М. А. Суслов. «Кащей развитого социализма», или Человек, которого многие считали «серым кардиналом»

Вид материала

Документы

Подобный материал:

• Природа и общество, 110.7kb.
• -, 895.28kb.
• Старый «новый социализм», 65.32kb.
• Лекция 15. Движение декабристов. Восстание 14 декабря 1825, 787.51kb.
• Николай андреевич римский-корсаков кащей бессмертный, 161.32kb.
• Иов, или осмеяние справедливости роберт хайнлайн, 4524.71kb.
• Кристофер Эгертон-Томас. Ресторанный бизнес. Как открыть и успешно управлять рестораном, 2817.46kb.
• Ытие приобретает для человека значимость и становится "важным" или "ярким" тогда, когда, 191.44kb.
• Материал из Летний лагеря, 8014.49kb.
• Заключение, 108.16kb.

«Мягко Михаил Андреевич стелет, да жёстко спать».


В новом руководстве Суслов по прежнему курирует международное коммунистическое движение и отношения с братскими партиями. 22 октября он докладывает о своей беседе с венграми, которые высказали мнение, не слишком ли суровой критике подвергнут снятый лидер, и спрашивали, почему не сказано о его заслугах.

- Не вносим ли мы изменения и в политику и в вопрос о культе личности Сталина? – старается он донести их озабоченность. - Просили, если начнётся публичная проработка Хрущёва, не проводить её. ¹⁰⁰

Главной его заботой остаётся подготовка нового международного совещания коммунистических партий, начавшаяся ещё при Хрущёве. И встречи, встречи с их лидерами, наведывающимися в Москву, как с крупными и влиятельными, вроде финской (16 и 19 февраля 1965 года), так и ничтожными, находящимися на советском содержании. 1– 5 марта он проводит консультативную встречу с представителями 16 партий. Её участники выразили солидарность с героическим вьетнамским народом в его борьбе против агрессивных действий американской военщины, высказались за прекращение открытой полемики, носящей недружелюбный оскорбительный характер и за продолжение (в товарищеской форме, без взаимных нападок) обмена мнениями по важным вопросам современности.¹⁰¹ Беда была только в том, что на этой встрече не было не только китайцев с албанцами, но и румын и индонезийцев.

Приходилось ему высказываться и по вопросам оборонной политики. Когда речь шла не о поиске новых путей, а о полемике с теми, кто толкал партию и страну на авантюры и экстремистский курс, природная осторожность Суслова, боязнь осложнений, не раз делали его влияние в Политбюро конструктивным. Так, например, случилось в мае 1965 года, когда министр обороны Р.Я.Малиновский, истолковывая интервенцию США в Доминиканской республике и усиление воздушных бомбардировок Северного Вьетнам, как шаги к столкновению со всем соцлагерем, для противодействия американцам предложил провести военные демонстрации на границе с ФРГ и Западным Берлином, перекинуть некоторые соединения (военно-воздушные и другие) с нашей территории в ГДР и Венгрию.

- Нам нужно быть готовыми ударить по Западному Берлину, - подчеркнул министр, заканчивая чтение своего доклада.

А потом от себя добавил:

- Вообще нам в связи с создавшейся обстановкой следует не боятся идти на риск войны.

Брежнев согласился с предлагаемыми военными мерами. Против высказался Микоян:

- Все предложенные меры не дадут никакого эффекта, если не иметь сознательной целью начать третью мировую войну. Но должны ли мы воевать в Европе против американцев, когда они повода прямого не дают, ведут себя вполне прилично и в Берлине и в других странах, где находятся наши войска?

Он предложил никаких мер не принимать, а если есть планы учений войск, то провести их в назначенные ранее сроки. Более естественным было бы и созвать Политический консультативный совет ОВД не сейчас, а через полгода.¹⁰²

Выступил также Косыгин, напомнив, что ведь когда-то Сталин начал блокаду Западного Берлина, но вынужден был отступить, при этом мы потеряли свой престиж. И шаги Хрущёва, предпринятые в 1958 и 1961 годах, чтобы вытеснить Запад из Берлина, не привели ни к чему хорошему, а наоборот. В том же духе высказались Подгорный и Суслов. Договорились через месяц-полтора провести очередное Политическое консультативное совещание стран ОВД, но такого рода предложений, какие были только что выслушаны, не вносить.¹⁰³

Довольно трудными и по своему показательными были переговоры 28 и 30 июля с председателем Компартии Индонезии Д.Н.Айдитом, который выступал ретранслятором позиций Пекина. Встречу открыл Брежнев, он в основном и вёл её с советской стороны. Но «теоретически» дополнял его, а то и подправлял Суслов, к чему Брежнев, судя по стенограмме, относился с почтением провинциала к учёности столичного ментора. Он, например, так реагировал на обширную обзорную реплику своего коллеги:

- Я доволен тем, что товарищ Суслов взял слово и помог мне и всей нашей делегации раскрыть глубокий смысл и содержание того, чем мы заняты, строительством коммунистического общества, а также вопросы национально-освободительного движения, взгляды о путях развития в некоторых странах.

Советская делегация поначалу держалась лояльно, если даже не уступчиво. Но Айдит хотел бы услышать не только глубокий анализ ошибок, совершённых Хрущёвым (например, «чрезмерное выпячивание принципов мирного сосуществования»). Он жаловался на то, что советская помощь народам, борющимся за своё освобождение, «носит ограниченный характер» (в своём письме в ЦК КПСС ещё раньше он вообще утверждал, что строить коммунизм в СССР – «значит предаваться национальному эгоизму»). Суслов на это реагировал так:

- Советский Союз и так оказывает большую помощь народам, борющимся с империализмом, как непосредственно, так и косвенно, сковывая и ограничивая возможности империализма, укрепляя свою оборонную мощь, на что тратится четверть бюджета. Но он не может задерживаться в своём развитии и даже идти вспять.

Какой бы схоластической не выглядела эта дискуссия, за ней скрывалось реальное политическое содержание: нежелание китайцев и их союзников, чтобы КПСС, размахивая знаменем коммунистического строительства, повышала свой престиж среди левых сил и подкрепляла претензии на роль главы социалистического лагеря и коммунистического движения. Когда стало ясно, что Айдта не сдвинуть, тон советской делегации ужесточился. И хотя собеседники распрощались весьма вежливо, если не любезно, переговоры явно завершились ничем.¹⁰⁴

Суслов не входил в круг близких друзей Брежнева, регулярно посещавших его на даче в Заречье. Его не было среди тех, кого он обычно собирал там у себя за столом.¹⁰⁵ Но многим запомнилась ставшая со временем дежурной фраза Брежнева:

- Обратитесь к Михаилу Андреевичу!

Как могли сойтись оба эти деятеля, прежде вроде бы питавших неприязнь друг к другу и несовместимых во всём? Да, Брежневу чуждо было ортодоксальное чванство Суслова, его пуританизм, равнодушие к земным радостям. Но он, по словам одного из его спичрайтеров А.Бовина, «считал Суслова человеком, во-первых, грамотным, а во-вторых, не интриганом».¹⁰⁶

Что касается любви или нелюбви к интригам, тут Брежнев, будучи сам в этом отношении виртуозом, выдавал желаемое за действительное. Но Суслов знал границы и не держал мысли стать первым. И тут Брежнев действительно мог быть спокойным. Требуя от своих спичрайтеров внимательно относиться к замечаниям членов и кандидатов в члены Политбюро, он при этом особенно настаивал на необходимости трепетно внимать тому, что предлагает Суслов. Хотя сам он к нему относился с иронией, усмешкой: «Как бонвиван к кабинетному сухарю. Никогда Суслов, как иногда пишут, не играл роль "серого кардинала". Он был главным по "чистоте", и только тут его голос имел решающее значение». ¹⁰⁷

Практические же вопросы идеологической работы всё больше сосредотачивались в руках другого секретаря ЦК и кандидата в члены Политбюро – П.Н.Демичева. Разумеется, под приглядом Суслова. Ему подшефны были секретари ЦК, ответственные за связь с компартиями соцлагеря (Андропов) и прочими (Пономарёв), а также за идеологию (Ильичёв). Но первый из них через какое-то время был забран Брежневым из ЦК и поставлен во главе Комитета государственной безопасности СССР. Второй, под редакцией которого было создано и потом много раз переиздавалось официальное учебное пособие по истории КПСС, не только продолжал оставаться правой рукой Суслова в качестве заведующего международным отделом и секретаря ЦК, но спустя 7 лет повысил свой статус до кандидата в члены Политбюро. Патрон держал его «на подхвате и в строгости: ему нужна была, условно говоря, "рабочая лошадка", но не конкурент».¹⁰⁸ А вот на третьего была возложена ответственность за активную поддержку «культа Хрущёва», и он был лишён должности секретаря ЦК КПСС. Его назначили заместителем министра иностранных дел.

Когда же, бывало, и в идеологии активизировались сталинисты и ура-патриоты, Суслов иногда удерживал от крайностей. Опять же потому, что вообще был против крутых поворотов, за осторожность. Вместе с Пономарёвым и Андроповым ему пришлось отражать атаки на курс ХХ съезда со стороны помощника нового первого секретаря В.Голикова, курировавшего пропаганду и сельское хозяйство, а также С.П.Трапезникова, назначенного заведующим отделом науки, школ и вузов. Оба они давно уже числились в команде Брежнева и продолжали влиять на него. Причём не всегда в желательном для Суслова направлении. Например, в соответствующем духе они пытались выстроить весь отчётный доклад XXIII съезду, бегали к Брежневу и, говоря, например, о мирном существовании, громыхали такими выражениями, как «отход от ленинской линии», «оппортунизм» и «ревизионизм». Наверху же, видимо после некоторых размышлений, победило благоразумие: если мы не собираемся воевать, то надо сохранять мирное существование. Для тех, кто готовил проект доклада, переломным моментом стало совещание у Суслова, который неожиданно обратил внимание на то место во введении, где заявлялось, что после октябрьского пленума ЦК 1964 года у партии появилась другая «генеральная линия».

- Что это вы тут пишите? - обратился он к главному редактору «Правды» М.В.Зимянину. – С каких пор генеральная линия партии делится пополам?

- Мы это не готовили, - оправдывается тот, имея в виду, что бумага готовилась Голиковым и его компанией. – Мы же работаем над международным разделом.

- Вы успокойтесь, дайте мне договорить, - продолжал Суслов. – С каких пор генеральная линия партии делится пополам?

Зимянин продолжает петушится, не в силах уразуметь, что ему таким образом дают понять: писавших введение несёт «не туда». Или, как любил говорить Пономарёв:

- Кошку бьют, чтобы невестка понимала.

После сусловской накачки международники были избавлены от вмешательства в работу над их разделом посторонних людей. И линия на мирное существование в отчётном докладе на съезде прозвучала и как важнейшая часть концептуального подхода КПСС к внешней политике и как обязательство в отношении её практической деятельности на мировой арене.¹⁰⁹

Много хлопот доставлял и Трапезников, возглавивший кампанию по реабилитации Сталина. Суслов не считал подобную реабилитацию целесообразной или, во всяком случае, своевременной. Когда же на выборах в Академию наук её секция общественных наук провалила кандидатуру Трапезникова и разразился скандал, Суслов сказал президенту академии М.В.Келдышу:

- Если кто-то требует провести переголосование, то его надо провести. Но не следует оказывать давления на академиков.¹¹⁰

Были в характере Суслова и черты, делавшие его в глазах других злопамятным. Суслов знал, конечно, что повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича» представил на суд Хрущева его помощник В.С. Лебедев, что он согласовывал с ним и ряд других «неугодных» публикаций — книгу Э. Казакевича «Синяя тетрадь», поэму Твардовского «Тёркин на том свете». Поэтому после смещения Хрущева Владимира Семёновича изгнали из аппарата ЦК, направили на самую маленькую редакторскую должность в Политиздат и целым рядом придирок довели больного человека до печального конца. «Не знаю уж, что остановило Суслова, требовавшего высылки всей моей семьи из Москвы, - вспоминал Аджубей. - В отделе пропаганды ЦК, куда меня вызывали в течение многих недель и запугивали страшными карами, если я откажусь, отчетливо чувствовался "приказ Суслова". Но я всё-таки отказался».¹¹¹ Мстительность Суслова, по мнению Шелеста, сказалась и в вопросе, давать ли сообщение от ЦК КПСС и СМ СССР в связи с кончиной Хрущёва? «Чувствовалось, что в этом вопросе Брежнев сомневается. Кто-то его сбивает. Можно почти с уверенностью сказать, что это была работа Суслова».¹¹²

Вот как о нём отзывался о нём Александр Шелепин: С одной стороны, он видел в нём образец человека, сугубо формально относящегося к своим обязанностям: «По нему можно было проверять самые точные в мире часы, так как он ежедневно приходил на работу в 8 часов 59 минут утра и уходил с работы в 17 часов 59 минут». С другой стороны, это бы яркий тип угодливого чиновника, настоящий двуликий Янус: «Он был одинаково угоден Сталину и Маленкову, Хрущёву и Брежневу. Суслов никогда не брал на себя ответственность за решение того или иного вопроса, а, как правило, предлагал поручить его комиссии».¹¹³

Несколько иначе вспоминал о Суслове ближайший друг Шелепина председатель Гостелерадио Н.Н.Месяцев, которому часто приходилось с ним разговаривать о делах:

«Его достоинство состояло в том, что редко слышали от него:

- Мне надо подумать.

Сразу решал. И вместе с тем складывалось впечатление, что он всё время тебя давит, сковывает твою мысль и глушит силу духа».¹¹⁴

Но надо иметь в виду, что между Сусловым и Шелепиным происходила закулисная борьба за положение в партии и что одно время казалось, что в этой борьбе верх одерживает Шелепин, прозванный «железным Шуриком». Мало того, многие из его личных друзей похвалялись, что скоро именно он станет первым секретарём ЦК вместо Брежнева. Однако более опытный Суслов сумел потеснить Шелепина.¹¹⁵

Очень напугала Суслова «Пражская весна» 1968 года. Ему казалось, что в Чехословакии при Дубчеке происходит то же, что 12 лет назад в Венгрии при И.Наде. Поэтому он твёрдо стоял за ввод войск ОВД в эту страну и за смену её руководства.¹¹⁶ И настаивал на этом с самого начала в отличие от долго сомневавшегося и колеблющегося Брежнева. ¹¹⁷ Но занимая жёсткую позицию, избегал резких слов. На двухсторонней встрече с чехословаками в Чиерне-над-Тисой 30 июля, когда ему пришлось срочно заменять заболевшего от нервного перенапряжения Брежнева, после ожесточённой полемики, завязавшейся между Шелестом и Кригелем, просто растерялся и побежал докладывать Брежневу, считая, что надо несколько смягчить тон и рекомендуя Шелесту даже принести извинения за свою резкость.¹¹⁸ А вечером ходил с Косыгиным к Дубчеку извиняться.¹¹⁹

Спустя пять-шесть дней после начала интервенции в Чехословакии Суслову пришлось слышать от тех, кто там побывал, то, к чему он никак не был готов: виселицы с повешенными муляжами наших солдат в Пражском аэропорту, лозунги «Ваньки, убирайтесь к своим Манькам!», члены «временного рабоче-крестьянского правительства» во главе с А.Индрой, боящиеся выйти из советского посольства. Об отказе президента Свободы утвердить это правительство в Москве уже знали.

- Конфликт не утихает, а обостряется, - делал, например, выводы из своих пражских впечатлений А.Н.Яковлев. – Защитников Индры не видно. Когда говорят, что рабочие хотят пройтись по улицам, чтобы дать отпор контрреволюции, - это враньё. Альтернативы Дубчеку в этой ситуации нет. Критиковать его без конца за то, что он окружил себя «не теми людьми», бессмысленно. Он и сам не волен решать многие вопросы. Ему надо дать возможность проявить себя «хозяином». Иначе в Чехословакии будет и дальше расти неприязнь к СССР.

- А не кажется ли вам, - спросил Суслов в конце беседы, - что Удальцов (советник посла. - Ю.А.) перегибает палку в оценках? Уж очень он агрессивно настроен против Дубчека. Его рекомендации в отношении Индры тоже не оправдывают себя.¹²⁰

«Отрицательные и даже отталкивающие черты Михаила Андреевича не были не только и не столько особенностями его характера, сколько оттиском пороков системы, - замечал один ответственный работник ЦК. – Скажем, Суслов, хотя, по наблюдениям, "понимал" всё или многое, был, как известно, догматически жёсток и даже жесток. Но не потому ли прежде всего, что "понимал" – и включался охранительный рефлекс, действовала охранительная реакция?» ¹²¹

5 - 17 июня 1969 года в Москве было наконец проведено долго подготавливаемое международное совещание коммунистических партий. Но не все они были здесь представлены, и даже среди прибывших представителей выявилось немало несогласованностей, даже несогласий принципиального характера, не говоря уже о крупных политических оговорках. И если декларация о защите мира была принята единогласно, то основной программный документ – «Задачи борьбы против империализма на современном этапе и единство действий коммунистических и рабочих партий, всех антиимпериалистических сил» отказались подписать итальянцы. Больше таких всемирного масштаба мероприятия в истории коммунистического движения не было. А Суслову теперь всё больше и больше приходилось иметь дело с «еврокоммунизмом», руководить осторожной, но настойчивой борьбой против него.

На этом фоне всё явственнее обозначался пересмотр отношения к Сталину, стали появляться публикации, литературные произведения, фильмы, где его изображали великим полководцем и политиком. И когда в конце 1969 года в «Правде» уже была подготовлена статья, посвящённая его 90-летию, Брежнев 17 декабря выносит на Политбюро вопрос: публиковать ли её?

- Нам очевидно не нужно широко отмечать 90-ление и вообще никаких иных мероприятий не проводить, - заявил Суслов. - Кроме статьи… Мне кажется, молчать совершенно сейчас нельзя. Будет расценено неправильно, скажут, что ЦК боится высказать своё мнение по этому вопросу. На мой взгляд, тот вариант статьи, который разослан, в целом подходящий. Оно говорит и о положительной работе Сталина, и о его ошибках.¹²²

Ссылаясь на выступления большинства присутствующих здесь, в том числе Суслова, на 20-м и 22-м съездах, Подгорный высказал другую точку зрения:

- Никто нас не тянет, чтобы мы выступили со статьёй, никто не просит. Нас значительная часть интеллигенции не поймёт. И мне кажется, кроме вреда эта статья ничего не принесёт.

- Конечно, ничего не случиться, если мы не будем опубликовывать статью, сказал Косыгин. - Но я думаю, что будет больше пользы, если мы опубликуем правильную статью. ¹²³

Подводя итоги обсуждения, Брежнев признал, что первоначально занимал отрицательную позицию.

- Но вот, побеседовав со многими секретарями обкомов партии, продумав дополнительно и послушав ваши выступления, я думаю, что всё-таки действительно больше пользы в том будет, если мы опубликуем статью. ¹²⁴

Однако, слишком откровенный сталинизм шокировал Суслова. Так, ему очень не пришёлся по душе роман Вс.Кочетова «Чего же ты хочешь?». Не хвалил он и монографию С.Трапезникова «На крутых поворотах истории». И в то же время его крайне раздражали песни В. Высоцкого, пьесы Театра на Таганке. Он долго не разрешал к прокату фильмы "Гараж" Э.Рязанова и "Калину красную" В.Шукшина.¹²⁵ А что уж говорить об А.Твардовском, любимце Хрущёва? 9 февраля 1970 года Секретариат ЦК выводит из редколлегии «Нового мира» 4 ближайших сподвижников Твардовского, а уже 12 февраля Твардовский, посчитав такого рода «частичные изменения» неприемлемыми для себя, пишет заявление о своей отставке. Так его выдавили из «Нового мира». В силу ли своего догматизма или по другим причинам Суслов не мог положительно воспринимать и идеи, высказываемые тогда группой русских почвенников, считая их смахивающими на национализм. Именно по его и Демичева поручению была подготовлена довольно резкая статья для журнала «Коммунист», в которой подчёркивалось, что последние публикации в журнале «Молодая гвардия» придают ему «явно ошибочный крен». Последовали и оргвыводы. Было принято решение: укрепить руководство журналом "Молодая гвардия". Никонов освобождается от поста главного редактора.¹²⁶

4 – 6 января 1971 года в Волынском проходило обсуждение первоначального текста того раздела отчёта ЦК XXIV съезду, который посвящён международному положению. И докладчик (Брежнев) давал настройку:

- Нужно сильно «разделать» империализм, показать его разбойничью, агрессивную политику на современном этапе… Наша твёрдая позиция в этом вопросе будет оценена всем комдвижением.¹²⁷

Аудитория с серьёзным видом принялась предлагать поправки и уточнения. Суслов обратил внимание на то, что на 16-й и последующих страницах текста утверждается, будто государственно-монополистическое регулирование и научно-техническая революция позволяют укрепить капиталистический строй:

- Это по существу неправильно. Это не соответствует действительности.

Комментируя позже этот «обмен соображениями», присутствовавший на нём консультант отдела ЦК А.Бовин удивлялся: «Во главе одной из двух сверхдержав десятилетиями находились люди, которые не видели, не хотели видеть трансформации мирового капитализма. Парадокс: появление социализма улучшило капитализм, но улучшение капитализма было "запрещено" теорией социализма и поэтому не заставило социализм "подтянуться", не дать себя обогнать». ¹²⁸

Консерватизм Суслова проявлялся в сопротивлении многим новациям, исходящим как от его коллег, так и с мест, а также от отдельных лиц. В марте 1971 года академиком А.Д.Сахаровым отосланы через стол писем ЦК КПСС на имя Л.И. Брежнева его «Памятная записка», которая формально была построена как конспект или тезисы предполагаемого разговора с высшим руководством страны. «Нам казалось, - вспоминал А.Бовин, - что такая встреча помогла бы снять напряжённость между Сахаровым и властью и вывести на какой-то modus vivendi, устраивающий обе стороны. Брежнев не возражал. Даже проявил интерес. Но решил "посоветоваться" с Сусловым. И Суслов, как мы и боялись, отсоветовал».¹²⁹

В начале 1972 года, улучшив момент, когда Суслов был в отпуске и Секретариат ЦК вёл А.П.Кириленко, армянское руководство выступило с официальной инициативой о воссоединении Нагорного Карабаха с Арменией. Руководителям Армении и Азербайджана было тогда поручено совместно изучить поставленный вопрос и предложить его решение. Баку встретил предложение Еревана в штыки. Азербайджанцы съездили к отдыхавшему в Кавказских Минеральных Водах Суслову, и тот по возвращении в Москву добился от Брежнева указания Еревану «отозвать свою записку», что и было сделано.