— Мне ненравится то, что вы говорите. Вы мне нисколько не помогли. Думаю, вы сделаливсе еще хуже. В следующий раз, когда у меня будет дисциплинарная проблема, ябуду еще более растеряна, чем всегда.
— Я неосуждаю вас за то, что вам это не нравится, Дженнифер... Однако думаю, вамнеобходимо еще раз взглянуть на все это в целом. Вы можете подождать ирассмотреть все это еще раз
—Конечно.а— Внезапноона превратилась в официального и безличного сотрудника колледжа.
— Нет,Дженнифер, не так. Сейчас вы подавляете свои собственные чувства, точно так же,как делаете это на работе. Вы пытаетесь вести себя как машинаа— точно так же, как в своемкабинете пытаетесь быть эффективной дисциплинарно-административной машиной. То,что вы отключаетесь и занимаетесь только внешней работой здесь, являетсяпричиной проявления чувств, которые вас так беспокоят. То, что вы отключаетесебя, только усложняет все и не позволяет мне помочь вам.
— О, чертвозьми, Джим. Я правда не знаю, что делать. Все, что мы делаем, в самом делерасстраивает меня.
Я молча ждал. Я пытался выразить пониманиеи поддержку всем своим видом и позой, но избегал вмешательства. Этот момент былмоментом решающего выбора для Дженнифер. У нее возникло интеллектуальноепонимание своей зависимости от правил. Сможет ли она, захочет ли вобрать в себяэто понимание не только на интеллектуальном уровне
Дженнифер тоже молчала, но чувство, чтовнутри нее происходит нечто важное, было сильным. Затем онапроизнесла:
— Хорошо,давайте попробуем. Думаю, я сказала Френ, студентке, кое-что еще. Что-то вроде:УМне жаль, но в следующем месяце вы останетесь в кампусеФ. Я сказала ей, что нехотела наказывать ее, но что мы обеа— часть системы, и должныподчиняться ей. Ух!
— Должныподчиняться системе.
— Да, да.Вы знаете, что это так. Именно так. Я хотела передать ей: мы просто частибольшой машины, детка, и не можем пытаться переделать машину, частью которойявляемся.
— Ну, и какэто звучит
— Ужасно!Отвратительно!а— Онаподжала под себя ноги, и все ее тело казалось таким жестким, как будто онапыталась превратиться в твердый шар. Большое напряжение не спадало, внутренняяработа все еще продолжалась.а— Не знаю, что можно с этим сделать. Сейчас моя голова какчугунная, и, думаю, будет болеть.
— Этовыглядит так, как будто вы боретесь с чем-то.
— Да, да,не знаю... Возможно, мне настолько не нравится то, что я сказала, что... Однакоя не об этом сейчас. Какого черта мне сейчас делать Слушай, Берт, то естьДжим! О, ну и ну! Я только что назвала вас Бертом. Вы слышали
— Он тоженарушил правила.
— Да. Да,конечно, нарушил. И почти разрушил меня.
— И выхотели отплатить ему тем же.
— Что выимеете в виду
— Вы хотелиего убить.
— О, насамом деле нет. То есть да, полагаю, хотела. Недолго, совсем недолго. Но онсделал это. То есть он действительно обманул меня. Он действительно трахал туженщину. И должна же быть какая-то справедливость. Это просто нечестно. О черт,я не знаю, что говорю.а— Она попыталась вернуться в состояние праведного гнева, но этопочему-то не удавалось.
— Таксложно судить о правоте и справедливости.
— Да.Действительно,а—откликнулась она тихо, задумчиво, погружаясь в свои мысли.
Сама не зная того, Дженнифер сделалаогромный шаг вперед. В тот день, разговаривая со мной, она решилась оставитьсвое привычное защитное вооружениеа— проекцию всей ответственности ивины на других. Она позволила мне показать ей ее собственную роль в техситуациях, где она раньше действовала лишь как посредник между правилами инарушающими их студентами. Она рискнула подумать о том, какой смысл длянееа—Дженнифера— имеютправила и решения. Мы продвинулись в сторону признания ее внутреннего чувства.И в завершение всего она терпимо отнеслась к тому, что я связал все это с ееболезненными отношениями с мужем. Ей ничего не стоило вновь уйти в свою гневнуюубежденность в его виновности; но она этого не сделала. В этот день Дженниферуходила медленно и печально, но внутри нее намечался переворот, и забрезжиланадежда.
21 ноября
— Что-то нетак, я как-то не могу навести порядок у себя в голове. Я понимаю теперь, чтопыталась во всех своих решениях полагаться на правила. Однако подозреваю, чтоэто не совсем правильно. Но, вы знаете, что я имею в виду, я старалась бытьболее последовательной в их применении, а теперь... Ну, даже не знаю, имела лия вообще в виду УпоследовательностьФ, но...а— Дженнифер остановилась,одновременно смущенная тем, что хотела выразить, и своей возобновившейсясамокритикой.
— Что-то нетак.
— Да,что-то не так, но я не знаю, что.а— Она задумалась. Я увидел знакомую маскуУДженнифер-пытающейся-решить-проблему-чувств-ДженниферФ, появившуюся на еелице.
— Сейчас выпытаетесь удалить Дженнифер, как непослушную машину, и сделать работу занее.
Она посмотрела на меня сраздражением.
— Ну, язнаю, что несколько запуталась...
— Кажется,единственный способ все распутатьа— это превратить себя в проблему, требующую решения. Но мы с вамипрекрасно знаем, что такого рода решения редко помогают в жизни.
— Да, язнаю, но...а— ЗатемДженнифер сделала то, на чем я часто настаивал, но на этот раз по собственнойинициативе. Она сидела, съежившись, на кушетке.
—О’кей, попробуемпо-другому.а— Оналегла и, вероятно, попыталась физически расслабиться.а— О’кей, ну, посмотрим. Я думаю оКэтрин, которая приходила ко мне сегодня. Она беспокоится, что слишком частопропускает лабораторные по химии. Она хочет, чтобы я помогла ей сохранитьхорошие отношения с профессором Херндоном, и надеется избежать наказания. У нееполно уважительных причин, но все они сводятся к тому, что во время еелабораторок у ее приятеля свободный час, и вместо того, чтобы заниматьсяхимией, она забавляется с ним в его машине.
— И что этоозначает для вас
— Ну,честно говоря, я симпатизирую Кэтрин. Я бы тоже предпочла общество симпатичногопарня обществу пробирок и Бунзеновских горелок. Но я не должна, разумеется,говорить об этом Кэтрин...
—Почему
— Ну, яимею в виду, как это будет выглядеть со стороны декана женскогофакультетаа— Онакоротко усмехнулась.а— С другой стороны, почему бы нет Ну, если я скажу что-то в этомроде, как тогда я смогу требовать дисциплины и вообще чего бы то ни было Хотя,конечно...
—Да..
— Конечно,я могла бы... Но что, если тогда она решит, что... О, я не знаю. Если я не будусохранять определенную твердость, как студенты будут меня уважать Ну, даже неуважать, а знать, что существуют определенные ограничения, и что я... Когда яначинаю думать о том, как бы реагировали некоторые мои сотрудники, если быуслышали, что я говорю студентке, что сама предпочла быпрогулять...а— Сновалегкая усмешка.а— Нопроректор настаивает, чтобы мы были строги, если прогулы намеренные, а у Кэтринони именно такие. Но я не понимаю, что случилось, ведь я даже не могу...Когда-то все казалось таким простым, а теперь... Думаю, мне нужно вернуться кпреподаванию или попробовать что-то еще. Я не тот человек, который долженследить за дисциплиной и тому подобными вещами.а— Дженнифер ерзала в такт своимскачущим мыслям. Остановившись, она приподнялась на локтях и раздраженно, сочевидным недоумением уставилась на противоположную стену.
—Дженнифер, на ваш взгляд, какого рода человек может занимать должность деканаженского отделения Представьте себе, что вы определяете квалификацию. Чемдолжен обладать этот человек, чего нет у вас
— Ну, однойвещью обязательно. У него должна быть более ясная головаа— так, чтобы можно быловыслушивать студентов, не впутывая в это свои чувства, и так, чтобы можно былопринимать решения, которые учитывали бы и интересы колледжа, и проблемыстудентов. Такой человек не должен приходить домой и мечтать о том, чтобыразбить мужу голову, как я Берту.
— Этотчеловек не должен быть расстроен и смущен, как вы.
— Ну, видеале декан должен быть более уверен в том, что делает. А я все времязапутываюсь.
— Если выгде-то и запутываетесь, то, в основном, не на работе.
— Ну, япрекрасно знаю, что все это делает меня несчастной, и если вы думаете, что этоне так... О, погодите минуту! Когда я останавливаюсь и думаю обо всех этихзапутанных чувствах, становится совершенно ясно, что меня беспокоит. Ясама!а— Она молчала,потрясенная своим открытием. Я тоже сохранял молчание, но был уверен, что мойвид выражал поддержку.
— Ячувствую, если бы я сама так не запуталась, то не сокрушалась бы так сильно поповоду своей работы. Я чувствую себя несколько виноватой, что приношу свой грузк себе в кабинет, позволяю ему вмешиваться в мое отношение к детям и разрушатьпланы декана. Если бы только я могла привести себя в порядок...а— Она вздохнула.
— Если бывы могли привести себя в порядок, что тогда
— Тогда быя...а— Только что онабыла глубоко погружена в себя, но теперь очнулась, села и посмотрела наменя.а— Я не помню,что собиралась сказать.
— Думаю, высобирались сказать, что если бы вы привели себя в порядок, то не чувствовали бысебя расстроенной из-за тех решений, которые Вам приходится принимать. Если бывы привели себя в порядок, вы бы были как ваш гипотетический декан, без тениколебания разрешающий все проблемы.
— Звучитдовольно зловеще,а—усмехнулась Дженнифер.
— Но именнотаков тот образ, на который вы равняетесь и который вы стремитесь обрести. Этоправильный человек, а себя вы наверняка рассматриваете как УнеправильнуюФличность.
— Да,да.а— Трезво ирезко.а— Я всегдачувствую: если бы только я могла быть такой, какой должна быть, у меня бы небыло всех этих колебаний. Знаю, моя мать была такой. Она казалась такойспокойной и безмятежной. Я ненавидела ее за это, но в то же время любила ивосхищалась ею. Но ее ничто не могло по-настоящему тронуть.
— Включая ивас
— Включаяменя,а— произнеслаона печально.
4 декабря
— Джим,кажется, вам известно, что вы очень помогли мне в моей работе. Теперь у меня вдва раза больше трудностей в принятии решений.а— Прошло около недели со временитой беседы с Дженнифер, которая описана выше. Молодая женщина лежала на кушеткев своей характерной позе, подогнув под себя одну ногу. Это было такимконтрастом с образом формальной дамы-декана, что я про себя улыбнулся. Сейчасирония ситуации состояла в том, что она просила о помощи, но не отдавала себе вэтом полного отчета.
— Кажется,вы довольны возрастанием трудностей,а— я был осторожен, но предполагалсказать больше.
Нога выпрямилась, и ее голос изменился,стал трезвее.
— Я вовсене довольна. Во всяком случае, не думаю.а— На лице Дженнифер отразиласьвнутренняя работа.а—Ну, может быть, в каком-то смысле. Думаю, мы напали на след того, что лежит воснове моей раздражительности и головных болей, и этот прогресс мне нравится. Сдругой стороны, мне в самом деле неприятно всякий раз, когда приходят студенты,потому что происходит некоторое размывание правил.
— Звучиттак, как будто существует какая-то связь между головной болью и проблемами,связанными с выполнением правил,а— заметил я задумчиво и мягко.
— Да, ятоже это заметила,а—она насторожилась и заинтересовалась.а— Быть может, правила заставляютменя думать о матери и о всех ее правилах...
—Дженнифер, это вполне вероятно,а— перебил я ее.а— Однако вы снова превращаете все в проблему, требующую решения. Увас появилась новая теория, и вы будете исследовать свою жизнь, чтобы доказатьее, а затем окажетесь ни с чем, так и не узнав, действительно ли это правда илитолько логическая возможность.
— Вероятно.Но разве не лучше иметь хотя бы какую-то идею о том, откуда берется головнаяболь
— Конечно,это хорошо, но вы путаете абстрактную возможность определенной модели с тем,что действительно проживаете. Предположим, вы неожиданно просыпаетесь утром вСан Франциско и не можете вспомнить, как там оказались. Затем, увидев в окносамолет, решаете, что прилетели из Лос Анжелеса. Конечно, вы могли прилететь,но могли приехать и на поезде, и на машине или даже приплыть на корабле. Тольковаша память, ваш внутренний опыт могут подтвердить, что вы воспользовалисьименно этим средством, а не другим. Никакие рациональные заключения осравнительной стоимости разных видов транспорта, требуемом времени и томуподобном не дадут вам такой уверенности, как контакт с вашим внутреннимопытом.
— Яуверена, что все это так, но никогда не знаю наверняка, что представляет собоймой внутренний опыт. То есть иногда это довольно ясно, но чащевсегоа— нечто вродетумана.
— Этоттуман отчасти создается вашим собственным теоретизированием по поводу самойсебя; вы заменяете им подлинное присутствие внутри самой себя.
— Возможно.Интересно, почему я так много этим занимаюсь Должно быть, это связано с тем,что моя мать всегда спрашивала: УТак почему ты это сделалаФ Мне казалось, уменя на все должны были быть уважительные причины.
— Каксейчас.
— Ой! Да,как сейчас.
Теперь рост Дженнифер стал более заметным.Она разрешала мне указать ей на то, как она запутывается в своих мыслях, и невоспринимала мои слова как критику, от которой необходимо защищаться. Дженниферначала ценить другие стороны опыта больше, чем негативную добродетельневинности, и стала привыкать к мысли о необходимости прислушиваться к своемувнутреннему голосу.
15 января
Вскоре после описанного выше сеанса япредложил Дженнифер участвовать в психотерапевтической группе. Она оченьсомневалась.
— Я пойду вгруппу, если вы настаиваете, но я действительно не понимаю, чем мне можетпомочь общество множества людей, обремененных множеством проблем. Я и такдостаточно запуталась, чтобы добавлять к своим проблемам чьи-тоеще.
—Группаа— это неместо, где обмениваются проблемами. Это место, где вы можете попытаться бытьсамой собой, не прячась за правила или за что-то еще. Это место, где можнолучше понять, что угрожает вашему бытию с другими людьми и что необходимосделать, чтобы по-настоящему быть самой собой. Вместо того, чтобы рассуждать обэтом абстрактно, почему бы просто не сходить туда раз шесть, и мы увидим, какэто на вас подействует.
—О’кей, если выдумаете, что это поможет, я попробую.
1 февраля
Pages: | 1 | ... | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | ... | 47 | Книги по разным темам