Действительно, солдат или матрос, срывающий погоны с офицера - это такой зрительный образ российской революции. Однако если мы представим себе эту картину, мы далеко не всегда поймем, что стоит за этим конфликтом. В некоторых случаях это - разжалование офицера, который подозревается в предательстве, либо с точки зрения солдат является недостойным носителем погон. В данном случае, хотя солдаты или матросы срывают погоны с офицера, они тем самым подчеркивают почетное значение погон, то есть офицер является недостойным их носителем. Но иногда борьба с погонами является принципиальной борьбой, борьбой со старым режимом, борьбой за полное уравнение. У нас нет никаких свидетельств, чтобы какая-либо партия, в том числе и большевики, сознательно стимулировала эти конфликты вокруг погон. Можно точнее сказать, что они были стихийными, с теми оговорками относительно стихийности и организованности, которые я высказывал ранее. Но большевики не могли игнорировать это анти погонное уравнительное движение. И после своего прихода к власти, через некоторое время они принимают решение об отмене погон. Очевидно, что это решение пользовалось популярностью, потому что буквально сразу же альтернативные центры власти, которые вовсе не собирались солидаризоваться с большевиками, принимают аналогичные решения. От погон отказываются Центральная украинская Рада, Чехословацкий корпус, Польский корпус, и в годы Гражданской войны погоны, в первую очередь золотые офицерские и генеральские погоны, стали одним из символов старого режима, старого прошлого. И в политических победах большевиков это сыграло немалую роль. Если мы посмотрим на портреты белых генералов, например, на портрет генерала Колчака, то и для многих сторонников февральской революции, которые были противниками большевиков, этот зрительный образ был совершенно неприемлем, он был образом до февральской России. И это, на мой взгляд, имело немалое значение. Можно говорить об этом больше, но белое движение в ходе Гражданской войны выглядело гораздо более реакционным и консервативным, чем оно было на самом деле. Образ в этом отношении сыграл с белым движением очень плохую шутку, образ был очень плохо найден, он негативно отразился на судьбе белого движения.
Вернемся к февральской революции. В ходе февральской революции фактически общенациональным символом стал красный флаг. А роль общенационального гимна играла рабочая Марсельеза. Рабочую Марсельезу играли при встрече министров. Когда играли гимны союзников, то после этого играли и русскую рабочую Марсельезу, она немного отличалась от французской Марсельезы, она была более медленной. Роль государственного символа исполнял также красный флаг. В свое последнее наступление русская армия в июне 1917 года пошла под красным флагом. Над Зимним дворцом, когда Керенский там находился, также поднимался красный флаг. И это было очень важно. Дело в том, что после февральской революции в России существовал политический плюрализм, конечно, с какими-то ограничениями, так как сторонники монархии не всегда могли достаточно полно выразить свою позицию, но по сравнению с другими воюющими странами Россия была государством удивительной свободы. В области политики явно существовал политический плюрализм. Но если мы говорим о символической сфере, о сфере политической символики, то фактически после февральской революции эта сфера была монополизирована символами революционного подполья, которые были связаны с символикой социалистического движения. Красный флаг, рабочая Марсельеза, красные банты, я думаю, что это оказало очень серьезное влияние на историю нашей страны.
Дело в том, что миллионы людей приобщались к политической жизни впервые после февральской революции. Интерес к политике был огромный. Колоссальным был спрос на политическую литературу, но очень часто политическая литература не удовлетворяла этих неофитов политической жизни, она была слишком сложной, слишком непонятной, слишком отвлеченной. И на самом деле первичным инструментом политической социализации, средством обучения политике, приобщения к политике была политическая символика. И не редко активисты 1917 года описывали ситуацию с помощью образов политической символики. Очень часто в листовках, в речах, в письмах есть цитирование буквально революционных песен. И имела очень большое значение сама по себе картина мира, предлагавшаяся революционной символикой, она вряд ли могла способствовать созданию атмосферы гражданского мира, к чему призывало Временное правительство, скорее наоборот, могла способствовать углублению революции и психологической и культурной подготовке к гражданской войне.
Посмотрим содержание революционных песен. Революционные песни весьма и весьма похожи. Во всех революционных песнях существует противопоставление, временное противопоставление, настоящее противопоставляется будущему. Настоящее очень часто сравнивается с мрачной тюрьмой, цепи, решетки, такие атрибуты настоящего, это мир насилия, мир старости, мир смерти. Напротив, мир будущего светел, ясен, это новая жизнь, это мир свободы вечной. Каков же путь перемещения из настоящего в будущее. Во всех песнях существует представление о бое, очень часто это последний бой, последний и решительный бой, очень часто он сравнивается со страшным судом. И люди, описывающие свое состояние после февральской революции, очень часто и пользовались этими образами. Себя они ощущали людьми, преодолевающими прошлое, находящимися в состоянии вот этого боя и может быть находящимися уже на начальном этапе новой жизни, которая обещалась всей революционной символикой.
Интересно, что после февральской революции создаются новые революционные символы, в том числе и новые песни. Они не были такими яркими, они не стали такими популярными, они повторяют те же блоки, что и традиционные, старые, популярные революционные песни. Но что меняется Меняется время. Вот этот мир старости, мир тюрьмы, мир насилия описывается, как прошлое, то есть себя они ощущали в момент наступления новой жизни. Что еще более интересно, что еще более потрясающе, старые песни стали петь по-новому, происходит изменение времени. Например, до 1917 года в России Интернационал пелся так: Это будет последний, решительный бой. То есть момент грядущей мести, момент страшного суда над эксплуататорами, над грабителями, он рассматривался как нечто, что еще должно настать. Как мы все знаем, с 1917 года стали петь: Это есть наш последний и решительный бой. И также меняется время и в других революционных песнях. Таким образом, революционные символы оказались очень серьезным оружием радикализации, углубления революции, подготовки страны к гражданской войне. И в этом положении и многие министры Временного правительства, и многие ведущие деятели умеренных социалистов, большинство меньшевиков и эсеров оказывались в весьма сложном положении. Они, с одной стороны, не могли отказаться от своих старых символов, любимых и дорогих, они способствовали их распространению. Но вместе с тем они не могли не осознавать столь радикализующего потенциала этих революционных символов. Иногда они призывали не воспринимать революционную символику буквально. Они говорили: "Сейчас это просто символы. Сейчас мы не должны идти дорогой насилия и крови, к которой буквально призывала вся система революционных символов". Но в то время это было наивно. Конечно сейчас, многие французы, поющие Марсельезу, вовсе не стремятся выполнять все свирепые призывы, содержащиеся в этой песне. Современные французы воспринимают Марсельезу "просто как символ". Но в году наши предки воспринимали всю систему революционных символов, как призыв к непосредственному действию, как пособие по непосредственным политическим действиям.
Объективно это способствовало большевикам и их политическим союзникам. Фактически им ничего не пришлось менять в их политической символике, которая получила статус государственных и национальных символов после февральской революции, неформально во многих случаях, хотя иногда и формально. Большевики придали этой символике, красному флагу, революционным песням новый статус, статус официальных символов.
Правда при этом менялась иерархия этих символов. Например, роль главной революционной песни стала играть не рабочая Марсельеза, которая потом в историческом сознании стала восприниматься как символ февраля, а Интернационал. Но так или иначе вся эта символическая ситуация способствовала большевикам. Одной из их важнейших политических побед было то обстоятельство, что они смогли использовать эти символы, как свои. Во многих отношениях это способствовало тому, что и многие сторонники февральской революции, на самом деле разных взглядов, воспринимали власть большевиков как легитимную. Сам факт отношения к революционной политической символике раскалывал лагерь потенциальных противников большевиков.
Pages: | 1 | 2 | Книги по разным темам