УНачнем с того, что у большинства детейвозникает некоторая враждебность и мятежность: результат их конфликтов сокружающим миром, ограничивающим их экспансивность, поскольку има— слабой сторонеа— приходится покоряться. Одна изосновных задач процесса воспитания состоит в том, чтобы ликвидировать такуюантагонистическую реакцию. Методы различныа— от угроз и наказаний,запугивающих ребенка, до подкупов и УобъясненийФ, которые смущают его ивынуждают отказаться от враждебности. Вначале ребенок отказывается от выражениясвоих чувств, а в конечном итогеа— и от самих чувств. Вместе с тем он учится подавлять своеосознание враждебности и неискренности других людей; иногда это дается емунелегко, потому что дети обладают способностью замечать эти качества и их нетак просто обмануть словами, как взрослых. Они не любят кого-то Убез всякихпричинФ (если не считать причиной, что ребенок чувствует враждебность илинеискренность, исходящие от этого человека). Такая реакция скоро притупляется;не так уж много времени требуется, чтобы ребенок достиг УзрелостиФ среднеговзрослого и потерял способность отличать достойного человека отмерзавца.
Кроме того, уже на ранней стадии воспитанияребенка учат проявлять чувства, которые вовсе не являются его чувствами. Егоучат любить людей (обязательно всех), быть некритично дружелюбным, улыбаться ит.д. Если в процессе воспитания в детстве человек УобломанФ не до конца, товпоследствии социальное давление, как правило, завершает дело. Если вы неулыбаетесь, про вас говорят, что вы Уне очень приятный человекФ, а вы должныбыть достаточно приятным, чтобы продать свои услуги в качестве официанта,продавца или врача. Лишь тот, кто находится на самом верху социальной пирамиды,и тот, кто в самом низу ееа— кто продает только свой физический труд,а— может позволить себе быть неособенно УприятнымиФ. Дружелюбие, веселье и все прочие чувства, которыевыражаются в улыбке, становятся автоматическим ответом; их включают ивыключают, как электрическую лампочкуФ.
Ролло Мэй говорит о УЯ-переживанииФ,характеризуя, что значит для человека осознавать свое бытие. Хотя Мэй, главнымобразом, сосредоточен на интенциональных аспектах УЯ-переживанияФ и поэтомууделяет больше внимания потенциальным возможностям, он, разумеется, выделяеттот же самый внутренний процесс в человеке, который я называю внутренним, илиэкзистенциальным, чувством. Мэй пишет о УЯ-переживанииФ: УВо-первых,Я-переживание само по себе не является решением проблем человека; скорее, оноявляется предпосылкой их решенияФ. Далее он говорит: УСпособность терапевтапомочь пациенту узнать и пережить свой собственный опыта— главное в терапевтическомпроцессеФ.
Эта книга рассказывает о семерых людях,которые исправили кое-что в своей жизни с помощью осознания своего внутреннегобытия. Каждый из них многому научил меня, и я постараюсь передать эти уроки.Надеюсь, что читатель погрузится в истории этих людей, а не станет изучать ихбеспристрастно. Если читатель позволит настоящим описаниям вступить вперекличку с его собственным опытом, это может помочь ему обогатить свою жизнь.Ибо каждый из наса—я, пишущий эти строки, вы, читающие их,а— достигает ощущения правильностибытия в той степени, в которой мы действительно следуем внутреннему направлениюсвоей жизни. В этом отношении, как и во многих других, люди, чьи истории ясейчас передам,а—такие же, как и мы.
2. Лоренс: личность и ничто
Кто я или что я В своем последнемосновании Помимо званий, ролей, степеней и всех этих этикеток, наклеенных наменя Помимо занятий и отношений, даже имени и личной истории Кто я Чтоя
Самый главный урок, которому меня научилажизнь, таков: сущность моего бытия состоит всубъективном осознании, представляющем собой непрерывный процесс. Окончательно я не могу отождествить себя ни с какой-либоматерией (например, с моим телом), ни с чем-либо, что я произвожу (моимисловами на этих страницах), ни с каким-либо из моих свойств (мой интерес кдругим), ни с моим прошлым, ни с моими планами на будущее, ни с моимисиюминутными мыслями, ни с какой-либо иной вещью. Короче говоря, яа— не вещь, ничто5.Яа— исключительнопроцесс моего бытияа—например, процесс написания этих слов,а— но я не содержание слов илиидей, которые они выражают. Яа— тот, кто осознает процесс письма, выбирает способы выражениямыслей, надеется на понимание, наслаждается возникновением мыслей и образовсвоих переживаний.
Этого понимания трудно достичь, потому чтопочти всегда нас учат по-другому осознавать себя. Нас учат воспринимать своюличность через образование, отношения с окружающими, профессию, список нашихдостижений, через объективные вещи. Таким образом мы можем надеяться статькем-то или достичь чего-то. Но иногда случаются сильные поворотные переживания,когда, наконец, мы освобождаемся от всех этих объективаций и открываем свободу,которая является нашей глубочайшей природой. Тогда мы чувствуем, как можнопо-настоящему быть живым; тогда мы ощущаем различные возможности, которые былиоткрыты перед нами, но которыми мы не решались до этого воспользоваться. Тогдабиение жизни становится мощным и сильным.
__________
оренса— человек, пытающийся достичьглубин своего бытия, более подлинного и осмысленного контакта со своейсубъективностью. Необычайно талантливый, он имел длинный ряд достижений,которые он объединил, чтобы осмыслить свою личность. Пока не вмешалась судьба,Лоренс чувствовал, что ему это удалось; а затем он разбился о нематериальностьматерии, об условность объективного.
Я многому научился у Лоренса, потому что я,как и он, так же сильно верил в достижения. Все свое отрочество я был озабоченполучением отличий, которые можно было бы прикрепить в виде значков на моюбойскаутскую форму или подписать под своей фамилией в школьном ежегоднике. Вболее зрелом возрасте мои усилия были направлены на составление длинного спискадостижений для моего профессионального резюме. Кажется, только в последнеевремя я нашел время для того, чтобы спросить себя, что я, именно я сам,внутренне, действительно хочу сделать. Мое слушающее Я так часто заглушалось тираническимУдолженФ.
28 октября
Когда Лоренс позвонил, чтобы назначить мнепервую встречу, он был небрежен и казался легкомысленным. УУ меня маленькийвопрос, и я хотел бы узнать ваше мнение. Я довольно свободен, и знаю, как вызаняты; поэтому просто скажите мне, когда вам удобно, иа— м-м-ма— я буду с нетерпением ждать нашейвстречиФ. Такими были его слова по телефону, и создалось полное впечатление,что нам надо поговорить о каких-то обыкновенных вещах. Только через некотороевремя я узнал, что его собственное расписание было очень жестким и ему пришлосьперестраивать множество своих дел, чтобы встретиться со мной в тот день,который я назначил.
12 ноября
На сеанс он приехал вовремя, даже на паруминут раньше. Когда Лоренс вошел ко мне в кабинет, он в самом деле произвелвпечатление. На нем был простой, но, очевидно, дорогой костюм, а врукаха— шляпа, чтонеобычно для Калифорнии. В общем, он держался с большим достоинством, хотя и нечопорно.
оренс сел на стул, который я указал,осторожно достал из футляра отличную сигару, предложил мне, а когда яотказался, вежливо спросил, не возражаю ли я, если он закурит. Он все времяподдерживал светскую беседу о погоде, транспорте, о египетских сувенирах,находящихся в моем кабинете. Хотя он делал это с легкостью, я заметил, чтоЛоренс удерживает такой контроль над разговором, что при обычныхобстоятельствах у меня бы не было иной возможности, кроме как слушать исоглашаться с ним. Как бы там ни было, я ограничился ожиданием, пока он сам неперейдет к делу.
Внезапно Лоренс распрямил свою ужезастывшую спину и обратился ко мне:
—Полагаю, вы спрашиваете себя, почему яздесь
Это было больше похоже на инструкцию, чемна вопрос, но я отметил его осторожность и сразу же получил быстрый пристальныйвзгляд, за которым следовала улыбка Ухорошего парняФ.
— Ну,сказать по правде, я и сам задаю себе этот вопрос, но, с другой стороны, явсегда нанимаю лучшего специалиста для любой работы, а мне сказали, чтовыа— лучший. Поэтомуя, конечно, пришел к вам...
И Лоренс продолжал в том же духе, щедрораздавая мне похвалы и параллельно описывая свои собственные достижения. Онрассказал мне о своем классическом образовании, своих путешествиях и учебе заграницей, важных правительственных поручениях, успехах в несколькихнаправлениях бизнеса. Затем наступила еще одна пауза.
— Вы всееще не сказали, почему вы здесь.
— И,конечно, вы абсолютно правы.а— На его лице снова отразилось титаническое напряжение, быстросменившееся улыбкой хорошего парня. Этот быстрый пристальный взгляд говорилнечто очень важное, но я не мог прочесть послание. Теперь Лоренс рассказал мневкратцеа— так, чтобыбыло понятно, что он рассматривает эти проблемы как вполнеобыденные,— онескольких недавних неудачах в бизнесе, об автомобильной аварии год назад и оявно незначительном разногласии с женой по поводу того, когда детям ложитьсяспать.
Он снова остановился, бросил на меня свойбыстрый пристальный взгляд, и внезапно я понял, что смотрю на человека,объятого крайним ужасом. Я пошел на рассчитанный риск:
— Вычертовски испуганы!
Его лицо застыло с выражением улыбкихорошего парня; и теперь он выглядел так, как будто вот-вот закричит. Он молчалцелую долгую минуту. Затем он шумно вздохнул и провалился в кресло, как будтоего поддерживал в прямом положении только сдерживаемый вздох.
— Да.Боюсь.а— Его слабыйголос странно контрастировал с теми искусственными интонациями, которые он использовалраньше.
Так Лоренс приступил к своейпсихотерапии.
Мы сидели, молча глядя друг на друга,понимая, что вошли в открытый контакт, к которому ни один из нас не былполностью готов. Я осторожно затаил дыхание и ждал. Постепенно он оправился. Яраспознал его побуждение вновь надеть маску вежливости и компетентности. Но онбыл слишком утомлен, чтобы выдержать ее вес.
— Я боюсь.Именно так, как вы сказали, я чертовски боюсь. Это облегчениеа— наконец сказать это кому-то... Уменя нет никого, кому... Я очень одинок... Оказывается, очень трудно говоритьвам об этом. Дело не в том, что я не хочу, чтобы вы знали. Дело в том, что мнекажется, у меня нет слов. Я имею в виду: то, что я переживаю, невыразимо всловах или что-то вроде этого. Вы вообще-то понимаете, что я имею ввиду
— Неточно,конечно. Но я прекрасно знаю, что слова никогда не могут передать нашихглубочайших чувств.а—Как быстро Лоренс восстановил самоконтроль!
— Да-да,это так. Но здесь нечто большее или нечто другое. Это как попытка описать цвет,который находится за пределами видимого спектра. Он связан с нашим привычнымопытом и вместе с тем лежит за его границами.а— Он замолчал,размышляя.а— Да,м-м-м. Это единственное, что я могу сказать сейчас. То, что я переживаю и чтоприводит меня в такой ужас, похоже на другие вещи, которые я испытывал, ивсе-таки это нечто большее, чем все другие переживания. И это УбольшееФ и естьто, для чего я не могу найти слов.а— Описывая свои внутренниечувства, он издал неясный слабый заикающийся звук, не осознаваяэтого.
— Пока выговорили со мной, вы, кажется, поднялись из той эмоциональной глубины, вкоторой пребывали несколько минут назад.
Он стал удивительно формальным,педантичным.
— Да, этотак, не правда ли Ну, я рад этому. М-м-м. Честно говоря, это переживание,которое мне не хотелось бы испытать еще раз. Фактически, поэтому я издесь.
— Что выимеете в виду
— Чувство,которое у меня возникло несколько мгновений назад, когда вы догадались, как яиспуган,а— этомаленький пример той паники, которая периодически накатывает на меня волнами.Мне действительно нужно сделать что-то с этими страхами. Они делают меня ни кчему не способным. М-м-м, я имею в виду, что когда один из них настигает меня,я не могу ясно думать. И, конечно, не могу ясно говорить, хотя, думая об этомсейчас, я понимаю, что они почти всегда приходят, когда я один, и мне не нужноговорить... Я действительно ненавижу быть с кем-то в тот момент, когда онинападают. Во мне появляется довольно много эмоций, и я боюсь. Я имею в виду,м-м-м, что не могу функционировать разумно, когда на меня воздействует какой-тоиз этих страхов.
— Мнекажется странным, что для вас важно не то, что вы переживаете этот ужас внутрисебя, а то, что вы не можете функционировать. Как будто вы машина.
— Да, нуконечно, ужаса— этоглавное. Я в самом деле гибну из-за него.а— Пауза.а— Хм-м. Это и правдаоблегчениеа—рассказать кому-то об этом. Я уже чувствую себя намного лучше.а— Вернулась улыбка хорошегопарня.а—Действительно, доктор Бьюдженталь. Я правильно произношу С мягким УэльФ ДаНу, возможно, если мы обсудим это несколько раз, я смогу восстановитьработоспособность втой степени, в какой это необходимо.
На самом деле он вообще не услышал меня. Онне различал своего внутреннего эмоционального опыта и внешнюю эффективностьсвоих действий. Он снова обрел самоконтроль, и ужас был вытолкнут куда-то вподполье, откуда он рано или поздно снова поднимется. Я сомневался, способен лиЛоренс иметь дело с этими чувствами прямо сейчас, но посмотрим.
— Вычувствуете себя лучше, и сейчас я вижу Лоренса Беллоу снова в том состоянии,которое, очевидно, является более привычным способом бытия. Ужаса— это...
— Да-да, выправы. Мне хорошо обсуждать это с вами и придумывать, как исправитьситуацию.
Ого! Он даже не позволил мне подойти ближеи напомнить емуао его страхе. Хорошо, хорошо, это первый сеанс. Попробуемузнать о нем побольше, прежде чем давить на него.
И за несколько минут Лоренс, почтиполностью взяв себя в руки и овладев ситуацией, рассказал мне свою историю. Егоработа, успех в бизнесе, признание специалистами в его области, надежды на то,что он доведет свою компанию до состояния, которое позволит ему работать менеенапряженноа— вотосновные заботы, которыми он живет. Это те качества, которые он хочет, чтобы ярассматривал, думая о нем, и, естественно, оценивал.
Когда сеанс подходил к концу, Лоренсвзглянул на часы и без всякой инициативы с моей стороны приготовился назначитьследующую встречу:
— Я, знаетели, много путешествую, и мне будет трудно составить соответствующее расписание,но, конечно, я сделаю все, что смогу, чтобы дать вам знать, когда меня небудет. Итак, сейчас утро вторника. Вы бы предпочли встречаться со мной каждыйвторник, когда я в городе, в десять, как сегодня
Pages: | 1 | ... | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | ... | 47 | Книги по разным темам