Юдакин Анатолий Петрович Вряде статей и двух монография

Вид материала

Подобный материал:

Юдакин Анатолий Петрович В ряде статей и двух монографиях А.П.Юдакин обосновал положение об эволюционной типологии как особом разделе языкознания. По его мнению, эволюционная типология представляет собой синтез сравнительно-исторического и типологического методов, но не сводима к ним, так как внимание здесь акцентируется на эволюции языков в диахронии. Эволюционная типология (сравнение исторических процессов, формирующих большие грамматические классы слов, или части речи, а не сопоставление отдельных грамматических явлений) оперирует понятием динамической модели языка и даёт более веские предпосылки для определения степени родства или типологического сходства языковых макросемей. Разработка основ эволюционной типологии позволяет увеличить достоверность ностратических исследований. В «Сравнительно-исторической грамматике финно-угорских языков» предлагаются динамические модели падежных систем финно-угорских языков и определяется их роль в становлении тех или иных грамматических классов слов — наречий, прилагательных, причастий, порядковых числительных. В монографии даются схемы, иллюстрирующие динамические модели в действии, — схемы, показывающие изменения падежных систем в плане диахронии и замену одной падежной системы другой в плане синхронии; сравнение этих схем помогает определить степень родства или типологического сходства исследуемых языков и направление развития того или иного языка.

3. Диахроническое объяснение синхронных типов и эволюционная типология языка. Значение теории Веселовского, предложившего генетическое объяснение различных жанров словесного искусства, наметив их место в общей картине эволюции первоначально целостного синкретического действа, можно было бы пояснить сравнением с аналогичным подходом в такой важнейшей области современной науки, как астрофизика. В современных космогонических объяснениях структуры Вселенной диахронические выводы всегда строятся на основе сопоставления синхронно наблюдаемых (в частности, с помощью методов радиоастрономии) объектов, отношения между которыми могут быть объяснены только с помощью диахронической схемы. Сходное разрешение антиномии синхронии и диахронии оказывается возможным и в гуманитарных науках.

В лингвистике - той гуманитарной семиотической дисциплине, которая обладает наиболее совершенным техническим аппаратом, он используется для такого синхронного описания, которое в некоторых отношениях может совпадать с результатами внутренней реконструкции предшествующего языкового состояния. В частности, работа упорядоченных правил в порождающей грамматике языка может - по отношению к определенному фрагменту языка - соответствовать порядку правил, описывающих диахроническую эволюцию (см. Халле 1963, Зализняк 1962, 1964, Топоров 1966) 1. Поскольку, однако, внутренняя реконструкция обычно не однозначна, одному и тому же синхронному описанию может соответствовать несколько предшествующих ему состояний, выбор между которыми можно сделать лишь на основании типологических заключений о возможных путях эволюции и вероятных сменах одного языкового типа другим.

Именно потому, что современная лингвистика подошла к синтезу теории порождающих грамматик, где намечена связь синхронного описания с диахронической внутренней реконструкцией (по существу присутствующая уже в первых морфонологических работах молодого Соссюра, Бодуэна де Куртенэ и Крушевского), с типологической теорией, опирающейся на анализ языковых универсалий, для нынешнего языкознания значительный интерес представляют опыты диахронического истолкования выявленных ранее (уже в морфологической классификации языков в XIX в.) и вновь выявлявшихся

языковых типов, которые проводились в нашем языкознании в 30-е годы (по своему характеру они могут быть сравнены с диахронической интерпретацией традиционной аристотелевской классификации жанров у Веселовского).

Одним из предвестников такого подхода к языковым типам был в начале XX в. О. Есперсен, который попробовал выявить диахроническое соотношение, связывавшее между собой флективные языки (типа древних индоевропейских, например, древнеанглийского) и языки аналитические (например, современный английский). Движение от флексии к анализу Есперсеном, как позднее и многими нашими исследователями в 30-е годы, ставилось в связь и с эволюцией внеязыковых структур, хотя, формулируя свое понимание «прогресса в языке», сам Есперсен был крайне осторожен: он отмечал, что «некоторые изменения происходили с наибольшей быстротой в те века, когда культура была в упадке» (Есперсен 1956: 169). Основным в его теории

было стремление понять осуществившееся в истории таких языков, как английский, движение «от космоса к хаосу» (возрастание энтропии, если воспользоваться позднейшей кибернетической терминологией теории информации, заимствованной из термодинамики, где возрастание энтропии связано с направлением времени) как связанное с направлением эволюции во времени. Поскольку Есперсен подчеркивал собственно языковые факторы (в том числе фонологические), которые в пределах данного конкретного языка (английского) вызвали это направление эволюции, его теории не противоречит наличие языков, которые, проделав сходную эволюцию (например, от общекитайско-тибетского языкового типа с префиксами глаголов и падежными окончаниями через ранний древнекитайский, частично сохраняющий окончания, к позднейшему китайскому чисто аналитическому

типу), после этого развиваются от анализа к флексии (современный китайский).

Более широкие задачи ставила перед собой намеченная в школе акад. Марра и акад. Мещанинова общая стадиальная теория языка, где предполагалось, что каждому языковому типу соответствует некоторая стадия эволюции. Синхронная типология языков тем самым оказывалась одновременно и средством обнаружения характера их движения во времени.

Прототипом, или моделью, для подобных исследований были геологическое и палеонтологическое изучение эволюции Земли и биосферы, начиная с работ Кювье. В геологии и палеонтологии сравнение «горизонтальных срезов» оказалось главным действенным средством для получения эволюционных выводов. Поэтому уже к середине XIX в., еще до основных работ Дарвина и Уоллеса, начались аналогичные опыты и в науках о человеке.

Главное направление исследований этого рода легче всего можно понять на примере Моргана (одного из представителей движения в этнологии, которое повлияло на Веселовского). Он пробовал установить законы развития систем родства не на исторически засвидетельствованных примерах такой эволюции, а сопоставляя «системы родства современных ему народов, находившихся на разных ступенях общественного развития. Эти «горизонтальные срезы» Морган располагал затем в определенной последовательности в соответствии со своим представлением об уровне развития соответствующих народов» (Крюков, 1968а: 373; 1972). Рассмотрение реального развития систем родства позволяет внести известные уточнения в эту схему (см. там же, а также симпозиум о Моргане - Труды 1967). Но идеи, заложенные в этнологии еще Морганом, не утратили интереса до наших дней; в этом отношении характерно посвящение Моргану первого (ставшего классическим) большого исследования Леви-Стросса об элементарных структурах родства (Леви-Стросс 1949), в приложении к первой части которого можно

найти и первый опыт применения математических методов в этнологии (см. Кемени, Снелл, Томпсон 1963: 462, 467).

Развивавшиеся такими этнологами - предшественниками семиотики, как Хокарт, опыты типологического выявления архаических черт в более поздних типах социальных структур (Хокарт 1936, 1950,1970а и б) были созвучны едва ли не всем наиболее значительным проявлениям гуманитарной мысли 30-х и 40-х годов в нашей стране (нередко опережавшей сходные течения, позднее возникшие и за рубежом). Основной подход был «палеонтологическим», если воспользоваться широко распространенной в то время (и адекватной ввиду указанных параллелей в истории науки) терминологией акад. Н.Я. Марра, повлиявшего не только на лингвистические исследования, но на все дисциплины, в той или иной мере примыкающие к семиотике: этнологию, поэтику, археологию. Идея синтеза этих наук в существенной мере (в частности, по отношению к этнологии и поэтике), реализованная уже Веселовским, нашла дальнейшее развитие в трудах ученых этой школы.

Так же, как и этнологи школы Моргана, такие лингвисты этого направления, как акад. И.И. Мещанинов (Мещанинов 1940 и 1975) и С.Д. Кацнельсон (Кацнельсон 1936), предпринимали опыт исследования путей эволюции языка не столько на примере письменной истории отдельных языков (хотя и пользуясь данными их истории дописьменной, реконструируемой с помощью сравнительно-исторического метода), сколько на основе сопоставления разных «горизонтальных срезов», выстраиваемых в один эволюционный ряд. Такая «эволюционная типология» как наука теоретическая противопоставлялась эмпирической описательной истории (которая в принципе должна служить для ее экспериментальной проверки 2) и становилась одним из наиболее популярных средств изучения развития. С точки зрения современных семиотических представлений, выдвигающих на первый план анализ структурных типов, в эволюционной типологии языков было преимущество структурного подхода; характерна, в частности, близость типологической теории номинативного и эргативного строя предложения (Кацнельсон 1936) и грамматической типологии, разрабатывавшейся в те же годы Пражским лингвистическим кружком, где, в частности, было выявлено различие оппозиции именительного падежа винительному как немаркированного маркированному и оппозиции эргатива неэргативу как маркированного немаркированному (Якобсон 1971б); позднее этот вывод был использован для объяснения истории именительного падежа в индоевропейских языках, который сохранял сначала следы маркированности (Мартине 1956: 13-16, Иванов 1958а: 38).

Уже на первых этапах развития общей теории эргативности она получила дополнительный импульс благодаря гипотезе Г. Шухардта и X. Уленбека о том, что «в индоевропейском языке в отдаленный период его развития существовали не именительный и винительный, а активный и пассивный падежи» (Уленбек 1950: 101). Дальнейшее развитие общей теории эргативности и проверка гипотезы об эргативном прошлом индоевропейских языков (см. историю вопроса и библиографию - Климов 1973а: 32-35) привели к существенному противоречию: для общеиндоевропейского с несомненностью восстанавливается винительный падеж, который в языках эргативного строя отсутствует (Десницкая 1947; 1951).

В то же время в работах по эволюционной типологии (Кацнельсон 1936: 103, 1947; Рифтин 1946) были обнаружены черты такого «раннеэргативного» (в современной терминологии - активного - Климов 1973 а, б) языкового строя, которые хорошо согласуются с основными характеристиками общеиндоевропейского языкового состояния. В частности, важное значение имеет вывод, в наиболее отчетливой форме изложенный

И.М. Тройским в его статье в сборнике работ по типологии множественного числа и некоторым другим вопросам эволюционной типологии: «Единой категории множественности, свойственной историческим индоевропейским языкам, предшествовало языковое состояние, при котором раздельная множественность распространялась на имена активного класса, а в пассивном классе имелась только категория собирательности» (Тройский 1946: 61). И.М. Тройский, который был не только одним из наиболее тонких лингвистов этого времени с широким сравнительно-историческим кругозором, но и блестящим филологом, не только привел многие факты ранее известных индоевропейских языков, согласующиеся с таким предположением, которое находит подтверждение и в типологическом сопоставлении с алгонкинскими языками (Ельмслев 1956, ср. Иванов 1958 а), но и указал на значимость вновь открытых данных хеттского языка. Благодаря открытию этого языка «языковое состояние, при котором единственное число имеет развернутую систему падежей, а множественность получает выражение только в сфере субъектно-объектных падежей, становится засвидетельствованным фактом истории индоевропейских языков» (Тройский 1946: 65-66).

Дальнейшие исследования показали, что в хеттском языке сохраняются и некоторые другие черты активного строя, предположенные для общеиндоевропейского на основании типологических сближений (ср. Иванов 1963). В частности, в этом языке достаточно явно обнаруживается формальное и семантическое противопоставление двух серий глаголов (Иванов 1968а), которое в древности было связано с наличием двух родов (или именных классов - активного и инактивного) и соответствующих падежей. Допущение, по которому этот языковой тип мог предшествовать номинативному (и эргативному, отличия которого от номинативного оказываются менее значимыми, ср. Курилович 1962 : 122, Филмор 1968) оживленно обсуждается в современной лингвистике (ср. Климов 1973а), где наблюдается возврат к проблематике эволюционной типологии. В свете недавно установленных фактов хеттского языка в основном правильной оказывается гипотеза Мейе, по которой одному и тому же денотату (например, огонь или вода) в древних индоевропейских диалектах соответствовали два разных имени существительных, соответственно обозначение огня или воды как активной обожествляемой силы и как пассивной стихии (Мейе, 1948: 211-229).

Если ранее эту гипотезу Мейе мог обосновывать преимущественно сопоставлением разных языков, в каждом из которых сохранилось только по одному из соответствующих парных обозначений, то в хеттском языке, сохранившем древнюю двучленную родовую систему, удается выявить такие пары непосредственно: хет. hap- 'поток' несредний род (также, по-видимому, и в качестве обозначения божества реки, посредством обращения к которому при ордалии - божьем суде определялась виновность или невиновность человека: Ларош, 1973, Уоткинс 1972; ср. также о сходстве хет. Hapaliya- 'имя божества реки' с лик. Kebeliya Нейман 1974), но watar 'вода', средний род; Aknis 'бог огня', несредний род (слово, родственное рус. огонь, ранее считалось заимствованием в хеттский из древнеиндо-иранского, но эта гипотеза не обязательна), но pahhur 'огонь', средний род (следует, впрочем, сделать оговорку, что то же слово в хеттском, в этом отношении уже отличном от общеиндоевропейского, может обозначать и божество огня, Иванов 1963); ср. также образования от одного и того же корня: karat- 'сердцевина' (например, в древнехеттском рассказе о царице Несы сердцевина как обозначение души, внутренности человека: 'боги вложили другую сердцевину' = 'подменили', отсюда и первая часть латин. credo 'верю'), несредний род, kir 'сердце', средний род (Иванов 1963); более детально этот вопрос освещается Т.В. Гамкрелидзе и автором в специальной работе.

Благодаря исследованиям такого рода выяснена та общая система, в которой находят место и отдельные разрозненные гипотезы, выдвинутые еще в тридцатые годы, но тогда

не получившие развития (отчасти именно потому, что они опережали свое время, отчасти же потому, что, как это было обычным для Марра, с блестящими интуитивными догадками, мало или почти совсем не подкрепленными связным доказательством, соединялось отрицание таких очевидных научных истин, как действенность метода сравнительно-исторического языкознания, ср. Абаев 1960).

В частности, в этих новейших исследованиях о языках активного строя подтверждена мысль Марра (Марр 1933: 100) о древности оборотов типа 'у него есть' в значении 'он имеет' (ср. об индоевропейском Бенвенист 1966: 188, 197; Иванов: 1968: 237 с дальнейшей литературой вопроса).

Для исследования грамматической и морфонологической структуры индоевропейского праязыка, как и языков других семей (в частности тибето-китайских), существенное значение приобрел типологический вывод Н.Ф. Яковлева, по которому древним является противопоставление центробежных и центростремительных глагольных форм (Яковлев, Ашхамаф 1941; ср. Паллиблэнк 1965а; Иванов 1968а: 251, прим. 118), сходное с тем, которое было намечено еще в древнеиндийской грамматической терминологии (Бенвенист 1966: 170-175). Это противопоставление и некоторые морфонологические способы выражения этого различия оказались типологически сходными в северо-западнокавказских и индоевропейских языках, что имеет первостепенный интерес ввиду некоторых других типологических сходств, обнаруживающихся при сравнении этих языков (Кейперс I960, Паллиблэнк 1965 а, б ср. Дыбо 1973).

Методы эволюционной типологии, обнаружившие свои достоинства на материале индоевропейских языков, где их можно проверить с помощью вновь обнаруживаемых древних текстов, в то же время оказались ценными и для выяснения древней истории таких дописьменньгх языков, как енисейские. Идея акад. И.И. Мещанинова об отражении в кетском (енисейско-остяцком) глаголе «признаков притяжательного строя спряжения» (Мещанинов 1948: 509) подтверждается новейшими работами, где для форм типа ba-t-a-b-d-aq восстанавливается древнее значение * 'мое-вытаскивание-этого' (откуда позднейшее 'я-вытащу-это', Крейнович 1964: 140-141; 1968а: 25 и прим. 23, 1968б: 185; Вернер 1974: 43-44) подобно b-am 'моя мать', что сходно и с пониманием древнейшей структуры индоевропейских форм типа * es-m(i) 'я есть, был', как бытие - мое' подобие хет. atta-mi '(о) отец мой', piran-mit 'перед мой' и т.п. (ср. Иванов, 1963).

В кетском языке формальное основание для такой реконструкции дает совпадение глагольных показателей группы Б с притяжательными аффиксами, которые в древности могли указывать на принадлежность действия лицу.

Наиболее глубокие мысли, сохраняющие ценность для современной эволюционной типологии языка, были высказаны в «палеонтологическом» (в широком смысле слова) направлении нашей науки в связи с выделением новых синтаксических типов (примером чему может быть обнаружение «раннеэргативного» - активного типа).

К числу замечательных идей Н.Я. Марра принадлежит высказанное им еще в 1931 г. различение двух типов языка: типа, где (как в языке некоторых памятников древнегрузинского языка и в древнеармянском) «определение следует за определяемым, объект следует за субъектом, все последует за сказуемым» при наличии «тенденции к предлогам» (Марр 1933: 296,), и другого типа, где «определение предшествует определяемому, объект предшествует субъекту, все предшествует сказуемому» при наличии послелогов (там же). Взаимосвязь этих синтаксических явлений в языках двух типов, намеченных Марром, была независимо от него много позднее на широком

типологическом материале выявлена Гринбергом (Гринберг 1970), что послужило
импульсом для целой серии исследований, посвященных типологии языков VSO и языков
OSV: в первом типе языков (как во многих современных индоевропейских) объект (О)
следует за глаголом (V) и субъектом (S), что связано с препозицией определяемого по
отношению к определению и с наличием предлогов; во втором типе языков, как в
клинописном хеттском и других древних индоевропейских (Леман 1973 а, б) субъект
предшествует объекту, объект предшествует глаголу, определение (родительный падеж
имени или прилагательного) предшествует определяемому, имеются послелоги, а не
предлоги, ср. клинописное древнехеттское na-aš-ma-kán LÚa-ra-aš LÚa-ri ku-iš-ki ku-ru-ra-
aš me-mi-an pi-ra-an рé-e-hu-te-ez-zi 'или если друг перед другом кто-нибудь вражды слово
произнесет' (субъект - kuiški 'кто-нибудь' перед объектом - memian 'слово', определение
kuraraš 'вражды', родительный падеж, перед определяемым memian, послелог piran
'перед' перед глаголом pehutezzi 'привести', занимающим последнее место в
предложении).

При исключительно важном для Н.Я. Марра и всей его школы стремлении выделить в каждом языке следы предшествующей стадии Марр обратил внимание на следы предшествующей стадии OS в древнегрузинском, проявляющиеся в «расположении объекта раньше субъекта перед оформленным в спряжении глаголом (в местоименных частицах)» (Марр 1933: 296).

Лекция 8.

Предмет и задачи ареальной лингвистики. Лингвистическая география. Из истории лингвистической географии. Основные представители.

«АРЕАЛЬНАЯ ЛИНГВИСТИКА (от лат. area — площадь, пространство) — раздел языкознания, исследующий с помощью методов лингвистической географии распространение языковых явлений в пространственной протяженности и межъязыковом (междиалектном) взаимодействии. Определяющим принципом при ареальном описании фактов взаимодействующих языков (диалектов) служит фронтальный их охват. Осн. задача А. л. — характеристика территориального распределения языковых особенностей н интерпретация изоглосс. В результате выявляются области (ареалы) взаимодействия диалектов, языков и ареальных общностей — языковых союзов, характеризующихся общими структурными признаками.

Термин «пространственная/ареальная лингвистика» впервые введен М. Дж. Бартоли и Дж. Видосси (1943), но ее осн. принципы были развиты Бартолн в 1925. А. л. тесно связана с лингвистич. географией и диалектологией. А. л. исследует соотнесенность явлений, направление и ареалы их распространения у ряда языков, диалектология же дает описание структуры отд. языка в его территориальном варианте. Вместе с тем фак-тологич. основой А. л. служат диалектологич. исследования.

Центр. понятие А. л. — языковой или диалектный ареал, т. е. границы распространения отд. языковых явлений и их совокупностей. Термин чареал» используется также для обозначения границ распространения языков и языковых общностей (индоевроп. ареал, слав, ареал, тюрк, ареал и т. п.). В А. л. существенно разграничение синхронного и диахронич. планов описания (см. Синхрония, Диахрония). Диахронич. аспект направлен на выявление ареалов членения праязыкового состояния и возникающих при этом междиалектных схождений. Эти состояния (общеиндоев-роп., общеслав., общетюрк. и т. д.) в терминах А. л. интерпретируются как лингвистически непрерывное пространство генетически связанных диалектов, к-рые разграничиваются пересекающимися изоглоссами на разных уровнях языковой структуры. Синхронный план связан с установлением междиал. контактов и ареальных соответствий на одном хронологич. срезе. Др. важнейшее понятие А. л. — изоглосса; для разных уровней употребляются уточняющие это понятие термины: фонетич. изоглоссы — изофоны, лек-сич. изоглоссы — нзолексы, сходное семантич. развитие — изосемы и т. п. Различают связанные и конвергентные изоглоссы; первые развиваются в языках, относящихся к единой генетич. общности, при их установлении используются приемы сравнит.-ге-нетич. исследований. Конвергентные изоглоссы возникают как результат длит, территориальных контактов языков, образующих ареальную общность, или же параллельного развития изолированных, территориально не соприкасающихся языков. Изоглоссы конвергенции выявляются приемами типологич. анализа. При изучении причин появления, истории развития, фронта и направления экспансии инноваций и выявления ареалов консервации архаизмов (см. Устаревшие слова) важное место в А. л. занимает поиск центра, периферии, зон диффузии (вибрации) в исследуемом ареале. Принято выделять 3 осн. зоны диал. континуума: центральную, маргинальную (отдаленную зону, где наблюдаемые изоглоссы носят менее выраженный характер) и переходную. В соответствии с этим определяются и ареалы дистрибуции языковых фактов — инновационный, архаический и диффузный (переходный). При выявлении инноваций и архаизмов в А. л. исходят из методики ареальных норм, разработанной итал. школой неолингвистики (норма изолиров. области, норма периферийной области, норма более поздней области и т. д.). Для

обследуемого языкового (диалектного) состояния используется обозначение «языковой (диалектный) ландшафт». В становлении А. л. значит, роль сыграло введение новой универсальной (системной) формы описания территориальных диалектов — диалектологич., а затем и лингвистич. атласа (см. Атлас диалектологический, Атлас лингвистический). Развивается ареальная типология, исследующая взаимодействие языковых и диал. ареалов в рамках языковых союзов. А. л. исследует комплекс общелинг-вистич. проблем, в том числе: членение праязыковых состояний на исторически засвидетельствованные языки и диал. континуумы, ареальная характеристика особенностей взаимодействующих языков и диалектов в определ. регионе, вскрытие закономерностей языковых контактов, создание принципов ареальной типологии и построение теории межъязыкового взаимодействия (лингвистич. кои-тактологии и теории языковых союзов), выявление топонимич. ареалов и определение роли субстрата в ареальных связях. В задачи А. л. входят также проблемы языковой интерференции и языковой аттракции в территориально сопредельных языках, этнолннгвистич. и социолингвистич. типологии. Нек-рые приемы А. л. используются при изучении проблем двуязычия и многоязычия. Ареальные методы применяются также в этнографии и археологии при изучении вопросов расселения народов и распространения культур. Зарождение лингвистич. географии и А. л. связано с концепцией лингвистич. непрерывности А. Пикте (1859) и в особенности с т. наз. волновой теорией образования и распространения родств. языков (языковых явлений) Г. Шухард-та (1868) и И. Шмидта (1872). Поворотным пунктом в дальнейшем развитии

A. л. явилось создание нац. диал. атласов нем. яз. (Г. Венкер, 1881) и франц. яз. (Ж.
Жильерон н Э. Эдмон, 1902—10). Значит, вклад в теорию ареальных исследований
внес А. Мейе, создатель основ индоевроп. диалектологии, разработавший и
обосновавший ряд базисных понятий. Совр. А. л. получила развитие в трудах Бартоли,
Б. А. Террачини, Дж. Бонфанте, Дж. Девото, В. Пизани, разработавшим ее теоретич.
основания и понятийный аппарат, а также в работах

B. Порцига, Э. Косерю, А. Доза, П. Ивича и др.

Проблемы сов. А. л. (развитие теории и понятийного аппарата) успешно разрабатывались на материале разл. языков: индоевропейских (Э. А. Макаев), славянских (П. А. Бузук, Р. И. Аванесов,

C. Б. Бернштейн, Н. И. Толстой, Г.А. Цы-хун и др.), германских (В. М. Жирмунский),
романских (М. А. Бородина), финно-угорских (Б. А. Серебренников), иранских (Д. И.
Эдельман), тюркских (Н. 3. Гаджиева), балканских (А. В. Дес-ницкая). В Ленингр. отд.
Ин-та яз-зна-ния АН СССР А. л. составляет предмет спец. изучения в отделе сравнит.-
ист. индоевроп. яз-знания и А. л.» (ЛЭС, В.П. Нерознак, с.43-44)

«ЛИНГВИСТИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ (лингвогеография, геолингвистика), раздел лингвистики, изучающий вопросы территориального размещения языков и языковых явлений (на земном шаре, на континентах, в рамках более мелких географических ареалов). Приведенное определение является максимально широким. Неоднократно предпринимались попытки придать понятию «лингвистическая география» более частный смысл, а также противопоставить его близкому понятию «ареальная/пространственная лингвистика», однако в данной статье эти термины не различаются, а в понятие «лингвистическая география» включаются все аспекты географического распределения языков и языковых явлений.

Географические факторы исключительно важны для объяснения многих языковых явлений. Так, тип географической среды, в которой распространяются языки, принципиально влияет на характер генетических связей между формирующимися языками или диалектами. Географическая среда с явно выраженными границами

(водные преграды, горы) часто формирует четкие границы между языками (ср. австронезийские языки Океании, распространенные на отдельных островах). Напротив, географическая среда без явных границ (равнины, побережья) часто приводит к возникновению так называемых диалектных цепей, или континуумов, в которых соседние популяции хорошо понимают язык друг друга, а отдаленные - нет (так устроены, например, эскимосские языки инуитской группы, распространенные от Берингова пролива до Гренландии). Географические факторы могут объяснять характер и скорость языковых изменений. Например, грамматический консерватизм литовского языка на фоне его родственников по индоевропейской семье часто объясняется тем, что литовцы в течение многих веков жили в географически изолированной области, ограничивающей контакты с другими языками. С другой стороны, языковые инновации также могут быть вызваны географическими обстоятельствами. В турецком языке, в отличие от тюркских языков более восточных ареалов, в результате влияния соседних иранских и, возможно, семитских языков изменился характер полипредикативных конструкций: вместо типично тюркских конструкций с нефинитными зависимыми глаголами (т.е. неспрягаемымими формами - такими, как инфинитив, отглагольное имя и т.п.) в турецком распространилось сложное предложение с союзной связью и финитным зависимым глаголом. Еще более кардинальному влиянию окружающих (славянских и романских) языков подвергся другой тюркский язык, гагаузский, который приобрел порядок слов «подлежащее -сказуемое - дополнение», в отличие от общетюркского порядка слов «подлежащее -дополнение - сказуемое».

Наблюдаемые общности между языками традиционно именуются изоглоссами. Так, можно сказать, что изоглосса «базовый порядок слов „подлежащее - сказуемое -дополнение"» объединяет гагаузский, румынский и болгарский языки, но отличает их от турецкого.

Исторически лингвистическая география выросла из исследования родственных, в первую очередь индоевропейских языков (см. ИНДОЕВРОПЕИСТИКА), а также из диалектологии. В последней четверти 19 в. накопилось много свидетельств того, что дискретная модель генеалогического древа, применяемая как к языкам одной семьи, так и к диалектам одного языка, является слишком грубым упрощением реальности. Наряду с общим происхождением географическая близость также является очень важным фактором общностей между языками и диалектами. Х.Шухардт и И.Шмидт предложили так называемую «теорию волн» - идею распространения языковых инноваций из центров, где они возникают, к периферии, подобно кругам, расходящимся по воде от брошенного камня и постепенно затухающим. В результате взаимовлияния смежных языков и диалектов границы между ними оказываются не столь четкими, возникают сходства, которые не могут быть объяснены общим происхождением. Так, в рамках индоевропейской семьи италийские языки (к которым относится прежде всего латынь) по одним признакам объединяются с кельтскими, по другим - с германскими, по третьим - с греческим, и эти сходства в каждом случае не обязательно связаны с общим прошлым языков (существованием периода общности именно данных групп языков), а могут объясняться более поздними контактами на основе территориальной близости. Таким образом, очень трудно решить, с какой ветвью индоевропейской семьи италийские языки следует сгруппировать в первую очередь при создании индоевропейского генеалогического древа.

Формирование лингвистической географии как сложившегося направления обычно связывают с диалектологическими атласами немецкого и французского языков, создававшимися соответственно в конце 19 и в начале 20 в. Значительное влияние

имели книги А.Доза (1922) и Э.Косериу (1956), каждая из которых носила заголовок Лингвистическая география. В итальянском лингвистическом направлении, известном как неолингвистика, использовался термин «ареальная/пространственная лингвистика» (М.Бартоли, 1925, 1943). В советском языкознании о проблемах лингвистической географии писали такие авторы, как В.М.Жирмунский, Э.А.Макаев, М.А.Бородина, Д.И.Эдельман, А.В.Десницкая, Б.А.Серебренников.

Основное понятие лингвистической географии - языковой ареал. Можно говорить о больших и малых ареалах. Например, иногда весь мир делят на три макроареала -Старый свет, Новый свет и Океанию. Возможно множество вариантов более дробного деления, вплоть до ареала распространения диалекта того или иного языка. В работах американского лингвиста Дж.Николе были указаны важные типы ареалов - так называемые протяженные (spread) и замкнутые (residual) зоны. Протяженные зоны, обычно представленные на равнинах, характеризуются сравнительно малым генетическим разнообразием. Замкнутые зоны обычно возникают в географически ограниченных ареалах (ограниченных горами, океанами и т.п.) и отличаются высоким уровнем разнообразия. Классические примеры: для протяженной зоны - евразийская степь, для замкнутой зоны - Кавказ.

Лингвогеография представляет интерес не только как автономная область лингвистики, но и (в первую очередь) как компонент междисциплинарных лингвистических исследований. С самого начала своего возникновения лингвистическая география тесно связана с такой классической лингвистической дисциплиной, как сравнительно-историческое языкознание, или компаративистика. Лингвистическая география поначалу рассматривалась не только как дополнение, но даже как альтернатива компаративистике. В настоящее время две эти области плодотворно взаимодействуют. Важнейшее понятие, возникшее относительно недавно на стыке лингвистической географии и генеалогической лингвистики, - генетическая плотность ареала. Это понятие было первоначально предложено Р.Аустерлицем (1980) и позже разработано Дж.Николе (1990, 1992). Генетическая плотность ареала -количество генетических семей, приходящихся в том или ином ареале на единицу площади (напр., на миллион кв. километров). Это чрезвычайно важная характеристика, по которой различные ареалы различаются совершенно радикальным образом. Исходное наблюдение Аустерлица состояло в том, что Америка характеризуется гораздо большим числом языковых семей, чем Евразия, при существенно меньшей площади. Согласно количественным данным Николе, Старый Свет имеет генетическую плотность 1,5, а Новый Свет - 10,6. Северная Евразия имеет плотность 1,3, а такая замкнутая зона, как Калифорния, - 34,1. Самая высокая генетическая плотность отмечена в Новой Гвинее - 88,8. Объяснения подобных различий, предлагаемые Николе, носят отчасти географический характер: низкие широты, водные преграды и горы, - факторы, способствующие возникновению малых групп, а следовательно, большему языковому разнообразию.

Еще одна область лингвистики, с которой тесно связана лингвистическая география, -это лингвистическая типология. На стыке этих дисциплин возникло понятие языкового союза. Этот термин был предложен Н.С.Трубецким (1923) и обозначает благоприобретенное структурное сходство языков, распространенных на смежных территориях и при этом не обязательно близкородственных. Языковой союз подразумевает наличие не единичных, а множественных и существенных сходств между языками. Наиболее часто цитируемый пример языкового союза - балканский, в который входят языки славянской, романской, греческой и албанской ветвей индоевропейской семьи. Другие примеры - поволжский, балтийский, кавказский

Blog

Юдакин Анатолий Петрович Вряде статей и двух монография