Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 |   ...   | 33 |

Эта основная тема — она находится в опасности, а я незащищаю ее — началанабирать обороты. Спустя не­сколько ночей ей приснилось два парных сна — один сразу же вслед за другим.(Парные сны могут нести одну и ту же информацию. Наш друг — навеватель снов — развлекает себя составлениемнескольких вариаций на захватывающую тему.)

Первый:

УТы — руководитель группы. Должнопроизойти что-то ужасное — я точно не знаю что. Но ты ведешь группу в лес, в какое-тозащищенное место. Дорога становится каменистой, узкой и темной. Потом она ивовсе исчеза­ет. Тытоже исчезаешь, а мы остаемся одни, потерянные и напуганныеФ.

Второй:

УМы — та же группа — все в комнате отеля, и снованадвигается какая-то опасность. Может быть, нападе­ние, может быть, торнадо. И сноваты уводишь нас от опасности. Мы идем по пожарной лестнице с чернымиступеньками. Мы карабкаемся и карабкаемся, но она ведет в никуда. Она лишьзаканчивается потолком. И мы вынуждены повернуть обратноФ.

Затем были другие сны. В одном мы с нейсдаем эк­замен вместе,и никто из нас не знает ответа. В другом она смотрит на себя в зеркало и видитна щеках красные пятна разложения. Еще в одном она танцует с подвиж­ным молодым человеком, которыйвнезапно бросает ее на танцевальной площадке. Она поворачивается кзерка­лу и в ужасеотскакивает, увидев свое лицо, покрытое воспаленной рябой кожей с ужаснымикровяными вол­дырями.

Послание этих снов стало ясно как день:опасность и разложение неизбежны. И я не спаситель — напротив, я нереален и бессилен.Скоро другое, особенно запоми­нающееся сновидение добавило еще один компонент.

УТы мой проводник в пустыне в незнакомойстра­не — то ли в Греции, то ли в Турции.Ты за рулем откры­тогоджипа, и мы спорим о том, что нам посетить. Мне хочется посмотреть старинныеживописные развалины, а ты хочешь поехать в современный, душный город. Тыведешь машину так быстро, что я пугаюсь. Вдруг наш джип начинает терять опорупод собой, нас качает впе­ред и назад над каким-то обрывом. Я смотрю вниз и не могуразглядеть днаФ.

Этот сон, содержащий прекрасные старинныеразва­лины исовременный город, —наш затяжной спор об Уизмене и причинеФ. Какую дорогу выбрать Старинныеразвалины (первый текст) ее прежней жизни Или прискорбно уродливую жизнь,которую она видит впереди Но, кроме этого, он предлагал и новый аспект нашейсо­вместной работы. Вболее ранних снах я был неумелым: я терял тропинку в лесу, вел Ирен по пожарнойлестни­це к потолку, вкотором нет выхода, не знал, что отве­чать на экзамене. Но в этом сне яне только неумелый и не способный ее защитить, но я еще и опасный —я веду Ирен на край смерти.

Несколько дней спустя ей приснилось, что мыобни­маемся и нежноцелуемся. Но то, что начиналось так сладко, обернулось ужасом — мой рот начал раскры­ваться все шире и шире, и япроглотил ее. УЯ боролась и боролась, — сказала она, — но не смогла высвобо­дитьсяФ.

УНикогда не пытайся узнать, по ком звонитколокол; он звонит по тебеФ. Так писал Джон Донн10[10]около четы­рехсот летназад; в этих теперь хорошо всем известных строках похоронные колокола звонятне только по умер­шим,но и по тебе, и по мне — оставшихся жить, но не­надолго. Эта догадка стара как мир. Четыре тысячи лет назад, вэпоху Вавилонского царства, Гильгамеш11[11] понял, что смерть его друга, Энкиду, предвещала егособствен­ную: УЭнкидуушел во тьму и не слышит меня. Когда я умру, не стану ли я похож на ЭнкидуПечаль завладела моим сердцем. Я боюсь смертиФ.

Смерть других сталкивает нас лицом к лицу снашей собственной смертью. Хорошо ли это Следует ли про­воцировать такое столкновение впсихотерапии скорби Вопрос: к чему чесать там, где не зудит К чемуразду­вать пожартревоги и страха смерти у переживших потерю людей, уже и так сломленныхвстречей с нею Ответ: к тому, что столкновение с чьей-либо смертью можетспособствовать позитивным личностным переменам.

Мое первое понимание терапевтическогопотенциала столкновения со смертью в терапии скорби пришло не­сколько десятилетий назад, когдашестидесятилетний мужчина описал мне свой кошмар в ночь после того, как онузнал, что цервикальный12[12] рак у его жены опасно раз­вился и не поддается лечению. Вкошмаре он бежит сквозь разрушающийся дом — разбитые окна, обруши­вающиеся стены, протекающая крыша,— преследуемыймонстром Франкенштейна. Он как может защищается: толкает, пинает, бьет монстраи в конце концов сбрасы­вает его с крыши. Но—и это основное послание сна — монстране остановить: он появляется снова и снова ипродолжает преследование. Его не удивляет, что он видит монстра, пробравшегосяв его сны еще когда ему было десять лет, вскоре после похорон его отца.Чудови­ще несколькомесяцев мучило его по ночам и в конце концов исчезло, чтобы вновь появитьсяспустя пятьде­сят лет,при известии о смертельном заболевании его жены. Когда я спросил, что он думаетпо поводу своего сна, он сказал: УЗа моей спиной будто тысячипройден­ных мильФ.Тогда я понял, что смерть других — сначала отца, а теперь и надвигающаяся смерть его жены— по­ставила его перед лицом егособственной. Монстр яв­лялся олицетворением смерти, а разрушающийся дом символизировал егостарение и болезни.

После этого разговора я понял, что открылновую ве­ликолепнуюидею, чрезвычайно важную для терапии скорби. Вскоре я начал выискивать ее вкаждом случае работы с пациентом, пережившим утрату. Необходимо былоподтвердить мою гипотезу, и за несколько лет до встречи с Ирен мы с моимколлегой, Нортоном Либерманом, погрузились в проект изучения тяжелойутраты.

Из восьмидесяти изученных нами пациентов,пере­живших тяжелуюутрату, существенная часть — почти тридцать один человек — сообщила об усиливающемсябеспокойстве по поводу собственной кончины, и это волнение было, в своюочередь, существенно связано с процессом личностногороста. Хотя возвращение на предыдущий уровеньфункционирования рассматрива­лось как конечный этап переживания потери, наши дан­ные предполагали, что некоторыевдовы и вдовцы идут дальше: в результате возникающей конфронтации онистановятся более зрелыми и мудрыми.

Еще задолго до рождения психологии каксамостоя­тельнойдисциплины были выдающиеся психологи в лице великих писателей, и литературабогата примерами того, как осознание смерти ускоряет преобразование личности.Вспомним экзистенциальную шоковую тера­пию Эбинизера Скруджа изУРождественской песниФ Диккенса. Ошеломляющее личностное изменениеСкруд­жа является нерезультатом рождественского настро­ения, а его столкновения с собственной смертью. Вест­ник, придуманный Диккенсом (ДухБудущих Святок) применяет мощную экзистенциальную шоковую тера­пию: он переносит Скруджа вбудущее, где тот наблюда­ет свои последние часы жизни, подслушивает, как дру­гие с легкостью отделываются отмыслей о его смерти, и видит незнакомцев, обсуждающих его материальноепо­ложение.Трансформация Скруджа обнаруживается не­посредственно после сцены, вкоторой он, стоя на коле­нях перед своим надгробным камнем, ощупывает буквы нанем.

Или, к примеру, Пьер из романа Толстого,потерян­ная душа,бродящая бесцельно по первым девятистам страницам УВойны и мираФ, пока его незахватывают в плен солдаты Наполеона; он видит пятерых мужчин, на­правивших на него винтовки вожидании команды от­крыть огонь, но вдруг получает одну минуту отсрочки. Эта близостьсмерти преобразует Пьера, и он проходит заключительные триста страниц синтересом, целью и пониманием ценности жизни. Наверное, еще болееза­мечателен Иван Ильичиз романа Толстого, подлый бю­рократ, умирающий от брюшного рака. Он успокаивает себяошеломляющим озарением: УЯ умираю так тяжело, потому что прожил плохую жизньФ.И в несколько по­следних дней Иван Ильич подвергается потрясающим внутреннимизменениям, достигает такой степени вели­кодушия, сочувствия и целостности,каких не знал за всю прожитую жизнь.

Таким образом, противостояние неизбежностисмер­ти может сделатьчеловека более мудрым и открыть ему новую глубину бытия. Я работал со многимигруппами умирающих пациентов, которые соглашались, чтобы студенты наблюдали заними, потому что были уверены, что смогут многому их научить. УКак жаль,— слышал я от этихпациентов, — что нампришлось ждать, пока наши тела не будут изъедены раком, чтобы научиться житьФ.В главе УСтранствия с ПаулойФ я описал, как не­сколько человек, у которых былатерминальная стадия рака, набирались мудрости, сталкиваясь лицом к лицу сосмертью.

А как же обычные психически здоровыепациенты в психотерапии — мужчины и женщины, не имеющие ни­какой смертельной болезни и нестоящие перед расстре­лом Как мы, клиницисты, можем показать им правду об их настоящейситуации Я стараюсь найти все досто­инства возникающей ситуации, обычноназываемой Упограничный опытФ, которая дает возможность загля­нуть в глубинные уровнисуществования. Очевидно столкновение с собственной смертью является наиболеедейственным пограничным опытом, но есть и другие --серьезные болезни, разводы,неудачи в карьере, важные жизненные события (выход на пенсию или увольнениеуход детей из дома, кризис среднего возраста, юбилеи) и, конечно же,вынужденный опыт утраты близких людей.

Соответственно, моя стратегия терапии с Иренбыла направлена на использование рычагов возникающей конфронтации, когда этотолько было возможно. Снова и снова я предпринимал попытки отвлечь ее вниманиеот смерти Джека и привлечь к ее собственной жизни и смерти. Когда она,например, говорила о жизни лишь ради дочери, об ожидании смерти, о проведенииостатка жизни в созерцании фамильного склепа из своего окна, я мог рефлексивносказать что-то вроде: УНо не выбира­ешь ли ты тогда путь растраты своей жизни — единст­венной жизни, какая у тебякогда-либо будетФ

После смерти Джека Ирен часто снились сны, вко­торых ее постигаетбедствие — обычносильные пожа­ры,— от которого страдаетвся ее семья. Она рассматри­вала эти сны как размышление над смертью Джека и над концом ихсемейной жизни.

— Нет, нет,ты кое-то пропустила, — отвечал я. — Этот сон не только о Джеке и семье — это также сон о твоей собственнойсмерти.

В течение первых лет Ирен быстро опровергалатакие комментарии:

— Ты непонимаешь. У меня было слишком много потерь, слишком тяжелые травмы, слишкоммного смертей.

Она искала пути отделаться от боли, и смертьказалась ей спасением, а не угрозой. Это распространенная позиция: многиестрадающие люди считают смерть вол­шебным миром покоя. Но смерть — это не состояние покоя, это такжене то место, где люди продолжают жизнь без боли; это угасаниесознания.

Возможно, я не был внимателен при оценке ееситуа­ции. Может быть,я ошибался, как это обычно бывает, когда опережаешь своего пациента. Или Иренбыла про­сто из тех,кто не способен извлечь для себя пользу из столкновения с существующейситуацией. В любом слу­чае, обнаружив, что двигаюсь в никуда, в конце концов я отказалсяот этой тактики и начал искать другие спо­собы помочь ей. Затем, несколькомесяцев спустя, когда я меньше всего этого ожидал, произошел эпизод сна­тюрмортом ипоследовавшими за ним образами и снами, обильно наполненными осознаниемсмерти.

Теперь ситуация была самой подходящей, и онастала воспринимать мои интерпретации. Ей приснился еще один сон, настолькозахватывающий, что она не могла выкинуть его из головы.

УЯ стою на крытом крыльце маленького летнегодо­мика и вижуугрожающее чудовище с огромной пастью, ожидающее неподалеку от парадной двери.Я в ужасе. Я беспокоюсь о том, что может случиться с моей доче­рью. Чтобы умилостивить чудовище, ябросаю ему из дверей красное клетчатое чучело животного. Чудовище принимаетжертву, но остается на месте. Его глаза горят. Он пристально смотрит на меня. Я— егодобычаФ.

Ирен сразу же определила жертвенноеживотное: УЭто Джек. На нем была пижама такого же цвета в ту ночь, когда онумерФ. Сновидение было настолько силь­ным, что она не могла забыть его втечение нескольких недель. И она постепенно поняла, что, хотя сначала иперенесла свой страх смерти на дочь, на самом деле она сама и была добычейсмерти. УЭто меня такотчаянно ищет чудовище, а значит, есть только один вариант про­чтения этого снаФ. Оназаколебалась. УСон показывает, что бессознательно я воспринимаю смерть Джекакак жертву для того, чтобы я могла жить дальшеФ. Она была потрясена своимимыслями, но еще больше тем, что смерть поджидала не кого-то другого, не дочь, аее.

Используя эту новую систему, мы постепеннопо­вторно исследовалинекоторые из наиболее постоянных и болезненных чувств Ирен. Мы начали с чувствавины, которое мучило ее, как и большинство супругов, пере­живших смерть другого. Однажды ялечил женщину, ко­тораянеделями ни на минуту не покидала больничную палату мужа, не приходившего всознание. Однажды, когда она на несколько минут выскользнула из палаты, чтобыкупить себе газету, ее муж умер. Вина за то, что она оставила его водиночестве, несколько месяцев му­чила ее. Ирен же была неистощима в своем внимании к Джеку: онаухаживала за ним с поразительной предан­ностью и отказывалась от любых моихуговоров сделать перерыв, дать себе отдых, поместив его в больницу иливоспользовавшись услугами медсестры. Вместо этого она взяла для него избольницы кровать, поставила ее рядом со своей и спала так до того момента,когда он умер. Но до сих пор она думала, что могла бы сделать для негобольше:

— Мне неследовало вообще отходить от его кровати. Я должна была относиться к немунежнее, вниматель­нее,быть ближе.

— Наверное,вина — это средствоотрицания смер­ти,— убеждал я.— Возможно, подтексттвоего УЯ долж­на быласделать большеФ такой: если бы все пошло по-другому, ты бы смогла предотвратить его смерть.

Pages:     | 1 |   ...   | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 |   ...   | 33 |    Книги по разным темам