покой.

Пока покой не достигнут в жизни, он не может быть достигнут в смер­ти. Назовем это непреложным законом: то, что вы достигли в жизни, вы сможете удержать после смерти, но не наоборот. Если вы достигли медитации, ваша смерть будет медитацией. Если вы достигли любви, ваша смерть наполнится энергией любви. Если вы достигли Бога, ваша смерть будет божественна.

Но помните: смертью ничего нельзя достигнуть — достижение прихо­дит через жизнь. Смерть — лишь страшный суд, последний приго­вор. Смерть просто ставит последнюю точку. Тогда последнее слово само собой становится последним приговором. Если чело­век был велик любовью, если он, в самом деле, любил, независимо от условий, и его жизнь была пылающим пламенем любви, све­том любви, тогда смерть окончит главу с этим ярко пылающим пламенем. Но если смерть закрыла вашу жизнь, которая была мизерной и больше ничем — лишь одни надежды на будущее, ни одного подлинного переживания, — тогда ваша смерть тщетна. Это то, что Гурджиев называет "собачья смерть". В этом случае вы умираете и все: вы ничего не достигаете, ничего нет.

Так что помните: каждый живет своей жизнью и умирает своей смер­тью. Смерть так же уникальна, как жизнь.

Настоящий человек — это бунтарь, настоящий человек не заботится о приличиях, настоящий человек живет естественной жизнью. Ему плевать на то, что общество изрекает или не изрекает. Настоя­щий человек не интересуется обществом. Если вы фальшивы, тогда существование общества должно вас заботить: что сказать, как сказать, где сказать, как нужно жить, как не нужно жить. Все определяется обществом. Вы должны точно ему соответствовать, вы должны быть зубчиком в колесе. Настоящего человека обще­ство не уважает. Как общество может уважать настоящего челове­ка? Поэтому Христа распинают, в Будду швыряют камни, Сокра­ту дают яд.

Таких людей общество принимает только после их смерти. Теперь уже все в порядке: распятый Христос больше не опасен, отравленный Сократ не бунтует, мертвый Будда становится аватарой. Живой Будда опасен, а мертвому Будде можно поклониться в храме. По­мните: когда умирают подлинно великие, люди на них молятся. Пока они живы, люди негодуют. Те же, кто распинал Христа, ста­ли потом христианами, те же самые люди. Люди всегда одни и те же. Иисус был невыносим, но когда он мертв, — все в порядке; что он теперь может сделать? Мертвый Иисус в ваших руках: вы трактуете его, воздвигаете вокруг него теории; он уже не может ничего сказать — вы говорите вместо него. И так всегда.

Итак, если, в самом деле, хотите быть настоящим, никогда не заботь­тесь о том, что скажут о вас другие. Я не подстрекаю вас против общества, это был бы не бунт, а реакция. Поступайте в соответст­вии со своей природой. Если она соответствует обществу — очень хорошо, бунтовать не нужно. Если она не соответствует обществу — отлично, тогда не нужно ему следовать.

Велика разница между бунтарем и диссидентом. Диссидент выступает против общества в любом случае; он решил быть против общества, даже если оно право. Иногда общество право, не может же оно быть всегда неправо... ведь иногда бывают правы даже сума­сшедшие.

Крупный политик выступал перед сумасшедшими, но не прошло и пя­ти минут, как один из больных выскочил и заорал: "Заткните глотку этому идиоту! Он свихнулся! Сам не знает, что несет!"

Конечно, политик рассердился и велел главврачу вышвырнуть безум­ца.

"Впервые за семь лет, — ответил врач, — он сказал что-то умное. Я не могу его вышвырнуть. Семь лет он молол вздор, теперь же, впер­вые, нечто осмысленное. Но не тревожьтесь. Его доктора уверены, что он способен на такое только раз в семь лет! — вам не о чем тревожиться".

Кто же бунтарь? Бунтаря не волнует общество, он живет из своей глу­бочайшей сердцевины — он следует своему Дао. Если общество гармонирует с его внутренним Дао — хорошо, он идет с обще­ством, он не диссидент. Если общество не гармонирует с его внутренним Дао — он идет один. Он не традиционалист, он не приспосабливается, он сам по себе. Его мера — внутренняя сущ­ность.

"Джентльмен" — это тот человек, кого убедили продать свою подлин­ную сущность и одолжить у общества его лживые маски.

Велика смерть! Благородный находит в ней отдых...

Что общего у джентльмена с покоем и смертью? Джентльмен не может успокоиться даже в жизни — уж слишком все в нем подавлено. Джентльмену не позволено свободно импровизировать свою жизнь, он отказался от тысячи соблазнов, которые так и кипят внутри его существа. Как же он может обрести покой? А если вы не способны обрести покой в жизни, то как вы найдете его в смерти? Так что перестаньте дурачить себя — это опиум; вы наде­етесь, что нечто, что никогда не случалось в вашей жизни, про­изойдет после смерти, вы живете под наркозом.

Джентльмен никогда не любит так, как ему хотелось бы: он никогда не выходит из себя, никогда никого не ненавидит; это не значит, что он не способен на ненависть, просто он не показывает ее. Все, что он умеет делать, — это менять маски, его внутренняя жизнь не ме­няется. Гнев закипает в нем, но джентльмен не показывает вида, он подавляет его. Он продолжает накапливать в себе тысячи же­ланий, они бурлят внутри в хаотическом смешении.

Он может взорваться в любую секунду — с джентльменом опасно жить. Никогда не живите с джентльменом или леди. Женщина прекрасна, а леди безобразна. Женщина естественна, а леди сплошь под­делка, она сфабрикована.

Джентльмен, леди — сфабрикованы, культивированы, нарисованы. Они не настоящие, они нечестные. Здесь они улыбаются; ненавидя вас, они лезут с объятиями. На них нельзя положиться, нельзя понять, искренне они улыбаются или нет. Фактически со време­нем они и сами перестанут понимать, когда смеются искренне, а когда притворно; когда они в самом деле влюблены, а когда толь­ко прикидываются влюбленными.

Ко мне приходят и говорят: "Мы не можем решить, любовь это или нет". Когда всю жизнь живешь во лжи, — а возможно, и многие жизни, — теряешь путь. Вы уже не можете распознать, что хоро­шо, а что плохо; не можете отличить истину ото лжи. Постоянно ко мне приходят и говорят: "Я влюблен в эту женщину, но я не могу решить, настоящая это любовь или нет". Что это показыва­ет? Вы потеряли все связи со своей сущностью, вы стали чужим самому себе, вы стали чужестранцем самому себе. А ведь все так просто. Это все равно, что сказать: "Я не могу решить, настоящая это роза или нарисованная — не могу решить". Что это означает? "Я не могу решить, в самом деле эти деревья зеленые или кто-то выкрасил их зеленой краской". Но эти деревья, по крайней мере, находятся снаружи. Возможно, что иногда вас обманут: деревья могут быть фальшивыми, сфабрикованными из пластика, но ведь речь идет о ваших чувствах, а вы ничего не можете понять. О чем это говорит? Это показывает, что вы забыли язык правды. О чем это говорит? Вы так долго лгали, что ложь стала вашей прав­дой.

Джентльмен — не подлинная личность. Никогда не становитесь джент­льменом, никогда не делайтесь леди. Будьте человеком. Все про­чее — это роли, маски. Быть истинным — это ваша жизнь.

Я могу говорить с вами потому, что что-то глубоко внутри всегда пре­бывает в молчании. Речь имеет смысл, значительность - только благодаря молчанию. Если бы не существовало молчания, речь была бы бессмысленна, она стала бы тарабарщиной. Когда речь значительна, всегда помните: значение приходит благодаря мол­чанию. Молчание вливается в речь, и она обретает сияние.

Любовь прекрасна потому, что есть возможность ненависти, иначе лю­бовь была бы столь сладкой, что это могло бы привести к диабе­ту! Сахар, сахар, сахар... Нет, и соль тоже нужна. Ненависть при­дает жизни соль. Деятельность хороша, но если она не содержит в себе бездеятельности, она закончится неврозом, навязчивыми поступками. Бездеятельность хороша, но если внутри нее нет де­ятельности, это будет нечто вроде смерти — летаргия, скука. Хоро­шо и то и другое. Хорошо целое.

Дао говорит: "Хорошо целое, не выбирайте. Пусть будет так, как оно есть. Как оно есть — это мудрое решение. Нет ничего лучше, ни малейшей возможности малейшего улучшения. Вы принимаете обе возможности, и, благодаря такому приятию, вы трансцендируете, выходите за границы обеих возможностей.

Ко мне приходят люди, которые хотят получить посвящение и стать саньясином, но они колеблются. А я наблюдаю. Человек как раз стоит у дверей тюрьмы, через которые мог бы убежать, но он медлит: прошлое тянет его назад. Теперь все зависит от вас. Если вы отважны, вы сделаете шаг, потому что знаете свое прошлое и оно не удовлетворяет вас. Так какой смысл снова в него возвра­щаться?

Запомните: когда новый миг, новое понимание брезжит в вас, выби­райте новое — ведь прошлое ничего не дало вам, так какой же смысл обращаться вспять? Даже, если новое окажется ошибкой, снова выбирайте новое. На худой конец, это будет новое приклю­чение, вы узнаете что-то новое. Если даже вы не достигнете цели, вы, по крайней мере, наберетесь мужества, чтобы двигаться в сторону неизведанного, чтобы окунуться в неизвестность. Вы ос­таетесь в выигрыше. Но никогда не выбирайте старое, идите к но­вому при всякой возможности. И идите быстро, потому что ста­рое очень тяжко, оно тащит вас назад.

Вновь и вновь среди сидящих передо мной я вижу людей, зависших между своим прошлым и настоящим. Помните: настоящее крат­ко, а прошлое очень длинно, так что его вес, конечно, велик. И вы никогда не выберетесь из прошлого, если не будете отважны. Очень уютно и удобно оставаться в прошлом, но комфорт и удоб­ство — ничто, рост — все.

Растите.

Если рост идет через неудобство — отлично! Тогда неудобство — благо, оно благодетельно. Но всегда помните одно: продолжайте расти, не застревайте в рутине, не двигайтесь по одному и тому же по­рочному кругу: вновь, вновь и вновь.


ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ


ВОПРОС: Можно ли верить в Дао, не вмешиваться в чужую жизнь, принимать каждое мгновение и при этом быть психиатром? Как при этом можно совместить Дао с психотерапией?

ОТВЕТ: Вопрос Пунама.

Вопрос очень важный. Прежде всего: "Можно ли верить в Дао?.."

Дао не зависит от веры. В него нельзя верить. Дао не ведомы вероуче­ния. Оно не завет: "Верь". Этим занимаются религии. Дао — дове­рие жизни. Вера означает веру в учение. Все учения о жизни. Вера далека от жизни... Чем сильнее вера, тем больше барьер. Дао — ни вера, ни неверие... Дао — отбрасывание всякой веры и всякого не­верия. Отбрасывая веру и неверие в прямой непосредственной связи с жизнью, вы обретаете доверие. Во всем вашем существо­вании возникает великое "да". Это "да" преображает — преображает полностью.

Итак, прежде всего вы спрашиваете: "Можно ли верить в Дао?" Нет, это не вера. Не входите через дверь веры, иначе вы упретесь в фи­лософию, религию, церковь, догму, но никогда не придете к жиз­ни. Жизнь просто есть. Это не проповедуемое кем-то учение. Жизнь здесь везде и всюду, снаружи и внутри. Она открывается, как только вы перестаете видеть все сквозь слова, учения, верба­лизацию. Все становится таким кристально чистым, таким про­зрачным. В этой ясности вы уже более не отделены от нее — как же можно верить в нее или не верить? Вы и есть жизнь. Таков путь Дао — стать Дао.

Итак, "можно ли верить в Дао, не вмешиваясь в чужую жизнь?"

Как только вы перестаете вмешиваться в свою жизнь, вы перестаете вмешиваться в жизни других людей. Пока вы продолжаете вме­шиваться в свою жизнь, вы обречены вмешиваться в жизнь дру­гих. Это лишь отражение, тень. Перестаньте вмешиваться в свою жизнь — тогда вдруг исчезнет само желание вмешиваться в жизнь других: ведь оно абсурдно. Жизнь так и течет, куда ей положено, к чему же вмешиваться? Река и так течет к океану, к чему же вме­шиваться? К чему же направлять ее? Если вы начинаете направ­лять реку, вы ее убиваете — она становится каналом. Это больше уже не река — жизнь исчезла, теперь она узница. Вы можете заставить ее течь, куда вам понравится, но в ней уже не будет песни, не будет танца — только труп. Река была живой — теперь это канал, он мертв. Канал можно, конечно, назвать рекой, но это не река. Быть рекой значит быть свободной, струиться, жаждать... стремиться, следовать своей внутренней природе. Быть не управляемым, не направляемым, но свободным от влияний, от постороннего дав­ления, воли — значит, быть рекой. Если вы поняли, что растете, лишь когда не вмешиваетесь в свою жизнь; если вы поняли, что растете, когда никто не вмешивается в вашу жизнь, — как вы ре­шитесь вмешиваться в жизнь другого человека? Но если вы вме­шиваетесь в свою жизнь, если у вас есть определенные идеи о том, каким вам следует быть, то сами эти представления станут вмешательством. Уже само слово "должен" — вмешательство. Если у вас есть определенные представления, вы должны уподобиться Иисусу, Будде, Лао-цзы, должны стать совершенным, должны то, не должны это — вы тут же начинаете вмешиваться. У вас есть карта, направление, у вас есть точно определенное будущее. Ваше будущее уже мертво, вы превратили ваше будущее в прошлое, в нем нет ничего нового: вы умертвили его. Вы тащите за собой труп, вы станете вмешиваться всякий раз, как чувствуете, что ук­лоняетесь, — а уклонением я называю уклонение от идеала... Ни­кто еще никогда и никуда не уклонялся, никто не может укло­ниться. Ошибиться невозможно. Позвольте, я повторю: укло­ниться невозможно — Бог будет повсюду, где бы вы ни оказались, что бы вы ни делали — все кульминирует в божественное. Все дей­ствия естественно трансформируются в божественное: хорошее, плохое — все. Святой, грешник — оба в Боге.

Бог не то, чего можно избежать, но если вы человек с идеалами, вам удастся отложить. Избежать невозможно: рано или поздно Бог овладеет вами, но отложить вы можете. Откладывать вы можете бесконечно, тут вы свободны. Иметь идеалы — значит, быть про­тив Бога.

Гурджиев говорит, что все религии против Бога, и в этом что-то есть: он глубоко прозревал это. Все религии против Бога, потому что все религии содержат идеологию, идеалы. Не нужно никаких иде­алов, не нужна никакая идеология. Нужно жить простой обычной жизнью, нужно позволить делать Богу все, что он пожелает. Да придет царствие Его, да будет воля Его — такова позиция Дао.

Вы вмешиваетесь в жизнь своих детей, своей жены, своего мужа, свое­го брата, своего друга... всех, кого вы любите. Вы вмешиваетесь только потому, что думаете, что своим вмешательством помогае­те им. Но вы их калечите. Ваше вмешательство подобно тому, что люди дзен называют (у них есть точное выражение) "обувать змею". Вы стараетесь, пыхтите — вы помогаете! Вы делаете боль­шое дело: "обуваете змею", думая при этом: "Как бедная змея останется босой? Трудно ей придется, а дороги тяжелы и камени­сты, всюду полно шипов. Жизнь полна шипов — помогите змее. Обуйте ее". На самом же деле — этим вы убьете ее.

Таковы любые усилия улучшать людей, но это естественное следствие: если вы пытаетесь улучшать себя, вы непременно будете пытать­ся улучшать других. Ваши болезни, переполнив вас, топят дру­гих. Если вы перестали улучшать себя, если вы приняли себя та­ким, как вы есть, без всяких условий, без всякой обиды, без вся­ких жалоб; если вы полюбили себя таким, как вы есть, всякое вмешательство исчезает.

Продолжим рассматривать вопрос: "Как можно принимать каждое мгновение и быть при этом психиатром?"

Можно быть психиатром, но совсем в другом смысле — не в смысле Фрейда, а настоящим психотерапевтом. Он может позволить пол­ную свободу, он может стать присутствием, светом, радостью. Он не думает менять пациента, а пациент при этом изменится. Он не прилагает ни малейшего усилия к тому, чтобы пациент попра­вился. Он не прилагает ни малейшего усилия к тому, чтобы по­мочь ему приспособиться к этому невротическому обществу. Он не пытается ничего делать. Он может стать присутствием, ката­лизатором. Он может стать любовью. Он может поделиться своей энергией с пациентом, он обрушит на пациента поток энергии. Помните: любовь - истинная психотерапия, все остальное — вто­ростепенно.

На свете потому столько психических больных, что их не любили. Ни­кто их не любил, вот почему они впали в неистовство. Они поте­ряли связь со своим центром, потому что центрированным ста­новятся только в состоянии любви. Их болезнь — не главная про­блема; главная проблема, причина в том, что их никогда не лю­били, они никогда не были окружены любовью. Поэтому психи­атр даос просто дарит свою любовь, свое понимание, свое виде­ние. Он делится своей энергией, но никоим образом не вмешива­ется.

Исцеление случится, но не от усилий психиатра, а от безусилия, через бездействие, через его безмерную пассивность. Знакома ли вам такая ситуация? Вы больны, вызываете доктора, он приходит, и вдруг, как только доктор входит в комнату, ваша болезнь исчезает — болезни больше нет. Он не прописывал вам никакого лекарства — одно его присутствие, его забота, его любовь. Он лишь кладет руку на голову, слушает пульс, и вы вдруг чувствуете, что это слу­чилось. А он еще ничего не делал, не давал вам лекарств, даже не поставил диагноз. Если доктор полон любви, половины болезни уже нет, а с остальной половиной, конечно, нужно что-то делать. Ведь он знает, что человек не может излечить всех и все. Исцеляет всегда Бог. Человек может стать лишь каналом исцелительной энергии — вот почему возможно исцеление. Достаточно трех-че­тырех человек, но полных любви, сидящих вокруг больного, де­ржась за руки, они поют, молятся — и вдруг больной чувствует не­слыханный прилив энергии, преображение. Что произошло? Эти четверо во взаимной любви стали проводниками божественной энергии, энергии Дао.

Да, можно быть психиатром. По сути дела, только даос и может быть настоящим психотерапевтом.


ВОПРОС: Я думаю, Вы могли бы рассказать о ловушках роста, ведь Вы сами сталкивались с этим. Чем излагать абстрактные, безличные кон­цепции, не лучше ли Вам рассказать о своем подлинном опыте?

ОТВЕТ: О подлинном говорить невозможно. Как только вы начинаете говорить о настоящем, оно становится абстракцией. Как только вы что-то выражаете, оно становится концепцией. Поэтому Лао-цзы гово­рит: "Высказанное Дао уже не есть Дао". Истина, которую можно высказать, становится ложью. О настоящем говорить невозмож­но, настоящее можно только пережить. И это хорошо, иначе мож­но было бы собрать слова о настоящем и забыть о том, что его надо пережить. По самой своей природе реальность уклончива, она не выражает себя в словах.

Так что все, что я могу, — это показать ловушки, чтобы вы могли их избежать. Если вам удастся избежать всех ловушек, вы окажетесь в настоящем.

Я здесь только занимаюсь устранением ловушек. Как только все ло­вушки сломаны, все преграды устранены, хлынет поток истины. Проблема не в потоке — проблема в камнях, засыпающих поток.

Нужно понять путь, подход к этому. Именно этим я и занимаюсь. Вас, должно быть, удивило, что за все это время я ничего не говорил о Дао, а только критиковал Конфуция. Он и есть ловушка, его-то и надо устранять, полностью уничтожить, без всякого сожаления. Его надо разорвать на кусочки, стереть в порошок и вышвырнуть к чертям собачьим. Как только уходит Конфуций, вступает Лао-цзы. Вам бы хотелось пригласить Лао-цзы, а на троне сидит Кон­фуций. Прежде всего, надо свергнуть его с трона. Как только он будет свергнут, вы вдруг увидите, что Лао-цзы всегда был здесь, только его скрывало присутствие Конфуция.

Нети — нети ("не то — не то"), путь отрицания, — мой путь, мой подход. Я не собираюсь говорить о реальности — о реальности говорить невозможно. Я говорю только о том, что не реально, т.е. о лож­ном. Как только вы поняли, что есть ложь, вы сможете понять, что есть истина.


ВОПРОС: Бхагван, когда я достигну просветления?

ОТВЕТ: Прошу вас, не спешите, не оставляйте меня без работы. Это нечестно. Если у меня столько сочувствия к вам, то имейте, по крайней ме­ре, немного сочувствия ко мне. Не спешите. Дайте насладиться ролью Мастера.

Психиатр, грузно осев на стойку, опрокидывал виски стакан за стака­ном. Он разбит и подавлен.

— Джон! — подошел к нему коллега, — Джон, приятель, что стряслось? Ты на себя не похож.

— Что тут рассказывать?! Помнишь того богатого психа, которого я ле­чил много лет?

— Конечно. Тот псих, который воображает, что он все еще учится в уни­верситете? Ведь он доставляет тебе больше половины заработка.

Джон кивнул.

— Так что же случилось?

— На этой неделе он его окончил.

Не стремитесь кончать слишком быстро. Не спешите. Даже если вам хочется побыстрей, помните: есть вещи, с которыми спешить нельзя. Это относится и к просветлению.

Торопясь, вы никогда не достигнете. Достичь можно только, если вы не спешите. И если вы вовсе никуда не торопитесь, если вы про­сто там, где вы есть, вы уже достигли. Тут нет никакого расстоя­ния, которое нужно пройти, нет никакой отдельной цели. Конеч­но, если бы цель была далеко, можно было бы и поспешить.

Мулла Насреддин служил в учреждении прямо напротив его дома и при этом всегда опаздывал. Однажды шефу это надоело:

— Довольно! Сколько можно? Смотри, другие добираются на службу с другого конца города и никогда не опаздывают, а ты живешь, дверь в дверь, но не было случая, что бы ты пришел вовремя.

— Оно и понятно, — ответил Насреддин. — Это естественно. Если они опаздывают, у них есть возможность торопиться — с другого-то конца города... А если я опоздал, то уж опоздал — торопиться не­где. Расстояние можно пробежать, можно взять такси, а что мне делать? Если я опоздал, то уж опоздал. Я живу прямо напротив, нет ни малейшей возможности поспешить.

Помните: просветление не где-то (будь то время или пространство), но здесь и сейчас. Если вы слишком торопитесь, вы собьетесь с пути. Все дело в том, чтобы замедлиться, замедлиться настолько, что однажды в вас не шевельнется ничто. В это самое мгновение, в неподвижности, вы станете просветленным.

Скорость, особенно на Западе, стала навязчивой идеей. Полагают, что если с воловьей упряжки они пересели на ракету, то почему не разработать ускоренные методы и для духовного пути. Если есть моментально растворимый кофе, то почему бы не быть момен­тальной нирване? Они не понимают, что нирвана — совсем дру­гое, иначе можно было бы, конечно, увеличить скорость. Все уже здесь. Прийти нужно именно туда, где вы сейчас находитесь. Так что, чем быстрее вы ринетесь, тем дальше окажетесь от просвет­ления. Дело не в том, чтобы достичь, — дело в том, чтобы при­быть, надо просто замедлиться. В этом и состоит все учение Дао и мое тоже.

На Востоке