Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 |   ...   | 79 |

Частью поляно-славянской концепции начала Руси является рассказ об обычаях племен, в которых поляне заметно отличаются от славян и формой семьи, и формой брака, и обрядом погребения (поляне не знали обычного славянского трупосожжения). Полянскому брачному обряду, по которому не хожаху жених по невесту, а привожаху вечер, а заутра приношаху по ней что вдадуче (здесь имеется в виду совершенно несвойственный исконным славянам покупной брак), ближайшие параллели можно найти в баварском и готском праве, включая характерное германское моргенгабе Ч утренний дар после первой брачной ночи. Судя по данным летописца X в., переселенцы из Норика-Ругиланда говорили в это время на славянском языке, но сохраняли давние традиции ругов-русов на протяжении ряда веков и в Прибалтике, и в Причерноморье, и на Дунае, соприкасавшихся с готами и противостоявшими им.

Христианская община Киева середины X в. может разрешить и еще одну загадку:

арианскии символ веры в рассказе о крещении Владимира. Готы и подунайские руги были арианами с IV в. и в большинстве оставались таковыми вплоть до XII столетия. Сама община в Киеве, не имевшая никакого внешнего подчинения, указывает именно на арианскую традицию, в рамках которой епископы избирались членами общины.

Хотя в X в. постоянно функционировал путь лиз Варяг в Греки, киевский летописец, выводивший славян и русь из Норика, довольно слабо представлял себе север. В его представлении варяги Ч это основное население Волго-Балтийского пути от земли Агнянской, т.е. от южной части Ютландии, до предела Симова, т.е. Волжской Болгарии.

егенды о признании варягов, отождествлявшихся с ярусами, он не знал, а варяги, пришедшие в Киев с Владимиром, явно были славяноязычными, и изображения божеств в созданном им пантеоне до деталей повторяли соответственные изваяния в святилищах балтийских славян. Лишь со времен Ярослава в числе варягов окажутся и шведы, поскольку на дочери шведского конунга (по матери, однако, тоже из балтийских славян) Ингигерд женился в 1019 г. Ярослав. Около 1030 г. и в Константинополе в варяжском корпусе появятся первые норманны. Само же сказание о призвании варягов будет занесено из Новгорода и включено в киевскую летопись значительно позднее, видимо, уже при Мстиславе, княжившим в Новгороде с 1096 по 1117 г. При этом сами новгородские летописи настаивают на том, что суть люди новгородстии от рода Варяжска, т.е. ветвь балтийских славян, мигрировавших по Волга-Балтийскому пути, а не славян, заселявших Восточную Европу из Подунавья.

В Новгороде была привлечена киевская летопись, доведенная до 1115 г. и именно в редакции Лаврентьевской летописи. Но в части до 945 г. материал был заменен отчасти собственно новгородским, отчасти галицким. В этой версии (отраженной и Длугошем) Олег Вещий представлен не князем, а воеводой Игоря. Сама хронология событий перенесена с конца IX Ч начала X в. на 20-е гг. X в., когда, судя по богемским источникам, шла борьба Игоря с Олегом Ч сыном Олега Вещего.

Представление о привлечении в Новгороде Киевской летописи конца XI в. строилось Шахматовым главным образом на основе предисловия, содержащегося в младшей редакции Новгородской Первой летописи. Но он и сам позднее признавал, что предисловие (которое он считал киевским) привлечено в Новгороде в начале XIII в. Между тем новгородское его происхождение видно и из подчеркивания приоритета Новгорода, и из связи с кругом хронографических памятников XIII в., создававшихся или переписывавшихся в Новгороде.

Предисловие было навеяно трагическим событием Ч падением Константинополя в 1204 г. Но это не значит, что написано оно по следам события. Константинополь оставался под властью крестоносцев до 1261 г., что и определяет хронологические рамки его написания. Не исключено, что автор предисловия и пономарь Тимофей, упомянутые летописью в первом лице под 1230 г., Ч одно лицо. Он был близок к архиепископу Антонию (ум. 1232), который в начале XIII в., еще со светским именем Добрыни Ядрейковича побывал в Царьграде, а с 1220 по 1225 г. был епископом в Перемышле. Именно с ним могли попасть в Новгород летописные тексты или идеи летописания галицких князей, потомков новгородского князя Ростислава Владимировича.

Неоднозначность новгородского летописания вытекала из долговременного сосуществования различно ориентированных политических институтов: княжеской власти, архиепископской кафедры, владык, так или иначе посторонних по отношению к Новгороду, и собственно городской, связанной с институтом посадничества. Различались по направленности и новгородские монастыри Ч древние библиотеки и литературные центры.

И киевский текст здесь привлекался, видимо, в окружении одного из присланных из Киева князей (при Мстиславе или его сыне Всеволоде), но он мог попасть сюда и через Галицкую Русь. Позднее герой битвы на Калке Мстислав Удалой будет постоянно разрываться, между Новгородом и Галичем. А интересовало летописца, привлекавшего киевскую летопись, прежде всего начало династии киевских князей, которая связывалась с пришедшим из Новгорода Игорем.

Проблема Нестора С XVIII в. и до сих пор держится представление, что автором Повести временных лет является Нестор, постриженник Печерского монастыря. По крайней мере, два постриженника. Печерского монастыря, два Нестора имели отношение к историографии. О ростовском епископе Несторе выше сказано: он мог иметь отношение к Летописцу старому Ростовскому, весьма чтимому выходцами из этого монастыря в начале XIII в. Но создание Повести временных лет приписывается другому Нестору Ч автору двух бесспорно ему принадлежавших сочинений: Чтения о Борисе и Глебе и Житии Феодосия игумена Печерского.

Само стремление приписать одному лицу чуть ли не всю литературу двух столетий, представление о летописании как едином древе заведомо неверно и просто невозможно в условиях племенной и феодальной раздробленности, когда даже счет годам велся различно в разных городах и даже разных монастырях одного города. Задача должна быть сформулирована иначе: что написали Нестор, Сильвестр, Василий и другие, не названные по именам летописцы и авторы иных исторических произведений. Определить это трудно потому, что большинство таких произведений были безымянными. Нескромным почиталось указывать свое имя в качестве составителя того или иного произведения (если оно не предполагало прославления какого-то другого деятеля Ч церковного или светского) и тем более настаивать на своем авторстве, как это проявилось у Сильвестра.

В сочинениях Нестора-агиографа можно найти некоторые сведения об авторе, составить представление о его мировоззрении и круге чтения, о языке и стиле. И, уже отправляясь, от этих объективных данных, искать в летописи следы его воззрений и знаний.

В огромной литературе о Несторе найдется немало работ, в которых задача так и ставилась, и вывод всегда был определенным: если летопись писал Нестор, то это был не тот Нестор, что писал агиографические произведения. Но в популярных очерках летопись приписывалась именно Нестору-агиографу. На практике это приводило к отказу от выявления особенностей мировидения разных авторов киевской поры, к игнорированию идеологических различий и даже противостояний, свойственных любой исторической эпохе.

В результате примитизировалось само мышление писателей и вообще людей того времени, им отказывали даже в способности логически мыслить.

Если бы требовались доказательства несостоятельности такого самообольщения, то достаточно было бы указать на Слово о Законе и Благодати митрополита киевского Илариона: немного и в современной литературе найдется слов столь безупречно логически выстроенных. И если Нестору приписывают явные противоречия привлечением летописных текстов, то в этом не его вина.

Поскольку проблема Нестора Ч это понимание самого характера древнерусской письменности и идеологии, понимание истоков культуры и традиций, необходимо задержать внимание на тех сочинениях, где имя Нестора упоминается. Как было сказано, имя это есть в Хлебниковском списке Ипатьевской летописи. В самом Ипатьевском списке летопись приписывается анонимному черноризцу Печерского монастыря. Татищев знал еще два списка, в которых упоминалось имя Нестора, в одном из них сохранялась и запись Сильвестра. Нестора-летописца называет также Патерик Печерского монастыря, причем особое внимание имени уделяется в редакциях середины XV в., когда в Северо-восточной Руси напоминали об идеологическом сподвижнике Владимира Мономаха Сильвестре. Но Патерик имел в виду другую летопись и другого Нестора, что в середине XV в., видимо, уже не осознавалось.

Нестор-агиограф называет себя в обоих сочинениях, причем в Житии Феодосия и в начале, и в конце. В Повести временных лет есть сюжеты этих произведений, и в ряде случаев летописец называет себя лучеником Феодосия. Именно данные тексты обычно увязываются с именем Нестора. Однако биографические сведения из жития противоречат такому допущению. Ученик Феодосия пришел в Печерский монастырь 17 лет от роду, был пострижен Феодосием, знал многих современников игумена лично. Нестор же ло блаженемь и велицемь отци нашемь Феодосии оспытовая слышах от древьниих... отець, бывших в то время. Принят же он был в монастырь игуменом Стефаном, ли яко же от того острижен быв и мьнишьскыя одежа съподоблен, паки же и на дияконьскый сан от него изведен сый.

Очевидно, Нестор был моложе лученика Феодосия, которому в Повести временных лет принадлежит ряд больших текстов за вторую половину XI и начала XII в., в частности тексты, связанные с начальной историей Печерского монастыря (притязания Сильвестра в данном случае были бы вполне оправданы). Нестор же писал свои жития явно позднее.

Многое уже стерлось в памяти, и потому изложение как бы расплывается в пространстве и времени. У Нестора почти нет имен и дат, он не употреблял линдиктов, не пользовался для определения времени понятием час. Он называет всего двух свидетелей времени Феодосия по именам: бывшего келаря Федора и монаха Илариона, и оба упомянуты в прошедшем времени. И писал он, судя по всему, не только много лет спустя после событий, но и за пределами Киева: в стольном граде наверняка нашлись бы свидетели и полвека спустя после кончины (в 1074 г.) Феодосия.

Видимо, не был знаком Нестор и с текстом Повести временных лет. Оба сюжета его сочинений обстоятельно изложены и в Повести временных лет. И различия касаются не только стиля и языка, но и основного содержания. Сами эти различия представляют чисто историографический интерес: как одни и те же события воспринимались в разных местах и разными авторами.

Сопоставление текстов житий и летописи показывает, что Нестор-агиограф не только не был автором или редактором Повести временных лет, но и не был знаком с этой летописью. В самом Печерском монастыре он находился, видимо, недолго. Похоже, что он ушел оттуда во Владимир Волынский либо вместе со Стефаном, либо вслед за ним. Лишь у Нестора, в частности, упоминается монастырь под Владимиром, называвшийся не без претензий Святой горой (Святой горой называли монастыри на Афоне).

Следы разных центров летописания в Повести временных лет Политическое противостояние и идеологическое противоборство всегда вызывали к жизни и литературные средства борьбы, в разряд которых входили и летописные своды, и более локальные исторические сочинения. Киев, Переяславль, Галицкая земля, Ростов, Новгород Ч это центры, участие которых в идейной борьбе просматривается по источникам.

Другим, в частности Смоленску, Полоцку, Чернигову, повезло меньше, и их точку зрения мы в большинстве случаев не знаем. А расхождения касались самых кардинальных вопросов.

Достаточно сопоставить представления о начале Руси в летописях и в Слове о полку Игореве, чтобы понять, насколько древнерусское общество было далеко от осуществления принципа лединой веры и единой меры. И потому особенно ценны своды-компиляции, в которых ставилась цель не провести какую-то идею, а просто переписать из разных книг нечто примечательное.

Название Повесть временных лет уводит к самым начальным этапам летописания.

Это не летопись, а именно повесть о давнем прошлом, как оно воспринималось в устной традиции и как ее можно было соотнести с доступными раннехристианскими сочинениями.

Такими памятниками потомки должны были интересоваться. Но и интерес сам по себе не гарантирует точного воспроизведения изначального текста. Из текстов что-то устранялось, что-то добавлялось, нарушая первоначальную логику. Так под тем же названием Повесть появился летописный свод, в котором на четко обозначенные вопросы появились взаимоисключающие ответы. В результате уже объем работы Сильвестра трудно определить.

Что ему принадлежит кроме трех статей, связанных с историей Печерского монастыря В какой редакции была использована им первоначальная повесть (что-то в хронологических пределах редактированной им летописи явно было включено позднее) Как он относился к обработкам предшественников Выше было отмечено, что летописцу, рассказывавшему о крещении Владимира, было известно более трех версий этого знаменательного события. Версии эти, по всей вероятности, были представлены и литературными памятниками. Но он их не называет, настаивая на корсунском варианте.

Главным христианским центром при Владимире являлась Десятинная церковь Богородицы, которой Владимир на западный манер дал десятину во всех доходах. (Сам термин десятина был известен у западных славян, в частности в смежной с Нориком области Ч Хорватии.) В самом архитектурном исполнении первого храма, созданного после крещения, заметны западные черты, отмеченные Г.К. Вагнером.

Естественно, что с Десятинной церковью связывались и литературные произведения, и определенные культы. После выдвижения на первый план при Ярославе Софийского собора Ч митрополичьей кафедры константинопольского подчинения, будет вестись борьба не только за политическую роль, но и за саму трактовку принимаемой веры. Почти все тексты XI столетия, возвышавшие Владимира, как равноапостольного или равного Константину, утверждавшего в IV в. христианство в качестве государственной религии Византии, выходили из круга авторов, близких клиру Десятинной церкви.

Pages:     | 1 |   ...   | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 |   ...   | 79 |    Книги по разным темам