Geum.ru

Исторические корни волшебной сказки

Вид материалаДокументы

Содержание


М. Г. Гаазе-Рапопорта, Д. А. Поспелова и Е. Т. Семеновой
Н. М. Зоркая
Постраничный комментарий
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   24
Шелдона Клейна** , использующая последовательность функций Проппа и механизм случайного выбора для порождения сказочных текстов.

Все тексты, полученные системой, построены по следующей схеме: начальная ситуация ("Поповичи жили в некотором государстве"; описание семьи с перечислением имен всех персонажей, большая часть которых в развитии действия не участвует); начальная недостача или вредительство;

отправка; ... ; ликвидация недостачи/вредительства; отправка домой; возвращение. Перевод одного из таких текстов:

Парановы живут в некотором государстве. Отец - Владимир. Мать - Елена. Старший сын - Алеша. Средний сын - Николай. Старшая дочь - Мария. Средняя дочь - Марта. Елене нужен муж. Елена просит разрешения на отправку. Елена отправляется на поиски.

По пути Елена встречает корову. Корова ссорится с Еленой в лесной хижине. Елена побеждает корову. Елена получает волшебные меч, ковер и курицу. Елена перемещается в другое царство, где находится муж. Елена перемещается с помощью волшебного ковра. Елена соблазняет мужа. Елена отправляется домой. Елена прибывает домой (216, пример No 46). Строго говоря, ни один из предлагаемых текстов не отражает структуру

________________

* Кретов А. Сказки рекурсивной структуры. С. 212 - 213.

** Klein Sheldon, Aechlimann John F., Appelbaum Matthew A., Balsiger David Е., Curtis Elizabeth J., Kalish Lyime, Kamin Scott J., Lee Yung-Da, Price Lynne A. and Salsieder David F. Modeling Propp and Levi-Strauss in a Metasymbolic Simulation System // Patterns.

478

реальной сказки: почти в каждом из них нарушаются те или иные парадигматические законы; кроме того, последовательность действий, или функций, в некоторых текстах (по-видимому, вследствие недоработанности системы, на которую указывают ее разработчики) не соответствуют и синтагматическим законам, открытым В. Я. Проппом.

В отличие от системы Ш. Клейна, система М. Г. Гаазе-Рапопорта, Д. А. Поспелова и Е. Т. Семеновой* способна порождать тексты, гораздо лучше имитирующие реальные волшебные сказки, причем не только последовательность действий, но и язык, что достигается применением готовых сказочных формул, например, в некотором царстве, в некотором государстве, и т. п. Тем не менее недооценка парадигматического аспекта строения волшебной сказки приводит к появлению текстов, в которых сказочные законы нарушаются. Приведем несколько примеров: прохождение предварительного испытания (просьба животных о пощаде и ответная пощада, повторенные трижды) не влечет за собой никаких последствий, кроме слов "я тебе пригожусь", зато задачи, требующие волшебных умений или помощников (посеяв зерно, на следующее утро испечь хлеб из нового урожая и т. п.), герой выполняет самостоятельно. В другой сказке герой получает волшебного коня дважды, в первый раз после ночного дежурства на могиле отца, т. е. как результат прохождения предварительного испытания, а во второй раз - от бабы-яги, причем конь бабы-яги не отличается какими-либо волшебными двойствами. В этой же сказке герой спасает царскую дочь, похищенную змеем, однако само похищение в тексте отсутствует, а отправка героя мотивируется тем, что он "надумал жениться".

Говоря об указанной системе, следует отметить, что авторы не ставят перед собой задачу изучения строения реальных сказок, но стремятся лишь получить тексты, близкие к фольклорным. По-видимому, именно по этой причине формальный аппарат, используемый для порождения начальной ситуации, отличается гораздо большей сложностью, чем аппарат для порождения непосредственно тела сказки; кроме того, как следует из описания методики, разработчики стараются как можно шире использовать возможности современного компьютера и баз данных, то есть вместо построения структурных схем перечисляют варианты, допустимые после каждого данного шага порождения.

Методология, разработанная В. Я. Проппом для изучения строения волшебных сказок, может быть достаточно широко использована в работах, посвященных проблемам семиотики текста. В статье И. И. Ревзина "К общесемиотическому истолкованию трех постулатов Проппа"** предлагается теоретическое обоснование подобного использования для повествовательных текстов, которые имеют более сложное строение, чем волшебная сказка, а так-

_______________

* См. Гаазе-Рапопорт М. Г. Поиск вариантов в сочинении сказок // Зарипов Р. X. Машинный поиск вариантов при моделировании творческих процессов. М., 1983. Тексты цитируются по работе: Гаазе-Рапопорт М. Г., Поспелов Д А. и Семенова Е. Т. Машинное творчество //' "Новости искусственного интеллекта" No 4,1992.

** Ревзин И. И. К общесемиотическому истолкованию трех постулатов Проппа: Анализ сказки и теория связности текста // Типологические исследования по фольклору. Сб. статей памяти В. Я. Проппа. М., 1975. С. 77 - 91.

479

же формальные критерии простоты и упорядоченности повествовательного текста.

Ревзин предлагает расширенное истолкование и понимание основных положений "Морфологии сказки", которое позволяло бы применить выводы Проппа к решению задач современной семантики. "Из символической логики в семиотику перекочевало разграничение термов и предикатов в качестве основных конституент всякого высказывания. Разграничение персонажей сказки и их функций может трактоваться как частный случай разграничения термов и предикатов" (77). Однако для достаточно сложных систем, к которым, очевидно, относятся как сказки, так и другие повествовательные тексты, выделения только термов и предикатов явно недостаточно. Поэтому внутри класса предикатов выделяются:

1) предикаты, выражающие некоторые постоянные ингерентные свойства (в дальнейшем предикаты состояния)*, например "быть молодым", "быть носителем злого начала" и т. п. Эти предикаты, по мнению исследователя, не играют сюжетообразующей роли, но являются весьма существенными для противопоставлений в парадигматическом плане;

2) предикаты, которые выражают изменения субъекта или окружающей обстановки (в дальнейшем предикаты действия)**. Очевидно, что функции Проппа относятся именно к последнему виду предикатов.

И. И. Ревзин предлагает следующее общесемиотическое обобщение положений Проппа.

I. Постоянными элементами текста являются предикаты.

П. Число термов незамкнуто, а число предикатов ограниченно.

Ш. Множество предикатов действия частично упорядочено в том смысле, что всегда существуют такие два предиката, что при появлении обоих в тексте их порядок предопределен. Иными словами, между предикатами существуют системные, до-текстовые отношения логического вывода.

Эти положения верны не только для сказок, но и для связных повествовательных текстов вообще; при этом постулат III представляет собой существенное ослабление положения о порядке появления функций в тексте, сформулированное для волшебных сказок. Таким образом, по мнению автора, разница между волшебной сказкой и другими видами связных текстов может быть отражена как градация свойства упорядоченности, в то время как простота или непростота текста задается числом действующих лиц, то есть термов. Таким образом, с точки зрения описанных критериев, сказка представляет собой текст простой и упорядоченный, то есть обладает высокой степенью связности.

Отметим, что большинство работ, прямо опирающихся на "Морфологию сказки", имеет дело с текстами, более сложными, чем волшебная сказка, но все же отличающимися высокой степенью связности; то есть число действующих лиц в этих текстах невелико, а система предикатов в достаточной степени упорядочена. Так, Э. Бозоки в своей статье "Использование структурного анализа сказки в исследовании средневекового романа 'Прекрас-

________________

* У Ревзина К-предикаты.

** У Ревзина, соответственно, Т-предиката.

480

ный незнакомец'"* предлагает применить эту методологию к анализу текстов средневековых романов. Автор отмечает сходство композиционной структуры средневекового романа со структурой волшебной сказки. Как и в волшебной сказке, в средневековом романе герой, бедный юноша, должен пройти серию испытаний и завоевать любовь принцессы; как и в волшебной сказке, свадьба одновременно дает герою и материальное благополучие. Изучение синтагматического строения средневекового романа позволяет и здесь выделять те поступки персонажей, которые важны для дальнейшего развития действия, и обнаруживать их повторяемость, то есть и описывать функции действующих лиц. Некоторые из выделенных таким образом функций совпадают с функциями Проппа или же очень походят на них, например, помощь в виде совета (мудрый совет); в то же время другие функции, к примеру, плач, специфичны именно для этого жанра.

Наконец, в средневековом романе существует и отмеченная Е. М. Мелетинским и его коллегами оппозиция между основным и предварительным испытаниями: предварительное испытание, как и в сказке, требует от героя правильного поведения и вознаграждается предоставлением какой-либо помощи в решении основной задачи. Основное же испытание, как и в некоторых видах волшебной сказки, - это битва с антагонистом. Разница состоит только в том, что в средневековом романе помощь, предложенная герою, практически лишена каких-либо чудесных черт.

Н. М. Зоркая представляет другой пример использования методологии "Морфологии сказки". В ее монографии произведен анализ более двух тысяч фильмов российского производства, созданных между 1900 и 1910-м годами. "Мы попытаемся, - пишет исследовательница, - прямо применить методологию "Морфологии сказки", воспользовавшись и терминологией, и конкретными приемами анализа и систематизации - выявлением функций, способами построения сюжетных схем и т. д." **

Разумеется, подобная систематизация возможна лишь на том материале, в котором существует достаточно очевидная повторяемость сюжетных ходов, пусть даже понятия растраты, шантажа, вознаграждения и другие используемые функции зыбки и неочевидны. Тем не менее, в кинематографической драме начала века существует наиболее частая, центральная функция - это обольщение и, соответственно, фигура обольстителя. Именно появление этой фигуры и определяет дальнейшее развитие сюжета, именно она является тем инвариантом, который позволяет выделить и другие повторяющиеся функции.

Исследовательница выделяет двадцать четыре таких постоянных функции. Перечислим их в порядке появления в фильме: начальное состояние (благополучие с некоторой неполнотой счастья), соблазн, обольщение, сопротивление героя, победа обольстителя, поимка с поличным, новая

_________________

* Bozoky Edina. L'utilisation de 1'analyse structurale du conte dans 1'etude du roman medieval "Le bel inconnu" // Le conte, pourquoi? comment? Folktales, why and how? Colloques hitematianaux du C.N.R.S. Paris, 1984. С. 99 -112.

** См. Зоркая Н. М. На рубеже столетий: У истоков массового искусства в России 1900-1910 годов. М., 1976.

481

жизнь после раскрытия тайны, самоустранение покинутого, разочарование героя и крах (обольститель оскорбляет, выгоняет жертву и т. п.). Эти девять функций определяют одноходовой сюжет (по аналогии с одноходовой сказкой). За ними могут следовать раскаяние (которое является либо формой расплаты либо, что чаще, вводит новый поворот сюжета), месть покинутого, поддержка, которую получает герой (или покинутый), шантаж, подлог, самопожертвование, трагическое недоразумение, ложное обвинение, приход с повинной, принятие чужой вины на себя, парные функции похищение - вызволение, тайное благодеяние и, наконец, вознаграждение или, что чаще, расплата.

Кроме того, автор обнаруживает известную повторяемость не только в кинематографе начала века, но и в бульварном романе того же времени, хотя и выраженную менее четко; эта повторяемость, по мнению исследовательницы, - "свидетельство некоторого канона, складывавшегося ли в раннем кинематографе, перешедшего ли из старших видов - возможно, и то, и другое одновременно" (210).

Отметим также некоторые положения в области представления знаний, выдвинутые в начале 70-х гг., которые концептуально во многом сходны с идеями "Морфологии сказки". В 1974 году американский ученый М. Минский выдвинул понятие фрейма* - иерархически упорядоченной структуры, необходимой для представления и понимания текста, - которое с той поры используется не только в исследованиях по искусственному интеллекту, но и при описании структуры текста, в том числе фольклорного. Близкие к этому понятию представления выдвигались и ранее, например, в работах Ю. С. Мартемьянова 60-х годов** , где он обращается непосредственно к анализу сказки. А американский исследователь У. Чейф при рассмотрении сказки "Волк и ягненок" разрабатывает теорию о фрагментах, на которые разделяется знание; по его наблюдениям эти фрагменты (или "ломти") будут различными для английской сказки и ее японского перевода, что связано с различием языкового и культурного контекста***.

Таким образом "Морфология сказки" на десятилетия вперед заложила основы не только структурного исследования фольклора, но и исследования текста вообще, и даже те исследователи, которые спорят с положениями этой работы, во многом опираются на идеи и теории, предложенные в том числе и под ее влиянием.

Для самого В. Я. Проппа синхроническое структурное исследование,

___________________

* Minsky М. A framewoik for representing knowledge. Massachusetts Institute of Technology. AI Laboratory. AI MEMO No 306,1974.

** См. Мартемьянов Ю. С. Заметки о строении ситуации и форме ее описания // Машинный перевод и прикладная лингвистика, вып. 8., М., 1964.

*** Несколько неожиданным подтверждением этого положения могут служить те затруднения при переводе "Морфологии сказки" на японский язык, о которых пишет К.Сайто в своей статье (Сайто К. В. Я. Пропп в Японии // "Живая старина" N 3(7). М., 1995. С.28). Так, привлечение европейских волшебных сказок в качестве сопоставительных материалов оказалось достаточно трудным, т.к. в японском фольклоре очень мало сюжетов, которые были бы близки к сюжету европейской волшебной сказки.

482

предпринятое в "Морфологии сказки", явилось лишь одним из этапов изучения волшебной сказки. Продолжением такого изучения явилась монография "'Исторические корни волшебной сказки", впервые опубликованная в 1946 г.

Достаточно распространено противопоставление "Морфологии сказки" другим работам ученого. Например, С. Ю. Неклюдов пишет:

В.Я.Пропп является всемирно признанным основоположником структурной фольклористики, ему принадлежит один из первых опытов разработки и применения структурных методов в гуманитарных науках, но <...> все это относится к нему лишь как к автору "Морфологии сказки". Она же, как было сказано, для самого В. Я. Проппа входила совсем в другую научную программу, уже завершенную в 60-е годы, когда эта книга обрела второе рождение в контексте новейших структурно-семиотических исследований. Насколько можно понять, подобные исследования, включая многочисленные интерпретации ставшей знаменитой "формулы Проппа", его интересовали мало*. Противоположной точки зрения придерживается Б. Н. Путилов:

<...> неправильно рассматривать одну книгу в отрыве от другой и отделять структурно-типологическую проблематику трудов В. Я. Проппа от проблематики историко-генетаческой. Для него то и другое существовало в неразрывном единстве, синхроническое структурное исследование обретало истинный смысл и значение постольку, поскольку оно имело в перспективе выход к исследованию генетическому**.

Обратимся, однако, к словам самого Проппа. В своей открытой лекции, прочитанной 1 марта 1966 г. в ЛГУ*** , ученый так говорит о структурном исследовании фольклора:

<...> подобно тому, как биолог-зоолог определяет изучаемых им животных по скелету, мы должны определять жанры по признакам структуры. <...>

Употребляя слово "структура", я хочу остановиться на течении, которое зародилось в лингвистике, а потом перекинулось в фольклористику, но не пустило в ней корней. Я говорю о течении, называемом структурализмом, в котором вопросы композиции составляют одно из важнейших звеньев изучения.

Но ведь вопросами композиции занимались и формалисты. Они называли это сюжетосложением. Чем же современный структурализм отличается от формализма? [Я освещу это на примере. Можно изучать форму любого предмета, хотя бы апельсина. Формалист изучит его форму. Он установит, что форма эта - шар, но имеет неровности и отступления, которые можно определить математически точно. <...> С этой же точки зрения плоды будут сравниваться. Одни окажутся больше, другие меньше или светлее и темнее и т. д. Структуралист сделает все то же самое. Он применит измерение, но не ограничится этим. Он снимет с него (апельсина - Л.И.) кожу и установит, что апельсин состоит из долек, внутри которых находятся семена. Он, далее, этот

________________

* Неклюдов С. Ю. В. Я. Пропп и "Морфология сказки" // "Живая старина" N 3(7). М., 1995. С. 30.

** Путилов Б. Н. Проблемы фольклора в трудах В. Я. Проппа // Типологические исследования по фольклору. Сб. статей памяти В. Я. Проппа. М., 1975. С. 10.

*** Пропп В. Я. Открытая лекция / Публ., вступ. и прим. Л. М. Ивлевой // "Живая старина" N 3(7). М., 1995. С. 11 -17.

483

апельсин съест и определит его вкус и степень зрелости. <...> Наконец, он изучит и опишет деревья, на которых растут апельсины <...>]* Коротко: формалист изучает одно явление, одну сторону изолированно от всех других сторон данного явления, безотносительно к целому, безотносительно к системе, к которой данное явление принадлежит. Структуралист рассматривает всякое отдельное явление в его отношении к целому, ко всей системе, ко всем определяющим его историческим и иным связям. Следовательно, изучая композицию, структуралист никак этим ограничиться не может** . Как мы видим, для Проппа синхроническое и диахроническое рассмотрение одного явления представляют собой необходимые этапы его структурного изучения. Даже композиционно "Морфология сказки" и "Исторические корни..." связаны между собой. Так, изучение последовательности функций в "Морфологии сказки" начинается с функций отлучка, запрет и пр. В "Исторических корнях..." мы читаем: "События иногда начинаются с того, что кто-либо из старших на время отлучается из дома <...> Этим создается почва для беды" . Далее Пропп исследует запреты, связанные с отлучкой. Подобных примеров можно привести множество. Мы ограничимся только одним. В шестой главе "Морфологии сказки" рассматривается "круг действий царевны (искомого персонажа) и ее отца", включающий в себя такие действия, как задавание трудных задач, клеймление, свадьбу и т. п. Те же действия, но уже в связи с диахроническим исследованием и различными типами царевны-невесты рассматриваются и в девятой главе "Исторических корней...". Таким образом, элементы сказки, выделенные в первой работе с помощью синхронического анализа, во второй исследуются уже в историческом и генетическом аспекте.

Покажем теперь, как Пропп изучает структуру фольклорных мотивов на примере мотива змея и связанных с ним комплекса представлений. "Весь облик змея и его роль в сказке слагаются из ряда частностей. <...> Частность, однако, непонятна без целого; целое, в свою очередь, слагается из частностей" (216). Исследователь последовательно рассматривает следующие черты змея: облик (змей - многоголовое существо), связь с огнем, связь с водой, связь с горами, действия, или функции, змея (похищение, поборы, охрана границ, поглощение), взаимоотношения героя и змея (способы избежания поглощения змеем, магический сон героя при встрече со змеем, герой как прирожденный противник змея, бой со змеем). Основываясь на выделенных чертах змея и на изменении их в различных фольклорных источниках, Пропп изучает как изменение исторического облика змея, так и зарождение и трансформацию мотива змееборчества. Можно сказать, что фактически В. Я. Пропп рассматривает предикат состояния быть змеем и выделяет в нем термы атрибуты, функции и отношения с героем (хотя, естественно, ученый не пользуется подобной терми-

___________________

* Фрагмент в квадратных скобках был вычеркнут В. Я. Проппом при расчете времени, необходимого для прочтения доклада, и восстановлен публикатором Л. М. Ивлевой (Л.И.)

** Пропп В. Я. Открытая лекция / Публ., вступ. и прим. Л. М. Ивлевой // "Живая старина" N 3(7). М., 1995. С. 13.

*** Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986. С. 37.

484

нологией). Различные значения указанных термов соответствуют различным историческим этапам развития образа змея. По сходной схеме рассматриваются и другие мотивы, например, даритель, царевна и др.

Данный способ описания можно сравнить с предложенным Е. М. Мелетинским предикативным описанием мотивов. Мелетинский предлагает понимать под мотивом "некий микросюжет, имеющий определенную актантную (ролевую) структуру, наподобие суждения в логике и предложения в языкознании. <...> Ядром такой структуры мыслится предикат - действие, от которого зависят аргументы - семантические "роли"; предикат определяет их количественно (число мест, валентность) и качественно (их универсальный "падеж", т. е. позиция, функция)" *.

В то же время между двумя подходами имеется и существенное различие: Мелетинский основой мотива предлагает считать действие; Пропп отталкивается от свойств изучаемого существа или объекта. Иными словами, Мелетинский рассматривает мотивы как предикаты действия, а Пропп в "Исторических корнях..." изучает предикаты состояния. Можно отметить, что представление Проппа соответствует современным идеям, легшим в основу объектного программирования (ОП). В ОП основным элементом программы является не действие, а некоторый объект, который может совершать заданные действия и обладает определенными свойствами.

Все работы В. Я. Проппа, что отмечают многие исследователи, написаны очень ясно, логично и убедительно, чему в немалой степени способствует и то, что ученый постоянно разъясняет методы, которыми он пользуется. Например, В. И. Еремина пишет:

В пестроте материала, в разнообразии задач, связанных с его изучением, В. Я. Пропп всегда стремился вскрыть единство, понять систему, найти направление, в котором может быть осуществлено структурное, генетическое или историческое разыскание. Метод анализа фольклорных произведений вырисовывается из его работ со всей очевидностью, и тем не менее В. Я. Пропп считал своим долгом еще и еще раз разъяснять читателю те принципы, на которых строятся его исследования. Не случайно почти любая его книга или статья начинается с вопроса о методе** .

Можно соглашаться или спорить с конкретными результатами, полученными Проппом. Согласно его собственным словам, "всякая разрешенная проблема немедленно выдвигает новые проблемы"***. Решения же этих новых проблем, встающих перед гуманитарным знанием, во многом опираются и будут опираться в дальнейшем на идеи и методы В. Я. Проппа, предложенные, в частности, в его трудах "Морфология сказки" и "Исторические корни волшебной сказки".

_______________

* Мелетинский Е. М. Палеоазиатский мифологический эпос: Цикл Ворона. М" 1979. С. 146. См. также перечисление архетипических сказочных мотивов в монографии: Мелетинский Е. М. О литературных архетипах. М., 1994.

** Еремина В. И. Книга В. Я. Проппа "Исторические .корни волшебной сказки" и ее значение для современного исследования сказки // Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986. С. 6.

*** Пропп В. Я. Исторические корни волшебной сказки. Л., 1986. С. 361.

485



Текстологический комментарий

Научное переиздание книги - непростая задача. Тем более, переиздание произведений автора с мировой известностью, тем более в собрании ТРУДОВ, что само по себе подразумевает определенную академическую точность. Вот только как определить стапень и качество этой точности... Казалось бы, если работа уже два или три раза издана, то стоит взять последнее издание, где, по логике вещей, должен присутствовать многократно выверенный корпус текстов, исправлены все ошибки, опечатки и т. п. В действительности же, как научил нас опыт работы с переизданиями отечественной гуманитарной классики, всякое последующее издание не только улучшает, но и ухудшает текст. Редакторы исправляют псевдоопечатки и псевдоошибки, совершенствуют стиль автора, вносят конъюнктурную (т.е. обусловленную общеполитическими соображениями, а иногда и частнонаучным пониманием предмета) правку, не говоря уже о дополнительных собственных опечатках. Поэтому требуется кропотливая текстологическая сверка всех имеющихся изданий. Чтобы хоть как-то избежать субъективизма, мы обычно приводим практически все расходящиеся места текста в специальном постраничном комментарии.

Применительно к данному тому текстологическая проблема усугублялась еще тем обстоятельством, что издание двух самых знаменитых трудов В. Я. Проппа в одном переплете осуществляется впервые: будучи повторным в своих частях, в своем целом произведение оказывается новым. Тут мы прямо следуем за столь же прямо выраженной волей автора: ""Морфология" и "Исторические корни" представляют собой как бы две части или два тома одного большого труда. Второй прямо вытекает из первого, первый есть предпосылка второго" (Пропп 1998, 214). Кстати, в только что процитированной работе имеется и обоснование уточненного названия первой части дилогии: "...другое нарушение авторской воли было допущено не переводчиком, а русским издательством, выпустившим книгу; было изменено заглавие ее. Она называлась "Морфология волшебной сказки"" (212) Уточненное название тоже косвенно подчеркивает дилогичность всего произведения.

Но части дилогии имели разную издательскую судьбу. "Морфология" дважды издавалась при жизни автора. Вроде бы вопросов о последней воле автора быть не может, но всякий знакомый с советской издательской системой отчетливо представляет, что ни о какой абсолютной авторской воле и речи быть не может (впрочем ее не может быть при любой издательской системе, но советская -- особый случай: брежневская эпоха есть эпоха редактуры). Поэтому нет абсолютно никакой уверенности, что текст 1969 в полной мере отражает волю автора. Кроме того, книга, видимо, специально приспособлена к изолированному от "Исторических корней" прочтению. Кое-какая правка говорит об этом. Сверка с 1 изданием (1928 год в известном смысле был более либеральным к издающимся произведениям) оказалась необходимой.

Что касается "Исторических корней", то единственное прижизненное издание вышло в суровом 1946, чем обусловлены неполнота справочного аппараты и возможные конъюнктурные вставки. Эти недостатки попытались устранить во втором издании книги (ответственные редакторы В. И. Еремина и М. Н. Герасимова):

486

"Настоящая книга представляет собой 2-е издание исследования В. Я. Проппа "Исторические корни волшебной сказки", вышедшего в 1946 г. Автор, завершавший работу в военные годы, не имел возможности лишний раз обратиться к первоисточникам для проверки цитат и уточнения библиографического аппарата, он вынужден был использовать сделанные ранее выписки или указывать источниковедческие данные по памяти. Сложная и кропотливая работа по восстановлению справочного аппарата книги была проделана М. Я. Мельц, за что редакторы приносят ей глубокую искреннюю благодарность.

В настоящем издании уточнены цитаты, проверены и дополнены сноски. Оформлены они в соответствии с новыми издательскими нормами. Так, вновь выверены многочисленные отсылки к различным сказочным сборникам, исправлены ошибки в цитировании текстов сказок и нумерации сказочных вариантов. <...> Отсылки к исследованию Д. Фрэзера "Золотая ветвь" приведены также по последнему изданию (М., 1983), кроме тех случаев, когда в последнем переводе нет соответствующей цитаты. Проверено написание иностранных слов и названий, их перевод дан в тексте. Расширены и уточнены сокращения. Указаны позднейшие издания приводимой В. Я. Проппом литературы. <...>

Редакторы стремились как можно более бережно отнестись к тексту первого издания: единичные и незначительные сокращения касаются только таких мест книги, которые были данью тому времени, когда исследование вышло в свет. Они ни в коей мере не затрагивают содержания исследования. В отдельных случаях в тексте встречаются устаревшие этнографические термины и географические названия, которые приводятся по первому изданию" (В. Я. Пропп. Исторические корни волшебной сказки. А., 1986, с. 4).

Мы продолжили сверку и уточнение библиографического аппарата, но практически везде, если дело не касалось цитат, восстановили авторский текст Проппа по первому изданию (где принята правка второго издания, это специально оговаривается в постраничных комментариях). Так например, в некоторых случаях, когда редакторы второго издания стыковали текст Проппа с новым переводом Фрэзера, часть текста Проппа опускалась. Мы последовательно восстанавливаем в таких местах и старые переводы, и диалог с ними Проппа по 1 изд.

Теперь о библиографических примечаниях. В обоих книгах Пропп пользовался двумя способами: 1) в скобках давал сокращения библиографического описания с числом, указывающим номер тома, части и т.п. и с числом, указывающим на страницу (если необходимость имелась), или 2) выносил библиографическую (редко иную) сноску вниз страницы. Мы оставляем первый способ только для библиографических сносок, вместе с сокращениями, применяемыми Проппом, используя фамилию автора упоминаемой работы, и, если в списке цитированной литературы оказывалось больше одного наименования работ данного автора, год издания, а, если и год у разных работ совпадал, маленькую букву русского алфавита, его порядком показывающую место работы в списке. В идущей в тексте подряд ссылке на только что указанную работу давались только номера страниц. Второй способ оставлен для небиблиографических или не исключительно библиографических сносок.

Пунктуацию мы везде сохраняем по последним прижизненным изда-

487

ниям, снимая лишь запятые перед "как" в значении "в качестве". Унифицирован русский вариант написания фамилии "Леви-Строс" (пишут также с двумя "с" на конце) и в текстах Проппа, и в комментариях.

Шрифты различают наш комментарий и текст книги разных изводов, полужирным для наглядности кое-где различены варианты первого (1 изд.) и второго издания (2 изд.).



Постраничный комментарий

С. 5: 1 изд. начинается так: Слово "морфология" означает учение о формах. В ботанике под морфологией понимается учение о составных частях растения, об их отношении друг к другу и к целому, иными словами -- учение о строении растения.

Но "морфология сказки" -- о возможности такого понятия вряд ли кто-нибудь думал.

И тем не менее рассмотрение форм сказки возможно с такой же точностью, как возможна морфология органических образований.

Если этого нельзя утверждать о сказке в целом, во всем ее объеме, то во всяком случае это можно утверждать о так называемых волшебных сказках, о сказках "в собственном смысле слова". Им только и посвящена настоящая работа.

С. 6: В 1 изд.: Предполагалось дать исследование не только морфологической, но и совершенно особой логической структуры сказки, что подготовляло изучение сказки, как мифа.

С. 6: В 1 изд. предисловие кончалось: Наши научные учреждения оказали мне широкую поддержку, дав возможность обменяться мыслями с более опытными работниками науки. Сказочная Комиссия Госуд. Географ. О-ва под председательством академика С. ф. Ольденбурга, Исследовательский Институт при Ленинградском Государственном Университете (секция "Живая Старина") под председательством проф. Д. К. Зеленина и фольклорная Секция Отдела Словесных Искусств Государственного Института Истории Искусств под председательством академика В. Н. Перетца по частям и в целом обсуждали методы и выводы этой работы. Председатели этих учреждений, а также другие участники собраний давали порой очень ценные указания, и всем им я приношу свою глубочайшую благодарность.

Особое дружеское участие принял во мне профессор В. М. Жирмунский. Он просмотрел часть работы в первой ее редакции, дал несколько важных советов, и по его инициативе работа передана Институту Истории Искусств. Если работа ныне появляется в свет то я обязан этим Институту и в первую голову председателю Отдела Словесных Искусств, Виктору Максимовичу Жирмунскому. Я позволю себе выразить ему живейшую благодарность и признательность за его поддержку и содействие.

15 июля 1927 г. В.Пропп

 

Во 2 изд.: Настоящее второе издание отличается от первого некоторым количеством мелких поправок и более пространным изложением отдельных мест. Сняты библиографические ссылки как недостаточные и устаревшие. Нумерация ссылок на сборник Афанасьева переведена с дореволюционных изданий на издания, вышедшие в советское время. В конце книги приведена таблица соответствия нумерации этих двух изданий.

488

С. 7: В 1 изд. было: Научная литература о сказке не слишком богата. Помимо того, что трудов издается мало, библиографические сводки показывают следующую картину: больше всего издается текстов; довольно много работ по частным вопросам; совершенно отсутствуют общие труды по сказке. Если же они есть, то это труды сводно-инструктивного, а не исследовательского характера в целом. А между тем, ведь именно общие вопросы больше всего возбуждают интереса, в их решении -- цель науки. Вот как характеризует создавшееся положение проф. М. Сперанский:

С. 7: Благодаря этому материал Больте и Поливки в отдельных случаях может быть увеличен В 1 ИЗД. сноска: Пользуемся этим случаем, чтобы указать, что подобное увеличение возможно лишь при правильном международном обмене материалами. Хотя наш Союз -- одна из самых богатых сказками стран мира (как важны хотя бы сказки инородцев, где скрещиваются монгольские, индийские и европейские влияния), но мы до сих пор не имеем такого центра, который давал бы нужные справки. Институт Истории Искусств организует архив для материалов, собранных его сотрудниками. Превращение его в общесоюзный архив имело бы международное значение.

С. 7: В 1 изд. было: