Книги по разным темам Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 |   ...   | 58 |

Точно так же предсказатель не смог быпредоставить нам ни од­ной новой теории и в научных исследованиях. Вот если бы у нас ужебыла теория, и мы придумали бы эксперимент для ее проверки, тогда можно было быспросить предсказатель, что произойдет, если подвергнуть теорию этомуиспытанию. Таким образом, предсказатель заме­нил бы вовсе не теории— он заменил быэксперименты. Он избавил бы нас от затрат на испытательные лаборатории иускорители частиц. Вместо того чтобы строить опытные образцы космическихкораблей и рисковать жизнью летчиков-испытателей, все испытания мы могли быпроводить на земле, посадив летчиков в пилотажные тренажеры, управляемыепредсказателем.

Предсказатель мог бы быть весьма полезен вразличных ситуаци­ях,но его полезность всегда бы зависела от способности людей решать научные задачиточно так же, как они вынуждены делать это сейчас, а именно, изобретаяобъяснительные теории. Он даже не заменил бы все эксперименты, поскольку напрактике его способность предсказать результат какого-то частного экспериментазависела бы от того, что проще: достаточно точно описать этот эксперимент,чтобы предсказа­тельдал пригодный ответ, или провести эксперимент в действительнос­ти. В конце концов, для связи спредсказателем понадобился бы своего рода пользовательский интерфейс.Возможно, описание изобретения пришлось бы вводить в предсказатель на каком-тостандартном языке. Некоторые эксперименты с трудом можно было бы описать наэтом язы­ке. Напрактике описание многих экспериментов оказалось бы слишком сложным для ввода.Таким образом, предсказатель имел бы те же ос­новные преимущества и недостатки,что и любой другой источник экс­периментальных данных, и был бы полезен только в тех случаях,когда обращение к нему оказывалось бы удобнее, чем к другим источникам. Крометого, такой предсказатель уже существует совсем рядом, — это физический мир. Он сообщаетнам результат любого возможного экс­перимента, если мы спрашиваем его на правильном языке (т.е. еслимы проводим эксперимент), хотя в некоторых случаях нам не оченьудоб­но вводитьописание эксперимента в требуемой форме (т.е. создавать некий аппарат иуправлять им). Однако мир не дает объяснений.

В некоторых практических случаях, например,при прогнозе по­годы,предсказатель, обладающий исключительно предсказательной функцией, устроил бынас не меньше, чем объяснительная теория. Но даже в этом случае дляцелесообразного использования предсказателя предсказанный прогноз погоды долженбыть полным и совершенным. На практике прогнозы погоды неполны и несовершенны,и, чтобы ском­пенсировать неточность, в них включают объяснения того, какметео­рологи получилитот или иной прогноз. Объяснения позволяют нам су­дить о надежности прогноза ивывести дальнейший прогноз для нашего места расположения или наших нужд. Кпримеру, для меня есть раз­ница, чем будет вызвана ветреная погода, которую прогнозируют назавтра: близостью района с высоким атмосферным давлением или бо­лее отдаленным ураганом. Впоследнем случае я бы предпринял больше предосторожностей. Метеорологам самимнеобходимы объяснительные теории о погоде, чтобы они могли предположить, какиеприближения можно допустить при компьютерном моделировании погоды, какиедо­полнительныенаблюдения обеспечат более точный и своевременный прогноз погоды и т.п.

Таким образом, идеал инструменталистов,представленный в ви­денашего воображаемого предсказателя, а именно, научной теории, лишенной своегообъяснительного содержания, будет полезен в стро­го ограниченном числе случаев. Такбудем благодарны, что реальные научные теории не похожи на этот идеал и что, вдействительности, ученые к нему не стремятся.

Крайняя форма инструментализма, называемаяпозитивизм (или логическийпозитивизм), утверждает, что все положения, отличные от тех, которые описываютили предсказывают наблюдения, не только из­лишни, но и бессмысленны. И хотя всоответствии со своими же кри­териями в этой доктрине отсутствует смысл, она, тем не менее,гос­подствовала внауке всю первую половину двадцатого столетия! Идеи инструменталистов ипозитивистов широко распространены даже се­годня. Причина такой ихубедительности заключается в том, что, хотя предсказание не является цельюнауки, оно является частью характе­ристического метода науки. Этот научный метод включает теорети­ческое принятие новой теории дляобъяснения некоторого класса яв­лений, затем проведение решающегоэкспериментального исследования, эксперимента, длякоторого старая теория предсказывает один види­мый результат, а новая теория— другой. Затемтеорию, предсказания которой оказались ложными, отвергают. Таким образом,результат ре­шающегоэксперимента, который позволяет сделать выбор между дву­мя теориями, зависит отпредсказания теорий, а не от их объяснения. Именно отсюда истекает ошибочноепредставление, что в научной тео­рии нет ничего, кроме предсказаний. Однако экспериментальноеиссле­дование— это далеко неединственный процесс, связанный с ростом научного знания. Подавляющеебольшинство теорий отвергли не пото­му, что их не подтвердили экспериментальные исследования, апотому, что у них были плохие объяснения. Мы отвергаем такие теории,да­же не проверяя их.Например, рассмотрим следующую теорию: съев килограмм травы, можно вылечитьсяот простуды. Эта теория делает предсказание, которое можно проверить на опыте:если люди попро­буютлечиться травой и найдут это неэффективным, появятся доказа­тельства ложности этой теории. Ноэту теорию никогда не проверяли на опыте и, возможно, никогда не проверят,потому что она не дает объяс­нений: она не объясняет ни процесс лечения, ни что бы то ни былоеще. Мы абсолютно правильно считаем ее ложной. Всегда есть бесконечно многовозможных теорий такого рода, совместимых с существующими наблюдениями ипредлагающих новые предсказания, и у нас не хвати­ло бы ни времени, ни средств,чтобы проверить их все. Мы проверяем новые теории, которые выглядят болееобещающими для объяснения чего-либо, чем те, которые широко распространенысегодня.

Сказать, что предсказание — цель научной теории, значитперепу­тать средства ицели. Точно так же можно сказать, что цель космичес­кого корабля — сжигать топливо. На самом деле,горение топлива — этолишь один из многих процессов, которые корабль должен выполнить для достижениясвоей действительной цели, то есть транспортировки полезной нагрузки из однойточки космического пространства в дру­гую. Проведение экспериментальныхисследований — этолишь один из многих процессов, которые должна осуществить теория длядости­жения истиннойцели науки, которая заключается в объяснении мира.

Как я уже сказал, частично объяснениясоставляются на основе то­го, что мы непосредственно не наблюдаем: атомы и силы; внутренниеобласти звезд и вращение галактик; прошлое и будущее; законы при­роды. Чем глубже объяснение, тем кболее отдаленным от настоящего опыта категориям оно должно обращаться. Однакоэти категории не вымышлены: напротив, они являются частью самой структурыреаль­ности.

Объяснения часто порождают предсказания, покрайней мере, в принципе. В самом деле, если что-то, в принципе, можнопредсказать, то достаточно полное объяснение должно, в принципе, предсказатьэто полностью (помимо всего прочего). Однако можно объяснить и понять многиеизначально непредсказуемые вещи. Например, вы не можете предсказать, какиеномера выпадут на честной (т.е. беспристрастной) рулетке. Но если вы поймете,что в конструкции и действии рулетки делает ее беспристрастной, то вы сможетеобъяснить, почему невоз­можно предсказать номера. И опять: простое знание того, чторулетка беспристрастна, не равноценно пониманию того, что делает еебеспри­страстной.

И я говорю именно о понимании, а не просто ознании (или описа­нии,или предсказании). Поскольку понимание приходит через объясни­тельные теории, а эти теории могутбыть схожи, быстрое увеличение количества записанных фактов не обязательноусложняет понимание всего, что понято. Тем не менее, большинство людей считает(и имен­но этоговорили мне тогда, в детстве), что с ошеломляющей скоростью растет не толькоколичество записанных фактов, но и количество и сложность теорий, через которыемы познаем мир. Следовательно (го­ворят они), не важно, было или нет такое время, когда один человекмог понять все, что было понято, в наше время это точно невозможно, и этостановится все более и более невозможным по мере роста наше­го знания. Может показаться, чтокаждый раз, когда появляется новое объяснение или методика, существенная дляданного предмета, к спис­ку, который должен выучить любой желающий понять этот предмет,следует добавить еще одну теорию; когда же количество таких теорий в любомпредмете становится слишком большим, появляются специа­лизации. Физика, к примеру,разделилась на астрофизику, термодина­мику, физику частиц, теориюквантового поля и многие другие науки. Теоретическая основа каждой из этихнаук, по крайней мере, так же обширна, как вся физика сто лет назад, и многиенауки уже распа­даютсяна подспециализации. Кажется, что, чем больше открытий мы делаем, тем дальше ибезвозвратнее нас уносит в век специалистов, и тем больше удаляются от нас тепредполагаемые древние времена, когда понимание обычного человека моглоохватить все, что только было понято.

Человека, столкнувшегося с этим огромным ибыстро растущим меню теорий, созданных человеческой расой, можно простить заего сомнения в том, что один индивидуум способен за свою жизнь отве­дать каждое блюдо исамостоятельно, как это могло быть когда-то, оце­нить все известные рецепты. Однакообъяснение —необычная пища: большую порцию не обязательно труднее проглотить. Теорию можетвытеснить новая теория, более точная, с большим количеством объяс­нений, но и более простая дляпонимания. В этом случае старая теория становится лишней, и мы понимаем больше,а учим меньше, чем рань­ше. Именно это и произошло, когда теория Николая Коперника о том,что Земля движется вокруг Солнца, вытеснила сложную систему Птолемея, котораяпомещала Землю в центр Вселенной. Иногда новая те­ория может упрощать существующую,как в случае, когда арабские (десятичные) цифры заменили римские. (В данномслучае теория вы­ражена неявно. Каждое обозначение определяет конкретные операции,положения и мысли о числах проще других и, следовательно, воплощает теорию, покоторой операции с числами становятся более простыми и эффективными). Новаятеория может объединять две старые теории, обеспечивая большее понимание, чемпри отдельном использовании ста­рых теорий, как это произошло, когда Майкл Фарадей и Джеймс КларкМаксвелл объединили теории электричества и магнетизма в одну тео­рию электромагнетизма. Косвенно,более полные объяснения, в любом предмете направлены на усовершенствованиеметодов, понятий и язы­ка, с помощью которых мы пытаемся понять другие предметы, и,та­ким образом, нашезнание в целом может стать более простым для понимания.

Общеизвестно, что часто, когда новые теориитаким образом заме­няют старые, последние не забываются навсегда. Даже римскиециф­ры все ещеиспользуют сегодня в определенных случаях. Громоздкие методы, с помощью которыхлюди когда-то вычисляли, что XIX, ум­ноженное на XVII, равно CCCXXIII,уже не применяются всерьез, но даже сейчас они несомненно известны и понятныкому-то, например, историкам математики. Означает ли это, что человек не можетпонять все, что понято, не зная римских цифр и их загадочнойарифмети­ки Совсемнет. Современный математик, который по какой-то причи­не никогда не слышал о римскихцифрах, тем не менее, уже обладает полным пониманием связанной с нимиматематики. Узнав о римских цифрах, этот математик приобретет не новоепонимание, а всего лишь новые факты — исторические факты, факты освойствах каких-то про­извольно обозначенных символов, а не новое знание о самих числах.Он уподобится зоологу, который учится переводить названия видов на иностранныйязык, или астрофизику, который узнает, каким образом люди различных культурраспределяют звезды по созвездиям.

Необходимо ли знание арифметики римских цифрдля понимания истории — отдельный вопрос. Допустим, чтокакая-то историческая теория — какое-то объяснение — зависела от определенных методов, которые древние римлянеиспользовали для умножения (так же, как, например, оказалось, что их особыеметоды создания водопроводов из свинцовых груб, отравлявших питьевую воду,внесли свой вклад в па­дение Римской Империи). Затем, если мы хотим понять историю, асле­довательно, и все,что понято, то нам следует узнать, какие это были методы. Но дело в том, что ниодно современное историческое объяс­нение не связано с методикой умножения чисел, так что наши записиотносительно этих методов — не более чем констатация фактов. Все, что понято, может бытьпонято и без заучивания этих фактов. Мы в любое время можем посмотреть их всправочнике, если, например, расшифровываем древний текст, в котором ониупоминаются.

Pages:     | 1 | 2 | 3 | 4 |   ...   | 58 |    Книги по разным темам