Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 |   ...   | 47 |

"Интимизация" мира и утверждение"внутреннего" начала личности по-разному проявляются у разных мыслителей и вразличных формах общественного сознания. В религии эта тенденция отчетливее всеговыступает в протестантизме, в котором общение человека с богом принимает неритуальный, а интимно-личностный характер. Индивид в протестантской религии– не простое звено вцепи сверхличной церковной общности, а автономный субъект религиозногопереживания. Личная вера противопоставляется внешнему (обрядовому, церковному)авторитету, а благочестие определяется не как подчинение церковному закону, акак индивидуальное внутреннее убеждение. "Уже сам термин "личная вера"показывает, что речь идет об определенном отношении между человеком и богом. Впротестантизме бог описывается не как некая "метафизическая" категория, апрежде всего с точки зрения его активности по отношению к человеку; последнийже в свою очередь характеризуется преимущественно в плане его отношения к богу;первое отношение –безгрешная и беспредельная любовь, второе – неискоренимая греховность" [20].Превращение бога в интимного собеседника и друга достигает апогея у пиетистовXVII-XVIII вв., оказавших большое влияние на культуру немецкого романтизма.

"Интимизация" мышления, рост значениявнутреннего мира личности по сравнению с внешним четко отражены в историиязыка. Согласно Оксфордскому словарю, в староанглийском языке насчитывалосьвсего 13 слов с приставкой self (сам), причем половина из них обозначала объективные отношения.Количество таких слов (самолюбие, самоуважение, самопознание и т.д.) резковозрастает со второй половины XVI в., после Реформации [21]. Некоторые из этихслов имеют даже индивидуальных авторов. Так, слово self-control ("самоконтроль") введеноА.Шефтсбери, self-regard("самоуважение") –И.Бентамом, a self-conscious("застенчивый", "озабоченный собой") – С.Колриджем. Параллельно в языквходят слова, описывающие внутренние чувства и переживания. В староанглийскомязыке слова person ("лицо")или soul ("душа")употреблялись главным образом в контексте отношений к обществу, церкви иликосмосу. В XVII в. появляется слово "характер", относящееся к человеческойиндивидуальности. Слова "расположение", "настроение", "темперамент", которыераньше имели объективное, физико-астрономическое значение (например,"расположение звезд"), теперь приобретают субъективно психологическое значение.Новое звучание приобретают многие моральные термины. Слово "долг" во временапоэта Д.Чосера еще имело значение объективного отношения, юридическогообязательства (этимологически оно связано с понятиями "налог", "повинность"); уШекспира оно уже становится внутренней моральной обязанностью.

В средние века человеческие переживанияобычно описывались как бы "извне", подчеркивался их результат или моральноезначение. В описаниях людей преобладали такие характеристики, как зависть,жадность, удачливость, милосердие, хитрость, раскаяние и т.п. В конце XVI– начале XVII в. ванглийском языке появляются "интроспективные" термины: aversion ("отвращение"), dissatisfaction ("неудовлетворенность"),discomposure("расстройство"). В XVIII в. широкое распространение получают слова,обозначающие внутренние психические состояния, настроения, объединяющиеся общимтермином feelings("чувства"). Психологическое значение приобретают и некоторые понятия, имевшиеранее объективный смысл. Например, слово outlook ("воззрение"), обозначавшеепервоначально место, с которого открывается хороший вид, начинает употреблятьсяв своем современном значении. Если раньше человек описывался в "вещественных"терминах, то теперь наоборот, вещи начинают описываться по вызываемым имипсихологическим ассоциациям: занятный, скучный, увлекательный и т.д. Весьмапоказательно изменение значения слова subjective ("субъективный") – от "существующий в себе" к"существующий в человеческом сознании". В XVIII в. широкое распространениеприобретают слова sentiment("чувство", но не в психофизиологическом, а в моральном смысле) и sentimental ("сентиментальный","чувствительный"). Последнее слово, имеющее французский корень, в своемсовременном значении было впервые употреблено С. Ричардсоном в 1753 г., а послезнаменитого "Сентиментального путешествия" Л.Стерна (1768) вошло практически вовсе европейские языки.

В том же направлении эволюционировали идругие языки. Так, во французском языке в XVII в. впервые появляетсясуществительное intimite("интимность"). Слова sensible,sensibilite, обозначавшие в средние века просточувственное начало, в отличие от разумного, в XVIII в. приобретают болееконкретный смысл "имеющий человеческие чувства". Слово sensuel в XV в. обозначало просто нечто,относящееся к чувствам, в XVII в. у него появляется значение "ищущийчувственных удовольствий". Слово egoisme ("эгоизм") появляется в 1755 г., но в первой половине XVIII в. емупредшествовало пришедшее из английского слово egotisme (иногда оно употреблялось ипозже, вспомним "Воспоминания эготиста" Стендаля). Слово personnalite ("личность") появилось вофранцузском языке еще в эпоху Ренессанса, но до XVIII в. употреблялось редко.Слово personnel (отлатинского personalis),употреблявшееся просто как грамматический термин, в XV в. начинает значитьвообще "личный". В XVII в. появляется глагол personnifier ("персонифицировать"), а вXVIII в. –существительное personnification ("персонификация"). Слово individu ("индивид") в средние века былопросто ученым термином схоластической латыни, обозначавшим нечто неделимое(вроде атомов Демокрита). В эпоху Возрождения появляется прилагательноеindividuel("индивидуальный"), в XVIII в. – существительное individualite ("индивидуальность") иглагол individualiser("индивидуализировать"). Слово individualisation ("индивидуализация")появляется в начале XIX в., a individualisme ("индивидуализм")– только в годыИюльской монархии [22].

Обогащение психологического словаря иособенно рост его "интроспективности" говорят о том, что люди начали придаватьбольшее значение способам выражения своих переживаний и их нюансов. При этом вкруг сокровенного, "внутреннего" попадают не только душевные переживания, но имногие телесные отправления, которые раньше вовсе не считались интимными.Возникают и новые вербальные запреты.

Христианская мораль в ее наиболееаскетических формах относилась к телесности откровенно враждебно. Подавлениеплоти означал не только воздержание, но и изгнание ее из самосознания, что,однако, было практически невозможно. Средневековье справлялось с этой проблемойпутем символического разграничения "верха" и "низа". Эта двойственностьявственно проявилась в средневековой живописи. Иконописный "лик" бестелесен,над всем обликом человека доминирует лицо, на котором, в свою очередь,выделяются глаза как выражение души. Напротив, карнавальная культура уделяетмного места телесному "низу", вплоть до откровенного изображенияфизиологических отправлений и плотоядного их смакования ("гротескное тело").

Возрождение не только ослабило эту антитезу,но и вызвало к жизни новый "телесный канон", предполагающий "совершенно готовое, завершенное, строго отграниченное, замкнутое,показанное извне, несмешанное и индивидуально-выразительное тело" [23]. Этот образ резко отличался от "гротескного тела"– открытого,незамкнутого, лишенного жесткой очерченности, слитого с природой ивыставляющего напоказ человеческую плоть. Новый "телесный канон" был одним изаспектов общего процесса индивидуализации и персонализации личногопространства. Но это, в свою очередь, имело важные психологические последствия.

На индивидуально-психологическом уровнеострому, гипертрофированному ощущению "закрытости" своего тела и заботе оподдержании его "границ" обычно сопутствует общая эмоциональная скованность,меньшая свобода самовыражения. На уровне культуры новый "телесный канон"сопровождался утверждением и нового "канона речевой пристойности",препятствующего выражению плотских переживаний, особенно сексуальности. На этисюжеты, свободно обсуждавшиеся в быту и в искусстве эпохи Возрождения, началисьгонения.

Открытая грубая чувственность средневековогочеловека была, по мнению М.М.Бахтина, оборотной стороной религиозногоаскетизма. Гуманистический идеал любви требует преодоления средневековогодуализма "верха" и "низа" путем слияния возвышенного чувства и физическойсексуальности. Традиционное изображение сексуальности вдеиндивидуализированном, природно-физиологическом ключе начинает вызыватьморальное и эстетическое осуждение. С другой стороны, воздействуют жесткиеантисексуальные установки пуританства. Соединившись в массовом сознании, этипротивоположные по своей сути тенденции (идеал тотальной индивидуальной любви ипринцип десексуализации бытия – вещи совершенно разные) породили явление, которого, как кажется,не знала прежняя культура, а именно табуирование тела как такового. Наготапостепенно запрещается не только в общественных местах, но становится"неприличной" даже наедине с собой (свидетельство тому появление в XVIII в.различных видов ночной одежды – шлафроков, пижам и т.д.). Табуируются все разговоры, связанные стелесными отправлениями. В учебниках медицины XVIII-XIX вв. утверждаетсяпредставление, сохраняющееся с живучестью предрассудка вплоть до наших дней,что человек ощущает какую-то часть своего тела только в случае болезни, и т.д.и т.п.

Но все то, что человек должен подавлять илискрывать, неизбежно становится для него интимным, "внутренним". "Тайное" и"стыдное" всегда интимно. Не случайно телесные переживания занимают одно извысших мест в иерархии сюжетов доверительной коммуникации наравне с тончайшимидвижениями души. Таким образом, не только внутренний мир человека стал сложнее,но и тело его обрело некую загадочность и интимность.

Новый нормативный канон человека и идеяформирования личности ярко проявляются в изменении отношения к детям и самогопонятия детства. XVII-XVIII вв. ознаменованы зарождением нового образа детства,ростом интереса к ребенку во всех сферах культуры, более четким различением,хронологически и содержательно, детского и взрослого миров и, наконец,признанием за детством автономной, самостоятельной социальной и психологическойценности [24].

Усложнение жизненного мира личностипорождает противоречивые, не допускающие однозначного толкования эмоциональныесостояния и проблемы. Например, одиночество. В средние века люди жилитеснее и редко обособлялись друг от друга; даже схимники, принимавшие обетмолчания, нередко обосновывались вблизи монастырей, а то и прямо на городскихулицах, на страх и поучение верующим. Одиночество чаще всего понималось какфизическая изоляция. Культ одиночества как условия сосредоточенного, интимногообщения с богом характерен только для мистиков. Индивид и общество как бывзаимопроникают друг в Друга.

Более многогранная личность нового времени,не отождествляющая себя ни с одной из своих предметных и социальных ипостасей,нуждается в обособлении отдругих и добровольно ищет уединения. Вместе с тем она острее переживаетодиночество как следствие дефицита значимого общения или неспособностивыразить богатство своих переживаний.

В дворянской культуре XVII в. любовь кодиночеству связывается с эстетическими переживаниями ("уединение – подруга муз"); пиетизм считаетего благотворным для развития религиозного чувства; просветители обсуждаютплюсы и минусы одиночества для развития личности и ее интеллекта (этомупосвящен чрезвычайно важный для немецкой культуры четырехтомный труд "Ободиночестве" Иоганна Георга Циммермана, вышедший в 1784 г.), возводя в рангидеала образ одинокого мыслителя, который достаточен сам для себя и в то жевремя всегда готов помочь другим (вспомним "Прогулки одинокого мечтателя"Ж.Ж.Руссо). "Идеальный воспитатель" Руссо говорит о своем идеальномвоспитаннике Эмиле, что он "рассматривает самого себя без отношения к другим инаходит приличным, чтобы и другие о нем не думали. Он ничего ни от кого нетребует и себя считает ни перед кем и ничем не обязанным. Он одинок вчеловеческом обществе и рассчитывает только на самого себя" [25].

Сентиментализм переносит центр проблемывнутрь личности, утверждая вслед за Руссо, что все великие страсти созревают водиночестве. Наконец, романтики делают одиночество своим программным лозунгом,понимая его, однако, по-разному – от байроновского вызова и бунта до пассивного поиска убежища отжестокости мира.

Важным показателем развития индивидуальностии рефлексивности было открытие таких психологических состояний, как отчаяние,меланхолия, тоска и скука [26]. Средневековая мысль не знала психологии внеэтики: все известные ей переживания она подразделяет на пороки или добродетели.Латинское слово desperatio("отчаяние") обозначало не просто чувство или психическое состояние, а порок,греховное сомнение в милосердии божьем. Самоубийство считалось "победойдьявола", который в буквальном смысле слова водил рукой отчаявшегося человекаили толкал его в омут. Пороком была и acedia, то есть апатия, духовная леность,нерадивость и безразличие к духовным занятиям, часто его обозначают такжесловом tristitia ("печаль").В XIII в. это состояние стали ассоциировать с физическим разлитием желчи,которое еще Гиппократ называл меланхолией; тогда же слово acedia стало употребляться и в значении"тоска". Средневековая мысль, таким образом, видит в апатии и неустойчивостинастроений порок или болезнь (часто то и другое вместе). Ускорение ритма жизнии усложнение самого человека делают эти переживания в XVI-XVII вв. все болеечастыми.

В Англии меланхолия, угнетенное состояниедуха, получила многозначительное название "елизаветинской болезни". Хотя ещеШекспир приписывал ее разлитию желчи и влиянию звезд, она все чащевоспринимается как некое промежуточное состояние между нормой и патологией (средневековая мысль такихпереходов не знала: душа либо здорова, либо больна). Начиная со знаменитоготрактата Роберта Бёртона "Анатомия меланхолии" (1621), высоко оцененногоФ.Энгельсом [27], описания меланхолии как душевной болезни дополняютсясоциально-психологической трактовкой, подчеркивающей значение таких факторов,как одиночество, страх, бедность, безответная любовь, чрезмерная религиозностьи т.д. Интересен интроспективный зачин Бёртона: "Я пишу о меланхолии, дабыизбежать меланхолии. У меланхолии нет большей причины, чем праздность, и нетлучшего средства против нее, чем занятость" [28]. Но уже Аристотель писал, чтомеланхолии больше всего подвержены выдающиеся люди. В новое время она волнуетПетрарку и Паскаля, Монтеня и Дюрера, Руссо и немецких романтиков, Достоевскогои Гончарова. Постепенно ее начинают считать уже не пороком, а отличительнойчертой тонких, впечатлительных натур.

Pages:     | 1 |   ...   | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 |   ...   | 47 |    Книги по разным темам