
— Значит,сон предполагает, что ты ходишь к доктору — ко мне — и наша работа не охватываетнекоторые вещи, которые ты не хочешь показывать или ты не хочешь, чтобы я это видел— обширную пустоту иминдалины, готовыевзорваться и извергнуть нечто мерзкое. Эти раздувшиеся миндалины заставляютменя вернуться на несколько минут назад и вспомнить слова, которые вырвались утебя.
Мирна опять кивнула.
— Я тронуттем, что ты рассказала сегодня свой сон, — сказал Эрнст. — Это знак доверия мне и тому, чтомы делаем вместе. Это хорошая работа — действительно хорошая работа. — Он замолчал на мгновение.— Можем мы теперьобсудить словарь
Мирна рассказала о УпламенномФ окончаниисвоей поэтической карьеры, когда была еще ребенком, и все возрастающее желаниеначать писать снова.
— Этимутром, когда я записывала свой сон, я знала, что ты задашь вопрос о дыре иминдалинах, поэтому я разыскала интересные слова.
— Звучиттак, будто тебе что-то было нужно от меня.
— Твойинтерес, наверное. Я не хотела больше быть скучной.
— Это твоеслово, а не мое. Я так никогда не говорил.
— До сихпор я уверена, что ты так обо мне думал.
— Я хочу,чтоб мы еще вернулись к этому, но сперва давай кое-что еще обсудим в твоем сне— ореол надголовойдоктора.
— Нимб— да, это любопытно.Скорее всего, сейчас я отношу тебя к категории хороших парней.
— Значит,ты стала лучше думать обо мне и хочешь быть ко мне ближе. Но трудность в том,что, если мы сблизимся, я могу обнаружить что-то стыдное про тебя: может быть,внутреннюю пустоту, может быть, что-то еще — вспышки гнева, ненависть к себе.— Онпосмотрел на часы.— Мне жаль, но мыдолжны остановиться. Время закончилось. У нас была трудная, но хорошаяработа сегодня. Мнебыло с тобой хорошо.
Усердная работа продолжалась вустановленные терапевтические часы, следующие один за другим. Неделя за неделей Эрнсти Мирна приходили к новым уровням доверия. Она никогда прежде неотваживалась на такой риск; он чувствовал привилегию наблюдать заизменениями,происходящими в ней. Из-за этого опыта Эрнст и стал психотерапевтом. Черезчетырнадцать недель после первого представления случая Мирны насеминаре он сел застол, взял микрофон и стал готовить следующее выступление.
УЭто доктор Лэш. Я диктую запись длясеминара по контрпереносу. За последние четырнадцать недель и мой пациент, итерапия прошли через потрясающие изменения. Я могу поделить терапию на две стадии: до и после моегокомментария о майке.
Всего несколько минут назад Мирна вышла изкабинета, и я былочень удивлен, обнаружив, что час прошел совершенно незаметно. Мне былогрустно, что она уходит. Удивительно. Когда-то она была для меня скучной. Теперь этооживленный и легко взаимодействующий человек. Я уже неделями не слышу еежалоб. Мы много подшучиваем — она остроумная, и мне порой трудно угнаться за ней. Она открытая,рефлексирующая, сообщает интересные сны и красиво рассказывает о них. Больше никакихжалобных монологов: она осознает мое присутствие в комнате, и процесспревратился в гармоничное взаимодействие. Я с нетерпением жду нашей следующейвстречи — как ни скаким другим пациентом.
Вопрос на миллион: Как комментарий о майкезапустил процесс ееизменения Как воссоздать и интерпретировать события последнихчетырнадцати недель
Доктор Вернер был уверен, что замечание омайке было вопиющей ошибкой, которая могла повлечь за собой нарушениетерапевтического альянса. Он был абсолютно не прав. Мои промахи стали основным эпизодом терапии!
Но он был прав — и как прав! — по поводу способности пациента настроиться наподавленные эмоции терапевта. Она интуитивно угадала фактически все мои подавленныеэмоции и описала их на нашей встрече. С удивительной точностью. Она ничего непропустила. Она прямо пригвоздила меня. Не было ни одного комментария, из представленных группе,которые я бы высказалей открыто. Наверное, парапсихология в некоторой степениобоснованна.
Почему ее состояние улучшилось Что ещемогло повлиять как незамечание о майке Этот случай показал мне, что в терапии есть место и жестокойправде. И терапевтыдолжны придерживаться этой позиции, должны оставаться в настоящем, оставатьсячестными с пациентом.Этого требует создание хороших взаимоотношений, которые помогут терапевту ипациенту пройти через любые испытания. А в наше время необходима еще исмелость. В последний раз, когда я рассказывал о Мирне, кто-то — кажется, Барбара — назвал комментарий о майкеУшоковой терапиейФ. Я согласен: это так и есть. Это радикально изменило Мирну,и в постшоковый период онастала мне больше нравиться. Я был восхищен ее манерой настаивать на обратнойсвязи. Наверное, она почувствовала мое возросшее восхищение ею. Люди начинаютлюбить себя, если они видят свой образ, отражающийся в полных обожания глазахкого-то, кто им не безразличенФ.
Пока Эрнст диктовал заметки к семинару,Мирна ехала домой, тоже обдумывая несколько последних встреч. УТрудная, нохорошая работаФ, как назвал их доктор Лэш, и он был прав. Она гордилась собой.За несколько последнихнедель она увидела себя с другой стороны. Каждый раз она рисковала; оназатрагивала и обсуждала каждый аспект их с доктором Лэшэм отношений. За исключением одного: онаникогда не упоминала об услышанной кассете.
Почему Сначала это было простоеудовольствие помучитьего, его же собственными словами. По правде говоря, ей нравилось бить его своимсекретным знанием. Временами — особенно когда он казался довольным собой, уверенным в своемсверхъестественном знании — она наслаждалась мыслью о том, какое у него будет лицо, когда онаему расскажет правду.
Но все изменилось. За последние нескольконедель, став к нему ближе, большая часть прежнего удовольствия испарилась. Секрет сталбременем, раздражающей занозой, от которой она хотела избавиться. Она дажерепетировала своепризнание. Не один раз она, входя в его кабинет и глубоко вдохнув, собираласьему все рассказать. Ноона этого не сделала —отчасти это было затруднительно из-за того, что она слишком долго молчала, отчасти из-занежных чувств. Доктор Лэш играл открыто: он не отказался ни от одногослова, которое она ему выставила. Он посвятил себя ее благополучию. Зачем жезатруднять его сейчас Зачем причинять ему боль Это был акт заботы. Но была иеще одна причина. Ей нравилось быть могущественной волшебницей, нравилось волнение от тайногознания.
Ее склонность к секретам выражаласьабсолютно непредсказуемым образом. Сидя со словарем в руке, она посвящалавечера сочинению стихов на такие темы, как жульничество, секретность,письменные столы, спрятанные вещи. Интернет давал хорошие возможности — многие стихи она отправляла начат Уодинокий поэтФ.
Пристально смотрю вверх
На скрепленные края ящиков,
Наполненных нектаром секретов.
Когда я вырасту,
У меня будет своя комната,
И я наполню ее тайнами.
Тайна, в которой она никогда не призналасьотцу, все увеличивалась. Как никогда прежде она чувствовала его присутствие.Его медицинские инструменты, его письменный стол с секретами, обладающий длянее особымочарованием, которое она пыталась передать в стихах.
Затянутый ажурной паутинойстетоскоп,
Стул, скрипящий красной кожей.
Письменный стол, до краев наполненныйароматом тайн
Умерших пациентов,
Болтающих во тьме,
До тех пор пока утро не пронзитпыль,
Освещая деревянный стол,который,
Как луг, на котором только чтотанцевали,
Праздно зеленеет, и все ещепомнит
юдские прикосновения.
Мирна не делилась этими стихами с докторомЛэшем. У нее было много тем, на которые они могли поговорить во время занятий, и поэзияказалась неуместной. Кроме того, стихи могли вызвать вопросы о темесекретности и моглипривести прямо к ее тайне услышанной кассеты.
Она также не нуждалась в одобрении еепоэзии доктором. Онанаходила массу подтверждений этому. Поэтический чат в Интернете посещаломножество одиноких мужчин-поэтов.
Жизнь стала увлекательной. Никакихсверхурочных в ее офисе в Силиконовой долине. Ночью Мирна открывала свой ящик электронной почты,который был заполненвосхвалениями ее поэзии. Наверное, она слишком поспешно определила отношениячерез компьютер как безличные. Скорее всего правдой было другое. Скорее всегоэлектронные отношения — не зависящие от поверхностных, внешних физических данных — были более искренними исложными.
Электронные поклонники, которые одобряли еепоэзию, никогда незабывали выслать свои личные данные и номер телефона. Ее самооценка росла. Оначитала и перечитывала свою почту. Она собирала отзывы, характеристики, номера телефонов,информацию. Смутно она помнила замечание доктора Лэша о сбореинформации из базыданных. Но ей нравилось коллекционировать. Она скрупулезно разрабатывалашкалу оценки поклонников, значимость в которой имели такие показатели, как финансовый потенциал,фондовый опцион, корпоративный статус и качество строф, а также личныехарактеристики, такие, как открытость, великодушие и экспрессивность. Некоторыеиз ее воздыхателей с поэтического чата просили о личной встрече — приглашали на чашечку кофе, напрогулку, обед, ужин.
Не сейчас, ей еще нужна была информация. Носкоро...
а
а
а
ГЛАВА 6
ПРОКЛЯТИЕ ВЕНГЕРСКОГО КОТА
а
Скажи мне, Халстон, почему ты хочешьпрервать терапию Мне кажется, мы только начали. Мы встречались всего лишьсколько — три раза— Эрнст Лэш просмотрелкнигу посещений. — Да,верно. Это наша четвертая встреча.
Терпеливо ожидая ответа, Эрнст разглядывалсерый галстук пациента и его серый костюм и пытался вспомнить, когда последний раз виделпациента, который бы носил костюм-тройку или галстук.
—Пожалуйста, поймите меня правильно, доктор, — сказал Халстон. — Это не из-за вас; это из-за того,что происходит слишком много неожиданного. Мне трудно приезжать сюда в серединедня — труднее, чем яожидал... вызываетбольший стресс... парадокс, потому что я ездил к вам, чтобы снизить стресс... Иоплата терапии, я не могу отрицать, что этот фактор... я переживаю сейчасденежные затруднения. Поддержка детей... три тысячи в месяц на алименты...старший сын начинает учебу в Принстоне осенью... тридцать тысяч в год... ну выпонимаете. Я решилзакончить сегодня, но подумал, что лучше будет... я обязан прийти назаключительную встречу.
Эрнст вспомнил одно из высказываний своейматери и прошептал про себя: УGeh Gesunter HeitФ (Будь здоров), похоже на пожелание здоровья послечихания. Но Geh Gesunter Heit, как произносила насмешливо его Мама, звучало скорее оскорбительнои означало: УУйди и держись подальшеФ или УСлава богу, я тебя еще не скоро увижуФ.
Да, правда, Эрнст отметил для себя, что,если бы Халстон ушел и больше не возвращался, ему было бы все равно. Я не могузаинтересоваться этим мужчиной. Эрнст внимательно посмотрел на своего пациента— голова в пол-оборота, потому чтоХалстон никогда не встречался с ним глазами. Вытянутая, жалобнаяфизиономия,грифельно-черная кожа — он был из Тринидада, прапраправнук бежавшего раба. Если у Халстонаи было когда-нибудь что-то вроде искры, то она давно уже была погашена. Он былсобранием серых теней: седеющие волосы, точно подстриженная седая козлиная бородка, жесткие глаза,серый костюм, темные носки. И серое мышление. Нет ни единого цвета илидвижения, оживляющеготело или ум Халстона.
Geh Gesunter He it: уйди и держисьподальше. Не об этом ли мечтал Эрнст Заключительнаясессия, сказал Халстон. Да, думал Эрнст, звучит заманчиво. Я смогу этопережить. Сейчас он был слишком загружен. Меган, бывшая его пациентка, которуюон уже долгое время не видел, тоже была черной. Она предприняла попыткусамоубийства две недели назад и сейчас упорно претендовала на его время. Чтобы защититьее и избавить от пребывания в больнице, ему необходимо было видеться с ней покрайней мере три раза в неделю.
Эй, проснись! — подбодрил он себя. Ты терапевт.Этот человек пришел сюда за помощью, и ты взял на себя обязательство. Он тебене слишком нравится Он тебя не занимает Он нагоняет скуку, держится нарасстоянии Отлично,это уже кое-что. Используй это! Если ты воспринимаешь его таким, значит, и дляостальных он такой же.Вспомни об основной причине его обращения к терапевту — глубокое чувствоотчуждения.
Было понятно, что Халстон испытывал стрессбольщей частью из-за смены культурного окружения. С девяти лет он жил в Великобритании илишь недавно приехал вСоединенные Штаты, в Калифорнию в качестве менеджера Британского банка. НоЭрнсту казалось, что эта перемена была лишь частью истории — было в нем что-то еще, оченьглубоко спрятанное.
Хорошо, хорошо, говорил себе Эрнст, я нескажу, я даже не подумаю, УGeh GesunterHeitФ. Он вернулся к своей работе, внимательно выбираяслова, чтобы убедитьХалстона остаться.
— Да, японимаю, что ты хочешь уменьшить стресс, а не увеличить его, тратя большоеколичество времени и денег. Разумно. Но знаешь, есть кое-что в твоемрешении, чтоозадачивает меня.
— Да, ичто
— Ну, я былпредельно откровенен в вопросах необходимого времени и платы, и мыобсуждали это, прежде чем начали встречаться. Не было никаких сюрпризов, ничегоне изменилось. Правда
Халстон кивнул:
— Я не могуспорить с этим, доктор, вы абсолютно правы.
— Поэтомумне кажется, что есть еще что-то, помимо денежных и временныхобстоятельств. Что-то, касающееся тебя и меня Может быть, тебе было бы удобнее работать с темнокожимтерапевтом
— Нет,доктор, не то. Ложный след, как вы, американцы, говорите. Причина не врасовом различии. Вспомните, я провел несколько лет в Итоне и еще шесть— в лондонской школеэкономики. Там было лишь несколько черных. Уверяю, нет никакой разницы, будетли это черный или белый терапевт.
Эрнст решил предпринять последнюю попытку,чтобы потом никогда не упрекать себя за провал.
— Давай япоставлю вопрос иначе. Я понимаю твои доводы. Они разумны. Можно предположить,что это достаточные причины, чтобы остановиться. Я уважаю твоерешение.
Халстон осторожно взглянул и легким кивкомпозволил Эрнступродолжить.
Pages: | 1 | ... | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | ... | 33 |