Книги по разным темам Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 |   ...   | 34 |

В течение нескольких первых недель отсчетвремени был у меня навязчивой идеей. Я не снимала самозаводящиеся часы днем иночью и записывала в дневник каждый восход солнца, как будто от этого зависеломое существование. Я не могу точно определить, когда именно во мне произошлостранное коренное изменение. Но верю, что все это началось даже до того, как яприехала в поселение Итикотери, — в маленьком городке восточной Венесуэлы, где я изучалацелительские практики.

После транскрибирования, перевода и анализамногочисленных магнитофонных записей и сотен страниц заметок, собранных втечение многих месяцев работы с тремя целителями в районе Барловенто, я началасерьезно сомневаться в целях и обоснованности моих исследований. Все попыткивпихнуть информацию в имеющие смысл теоретические рамки оказались бесплодными,потому что материал изобиловал противоречиями и несоответствиями.

Основной смысл моей работы был в том, чтобыопределить значение, которое целительские практики имеют для самих целителей идля их пациентов в контексте повседневной деятельности. Особый интереспредставляло исследование того, как социальные условия в терминах здоровья иболезни отражались на их совместной деятельности.

Я убедилась, что необходимо овладеть особойманерой, при помощи которой целители относятся друг к другу и к своим знаниям;только таким образом я смогу ориентироваться в их социуме и внутри ихсобственной системы интерпретаций. И тогда отчет превратился бы в систему,которой я могла бы оперировать, не налагая собственный культурныйопыт.

Занимаясь этой работой, я жила в доме доньиМерседес, одной из трех целителей, с которыми работала. Я не только записывалана магнитофон, наблюдала и интервьюировала целителей и их многочисленныхпациентов, но также принимала участие в лечебных сеансах, полностью погружаясьв новую обстановку.

Но несмотря на все свои усилия, я день заднем сталкивалась с вопиющим несоответствием их лечебных практик с ихсобственным толкованием этих практик.

Донья Мерседес смеялась над моимзамешательством и считала его следствием недостатка гибкости в принятииизменений и новшеств.

— Тыуверена, что я говорила это — спросила она после прослушивания одной из записей по моемунастоянию.

— Ну не яже! — едко заметила яи начала читать свои заметки, надеясь, что она осознает противоречивостьинформации, которую мне дает.

— Этопрекрасные звуки, —сказала донья Мерседес, прерывая мое чтение. — И ты действительно имеешь в видуменя Ты сделала из меня настоящего гения. Прочти мне заметки о твоих сеансах сРафаэлем и Серафино.

Так звали двух других целителей, с которымия работала.

Я сделала, как она просила, потомперемотала пленку и прослушала запись еще раз, надеясь, что это поможет мнеразобраться с противоречивой информацией. Однако донью Мерседес абсолютно неинтересовало то, что она сказала месяц назад. Для нее это было чем-то давнопрошедшим, и поэтому не имело значения. Она бесцеремонно дала мне понять, чтомагнитофон ошибся, записав нечто, чего она не говорила.

— Если ядействительно сказала все это, то это твоих рук дело. Всякий раз, когда тыспрашиваешь меня о целительстве, я начинаю говорить, не зная заранее, очем.

Именно ты всегда помещаешь слова в мой рот.Если знаешь как лечить, тебе не нужно суетиться, делая записи или разговариваяоб этом. Тебе нужно только делать это.

Я не могла согласиться с тем, что мояработа бесполезна, и решила познакомиться с двумя другимицелителями.

К моему огромному разочарованию, этосовершенно не помогло мне. Они подтвердили все несоответствия и описали их ещеболее явно, чем донья Мерседес.

Теперь, когда прошло много времени, мнекажется смешным все это беспокойство по поводу моих неудачь.

Однажды в приступе гнева я спровоцироваладонью Мерседес сжечь все мои заметки. Она охотно согласилась и, сжигая лист залистом, зажгла одно из кадил у статуи Девы Марии на алтаре в ее рабочейкомнате.

— Ядействительно не могу понять, почему ты так огорчилась из-за того, что сказалатвоя машина и что —я, — заметила доньяМерседес, зажигая второе кадило на алтаре. — Какая разница в том, что делаю ясейчас и что делала несколько месяцев назад Единственное, что имеет смысл, этото, что больные выздоровели. Несколько лет тому назад сюда приезжали психолог исоциолог. Они записали все, что я сказала, на такую же машину, как у тебя. Яполагаю, их машина была лучше: она была намного больше. Они пробыли здесь всегонеделю. По полученной информации они написали книгу о целительстве.

— Знаю яэту книгу, —огрызнулась я. —Инедумаю, что это настоящее исследование. Оно примитивно, поверхностно и неверноистолковано.

Донья Мерседес лукаво посмотрела на меня, вее взгляде читалась смесь сострадания и мольбы. Я молча смотрела на последнююстраницу, превращающуюся в пепел, но не беспокоилась о том, что она сделала; уменя был еще английский перевод записей и заметок. Она встала со своего стула исела рядом со мной на деревянной скамье.

— Ты оченьскоро почувствуешь, какой тяжкий груз свалился с твоих плеч, — утешила меня она.

Я была вынуждена пуститься в многословноеобъяснение, касающееся важности изучения незападных лечебных практик. ДоньяМерседес внимательно слушала с неискренней улыбкой на лице.

— На твоемместе, — посоветовалаона, — я бы принялапредложение твоих друзей поехать на охоту на реку Ориноко. Я думаю, ты непожалеешь об этом.

Несмотря на то, что мне хотелось вернутьсяв ЛосАнжелес как можно скорее, чтобы закончить работу, я серьезно обдумывалаприглашение моего друга отправиться в двухнедельную поездку в джунгли. Охотаменя не интересовала, но я верила, что может предоставиться возможность встречис шаманом или посещения целительской церемонии при помощи одного индейскогогида, которого мой друг планировал нанять по прибытии в католическую миссию,бывшую последним оплотом цивилизации.

— Я думаю,мне стоит поехать, —сказала я донье Мерседес. — Может быть, я встречу великого индейского целителя, которыйрасскажет мне то, чего не знаешь даже ты.

— Яуверена, ты услышишь множество интересных вещей, — засмеялась донья Мерседес.— Но не спеши ихзаписывать, там тебе не следует делать никаких исследований.

— В самомделе Откуда ты это знаешь

— Вспомни,я — bruja,— сказала она,потрепав меня по щеке.

Ее глаза были полны невыразимойдоброты.

— И небеспокойся о твоих английских записях, спрятанных в столе. К тому времени,когда ты вернешься, они тебе уже не будут нужны.

Глава 2.

Неделю спустя я вместе со своим другомлетела в маленьком самолете в одну из католических миссий в верхнем теченииОриноко. Там мы должны были встретиться с остальными членами группы, которыенесколькими днями раньше тронулись в путь на лодке с охотничьим снаряжением изапасом продуктов, достаточным для двухнедельного пребывания вджунглях.

Мой друг жаждал показать мне все прелестимутного и бурного Ориноко. Он отважно и мастерски маневрировал своимсамолетиком. В какой-то момент мы так низко пролетели над поверхностью воды,что распугали аллигаторов, нежившихся под солнышком на песчаной отмели. Вследующее мгновение мы уже были высоко в воздухе над бескрайним непроходимымлесом. Не успевала я перевести дух, как он снова пикировал, причем так низко,что мы могли разглядеть черепах, гревшихся на древесных стволах у речныхберегов.

Меня трясло от тошноты и головокружения,когда мы наконец приземлились на небольшой площадке рядом с возделанными полямимиссии. Нас радушно встретили отец Кориолано, священник, возглавлявший миссию,остальные члены группы, прибывшие днем раньше, и несколько индейцев, которые,возбужденно галдя и толкаясь, пытались забраться в маленькийсамолетик.

Отец Кориолано повел нас мимо посевовмаиса, маниоки, банановых и тростниковых плантаций. Это был тощий, длиннорукийи коротконогий человек. Под тяжелыми бровями прятались глубоко сидящие глаза, авсе лицо покрывала густая, давно не стриженная борода. С его черной сутанойявно не вязалась потрепанная соломенная шляпа, которую он постоянно сдвигал назатылок, чтобы дать ветерку подсушить вспотевший лоб.

Пока мы дошли до грубо сколоченного причалаиз вбитых в илистый берег свай, к которому была привязана лодка, одежда влажнооблепила мое тело. Здесь мы остановились, и отец Кориолано заговорил о нашемзавтрашнем отъезде. А меня окружила группа индейских женщин, не говоривших нислова, лишь робко мне улыбавшихся. Их мешковатые платья задирались спереди иобвисали сзади, так что можно было подумать, что все они беременны.

Среди них была одна старушка, такаямаленькая и сморщенная, что походила на старого ребенка. Она не улыбалась, какдругие. В глазах старушки, протянувшей мне руку, стояла немая мольба. Яиспытала какое-то странное чувство, увидев её полные слез глаза; я не хотела,чтобы они покатились по её щекам цвета глины. Я подала ей руку. С довольнойулыбкой она повела меня к фруктовым деревьям, окружавшим длинное одноэтажноездание миссии.

В тени широкого навеса, как быпродолжавшего шиферную крышу, сидели на корточках несколько стариков сэмалированными жестяными кружками в дрожащих руках. Все они были в одежде цветахаки, их лица наполовину скрывали пропотевшие соломенные шляпы.

Они смеялись и болтали высокими визгливымиголосами, причмокивая над кофе, щедро сдобренным ромом. На плечах одного из нихвосседала пара крикливых попугаев с яркими подрезанными крыльями.

Я не разглядела ни лиц этих людей, ни цветих кожи.

Говорили они вроде бы по-испански, но я ихне понимала.

— Кто этилюди, индейцы —спросила я старуху, когда та привела меня в комнатушку в дальней части одногоиз окружавших миссию домов.

Старушка рассмеялась. Она направила на меняспокойный взгляд глаз, еле видных сквозь узкие щелочки век.

— Этоracionales. Тех, кто неиндейцы, называют racionales, — повторила она. — Эти старики здесь уже оченьдавно. Они приходили сюда искать золото и алмазы.

— Нашличто-нибудь

— Многиенашли.

— Почему жеони все еще здесь

— Это те,кто не может вернуться туда, откуда пришли,— сказала она, положив костлявыеруки мне на плечи.

Меня не удивил этот жест. В ееприкосновении было столько сердечности и нежности. Я просто подумала, что онанемного не в себе.

— Онипотеряли в лесу свои души.

Глаза старухи расширились; они были цветатабачных листьев.

Не зная, что сказать, я отвела глаза от еепристального взгляда и осмотрела комнату. Покрывавшая стены голубая краскавыгорела на солнце и слущивалась от сырости. Возле узкого окна стояла грубосколоченная деревянная кровать. Она походила на огромную колыбель, затянутуюпротивомоскитной сеткой. Чем дольше я на нее смотрела, тем больше онанапоминала клетку, в которую можно попасть, лишь подняв тяжелый затянутыйсеткой колпак.

— Менязовут Анхелика,—сказала старуха, не сводя с меня внимательных глаз. — Это все, что ты с собойпривезла— спросилаона, снимая у меня со спины оранжевый рюкзак.

В немом изумлении я смотрела, как онадостает оттуда мое белье, пару джинсов и длинную майку.

— Это все,что понадобится мне на две недели,— сказала я, указывая на фотоаппарат и туалетный набор на днерюкзака.

Она осторожно вынула фотоаппарат,расстегнула пластиковую косметичку и вытряхнула ее содержимое на пол. Там былгребень, маникюрные ножницы, зубная паста и щетка, флакончик шампуня и кусокмыла. Удивленно покачав головой, она вывернула рюкзак наизнанку и рассеяннымжестом убрала прилипшую ко бу прядь темных волос. В глазах ее промелькнулокакое-то смутное воспоминание, а лицо сморщилось в улыбке. Она снова уложилавсе в рюкзак и, ни слова не говоря, отвела меня обратно к друзьям.

После того как вся миссия погрузилась втишину и мрак, я еще долго не спала, прислушиваясь к незнакомым ночным звукам,доносившимся через раскрытое окно. Не знаю, то ли из-за усталости, то ли из-запронизывающей всю миссию атмосферы покоя, но в тот вечер, перед тем какзаснуть, я решила не ехать с друзьями в охотничью экспедицию. Вместо этого ясобралась провести две недели в миссии. Никто, к счастью, не возражал.Напротив, все, кажется, почувствовали облегчение. Не говоря этого вслух,кое-кто из моих друзей считал, что человеку, не умеющему обращаться с ружьем,на охоте делать нечего.

Я завороженно смотрела, как прозрачнаясинева воздуха растворяет ночные тени. По всему небу разливался этот мягкийоттенок, выявляя очертания ветвей и листвы, качающейся на ветерке у моего окна.Одинокий крик обезьяны-ревуна был последним, что я услышала, прежде чемпровалиться в глубокий сон.

— Сталобыть, вы антрополог,—сказал на следующий день за ланчем отец Кориолано. — Все антропологи, которых мнедоводилось видеть до сих пор, были нагружены звукозаписывающей и снимающейаппаратурой и еще Бог весть какой всячиной. — Он предложил мне еще порциюзапеченной рыбы и кукурузы в тесте. — Вас интересуютиндейцы

Я объяснила ему, чем занималась вБарловенто, упомянув и те трудности, с которыми столкнулась при полученииданных.

— Пока яздесь, я хотела бы увидеть несколько сеансов исцеления.

— Боюсь,что здесь вы вряд ли что-нибудь такое увидите, — сказал отец Кориолано, выбираязастрявшие в бороде крошки маниоковой лепешки. — У нас тут хорошо оборудованныйдиспансер. Индейцы издалека приводят сюда больных. Но я, возможно, смогуустроить вам посещение какой-нибудь деревни поблизости, где вы могли быповидать шамана.

— Еслитакое возможно, я была бы вам очень признательна, — сказала я. — Не могу сказать, что я приехаласюда заниматься работой в поле, но увидеть шамана было быинтересно.

— Неочень-то вы похожи на антрополога. — Густые брови отца Кориоланоподнялись и сдвинулись. — Конечно, большинство тех, кого я встречал, были мужчины, но былои несколько женщин. —Он почесал голову. —Вы как-то не соответствуете моему представлению оженщине-антропологе.

— Не можемже мы все быть похожими друг на друга,— легким тоном сказала я,подумывая, кого это он мог встретить.

— Пожалуй,верно,— сказал онзастенчиво. — Япросто хочу сказать, что на вид вы не совсем взрослая. Сегодня утром послетого, как уехали ваши друзья, разные люди спрашивали меня, почему они оставилиребенка у меня.

Её глаза живо засветились, когда он сталподтрунивать над индейцами, ожидающими, что взрослый белый непременно долженпревосходить их ростом.

Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 |   ...   | 34 |    Книги по разным темам