— Первоепришло в понедельник. День начался обыкновенно. Я все утро работал с бумагами,а около полудня вышел забрать почту — обычно я просматриваю почту заланчем. По какой-то причине, не знаю, у меня было предчувствие, что этот день сулитнеожиданности. Яподошел к почтовому ящику и... и...
Саул не мог продолжать. Его голоссорвался. Он опустил голову и попытался взять себя в руки. Я ни разу не видел его в такомужасном состоянии. Его взгляд был затравленным и полным отчаяния, глаза опухли и покраснели,кожа покрылась пятнами и блестела от пота.
Через несколько минут он попробовалпродолжить.
— Средикорреспонденции я увидел, что пришло... Я... Я не могу продолжать, я не знаю,что делать...
За те три или четыре минуты, что Саулнаходился в моем кабинете, он довел себя до состояния невероятного волнения. Онначал дышать часто,делая короткие, резкие и неглубокие вдохи. Он уронил голову на колени ипопытался сдержать дыхание, но безуспешно. Затем он поднялся со стулаи начал ходить по кабинету, глотая воздух большими порциями. Еще немного такойгипервентиляции, и я знал, что Саул потеряет сознание. Хотел бы я в тот моментиметь под рукой коричневый бумажный пакет, в который он мог бы дышать, но вотсутствие этого старого народного средства (которое не хуже любогодругого противодействует гипервентиляции) я решил успокоить егословами.
— Саул, сВами ничего не случится. Вы пришли сюда за помощью, и я могу Вам ее оказать. Мысправимся с этим вместе. Я хочу, чтобы Вы сделали следующее. Начнем с того, чтоВы ляжете вот на эту кушетку и сконцентрируетесь на Вашем дыхании. Вначаледышите глубоко и быстро; затем мы постепенно успокоим дыхание. Я хочу, чтобы Высосредоточились только на одном и ни на чем больше. Вы меня слышите Обращайтевнимание лишь на то, что воздух, поступающий в Ваши ноздри, всегда кажетсяболее прохладным, чемтот, что Вы выдыхаете. Сконцентрируйтесь на этом. Вскоре Вы заметите, что помере замедления дыхания выдыхаемый Вами воздух становится всетеплее.
Мое предложение оказалось болееэффективным, чем я ожидал. За считанные минуты Саул расслабился, его дыханиезамедлилось, и признаки паники исчезли.
— Теперь,Саул, когда Вы выглядите получше, давайте вернемся к работе. Помните, что менянужно ввести в курс дела, — ведь я не видел Вас три года. Что конкретно с Вами случилосьРасскажите все попорядку. Я хочу услышать все в деталях.
Детали — это замечательная вещь. Ониинформируют, успокаивают и уменьшают страх одиночества: пациент чувствует, что раз вызнаете детали, вы посвящены в его жизнь.
Саул предпочел не объяснять мнепредысторию, а продолжать описывать последние события с того места, где онпрервал рассказ.
— Я забралсвою корреспонденцию и вернулся в дом, отбрасывая обычную кучу разного хлама— рекламныеобъявления, просьбы опожертвованиях. А потом я увидел его — большой коричневый официальный конверт изСтокгольмского исследовательского института. Наконец-то он пришел! Неделями яждал этого письма, атеперь, когда оно, наконец, пришло, я не мог его открыть.
Он остановился.
— Чтослучилось потом Не пропускайте ничего.
— Думаю, япросто рухнул на стул в кухне и сидел там. Затем я сложил письмо и засунул егов задний карман брюк. И начал готовить обед.
Снова пауза.
—Продолжайте. Не пропускайте ничего.
— Я сварилдва яйца и сделал яичный салат. Забавно, но сэндвичи с яичным салатом всегда меняуспокаивали. Я ем только его, когда расстроен, — не латук, не помидоры, нерубленый сельдерей или лук. Только размятые яйца, соль, перец, майонез,намазанные на очень мягкий белый хлеб.
— Этосработало Сэндвичи Вас успокоили
— Пока яих готовил, мне пришлось нелегко. Во-первых, меня отвлекал конверт — его острые края кололи мнезадницу. Я достал письмо из кармана и начал с ним играть. Ну, Вы понимаете— подносить его ксвету, прикидывать его вес, пытаясь догадаться, сколько в нем страниц. Дело нев том, что это имеет какое-то значение. Я знал, что сообщение будет коротким — и жестоким.
Несмотря на свое любопытство, я позволиСаулу рассказывать историю по-своему и в избранной им самимпоследовательности.
—Продолжайте.
— Ну, съеля сэндвичи. Я даже съел их тем же способом, каким ел в детстве — слизывая с хлеба яичный салат.Но и это не помогло.Мне нужно было что-то более сильное. Это письмо было слишком уничтожающим. В конце концов яубрал его в ящик письменного стола в своем кабинете.
—Нераспечатанным
—Нераспечатанным. И оно до сих пор не распечатано. Зачем его вскрывать Я знаю,что в нем. Читать эти слова означает только еще сильнее растравлятьрану.
Я не знал, о чем говорит Саул. Я даже незнал о его связях со Стокгольмским институтом. Теперь я уже изнывал отлюбопытства, но находил извращенное удовольствие в том, чтобы неудовлетворять его.Мои дети всегда дразнили меня за то, что я разворачивал подарок сразу же, кактолько мне его вручали. Без сомнения, мое терпение в тот день показывало, что ядостиг определенной степени зрелости. Куда торопиться Саул вскоре все мнеобъяснит.
— Второеписьмо пришло через восемь дней. Конверт был идентичен первому. Я положил его в тотже ящик, что и первое. Но спрятать их — это не решение. Я не могперестать думать о них, но эти мысли были невыносимы. Если бы я никогда неездил в Стокгольмскийинститут!
Он вздохнул.
—Продолжайте.
— Большуючасть двух последних недель я провел в фантазиях наяву. Вы уверены, что хотитевсе это услышать
— Яуверен. Расскажите мне об этих фантазиях.
— Ну,иногда я воображал себя на суде. Я появлялся перед сотрудниками института — их побили и обокрали. Я вел себяблестяще. Я отказалсяот адвоката и поразил всех тем, как отвечал на все обвинения. Вскоре сталоясно, что мне нечего скрывать. Судьи были в смятении. Один за другим они вскакивали иторопились поздравитьменя и попросить извинения. Это один вид фантазий. На несколько минут онизаставляли меня почувствовать себя лучше. Другие были не столь хороши иотличались какой-то патологичностью.
—Расскажите мне о них.
— Иногда ячувствовал как будто стеснение в груди и думал, что у меня мини-инфаркт. Таковыего симптомы —никакой боли, толькозатрудненность дыхания и стеснение в грудной клетке. Я пытался посчитать пульс, но никак немог найти чертову артерию. Когда я, наконец, уловил удары, то стал спрашиватьсебя, действительноли они идут из артерии или из тонких артериол на моих пальцах.
Я насчитал около двадцати шести ударов за15 секунд, 26х4 — это104 в минуту.
Затем я спросил себя, хорошо это илиплохо Я не знал, сопровождается ли мини-инфаркт учащенным или замедленнымпульсом. Я слышал,что у Бьерна Борга пульс 50.
Потом я стал фантазировать о том, чтобыразрезать артерию, ослабить давление и выпустить кровь. При пульсе 104 в минутусколько времени пройдет, пока я потеряю сознание Затем я подумал о том, чтобы ускорить пульси заставить кровь бежать быстрее. Я мог испытать это на моем велотренажере! За пару минут яувеличил пульс до 120.
Иногда я представлял себе, как кровьнаполняет бумажный стаканчик. Я мог слышать каждую струйку, брызжущую внавощенные стенкистакана. Возможно, сто ударов наполнят стакан — это всего пятьдесят секунд.Затем я стал думать о том, чем разрезать запястья. Кухонным ножом Маленькимострым с черной ручкой Или бритвенным лезвием Но больше нет режущих лезвий— только съемныебезопасные. Раньше я никогда не замечал исчезновения бритвенных лезвий. Думаю,так же исчезну и я. Незаметно. Может быть, кто-нибудь и вспомнит обо мне вкритический момент, как я подумал о вымерших бритвенных лезвиях.
Но лезвия не исчезли. Благодаря моиммыслям они еще живы. Знаете, не осталось в живых никого из тех, кто былвзрослым, когда я былребенком. Так что как ребенок я мертв. Когда-нибудь, лет через сорок, неостанется в живых никого, кто вообще когда-либо знал меня. Вот тогда я умрупо-настоящему — когда не буду существовать больше ни в чьей памяти.Я много думал о том, что какой-нибудь очень старый человек является последним из живущих, ктопомнит другого человека или целый круг людей. Когда этот человек умирает, весьэтот круг тоже исчезает из живой памяти. Я спрашивал себя, кто будет тотпоследний человек, чья смерть сделает меня окончательно мертвым
Последние несколько минут Саул говорил сзакрытыми глазами.Внезапно он открыл их и обратился ко мне:
— Вы самипросили. Вы хотите, чтобы я продолжал Все это довольно болезненныевещи.
— Все,Саул. Я хочу точно знать, через что Вы прошли.
— Самоеужасное, что мне не с кем поговорить, не к кому обратиться, некому довериться— у меня нет верногодруга, с которым я осмелился бы поговорить обо всем этом.
— А как жея
— Не знаю,помните ли Вы, но мне потребовалось 15 лет, чтобы решиться и прийти к Вамвпервые. Я просто не мог вынести того позора, которым для меня являетсявозвращение к Вам. Мы добились вместе такого успеха, я не мог побороть стыд и явиться назадпобежденным.
Я понимал, что имеет в виду Саул. Мыработали вместе очень продуктивно полтора года. Три года назад, заканчиваятерапию, мы с Саулом очень гордились изменениями, которых он достиг. Нашазаключительная сессия была своеобразньм присуждением аттестата духовнойзрелости — ей нехватало только духового оркестра, сопровождающего его победный марш воткрытый мир.
— Поэтомуя пытался справиться с этим сам. Я знал, что означают эти письма: они — мой окончательный приговор, мойличный апокалипсис.Думаю, я убегал от них шестьдесят три года. Теперь, может быть, из-за того, чтоя стал медлительным —из-за моего возраста, веса, моей эмфиземы, — они меня нагнали. Я всегданаходил способы отложить приговор. Вы их помните
Я кивнул:
—Некоторые из них.
— Ярассыпался в извинениях, изнурял себя, распространял слухи о том, что у меняпрогрессирующий рак (это никогда не отказывало). И всегда, если ничтодругое не работало, можно было просто откупиться. Я посчитал, что 50 тысячдолларов исправят катастрофу со Стокгольмским институтом.
— ПочемуВы передумали Что заставило Вас позвонить мне
— Третьеписьмо. Оно пришло дней через десять после второго. Оно положило конец всему— всем моим планам,всем надеждам наспасение. Полагаю, оно также положило конец моей гордости. Через несколько минут послеего получения я уже звонил Вашей секретарше.
Остальное я знал. Моя секретарша сказалаоб этом звонке:
— В любоевремя, когда доктор сможет принять меня. Я знаю, как он занят. Да, неделя послевторника — отлично,никакой срочности.
Когда секретарша сказала мне о его второмзвонке через несколько часов ("Мне неприятно беспокоить доктора, но я хотел узнать, несможет ли он уделить мне хотя бы несколько минут, но только чуть раньше"), я расценил это как знаккрайнего отчаянья и перезвонил ему, чтобы договориться о немедленнойконсультации.
Потом он продолжил, резюмируя событиясвоей жизни, случившиеся после нашей последней встречи. Вскоре после окончаниятерапии, около трех лет назад, Саул, крупный нейробиолог, получил выдающуюся награду— приглашение нашесть месяцев в Стокгольмский исследовательский институт в Швеции. Награда былащедрой: стипендия в 50 тысяч долларов без каких-либо условий, и он был свободенвести свои собственные исследования или участвовать в совместнойисследовательской или преподавательской работе в любом объеме по своемувыбору.
Когда он прибыл в Стокгольмский институт,его приветствовал доктор К., знаменитый специалист по клеточной биологии.Доктор К. имелвеличественный вид: разговаривая на безупречном оксфордском диалекте, он былнесгибаем в свои семьдесят пять лет, а благодаря своим семидесяти шести дюймамроста (1,93 м —ред.) имел самуюмонументальную в мире осанку. Бедный Саул изо всех сил вытягивал шею, чтобыдостичь 5,6 футов (1,68 м — ред.). Хотядругие находили его бруклинскую старомодность подкупающей, Саул ежился призвуке собственного голоса. Доктор К. никогда не получал Нобелевскую премию(хотя и был два раза претендентом), но он, несомненно, был сделан из того жетеста, что и лауреаты. Тридцать лет Саул восхищался им издали, а теперь в егоприсутствии с трудоммог собраться с духом и взглянуть в глаза этого великого человека.
Когда Саулу было семь лет, его родителипогибли в автокатастрофе, и его вырастили дядя и тетя. С тех пор лейтмотивом его жизнистал неустанный поиск дома, привязанности и одобрения. Неудачи всегда наносили ему жестокиераны, которые медленно заживали и еще больше усиливали его чувство собственнойнезначительности иодиночества; успех приносил бурную, но мимолетную радость.
Но в тот момент, когда Саул приехал вСтокгольмский исследовательский институт, в тот момент, когда его приветствовалдоктор К., он ощутил странную уверенность, что цель уже у него в руках, чтоесть надежда на какое-то окончательное умиротворение. В тот момент, когда онпожимал энергичную руку доктора К., у него возникло видение блаженства иискупления — как он идоктор К. работают рука об руку в качестве равноправныхсотрудников.
За несколько часов Саул, недостаточнопродумав, выдвинул предложение, чтобы он и доктор К. вместе работали надобзором мировой литературы по дифференциации мышечных клеток. Саул предложилосуществить творческий синтез и определить наиболее многообещающие направлениябудущих исследований. Доктор К. выслушал, дал осторожное согласие и предложилвстречаться дважды внеделю с Саулом, который будет вести библиотечные исследования. Саул с жаром принялсяосуществлять не до конца продуманный проект и особенно ценил свои консультации с доктором К., накоторых они рассматривали результаты работы Саула и искали осмысленные модели дляобобщения разнообразных литературных данных.
Pages: | 1 | ... | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | ... | 43 | Книги по разным темам