Эмиграционные процессы и формирование русского зарубежья в XVIII в. 07. 00. 02 Отечественная история
Вид материала | Автореферат |
- Основная: Лебедева О. Б. История русской литературы XVIII века. М., 2000, 18.23kb.
- Программа дисциплины «Отечественная история» Распределение часов по темам и видам учебных, 47kb.
- Формирование этнической карты северо западного кавказа (конец XVIII начало 20-х гг., 1302.38kb.
- Программа дисциплины : "Отечественная история" По специальности, 173.33kb.
- Название дисциплины, 35.69kb.
- В. И. Цепилова. Историческая наука русского зарубежья в литературе 20-80-х, 412.06kb.
- Alexander Solzhenitsyn House of Russia Abroad in the Virtual reference service cucl., 73.13kb.
- Рабочая программа по дисциплине культурные центры русского зарубежья (курс по выбору), 378.69kb.
- Методические материалы для самостоятельной работы студентов по курсу «Литература Русского, 66.21kb.
- Социально-демографические процессы в Северном Казахстане в конце XIX первой четверти, 509.78kb.
На правах рукописи
МАЗИН КОНСТАНТИН АНАТОЛЬЕВИЧ
ЭМИГРАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ И ФОРМИРОВАНИЕ РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ В XVIII В.
07.00.02 – Отечественная история
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации на соискание ученой степени
доктора исторических наук
Москва – 2010
Работа выполнена на кафедре истории и политологии ФГОУВПО «Российский государственный университет туризма и сервиса»
Научный консультант: доктор исторических наук, профессор
ФЕДУЛИН Александр Алексеевич
Официальные оппоненты: доктор исторических наук, профессор
САБЕННИКОВА Ирина Вячеславовна
доктор исторических наук, профессор
ЗАХАРОВ Виктор Николаевич
доктор исторических наук, профессор
ТЕЛИЦЫН Вадим Леонидович
Ведущая организация: Российский государственный гуманитарный университет
Защита состоится 25 ноября 2010 года в 15.00 часов на заседании диссертационного совета Д 212.150.01 при ФГОУВПО «Российский государственный университет туризма и сервиса» по адресу: 141221, Московская обл., Пушкинский р-н, пос. Черкизово, ул. Главная, 99, каб. 1209. Зал заседаний советов.
С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке ФГОУ ВПО «Российский государственный университет туризма и сервиса» по адресу: 141221 Московская область, Пушкинский район, пос. Черкизово, ул. Главная, д. 99.
Автореферат разослан ______ октября 2010 г.
Ученый секретарь
диссертационного совета
доктор исторических наук,
профессор Д.А.Киселева
Общая характеристика работы
Актуальность темы. Исследовательская актуализация истории эмиграции в разные периоды существования российской государственности стала заметной тенденцией развития современной отечественной науки1. Появляется большое количество научных и публицистических исследований, авторы которых с с различных методологических позиций пытаются определить общее и особенное в развитии российских миграционных процессов в рамках исторической ретроспективы.
Основной причиной такого исследовательского внимания стало превращение миграционных процессов в экономические и социальные реалии современного мирового пространства2.
Поэтому эмиграционный процесс должен выступать в современном исследовании во всей своей совокупности: от начальной стадии, где принималось решение оставить родину; собственно миграции, т.е. пути от места проживания к месту жительства в стране пребывания; до завершающей стадии — адаптации в стране-реципиенте.
Исходя из этого, особенно важным представляется изучение не просто эмиграционных тенденций в развитии российской государственности, а процесса системного перерастания их в масштаб Русского Зарубежья.
Являясь составной частью исследовательского направления по истории Русского Зарубежья, аналитическая история российской эмиграции XVIII в. связана с изучением соотношения экономики и политики и, в частности, с допустимой мерой социальных издержек экономических мероприятий.
Данная проблематика коррелируется с определением эволюции общественной психологии, сдвигов в сознании граждан, включая появление «кризисного сознания», парализующего активность социума или отдельных его составляющих.
И, наконец, нельзя не отметить, что история эмиграционных процессов и Русского Зарубежья XVIII в. сопряжена с анализом массовых движений, роль которых в переломные периоды отечественной истории актуализируется, как никогда.
Степень научной разработанности проблемы. В отечественной историографии история российской эмиграции при постоянстве активного обращения к ней историков до сих пор относится к числу изучаемых, открываясь в новых исследовательских гипотезах.
Общетеоретические и методологические проблемы изучения эмиграционных процессов и Русского Зарубежья на протяжении всей исторической ретроспективы данного явления нашли освещение в работах Ю.А. Полякова3, Г.Я. Тарле4, Е.И. Пивовара5, В.А.Ионцева6, В.А. Тишкова7, В.М. Селунской8, Н.А. Пушкаревой9, А.В. Квакина10, Т.Л. Пархоменко11 и других авторов.
Особенно выделяются труды академика Ю.А. Полякова, который фактически стал основоположником этого научного направления. Именно ему принадлежит приоритет в самой постановке проблемы изучения эмиграции и доведении масштабов исследования до формата российского зарубежья. Стоял ученый и у истоков разработки периодизации12 и типологии13 эмиграции. Внес он свой вклад и в уточнение экспликации данной проблематики, проанализировав одну из основных ее дефиниций — диаспору14. И, наконец, исследования Ю.А. Полякова позволили ему сделать вывод о том, что история Русского Зарубежья «имеет непреходящее научное значение, как часть истории России»15. Это определенно новый подход к истории эмиграционных процессов и Русского Зарубежья, т.к. до этого в историографии существовала тенденция к отнесению данных сюжетов к истории стран-реципиентов, и, таким образом, к искусственному исключению очень важной составляющей из отечественной истории.
Многополярность оценочных характеристик российской эмиграции, транслируемая в попытки ее периодизации, типологии, экспликации отражает общий уровень исследования Русского Зарубежья.
В определенной степени это обусловлено недостаточной изученностью отдельных периодов российской эмиграции как в региональном, так и мировом масштабе. Однако, позитивно, что уже обозначены безусловные точки соприкосновения позиций авторов, пишущих о российской эмиграции. Это делает перспективным дальнейшие усилия в плане разработке периодизации истории российской эмиграции.
В связи с этим требуется отметить еще одну общую черту подавляющего большинства перечисленных публикаций. Обосновывая свои теоретико-методологические выводы, их авторы в качестве подтверждения манипулируют историческими свидетельствами, относящимися в основном к XX в., гораздо реже — ко второй половине XIX в. и почти никогда - событиями более ранних периодов. Это еще раз подтверждает правильность выбранного объекта исследования, т.к. отнесение генезиса Русского Зарубежья к XVIII столетию пока еще не нашло своего подтверждения на диссертационном уровне.
Старообрядческая эмиграция получила достаточно широкое освещение в научной литературе, правда, так и не став предметом самостоятельного исследования, так же, как и вся религиозная российская эмиграция в целом.
Изучение истории возникновения старообрядческих колоний, находящихся за пределами России, началось еще до 1917 г.16 Самым большим достижением отечественной историографии того периода является фундаментальная работа Н.И. Субботина17. Она написана на основе большого количества архивных материалов, что делает ее очень обстоятельной и достоверной. Эти качества позволяют труду Н.И. Субботина сохранять свою актуальность до настоящего времени.
Хотя Белокриницкое согласие окончательно оформилось в 1846 г., подробный рассказ о его формировании начинается здесь с 1730 г., когда состоялась первая попытка старообрядцев обрести полноту трехчинной иерархии. Важно, что ни одно из согласий ревнителей старой веры не получило такого полного освещения своей начальной истории.
В советское время исследователи неоднократно обращались к истории старообрядчества. Однако эмиграционные сюжеты нашли в них очень краткое и фрагментарное отражение18.
Современная историография не богата публикациями, касающимися эмиграции старообрядцев в XVIII в. В основном исследователи идут по пути этнографического изучения сегодняшних потомков изгнанников за Веру19. Здесь действительно большое поле для изучения. Если Русское Зарубежье в целом квалифицируется как социально-культурный феномен, то старообрядческие колонии за границей — это суперфеномен многовековой устойчивости к ассимиляции в инокультурной среде, поразительный пример долголетнего сохранения веры, языка, обычаев и традиций. Однако и здесь бывают приятные отступления в сторону истории формирования этой интереснейшей составляющей Русского Зарубежья20.
Все вышесказанное в основном касалось старообрядцев-липован, поселившихся в Добрудже и Буковине в XVIII в. Колонии ревнителей старой веры, которые появились в Прибалтике в том же столетии, получили в современной историографии уже чисто историческое исследование. Эта традиция возникла еще до 1917 г.21, была продолжена в советское время22 и не осталась без внимания историков после распада СССР23.
Настоящим прорывом в истории старообрядчества, причем всех согласий, явилась публикация труда С.Г. Вургафта и И.А. Ушакова24, в котором содержатся сведения о государственной политике в отношении старообрядцев в разные периоды, дается характеристика согласий ревнителей старой веры и отдельных сообществ староверов. Например, статья о некрасовцах содержит фактически краткую, но с упоминанием всех важнейших событий вплоть до современности, историю этой очень своеобразной составляющей русского зарубежья. Отдельные статьи посвящены наиболее значимым персоналиям в истории старообрядчества.
История русского православия за рубежом всегда была предметом пристального интереса как облеченных церковным саном, так и светских историков. В XVIII в. Русская Православная церковь делала за границей только первые шаги, поэтому дореволюционные авторы основное внимание уделили главному событию этого периода — основанию и деятельности Духовной миссии в Пекине25. Гораздо реже встречаются описания других сюжетов26.
В современной историографии также превалируют исследования деятельности Духовной миссии в Китае. Она стала объектом изучения даже иностранных ученых27. Особого оживления интерес к теме достиг в первой половине 1990-х гг., когда отмечалось 275-летие с момента основания Православной миссии в Китае28. Исследования в этой области продолжались и далее29, достигнув стадии изучения на диссертационном уровне30.
Получила определенные результаты разработка тематики Русского Православия в Северной Америке31, а также русская церковная жизнь в отдельных регионах32 или европейских столицах33.
Еще одним объектом для исследования стало пребывание русских монахов на Афоне34. Теме, кстати, не столько новой, сколько хорошо забытой старой, ведь начало ее разработки восходит к XIX в.35
Самым заметным событием в историографии истории Православия за рубежом является появление фундаментального труда И.К. Смолича, который стал новой вехой, как для освещения всего синодального периода церковной истории, так и для ретроспективы XVIII столетия36.
События изучаемого периода изложены там подробно с привлечением огромного исторического материала. В то же время такой тотальный охват исторических фактов наглядно показал недостаточную изученность определенных сюжетов церковной истории. Например, от внимания исследователей ускользнула деятельность православных монастырей за пределами России, которых только в XVIII в. было открыто более десятка37.
После определенных успехов 1990-х гг. в изучении Русской Православной церкви за рубежом в XVIII в. интерес к этой тематике в последние шесть лет заметно снизился. На взгляд соискателя, данная проблема может дать очень неплохие и большие по объему исследования не только статейного, но и монографического масштаба. Примером тому может послужить книга Игумена Александра (Зеркалова) о присутствии Русской Православной церкви в стране, в которой даже трудно представить хоть какой-нибудь след православия38.
По замечанию современного исследователя истории казаков-некрасовцев Д.В. Сеня, «ни одной компактной группе восточнославянского старообрядческого поселения за границей в XVIII- XIX вв. не выказывал российский царизм такого адресного, целенаправленного внимания, как сделал это он по отношению к некрасовским казакам на Кубани и в Османской империи»39. То же самое можно сказать об интересе отечественных исследователей к этой, пожалуй, самой малочисленной, по совершенно феноменальной в плане консервации основных устоев бытия и невосприимчивости к ассимиляции составляющей Русского Зарубежья, насчитывающей более трехсот лет своего существования.
Начало изучения истории казаков-некрасовцев относится к XIX в. Некоторые авторы рассматривали данные сюжеты в контексте всего русскоязычного населения Османской империи40, другие посвящали свои работы исключительно последователям заветов Игната Некрасова41. Среди них нужно выделить работы П.П. Короленко42 и Ф.А. Щербины43.
Особо следует выделить фундаментальные работы конца XIX — начала ХХ вв., хотя и не касавшиеся непосредственно истории казаков-некрасовцев, но указывающие на прямую связь казачьей эмиграции с поражением движения донских старообрядцев конца XVIII в., а также тесное взаимодействие старообрядчества с Булавинским восстанием. К подобного рода исследованиям относятся публикации В.Д. Сухорукова44, В.Г. Дружинина45, Е. Овсянникова46.
После долгого перерыва, связанного с известными идеологическими запретами, исследователи вернулись к истории казаков-некрасовцев только во второй половине 1950-х гг. Они были выполнены в присущей тогдашней историографической манере изложения материала в русле антифеодального движения47 и несколько гипертрофировали масштабы казачьей эмиграции.
В 1960-1980-х гг. определенный вклад в разработку тематики казаков-некрасовцев внесли А.Д. Бачинский48, И.В. Смирнов49, И.Г Волкова и Л.Б. Заседателева50. Особо следует упомянуть «ростовского классика» изучения народных движений на Дону А.П. Пронштейна51.
Однако время системного анализа всех сторон данного эмигрантского сообщества пришло лишь в 1990-е гг. Это связано с именами Н.А. Минникова52, В.И. Шкуро53 и особенно Д.В. Сеня, внесшего основной вклад в разработку истории казаков-некрасовцев.
Именно целый ряд его публикаций54, а также выдержавшая уже два издания монография55 дали ответы на множество спорных вопросов (например, общая численность казаков-эмигрантов, их первичная адаптация в Крымском ханстве, род хозяйственных занятий, время переезда на территорию Османской империи). Состоялось, наконец, и окончательное, подкрепленное фактами, размежевание казаков-некрасовцев и старообрядцев-липован, которых в исторической литературе очень часто отождествляли.
Таким образом, работы Д.В. Сеня и других современных авторов56 сделали историю эмиграции казаков-некрасовцев одной из самых изученных составляющих Русского Зарубежья.
Историография эмиграции запорожских казаков ведёт своё начало с XIX в., когда историю их исхода после Полтавской битвы и пребывания в течение десятков лет на территории Крымского ханства создал замечательный историк Д.И. Эварницкий.57 Его труд по фактологическому уровню остаётся по некоторым параметрам непревзойдённым. Однако хронология исследования Эварницкого завершается 1775 г., когда ликвидируется «Новая Сечь» и начинается вторая эмиграция запорожцев. Отрывочные сведения о задунайском периоде добровольного изгнания запорожских казаков в XIX в. были крайне туманны и основывались более на мифах, чем на научных фактах58.
Во второй половине XX в. наиболее заметные исследования эмиграции запорожцев связаны с именами В.А. Голобуцкого59 и А.Д. Бачинского.60
Переход Украины в состояние суверенного государства естественно привёл к новому всплеску изучения запорожского казачества, затрагивая и эмиграционные моменты их истории.61 Здесь надо выделить работы В.И. Мильчева, сумевшего пролить свет на самый неизученный сюжет второй эмиграции сечевиков – их пребывание в австрийском Батане. Вводя в научный оборот новые архивные источники, отложившиеся на территории Австрии, Сербии и Хорватии, автор сумел развенчать многие стереотипы, укоренившиеся в историографии. Речь идёт и о численности запорожцев, взятых на австрийскую службу, их социальном статусе в данной стране, времени пребывания в её пределах и даже о существовании правильно организованной Сечи на территории Австро-Венгрии.62
Это особенно отрадно, потому что «задунайский» период запорожской эмиграции крайне редко становился объектом изучения. Например, в учебном пособии, посвященном всей истории эмиграционных процессов из Украины, о нём вообще не упоминается.63
Продолжалось исследование и первой «волны» эмиграции запорожцев. Правда, здесь проявились совсем иные тенденции. Так, в диссертационной работе Г.М. Яценюк «Украинская политическая эмиграция и Гетманщина в 1710-1742гг.: политико-дипломатический аспект»64 проводится уже ставшая привычной мифологизация И.С. Мазепы и сменившего его на посту «гетмана Украины в изгнании» Ф. Орлика. Постоянно подчёркивается, что интересы России, начавшей Северную войну, полностью не совпадали с интересами Украины, что оправдывает переход Мазепы и части запорожцев на сторону шведского короля Карла XII.65 Ведётся скрупулёзный подсчёт материальных и физических потерь украинского народа вследствие действий русской армии в русско-турецкой войне 1735-1739 гг.66 Современная украинская историография функционирует совершенно в другом измерении, создавая свою «новую» историю, где Россия выступает в роли абсолютно негативного исторического фактора.
Национальная составляющая эмиграционных потоков из Российской империи изучена крайне неравномерно. Например, эмиграция калмыков нашла достаточно полное отражение в современной историографии в отличие от некоторых других сюжетов российской эмиграции по национально-политическим признакам.
Эмиграционный исход большой части калмыцкого народа из пределов Российской империи, или, как его принято называть в современной историографии, «торгоутский побег 1771г.», уже давно стал предметом научного изучения и даже подробно описан в учебниках67. В 90-е гг. ушедшего века эта тема была продолжена в работах М.М. Батмаева68 и Е.В. Дорджиевой.69
В последнее десятилетие проблема всей совокупности миграций калмыков в XVII и XVIII вв. разрабатывалась В.И. Колесником, который довёл масштаб исследования до формата всемирной истории. Это позволило ему сделать, хотя и достаточно спорный, но смелый и новаторский вывод о том, что «торгоутский побег 1771 года» можно рассматривать «как событие, формально закрывающее период позднего средневековья и раннего нового времени. Предлагается дополнительный аргумент в поддержку концепции, датирующей начало нового времени концом XVIII в., и калмыцкое возвращение в Азию вводится в ранг событий, имеющих всемирно-историческое значение»70.
В меньшей степени изучена эмиграция ногайцев. Отдельной темой для исследования она не стала и представлена только как составляющая истории данного этноса в капитальных трудах А.А. Ялбулганова71, В.В. Трепавлова72 и А.И-М. Сикалиевой.73 Например, в диссертации С.-И.-Г. Алиевой74 совершенно не акцентируется эмиграционный момент, что выводит за рамки исследовательского интереса такие важные вопросы, как численность ногайцев, эмигрировавших после присоединения Крымского ханства к Российской Империи, их социальный состав, нюансы мотивации к исходу и т.п.
Наименее изученной составляющей национально-политической эмиграции является исход крымских татар после потери собственной государственности в 1783 г. Здесь по-прежнему наиболее актуальными остаются работы Ф.Ф. Лашкова75 - учёного, работавшего над данной тематикой в конце XIX – начале XX вв. Но современные авторы недостаточно подробно освещают миграционные процессы в своих исследованиях.76
Польская эмиграция, казалось бы, изучена досконально. Пройти мимо такого феномена как «зарубежная Полония», по численности в новое и новейшее время уступающая только Китаю, Германии и Италии,77 просто невозможно. Закономерно поэтому появление исследований по данному вопросу в XIX – начале XX вв.78 и их продолжение в середине XX – начале XXI вв.79 Однако большинство работ посвящено эмиграционным процессам, возникшим после восстаний 1830-31 и 1863 гг., начальному же этапу польской политической эмиграции уделено внимание лишь в исключительных случаях.80
Польская историография, конечно, намного богаче по своей исследовательской базе, но и здесь явный приоритет получила так называемая «Великая эмиграция» после событий 1830-31 гг., когда страну покинули лидер монархического крыла польской эмиграции Адам Чарторыйский, поэты Адам Мицкевич и Юлиуш Словацкий, композитор Фридерик Шопен, историк Иоахим Лелевель и другие представители интеллигенции.81
Русское Зарубежье, возникающее вследствие не эмиграции, а длительного пребывания наших соотечественников за рубежом с целью путешествий, лечения, получения образования, по причине необходимости выполнения государственных обязанностей, военных конфликтов и т.п., изучено совершенно недостаточно.
Например, ретроспективный анализ заграничных вояжей и курортного пребывания российских подданных нашёл отражение лишь в нескольких публикациях научного82 и публицистического83 характеров. Все они, за редким исключением, как видно из названий, посвящены зарубежным выездам Петра I.
Попытку краткого научного анализа путешествий россиян за границу в XVIII в. предпринял исследователь начала XX столетия К.В. Сивков в предисловии к своей книге «Путешествие русских людей за границу в XVIII веке, которая является хрестоматией путевых записок русских путешественников. Более развёрнутое осмысление проблемы изложено в работе С.Н. Травникова, но опять же, насколько это было возможно в рамках незначительного по объёму учебного пособия84.
Несколько лучше обстоят дела с историографией российского «академического зарубежья». Один из основоположников этого направления исследований А.Е. Иванов с самого начала определил XVIII в. неотъемлемой частью в данной составляющей Русского Зарубежья85.
Есть небольшое количество работ по международным научным связям России86, среди которых можно выделить и диссертационные исследования 87.
Больше всего публикаций связано с темой получения российскими подданными университетского образования за границей. Эта проблема ведёт начало своего освещения с XIX в. и связана с именами выдающихся студентов – А.Н. Радищева, М.В. Ломоносова88 и других видных россиян того времени89.
Намного меньше работ посвящалось прикладному обучению вне университетских центров90. Сейчас их тоже немного, но они носят гораздо более фундаментальный характер91.
Наибольшее же количество работ и в современной историографии получила «студенческая тематика». Здесь развитие шло сначала как составная часть биографии какой-нибудь выдающейся личности92 и лишь в 1990-е гг. вышло на уровень самостоятельного направления93.
Это было ознаменовано выходом в свет фундаментального труда А.Ю. Андреева94. Впервые русские студенты были подсчитаны буквально «по головам» за полтора века. Причём главным ориентиром для этого послужили самые достоверные источники - матрикулы самих немецких университетов. Книга содержит массу достоинств, о которых можно рассуждать бесконечно, тем более что она издана с использованием немецкой историографии этого вопроса, недостаточно известной отечественным историкам95.
Между тем, у А.Ю. Андреева встречаются и спорные положения (например, о наличии некоего опережения, «существовавшего у малороссийского дворянства перед великорусским в отношении к университетскому образованию»)96. Судя по таблицам, составленным самим автором, именно великорусские дворяне по численности более чем в два раза превосходили малороссов97. К тому же А.Ю. Андреев делает вывод о том, что оживление интереса к европейскому образованию в среде дворян Малороссии было связано с их происхождением из «семей, члены которых в первой половине XVIII века занимали начальствующие должности в малороссийском войске и именно тогда закрепили за собой владение значительными имениями, обеспечивающими им достаточное богатство, чтобы иметь возможность за собственный счёт посылать детей учиться за границу»98.Нельзя забывать о всесильном гетмане гр. К.Г. Разумовском, который в течение долгого времени занимал пост президента Академии наук и наверняка оказывал своим землякам протекции в отправке в европейские университеты на средства казны.
Однако этот и другие незначительные недостатки не умаляют того вклада, который внёс в разработку истории академического зарубежья труд А.Ю. Андреева.
Исследовательскую эстафету А.Ю. Андреева воспринял В.П. Шестаков в своей монографии, посвященной обучению россиян в британских университетах.99
Необходимо отметить работы калининградских авторов, посвящённые одной из самых больших по численности колоний русских студентов – в Кёнигсбергском университете100. Одному из этих авторов, Г.В. Кретинину, принадлежит безусловный приоритет в освещении очень интересной страницы Русского Зарубежья – пребывание оккупационных войск Российской империи в Восточной Пруссии во время Семилетней войны101. Судьбу российских подданных на Американском континенте описал В.П. Петров102. Африканские маршруты россиян представлены в работах А.Б. Давидсона и В.А. Мокрушина103. Данные о странствиях заметных личностей в русской истории можно обнаружить в биографических публикациях104. Много авторов потрудились для того, чтобы можно было представить целостную картину Русского Зарубежья XVIII в.105
Актуальность теоретической разработки проблем российской эмиграции XVIII в., ее практическая значимость для современных поисков оптимизации модернизационных и инновационных процессов российской политической системы, а также состояние и уровень научной проработанности вопросов истории Русского Зарубежья предопределили цель диссертационного исследования - на основе анализа эмиграционных процессов определить основные тенденции формирования Русского Зарубежья в XVIII веке.
Поставленная цель определяет и комплекс задач, посредством которых она реализуется:
- систематизировать результаты исследований отечественных и зарубежных историков, акцентируя внимание на причинах, ходе и последствиях российской эмиграции в XVIII в.;
- исследовать основные направления сословной эмиграции из России XVIII в.;
- выявить особенности национальной эмиграции из России XVIII в.;
- проанализировать ход и последствия религиозной эмиграции из России XVIII в.;
- раскрыть механизм формирования и эволюции Русского Зарубежья XVIII в.;
- определить роль и место российской эмиграции в трансформации политической системы Российской империи XVIII в.
Объектом диссертационного исследования выступает российская эмиграция XVIII века.
Предметом диссертационного исследования являются политические, экономические и социальные процессы формирования Русского Зарубежья в XVIII в.
Научная гипотеза исследования заключается в предположении, что основные тенденции российских эмиграционных процессов определялись имперским характером функционирования политической системы, в рамках которой формирование Русского Зарубежья представляло собой одну из форм протестного движения против абсолютистской институционализации взаимоотношений власти и общества в России XVIII в.
Хронологические рамки диссертационного исследования определяются границами XVIII века, как периода утверждения российской политической системы в ее абсолютистском институциональном оформлении106.
В этой связи нельзя не отметить, что XVI век вряд ли может быть определен как точка отсчета истории российской эмиграции. Глобальные и постоянные изменения границ российского государства в XVI и особенно в XVII вв. делают невозможным изучение эмиграционных процессов того времени в современном понимании их содержания как выезда за границу с целью постоянного или длительного проживания.
Источниковая база диссертационного исследования чрезвычайно обширна. Она включает в себя как неопубликованные источники, хранящиеся в архивах, рукописных отделах библиотек и музеев, других архивохранилищах, так и опубликованные документы, содержащиеся в различных сборниках, статистических справочниках, энциклопедических изданиях, воспоминаниях, путевых заметках, в периодической печати.
Наибольшее количество неопубликованных источников отложилось в фондах центральных и местных архивов. Они подразделяются на два главных вида: документы государственных учреждений, отслеживавших жизнь и деятельность российских подданных за рубежом, или решающие с ними те или иные вопросы; а также документальные материалы частных лиц, относящиеся ко времени пребывания их за границей.
К наиболее значимым архивохранилищам относится Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ), Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ), Российский государственный исторический архив (РГИА), Российский государственный архив древних актов (РГАДА), Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА) и другие.
В ГАРФ особый интерес представляет фонд № 6672 – «Материалы, относящиеся к периоду до воцарения Александра II», хранящий документы о длившемся весь XVIII век процессе изъятия казацких привилегий, о нарушении донскими казаками распоряжений коронной власти и продолжавшихся конфликтах с казацким сообществом, оказавшимся в положении эмигрантов107. Находятся здесь и документальные материалы, отражающие взаимоотношения имперской администрации с польским населением земель, полученных Россией в результате трёх разделов Польши. В них приводятся конкретные факты конфликтов, усиливающих эмиграционный поток представителей польской шляхты из России108. Для историков путешествий несомненный интерес представляют фрагменты личных фондов, например, здесь можно ознакомиться с подлинником описания вояжа за границу гр. П.Б. Шереметева109.
В фонде Тайной канцелярии (Ф.1726) отложились документы о преследовании нелегальных эмигрантов и попытках возвращения их на Родину.
В РГИА в фондах Канцелярии Синода (Ф. 796) и Канцелярии обер-прокурора Синода (Ф. 797) хранятся материалы о деятельности заграничных миссий Русской Православной церкви. А в фонде Академии художеств (Ф. 789) — о стажировках российских пенсионеров за рубежом. Определенный интерес представляют и личные фонды крупных землевладельцев, где содержатся данные о бегстве крепостных за границу империи110.
В РГАДА документальные материалы по истории эмиграции из России и Русского Зарубежья представлены в архивах Сената, в частности, в фонде Раскольничьей конторы (Ф. 288), где имеются данные о попытках вернуть в Россию эмигрировавших из нее старообрядцев. Аналогичные материалы представлены документами Посольского приказа — в фонде Раскольничьи дела (Ф. 163). Находятся здесь и архивные документы делопроизводства собственно старообрядцев, например, в фонде канцелярии старообрядческого архиепископа Московского и Всея Руси (Ф.1475). Сведения о пребывании русских войск на территории Восточной Пруссии хранятся в фонде так называемой «Кёнигсбергской конторы» при российском генерал-губернаторе Восточной Пруссии (Ф.25), в частности, об учёбе в Альбертине русских студентов111. Большой комплекс документов, содержащих факты о национальной эмиграции из России в XVIII в., расположен в фондах Посольского приказа: Калмыцкие дела (Ф.119); Сношения России с Крымом (Ф.123); Ногайские дела (Ф. 127).
Среди документальных материалов главного дипломатического ведомства России можно найти многочисленные свидетельства об обучении русских волонтеров за границей. Они отложились в фондах «Сношения с Венецией» (Ф. 41), «Сношения с Испанией» (Ф. 58), «Сношения с Голландией» (Ф. 50).
В фонде «Сношения России с Китаем» (Ф. 63) содержится обширная переписка о выдаче пленных и беглых, а также журнал китайского посланника Тулишэня, с которым прибыла в Пекин первая заграничная миссия Русской Православной церкви. Делами о нелегальных эмигрантах занималась и Тайная канцелярия, поэтому документы по данной тематике отложились и там112. Поимкой и возвращением на родину беглых крепостных ведали воеводские канцелярии (фонды 523, 461, 470, 466, 492, 477, 509, 469, 552, 540 и др.) и Ссудный приказ (Ф. 239).
Документы об этих «спецоперациях», связанных с проведением широкомасштабных действий с привлечением военных подразделений для поимки беглых, откладывались в военных учреждениях, фонды которых хранятся в РГВИА. Например, фонд Военной коллегии (Ф. 19). Кроме того, в этом архиве документальные материалы, отражающие исследуемую проблематику, отложились в фонде Кабинета его императорского величества (Ф. 24). Это рапорты А.В.Суворова и П.А.Текели о перемещении войск на южной границе с данными о масштабах эмиграции в связи с военными действиями, доклады князя Г.А.Потемкина о привлечении крымских мурз на русскую службу, а также казаков-некрасовцев, с последующим их расселением по Днепру. Документы о четырехлетнем владении Россией территорией Восточной Пруссии находятся в фонде Конференции при императорском дворе (Ф. 27), специально образованной для руководства военными действиями в Семилетней войне.
Наибольший интерес представляют местные архивы западных и южных регионов бывшей Российской империи. Так, например, материалы по истории эмиграции запорожских казаков наиболее полно представлены в архиве Краснодарского краевого архивного управления. В результате распада СССР в ближнем зарубежье оказались богатые документальные материалы по тематике - в местных архивах Украины и Центральном государственном архиве республики Молдова.
В ведомственных архивохранилищах также содержится много документов по эмиграционной тематике и истории Русского Зарубежья. К ним, в первую очередь, относится АВПРИ. Здесь особый интерес представляют фонды I и II Департаментов, Главного архива, Департамента внутренних сношений, Экономического и Правового департаментов, посольств и консульств России за рубежом. Материалы этих фондов хранят сведения о том, сколько было российских эмигрантов в разных регионах мира, без чего практически невозможно было бы воссоздать общую картину Русского Зарубежья.
Кроме того, в этом архиве содержится Собрание документальных материалов по истории российско-американской компании (РАК) и русских владений в Северной Америке (Ф. 341).
К крупным ведомственным архивам относится и архив Академии наук (АН), в фондах которого отложились документы ее международной деятельности, об обучении за границей русских студентов, в частности, М.В.Ломоносова (Ф.20) и других известнейших деятелей отечественной науки.
Документальные материалы по исследуемой тематике хранятся в архивах и рукописных отделах музеев и библиотек. Особый интерес в этом плане вызывают архивные материалы Отдела письменных источников Государственного Исторического музея. Так, в фонде князей Б.И. и А.Б. Куракиных выявлены документы о повседневном быте русских дипломатических миссий за границей113, в фонде князей Барятинских (Ф.342) «Пояснительная записка о покупке Петром I вещей во время заграничного путешествия в 1717г.»114 и письма русского самодержца из Карлсбада осенью 1712г.115
Обширен комплекс неопубликованных источников и в зарубежных архивах, библиотеках, различных фондах. В 1966 г. Музей русской культуры в Сан-Франциско издал первый том своих трудов «Хранилища памятников культуры и истории Зарубежной Руси», в котором перечисляются 122 русских зарубежных архива, музея и библиотеки, а также 44 иностранных учреждения, имеющих русские архивные отделы116.
Наиболее ярким примером может служить Славянская библиотека (ныне — Центр русских исследований в Медоне), основанная в 1855 г. под эгидой ордена иезуитов по инициативе кн. И.С.Гагарина. Собранные здесь сочинения русских католиков, идеологов католицизма в России, их православных оппонентов составляют обширную базу источников, позволяющую достаточно полно и объективно представить место русского католицизма в общественной жизни России и Западной Европы конца XVIII — XX вв.117.
Кроме собственно эмигрантских фондов и фондов Российского Зарубежья, огромный интерес в зарубежных архивах представляют собрания документов государственных учреждений стран-реципиентов.
Комплекс опубликованных источников также разнообразен. В первую очередь, к ним относятся сборники документов, вышедших в свет как до, так и после революции 1917 г. Очень значимы, как источник, «Сборники консульских донесений» из различных стран за разные годы. В них очень часто содержатся сведения о российских эмигрантах, приводятся данные — основанные на зарубежной статистике — о численности подданных России и их положении на территории страны-реципиента.
Большой исследовательский материал дают «Труды» местных статистических комитетов, приводящие данные, основанные на архивных документах. Так, в «Трудах Кубанского областного статистического комитета» использованы сведения об эмиграции ногайцев и калмыков, причем, приводятся точные данные о количественных параметрах этих эмиграционных потоков. Здесь же содержатся сведения об отношении властей к эмигрировавшим казакам-некрасовцам и запорожцам118.
Публикации архивных документов были крайне редким явлением. Исключение составляют, пожалуй, документальные материалы, относящиеся к преследованию властями старообрядцев119 и первой «волны» эмиграции запорожских казаков120.
Довольно часто архивные источники публиковались в «Сборниках» Русского исторического общества. Например, 14-й том этого издания содержит сведения о беглых крепостных на территории Польши.
После 1917 г. публикации источников по истории российской эмиграции XVIII в. также были редки. В 1940 г. вышел 1-й том «Материалов для биографии» Петра I, где помещены сведения о его заграничном путешествии121. В 1950-е гг. в «Полном собрании сочинений» М.В.Ломоносова были опубликованы архивные документы, касающиеся его учебы за рубежом122.
В 1990-е гг. участились публикации документов в различных юбилейных изданиях. Например, в сборнике статей, посвященных 275-летию Российской Духовной миссии в Китае, опубликована «Копия с доношения в Коллегию иностранных дел бывшего в Пекине в духовной свите церковника Степана Зимина, поданаго в 7 июня 1773 году»123.
В целом, археографическая работа по истории дореволюционного зарубежья и эмиграции из Российской империи в XVIII в. пока явно не достаточна. Исключением в этом плане является сборник «Россия и Африка», первый том которого достаточно полно отражает пребывание на этом континенте наших соотечественников, начиная с высадки на Мадагаскаре в 1770-е гг. группы сбежавших с Камчатки арестантов и заканчивая участием россиян в англо-бурской войне, а также трудовой эмиграцией бывших подданных российской короны в Южную Африку в начале XX столетия124.
Еще одним важнейшим источником по истории дореволюционного Российского Зарубежья и эмиграции из Российской империи является Полное собрание законов (ПСЗ). Особенно это касается XVIII в., когда все шаги верховной власти почти в обязательном порядке оговаривались указами первых лиц государства. На основании этих материалов можно проследить формирование мотивов оставления родины. Например, массовая эмиграция представителей старообрядческих согласий началась после введения так называемых «12 статей» царевны Софьи, ставящих старообрядцев на грань выживания в России. Мотивы эмиграции казаков-некрасовцев и запорожцев довольно четко прослеживаются на основании указов, лишавших их прежних сословных привилегий. Здесь же можно почерпнуть сведения об отношении имперских властей к эмигрантам, попыткам вернуть их на родину и об условиях реэмиграции.
ПСЗ является ценным источником и по истории обучения россиян за границей. Правительство практически всегда посылало их за рубеж по именным указам, часто снабженным подробными инструкциями, чему и как должны учиться за рубежом российские подданные.
И, наконец, к еще одному виду источников, дающему сведения по истории эмиграции, можно отнести российскую прессу, хотя достоверность такого рода источников достаточно проблематична.
Непрекращающаяся работа по изучению Русского Зарубежья и российской эмиграции, вероятнее всего, будет и дальше расширять источниковую базу данного исследовательского направления.
Теоретико-методологические основы диссертационного исследования определялись:
- конкретно-историческим характером исследования;
- междисциплинарностью исследования;
- соблюдением методологических принципов исследования: объективность познания, его научность и историзм.
В миграционологии существует несколько десятков научно-исследовательских подходов, состоящих из «инструментария», с помощью которого возможно плодотворное изучение такого неоднозначного и многовекторного явления, как эмиграция125.
Например, В.А.Ионцев насчитал 17 научных подходов в изучении миграции населения, содержащих 45 научных направлений, теорий и концепций, среди которых два имеют непосредственное отношение к исторической науке: историческое и историко-демографическое126. Последнее получило развитие и обоснование в исследовании В.М.Кабузана127, которое, однако, несколько одностороннее, поскольку автор оставил без внимания ряд сугубо исторических аспектов эмиграции как общественного явления.
В данном диссертационном исследовании нашел свое применение также целый комплекс общеисторических методов: историко-системный, историко-сравнительный, историко-типологический, а также весь набор исследовательских методов, в первую очередь, контент-анализ, которые используются при проверке достоверности и репрезентативности источников, а также при извлечении и интерпретации содержащейся информации.
В рамках сказанного особенно важной выступает проблема экспликации, пока еще находящаяся в стадии исследовательских поисков. Доказательством этому может служить дефиниция «диаспора», дискуссия о внутреннем содержании которой продолжается до сих пор128.
Плодотворное определение внутреннего содержания диаспоры предложил ак. В.А. Тишков, для которого диаспора - это «культурно-отличительная общность на основе представления об общей родине», а также «стиль жизненного поведения, а не жесткая демографическая и тем более этническая реальность»129.
Применительно к дореволюционному периоду российской эмиграции следует остановиться на термине «Русское Зарубежье», который нетождественен понятию «российская эмиграция». Соискатель соглашается с мнением Г.Я.Тарле, что первое шире второго130. Но оно не поглощает «российскую эмиграцию», потому что не каждый эмиграционный поток из России трансформировался в составляющий элемент российского зарубежья.
К отличительным характеристикам феномена Русского Зарубежья относятся русский язык, как средство общения и известная гарантия от окончательной ассимиляции (хотя уже для второго поколения эмигрантов это совсем не обязательно), самоиндентификация человека с русской культурой, а также его взаимодействие с окружающей средой, населением и властями новой страны пребывания, в ходе которого происходит процесс адаптации.
Исследование российской эмиграции XVIII в., как целостной системы, представляется продуктивным на основе системного подхода. Он реализуется в изучении эмиграционных процессов из России XVIII в. с точки зрения его внутренней интеграции, целостности составляющих его структур.
Это позволяет рассматривать российскую эмиграцию XVIII в. как проявление устойчивых признаков взаимодействия российского государства и общества, которые известным ученым Ю.С. Пивоваровым рассматриваются в совокупности своей как «Русская система». Она базируется на самодержавности, подавляющей процессы социальной дифференциации и порождающей архаизацию и склеротизацию социальной жизни131.
Кроме того, в условиях авторитарного режима социальное и политическое отчуждение народа создает благоприятную почву для формирования патерналистских настроений, которые накладывали определенный отпечаток на эмиграционные процессы и формирование Русского Зарубежья в XVIII веке.
Соискатель поддерживает мнение Э.А. Паина, что сходство поведенческих и ценностных стереотипов представителей российской эмиграции является продуктом ситуационного приспособления людей к однотипным условиям жизни, диктуемым «Русской системой»132.
Сама же она не традиционна, а инерционна, потому что устойчивость авторитарных компонентов политического режима определяется социальным оскоплением человека, лишением его гражданской и политической субъектности133.
Лишенное экономической самостоятельности, российское общество было неспособно контролировать государственный аппарат и осознавать свою ведущую роль в политической системе. Поэтому российская эмиграция, в том числе и XVIII в., выступала в качестве реакции и на отсутствие традиционных институтов социального контроля и, как пишет В.П. Булдаков, на укрепление имперского патернализма в форме «выверенного баланса нижайшего верноподданничества и высочайших щедрот»134.
Российская эмиграция разрушала главное в «Русской системе» - возможность совмещать демократическую легитимность (в форме соборности и общинности) и достаточно авторитарный контроль, позволявший проводить реформы во имя сохранения имперской политической системы135.
Системный анализ столь сложного и своеобразного социального организма, каковым выступала российская эмиграция XVIII в. в контексте формирования Русского Зарубежья, определил научную новизну диссертационного исследования.
Она определяется суммированием научных результатов в понимании российской эмиграции XVIII в. как проявления трансформации российской политической системы в результате ее модернизационного обновления.
Учитывая многообразие и сложность социальных, национальных и религиозных факторов российской государственности, российская эмиграция XVIII в. даже при своей массовости не могла быть одним единым потоком. Поэтому и Русское Зарубежье XVIII в. представляло собой весьма фрагментарную и неустойчивую социальную конструкцию, обусловленную экономическими интересами, отчасти перекликающимися с гуманитарными.
В связи с этим в ходе проведенного исследования:
- проанализирована степень изученности российской эмиграции и Русского Зарубежья в исторической науке с выявлением основных тенденций и направлений;
- определены основные критерии стратификации российского социума, которые нашли отражение в формировании Русского Зарубежья в XVIII в.;
- выявлена совокупность факторов, определявших содержание, характер и динамику развития миграционных процессов, а также удельный вес и сравнительная значимость этих факторов с точки зрения структурирования властных и управленческих институтов Российской империи в XVIII в.;
- показаны роль и место различных направлений российской эмиграции в формировании Русского Зарубежья XVIII в.;
- раскрыты взаимосвязи между особенностью развития российской государственности и спецификой формирования социально-экономических и политических компонентов российской эмиграции в XVIII в.
Научная новизна получила воплощение в следующих основных положениях диссертационного исследования, выносимых на защиту.
- XVIII век – не только переломный в истории России, когда началось сближение с Европой, а эпохальные реформы Петра I произвели радикальные изменения в жизни нашей страны; это еще и период возникновения совершенно нового явления – массовой эмиграции населения с территории России. Вопрос о массовом характере этого явления, казалось бы, является достаточно спорным. Например, можно ли говорить о массовой эмиграции казаков-некрасовцев, когда речь идет всего о 900-1200 человек? Но если учесть, что все это были последователи Игната Некрасова, то приходится констатировать, что Россию полностью покинули представители этой зарождающейся этнокультурной общности. То же самое можно сказать об эмиграции запорожцев, особенно о второй ее стадии в 1775 г., когда Россию оставило 10 тыс. из 13-14 тыс. сечевиков, то есть подавляющая масса запорожских казаков. Еще более показательны эмиграции калмыков, ногайцев, крымских татар. Эти эмиграционные потоки исчисляются сотнями тысяч беглецов, составлявших не только значительную, но и большую часть перечисленных народностей. Старообрядческая эмиграция, хотя и не увела за рубеж России большую часть ревнителей старой веры, но также исчислялась сотнями тысяч эмигрантов. Исключение в этом плане составляет лишь польская эмиграция, но она включена в работу на этом этапе достаточно условно, чтобы не ломать хронологическую логику дальнейшего исследования.
- В течение XVIII в. Россию покинуло в целом от 700 и более тысяч человек. «Сальдо эмиграции», т.е. разность между числом прибывших (иммигрантов) на какую-то территорию (страну) и числом выбывших (эмигрантов) из нее за определенный срок, составила минусовую величину минимум в 600 тыс. человек. Если воспользоваться современной методикой классификации государств на страны иммиграции (реципиента) и на страны эмиграции (донора), при которой 2% и более от всего населения ушедших за рубеж или переехавших из-за границы на постоянное место жительства определяют его статус, то можно сделать следующее заключение. Россия в XVIII в. стала страной эмиграции (донором), так как из нее эмигрировало не менее 3,2% от среднестатистического количества населения в этом столетии. В то же время, российское государство не стало страной иммиграции (реципиентом), потому что в него переселилось лишь 0,5 % от того же значения. Странами-реципиентами для российских эмигрантов стали главным образом ближайшие к России государства — Турция, Крымское ханство, Речь Посполитая. Здесь сказалась и благоприятная, хотя и нестабильная иммиграционная политика этих государств, предоставлявшая возможность для успешной адаптации. Заметную роль сыграло и то обстоятельство, что изгнанникам требовалась связь с утраченной родиной, а, возможно, и реэмиграции в нее в случае изменения отношения царских властей к определенным группам эмигрантов. Динамика коэффициента эмиграции, т.е. отношение числа эмигрантов, покидающих ту или иную страну, к средней численности ее населения за определенный период выглядит следующим образом. В первую половину XVIII в. она составляла 0,019, а во вторую половину того же столетия — 0,012. Прослеживается тенденция к снижению, хотя в количественном значении число эмигрантов остается приблизительно постоянным — около 350 тыс. человек.
- В первой половине XVIII в. подавляющее число эмигрантов покинуло родину по религиозным мотивам, имела место также сословная составляющая общего эмиграционного потока в лице первой эмиграции запорожцев и безвозвратной эмиграции казаков-некрасовцев.
- Во второй половине XVIII столетия религиозная эмиграция заметно снижается, а в результате гуманитарно-державной политики Екатерины II даже намечается некоторая тенденция к реэмиграции. В этот период на первое место выходит национальная эмиграция калмыков, ногайцев, крымских татар и поляков.
- В XVIII в. меняется тип колонизации, который применяла Российская империя в освоении новых территорий. В XVII столетии российская колонизация Сибири основывалась на меховой и пушной торговле, предусматривающей обязательное сотрудничество и контакт с местными жителями, к которым и было соответствующее отношение царских властей, оберегавших аборигенов как ценнейших плательщиков ясака.
Во второй половине XVIII в. колонизация носила земледельческий характер, а местные жители уже служили помехой. Так было и с населением Крымского ханства, недавно вошедшего в состав России, и с калмыками, 150 лет относительно спокойно жившими в России, пока обладали широкой национально-государственной и хозяйственной автономией. Но после ее утраты и в результате крестьянской, казачьей и помещичьей колонизации, а также вследствие попыток имперских властей унифицировать свои отношения с калмыками, и они предприняли попытку эмиграции.
- Причины российской эмиграции не только XVIII в., но и в целом, включая период до начала ХХ в., обусловливались главной потребностью Российской империи в унификации государственных повинностей всех ее граждан вне зависимости от их сословной, а также национальной или религиозной принадлежности. Доминирующим выступал «служилый» тип государства, при котором все российские подданные имели только одну обязанность – служить своему государству, поскольку все средства производства находились в руках правящей элиты и распределялись в соответствии со службой. Отсюда и возникала у представителей различных сословных, религиозных и национальных общностей мотивация к добровольному изгнанию из страны, где их лишали прежней самобытности. Причем, мотивация эта настолько сильная, что люди уходили с территории России чаще всего совершенно спонтанно, не имея четкого представления о возможной их судьбе в новой стране пребывания, просто не в силах перенести обиду, нанесенную родиной.
- XVIII век - время зарождения имперских амбиций бюрократического аппарата и имперских настроений у правящей элиты. Поэтому чаще всего вместо поиска политического компромисса российская администрация принимала жесткие, порой неоправданные меры к потенциальным эмигрантам, тем самым не решая проблемы, а лишь усиливая мотивацию к эмиграции. Именно имперские порядки абсолютистской, самодержавной России и являются главным источником всех без исключения эмиграционных потоков с ее территории.
- Российская эмиграция в XVIII в. носила преимущественно добровольно-вынужденный характер. Добровольной она была в том плане, что подавляющее число эмигрантов принимало решение об оставлении родины самостоятельно, а вынужденной потому, что к этому шагу их вынуждали те или иные обстоятельства (вхождение в состав российского государства, потеря сословных привилегий или национальной автономии и т.п.). В редких случаях эмиграция являлась преимущественно вынужденной, когда будущим ее представителям угрожала потеря свободы или жизни (политическая ситуация с казаками-некрасовцами). Способом оставления родины в описываемый период почти всегда было простое пересечение сухопутной границы, гораздо реже для этого использовались морские пути.
- Эмиграция из России в XVIII в. была почти на 100% нелегальной. Российское законодательство, впрочем, как и мировая практика в целом, не предполагало каких-либо способов законного исхода из отчизны. Стремление имперских властей вообще не отпускать за границу тяглеца приводило к постепенному формированию образа эмигранта как врага, предавшего интересы не только государства, но и всего российского народа. Этот фактор информационного проектирования эмигранта имел довольно сильное воздействие на российское общество XVIII века.
- Российская эмиграция с момента своего возникновения носила определенный драматический, иногда доходивший до трагизма оттенок. Возможно, поэтому до сих пор уже в само это понятие вкладывается не историко-демографический, а философский смысл. Даже Русское Зарубежье как уникальный феномен развития российской государственности до сих пор воспринимается в массовом сознании как оппозиция подавляющей массе русского народа, не ведавшего европейского опыта и, что самое главное, не обладающего такой перспективой в обозримом будущем.
- Русское Зарубежье XVIII в. несопоставимо по своим масштабам, общественно-политической и культурной значимости с этим феноменом начала XX в. Однако именно в XVIII в. произошло зарождение и стартовое развитие Русского Зарубежья. Оно имеет крайне сложную и противоречивую динамику системного функционирования, тесно связанного с трансформацией самой российской государственности вплоть до настоящего времени.
Указанные положения соответствуют следующим пунктам Паспорта специальностей ВАК РФ: п. 3. Социально-экономическая политика Российского государства и ее реализация на различных этапах его развития; п. 5. История международного положения и внешней политики страны на различных этапах ее развития; п. 10. Национальная политика Российского государства и ее реализация. История национальных отношений; п. 11. Социальная политика государства и ее реализация в соответствующий период развития страны; п. 18. Исторические изменения ментальностей народов и социальных групп российского общества.
Теоретическая значимость диссертационного исследования заключается:
- в новизне постановки и решении важной научной проблемы, что позволяет рассматривать диссертацию как определенную ступень в дальнейшем исследовании политической истории России;
- во вкладе в становление одного из научных направлений в рамках изучения российской истории XVIII столетия;
- в создании историко-теоретической и фактологической базы авторской научно-исследовательской концепции особенностей эмиграции в социально-политической ситуации XVIII века.
Практическая значимость диссертации заключается в том, что ее основные положения и выводы, а также новый фактологический материал помогут исследователям и всем изучающим историю России детальнее разобраться в парадоксах российской эмиграции в XVIII в.
Материалы диссертации целесообразно применять в преподавании общих и специальных курсов по истории России, в процессе дальнейшего теоретико-методологического осмысления узловых проблем гуманитарного знания, а также в научных исследованиях, связанных с изучением эволюционного развития миграционных процессов и формирования Русского Зарубежья как политического и социального институтов государственной политики.
Апробация результатов диссертационного исследования состоялась в докладах и сообщениях на научных всероссийских, межрегиональных и межвузовских конференциях и семинарах, посвященных проблемам эмиграции, миграции и реэмиграции граждан России. Положения, отраженные в диссертации, включены в учебный курс по истории России и спецкурс по истории российской эмиграции.
Основное содержание исследования и его результаты опубликованы в виде монографии и более 20 статей, а также тезисов докладов самого широкого профиля общим объемом около 40 печатных листов.
Структура работы. Исследование состоит из введения, пяти глав, заключения и cписка использованных источников и литературы.