именно: через пару недель- такова была ситуация в товремя-они будут брошены
в концентрационный лагерь, то есть в лагерьуничтожения. И должен ли я
оставлять их на произвол судьбы в Вене До сих пор я могизбавить их от этой
участи, поскольку возглавлял отдел неврологии в Еврейскомгоспитале. Но если
бы я уехал, ситуациятут же изменилась бы.Размышляя о своей
ответственности, я почувствовал, что в такойситуации естественно просить
совета у неба. Я отправился домой и, когда пришел, заметилкусок мрамора на
столе. Я спросил отца, откуда он взялся,и отец сказал: "О, Виктор, я
подобрал его на месте,где стояла синагога" (онабыла сожжена
национал-социалистами). "А почему ты взял его ссобой"-спросил я. "Потому
что это часть двух плит, на которых написаны десятьзаповедей",-и он показал
мне сохранившуюся позолоченную еврейскую букву на мраморе."Я могу сказать
тебе больше, если хочешь,-продолжал он.-Эта буква являетсясокращением одной
из десяти заповедей". Я внетерпении спросил: "Какой же" Ответбыл:
"Почитай отца своего и мать свою, и пребудешь наземле". Тут же я решил
остаться в стране вместе с родителями, отказавшись отвизы.
Вы будете правы, утверждая, чтоэто-проективный тест, что я, по-видимому,
принял решение в глубине души еще доэтого и лишь проецировал его на
подвернувшийся кусок мрамора. Но если бы я увидел в кускемрамора всего лишь
карбонат кальция, это тоже было бы результатомпроективного теста, то есть
выражением чувства бессмысленности, той внутреннейпустоты, опустошенности,
которую я называю экзистенциальным вакуумом.
Таким образом, смысл-это, по всей видимости,нечто, что мы проецируем в
окружающие нас вещи, которые сами посебе нейтральны. И в свете этой
нейтральности реальность можетказаться лишь экраном, на которыймы
проецируем свои неосознанные мечты, так сказать, пятномРоршаха. Если бы это
было так, смысл был бы не более чем средствомсамовыражения, то есть чем-то
глубоко субъективным*.
Однако единственно, что субъективно,-этоперспектива, в которой мы видим
реальность, и эта субъективность в концеконцов не умаляет объективности
реальности как таковой. Я давал такое объяснениеэтого феномена студентам
моего семинара в Гарварде:"Посмотрите в окна лекционного залана
Гарвардскую часовню. Каждый из вас видит часовнюпо-своему, в своей особой
перспективе, в зависимости от того, гдеон сидит. Если ктонибудь будет
утверждать, что видит часовню точно так же, как егососед, я должен буду
сказать, что один из них галлюцинирует. Но уменьшает лихоть сколько-нибудь
различие взглядов объективность и реальность часовниКонечно, нет".
Человеческое познание не похожена калейдоскоп. Когда вы смотрите в
калейдоскоп, вы видите только то, что находитсявнутри его. Но когда вы
смотрите в телескоп, вы видите нечто, что находится внесамого телескопа. И
когда вы смотрите на мир или на нечто в мире, вы такжевидите больше, чем,
скажем, перспективу; то, что видится в перспективе,сколь бы субъективной
она ни была,-это объективный мир. "Увиденноесквозь"- буквальный перевод
атинского слова perspectum.
У меня нет возражений против замены слова"объективный" более осторожным
термином "транссубъективный", как он употребляется,например, Аллерсом [14].
Это безразлично. Также безразлично, говорим мы о вещах илио смыслах. И то и
другое "транссубъективно". Этатранссубъективность в действительности
предполагалась все время, когда мыговорили о самотрансценден-ции. Люди
трансцендируют себя в направлении смыслов, и эти смыслысуть нечто иное, чем
сами эти люди; смыслы не являются просто выражениемсамости человека, они -
больше, чем проекция самости. Смыслы обнаруживаются, а непридумываются.
Это противоположно утверждению Жана-ПоляСар-тра, что идеалы и ценности
выдумываются человеком. Или, как это у Сартра, человекпридумывает сам себя.
Это напоминает мне трюк факира. Факирутверждает, что бросит веревку в
воздух, в пустое пространство и, хотя она не будетни к чему прикреплена,
мальчик влезет по этой веревке. Не хочет ли и Сартрзаставить нас поверить,
что человек "проецирует" (что буквально означает-бросает вперед и вверх)
идеал в пустоту и все же он, человек, можетвскарабкаться к актуализации
этого идеала и совершенству своейсамости. Но это полярное напряжение,
которое совершенно необходимочеловеку для его душевного здоровьяи
моральной целостности, не можетбыть установлено, если не сохраняется
объективность объективного полюса,если транссубъективность смысла не
переживается человеком, который должен осуществитьсмысл.
Что эта транссубъективностьпереживается человеком в действительности,
видно из того, как он говорит о своем опыте.Если его понимание себя не
искажено предвзятыми стереотипамиинтерпретации, чтобы несказать-
индоктринации, человек говорит о смысле как о том,что нужно найти, а не
создать. Феноменологический анализ, которыйпопытается описать такой опыт
неискаженным эмпирическим образом, покажет, чтодействительно смыслы скорее
обнаруживаются, чем создаются. Если же они и создаются, тоне произвольно, а
так, как даются ответы. На каждыйвопрос существует лишь один ответ-
правильный. У каждой ситуации есть только один смысл-ееистинный смысл.
Во время одного из моих лекционных турне поСоединенным Штатам аудитории
было предложено оформлять вопросы печатными буквами иподавать их теологу,
который передавал их мне. Передавая мне вопросы, теологпредложил пропустить
один из них, так как это совершенная чепуха."Кто-то хочет узнать,-сказал
он,-как вы в своей теории экзистенцииопределяете шесть сотен". Когда я
посмотрел на записку, я увидел в ней нечто иное: "Как Выопределяете бога в
Вашей теории экзистенции" Написание печатными буквами"GOD" трудно отличить
от 600. Не был ли это ненамеренный проективный тест И вконце концов теолог
прочел "600", а невролог- "бог". Но только один способпрочтения вопроса был
правильным. Только один способ прочтения был таким,который имелся в виду
тем, кто задавал вопрос. Так мы пришли к определению того,что такое смысл.
Смысл- это то, что имеется в виду: человеком,который задает вопрос, или
ситуацией, которая тоже подразумевает вопрос, требующийответа. Я не могу
сказать: "Вот мой ответ-правильныйон или неправильный". Как говорят
американцы: "Права она или не права-это моя страна". Ядолжен приложить все
силы, чтобы найти истинный смысл вопроса, который мнезадан.
Конечно, человек свободен в ответе навопросы, которые задает ему жизнь.
Но эту свободу не следует смешивать с произвольностью. Еенужно понимать с
точки зрения ответственности. Человек отвечаетза правильность ответа на
вопрос, за нахождение истинного смысласитуации. А смысл-это нечто, что
нужно скорее найти, чем придать, скорее обнаружить, чемпридумать. Крамбо и
Махолик [15] указывают, что нахождение смысла в ситуацииимеет нечто общее с
восприятием гештальта. Это предположениеподтверждается гештальтпсихологом
Вертгеймером, который пишет: "Ситуация "семь плюс семьравно..."-это система
с лакуной, пробелом. Пробел можно заполнитьпо-разному. Одно заполнение-
"четырнадцать" - соответствует ситуации, заполняетпробел и является тем,
что структурно требуется системой наэтом месте, со своей функцией в
контексте целого. Это правильно входит в ситуацию. Другиезаполнения, такие,
как "пятнадцать", не подходят. Онинеправильны. Здесь мы сталкиваемся с
представлением о нужном в ситуации: о"требуемости". "Требуемость" такого
рода- это объективное качество" [16].
Я сказал, что смыслы не могут даватьсяпроизвольно, а должны находиться
ответственно. Я мог бы также сказать, что смыслследует искать при помощи
совести. И действительно, совесть руководит человеком вего поиске смысла.
Совесть может быть определена как интуитивная способностьчеловека находить
смысл ситуации. Поскольку смысл-это нечто уникальное,он не подпадает под
общий закон, и такаяинтуитивная способность, как совесть,является
единственным средством схватывать смысловыегештальты.
Кроме того что совесть интуитивна, онаявляется творческой способностью.
Вновь и вновь совесть человека приказывает ему сделатьнечто, противоречащее
тому, что проповедуется обществом, к которому онпринадлежит, например его
племенем. Предположите, например, чтоэто племя каннибалов; творческая
совесть индивидуума может решить,что в определенной ситуации более
осмысленно сохранить жизнь врагу, чем убить его. Такимобразом, его совесть
может начать революцию, и то, что поначалу былоуникальным смыслом, может
стать универсальной ценностью-"неубий". Уникальный смысл сегодня-это
универсальная ценность завтра. Таким способом творятсярелигии и создаются
ценности.
Совесть также обладаетспособностью обнаруживать уникальные смыслы,
противоречащие принятым ценностям.За только что упомянутой заповедью
следует другая-"не прелюбодействуй". В этойсвязи мне приходит в голову
история человека, который попал в Освенцим вместе сосвоей молодой женой.
Когда они оказались там,рассказывал он мне после освобождения,их
разделили, и в этот момент он вдруг почувствовал сильноестремление умолять
ее выжить "любой ценой-вы понимаете- любой ценой...".Она поняла, что он
имел в виду: она была красива, и в недалеком будущем длянее мог возникнуть
шанс сохранить жизнь, согласившись напроституцию среди СС. И поскольку
такая ситуация могла возникнуть, муж хотел заранее,так сказать, отпустить
ей грех. В последний момент совесть заставила его,приказала ему освободить
жену от заповеди"не прелюбодействуй". Вуникальной-поистине
уникальной-ситуации уникальный смысл состоял втом, чтобы отказаться от
универсальной ценности супружеской верности,нарушить одну из заповедей.
Разумеется, это была единственная возможностьисполнить другую из десяти
заповедей-"не убий". Если бы он не дал ей этогоразрешения, он принял бы на
себя долю ответственности за ее смерть.
Ныне мы живем в эру разрушающихся иисчезающих традиций. Поэтому, вместо
того чтобы новые ценности создавалисьпосредством обнаружения уникальных
смыслов, происходит обратное. Универсальныеценности приходят в упадок.
Поэтому все большее числолюдей охватывается чувством бесцельности и
пустоты, или, как я это называю, экзистенциальнымвакуумом. Тем не менее,
даже если все универсальные ценности исчезнут, жизньостанется осмысленной,
поскольку уникальные смыслы останутсяне затронутыми потерей традиций.
Конечно, чтобы человек мог найти смыслы даже в эруотсутствия ценностей, он
должен быть наделен вполной мере способностьюсовести. Можно,
следовательно, утверждать, что в такие времена, какнаши, во времена, так
сказать, экзистенциального вакуума, основная задачаобразования состоит не в
том, чтобы довольствоваться передачей традиций изнаний, а в том, чтобы
совершенствовать способность, которая даетчеловеку возможность находить
уникальные смыслы. Сегодня образование не может оставатьсяв русле традиции,
оно должно развивать способность принимать независимыеаутентичные решения.
Во времена, когда десять заповедей теряют,по-видимому, свою безусловную
значимость, человек более чем когда-либодолжен учиться прислушиваться к
десяти тысячам заповедей, возникающих в десяти тысячахуникальных ситуаций,
из которых состоит его жизнь. И в том, что касается этихзаповедей, он может
опираться и полагаться толькона совесть. Живая, яснаяи точная
совесть-единственное, что дает человеку возможностьсопротивляться эффектам
экзистенциального вакуума-конформизму итоталитаризму.
Мы живем во времена изобилия вомногих отношениях. Средства массовой
информации бомбардируют нас стимулами дотакой степени, что мы должны
защищаться от них посредством, так сказать,фильтрации. Нам предлагается
множество возможностей, и мы должны выбирать срединих. Короче говоря, мы
должны принимать решения относительно того, чтосущественно, а что нет.
Истинная совесть неимеет ничего общего с тем, что ябы назвал
"псевдоморалью суперэго". Еенельзя также смешивать спроцессом
обусловливания. Совесть-это определенно человеческийфеномен. Но мы должны
добавить, что это также "всего лишь" человеческийфеномен. Она подвержена
общим условиям человеческого существования в томотношении, что несет на
себе отпечаток конечности человека. Он не толькоруководствуется совестью в
поиске смысла, но иногда ивводится ею в заблуждение. Если онне
перфекционист, то согласится с тем, что и совесть можетошибаться.
Действительно, человек свободен иответствен. Но его свобода конечна.
Человеческая свобода-это не всемогущество. И человеческаямудрость-это также
не всезнание. Человек никогда не знает, истинен ли смысл,который он принял
для себя. И он не узнаетэтого даже на смертном одре. Ignoramuset
ignorabimus - мы не знаем и никогда не узнаем, каксформулировал это однажды
Эмиль Дюбуа-Реймон, хотя и всовершенно ином контексте, в контексте
психофизической проблемы.
Но чтобы не противоречить своей человечности,человек должен безусловно
подчиняться своей совести, хотя он исознает возможность ошибки. Я бы
сказал, что возможность ошибки не избавляет его отнеобходимости пытаться.
Как сказал это Гордон У. Олпорт,"мы можем быть одновременно уверены
наполовину, но преданны всем сердцем" [17].
Возможность, что моя совесть ошибается,подразумевает возможность, что
совесть другого может быть права. Это влечет за собойсмирение и скромность.
Если я хочу
искать смысл, я должен быть уверен, что смыслесть. Если же, с другой
стороны, я не могу быть уверен в том,что я найду его, я должен быть
терпимым. Это никоим образомне подразумевает какого бы то нибыло
индифферентизма. Быть терпимым-не значит присоединяться кверованию другого.
Но это значит, что я признаю право другого верить в егособственную совесть
и подчиняться ей.
Из этого следует, чтопсихотерапевт не должен навязыватьценностей
пациенту. Пациент должен быть направлен к своейсобственной совести. И если
Pages: | 1 | ... | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | ... | 52 | Книги по разным темам