Книги по разным темам Pages:     | 1 |   ...   | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |   ...   | 42 |

и общих форм социального развития человечества22. Какоезначение имеют тут расы

Истинное объяснение надо искать здесь в законахсоциологии.

Несмотря на известные преувеличения, в которых можноупрекнуть Фюстель де

Куланжа, его основное положение остается верным, и мыдолжны именно в социологии

(существование которой как отдельной науки, он, впрочем,не признавал) искать

наиболее глубоких причин национального развития,составляющего часть

общечеловеческого. Но с этой точки зрения германскоевлияние в Галлии имело

действительно второстепенное значение. Фюстель де Куланж,так же как и другие

историки, не принял, однако, в соображение этническоговлияния франков. Именно

потому, что они проникали в среду галлов мало-помалу ипостепенно смешивались с

населением, завоевывая его, так сказать, физиологически,они должны были внести

новые элементы в состав французского народа. Белокурая идлинноголовая раса

мало-помалу была ослаблена в нем и истощена как военнымиэкспедициями, так и

быстрым размножением массы брахицефалов, кельто-славян.Франки, подобно

норманнам, только поддержали или усилили пропорциюдолихоцефалов во Франции, но

этим они, быть может, избавили нас от слишкомкельтического темперамента. Их

кровь, вероятно, усилила дозу энергии, инициативы,серьезности и твердости,

входившую в состав галльского характера.

На основании многочисленных останков, собранных вмеровингских кладбищах, можно

заключить, что франки были высокого роста, массивноготелосложения, с очень

развитыми мускулами. Черты их лица были иногда грубы, асамые лица немного

широки и приплюснуты, скулы довольно выдающиеся, орбитыглаз углублены и низки,

носовые отверстия шире, чем у какого-либо другогоевропейского народа, за

исключением финнов и лапландцев. Они очень длинноголовы;их тип встречается на

берегах Эльбы; его можно проследить на восток до Галиции.Галлы, также очень

длинноголовые, имели большую черепную вместимость, а ихлица и носовые отверстия

были уже; они походили на фризов.

Быть может, не безопасно было бы изменить пропорцию этихтрех своего рода

химических эквивалентов, какими являлись кельтская кровь,германская и

средиземноморская. Физиологическая гармония расыобусловила умственную гармонию.

Мы должны избегать двойной ошибки: приписывать римлянамэтническое влияние на

наш национальный характер, в то время как им принадлежиттолько умственное и

политическое влияние; и приписывать франкам или германцамзначительное моральное

и социальное воздействие на Галлию, тогда как за нимиследует признать главным

образом этническое влияние, проявлявшееся впрочем вдовольно узких пределах.

Влияние французского климата вполне соответствоваловлиянию расовых элементов.

Не слишком холодное и не слишком жаркое небо должно былоблагоприятствовать

нервно сангвиническому темпераменту, страстному и в то жевремя уравновешенному,

в котором флегматический элемент сообщает некоторуюнеустойчивость воле, а

серьезность северянина уравновешивается живостью южанина.

У шестиугольника, составлявшего Галлию, три стороныомываются морем, а три

другие -- континентальные; одна из последних, всегдаоткрытая, держала Галлию в

постоянной тревоге и мешала ей замкнуться в себя. КлиматГаллии представлял

также шесть различных оттенков, начиная с влажного климатаБретани и сурового

климата Арденн и кончая сухим и солнечным климатомПрованса. Таким образом,

Галлия подвергалась влиянию двух морей, одного туманного идругого -- всегда

голубого, так же как влиянию горного воздуха и воздухаравнин. При всех других

равных условиях, такого рода климатические условияблагоприятствуют развитию

уравновешенного расового характера. В общем, это --умеренный климат, средний

между северным и южным, так же как сама Галлия служиласоединительным звеном

между германскими или англосаксонскими и латинскиминародами. Ее внутренняя

разнохарактерность не лишена, однако, единства и имеетсвой центр тяжести. Три

ее главных речных бассейна с соответствующими тремянизменностями, которые

сравнивали с тремя колыбелями народов, сообщаются междусобой легко переходимыми

горными перешейками. Лион, а затем Париж должны былисделаться главными центрами

экономической и политической жизни. Если принять вовнимание, наконец, что раса

белокурых долихоцефалов, по-видимому преимущественноокеаническая, раса смуглых

брахицефалов -- континентальная и горная, а колыбелью расысмуглых долихоцефалов

служит Средиземное море, то легко будет заметитьестественную гармонию между

почвой и климатом, с одной стороны, и этими тремяэтническими группами, с

другой, так же как понять возможность обращения этойтройственности в единство.

Еще древние восхищались географическим положением Галлии."Можно подумать, --

говорит Страбон, которого нельзя считать плохим пророком,-- что божественное

предвидение воздвигло эти цепи гор, сблизило эти моря инаправило течение этих

рек, чтобы сделать когда-нибудь из Галлии самое цветущееместо в мире".

Это смешение климатов, из которых ни один не отличалсякрайней резкостью, и это

смешение рас, из которых ни одна не пользоваласьисключительным и безусловным

влиянием, избавляло Галлию, более чем какую-либо другуюстрану, от роковых,

непреодолимых последствий чисто физического характера,обусловленных

географической средой или этническим происхождением; в тоже время она была

доступна всем влияниям в духовной области и сделаласьстраной общественности по

преимуществу. При ее универсальных способностях, онавосприняла все идеи, уже

приобретенные человечеством, и затем, в свою очередь,проявила инициативу и

творческую деятельность.

КНИГА ТРЕТЬЯ

ФРАНЦУЗСКИЙ ХАРАКТЕР

ГЛАВА ПЕРВАЯ

ПСИХОЛОГИЯ ФРАНЦУЗСКОГО УМА

Попытаемся выяснить истинную историческое лицофранцузского ума со всеми его

достоинствами и недостатками, и постараемся определить,изменилось ли оно в

настоящее время.

С точки зрения впечатлительности, мы по-прежнему остаемсялегко возбуждаемой

нацией, о которой говорил Страбон, и немцы упрекают нас занашу Erregbarkeit.

Это -- вопрос темперамента. Физиологическое объяснениеэтого факта надо,

по-видимому, искать в крайней, наследственнойнапряженности нервов и чувственных

центров. Прибавим к этому, что у нервных сангвиниковзамечается врожденная жажда

ко всем возбуждениям приятного характера и физическоеотвращение ко всем

тягостным и угнетающим впечатлениям. Можно поэтомуожидать, что у французов

чувства, возбуждающие и усиливающие жизненнуюдеятельность, будут играть

преобладающую роль, в ущерб чувствам, останавливающим илизадерживающим порыв и

требующим усилия, а в особенности ведущим к более илименее продолжительному

понижению жизнедеятельности. Вследствие этого мы, подобнонашим предкам, всегда

егко доступны удовольствию и радости во всех их формах,преимущественно же

наиболее непосредственных и не требующих усилий. В общем,мы остались менее

способными к сосредоточенной страсти, нежели квосторженному порыву; я понимаю

под последним быстрое и иногда скоропреходящее возбуждениепод влиянием

какой-либо великой идеи и вызываемого ею чувства. Изменитеидею и дайте уму

другое направление, представивши новые соображения, инаправление чувства также

изменится, потому что оно было не столько проявлениемвнутреннего бытия, сколько

результатом идейного стимула.

Второй чертой французской впечатлительности является и донастоящего времени ее

центробежный, экспансивный характер; это, по-видимому,главным образом кельтское

свойство. Впрочем оно довольно часто встречается унервно-сангвинического

темперамента, который характеризуется не замкнутостью иинтенсивностью чувства,

а скорее стремлением к его израсходованию, его внешнемупроявлению. Отсюда можно

вывести важное следствие. Соедините вместе большое числолюдей, обладающих

такого рода впечатлительностью, требующей внешнего исхода,необходимым

результатом этого будет их быстрое и интенсивноевоздействие друг на друга; это

значит, что между ними быстро установится взаимнаясимпатия, и все эти люди

будут охвачены одними и теми же чувствами. Сильноеразвитие социального

инстинкта во Франции, без сомнения, объясняется такжеинтеллектуальными и

историческими причинами, но его первоначальнй зародышследует искать, по нашему

мнению, в быстрой заразительности экспансивнойчувствительности, при которой

способность поддаваться влиянию и оказывать влияние надругих доходит до высшей

степени. В самом деле, существует ли на свете народ, накоторого сильнее бы

влияла коллективная жизнь, чем на французов, постоянноощущающих потребность в

общении и гармонии с окружающими Одиночество тяготит нас:единение составляет

нашу силу и в то же время наше счастье. Мы не способныдумать, чувствовать и

наслаждаться в одиночку; мы не можем отделить довольствадругих от нашего

собственного. Вследствие этого мы часто имеем наивностьпредполагать, что то,

что делает счастливыми нас, способно осчастливить мир, ичто все человечество

должно думать и чувствовать, как Франция. Отсюда нашпрозелитизм, заразительный

характер нашего ума, часто увлекающего другие нации,несмотря на прирожденную

флегму одних из них н на недоверчивую осторожность других.Обратную сторону

этого свойства составляет известная доброжелательнаятирания по отношению к

окружающим, заставляющая нас во что бы то ни сталодобиваться, чтобы они

разделяли наши чувства и мысли. Часто также те из нас, ктообладает менее

властной натурой, выбирают наиболее краткий путь и,недолго думая, начинают сами

разделять мысли и чувства других.

Народы бывают оптимистами, когда они обладают оченьразвитым

мускульно-сангвиническим темпераментом, а также когда ониокружены веселой,

радующей сердце природой; они склонны тогда жертвоватьбудущим, в котором они

никогда не сомневаются, ради настоящего момента. Эти чертыхарактера часто

встречаются во Франции и теперь. Вместе с хорошимрасположением духа мы легко

проникаемся надеждой, верим в себя, во всех и во все.Француз любит смеяться.

Впрочем веселость в высшей степени общественное чувство.Она предполагает два

условия: во-первых, преобладание экспансивности надсосредоточенностью; немец и

англосакс не отличаются смешливостью; второе условие --возможность смеяться и

даже смеяться над другими, не опасаясь с их сторонызлопамятства и мести; иногда

шутки обходятся слишком дорого; испанец и итальянец нелюбят смеяться.

Воля сохранила у французского народа тот порывистый,центробежный и

прямолинейный характер, каким она отличалась уже у галлов.Физиолог сказал бы,

что импульсивный механизм берет в нем верх надзадерживающим. Как и у наших

предков, храбрость часто доходит у нас до дерзости, алюбовь к свободе до

недисциплинированности; но так как наша воля проявляетсяскорее в виде внезапных

порывов, нежели медленных усилий, то мы скоро устаемхотеть и в конце концов

возвращаемся к заведенному порядку, к повседневной рутине.Недостаток

непосредственной воли заключается в чрезмерной внезапностирешений, отсюда

иногда то легкомыслие и сумасбродство, в которых насупрекают. Зато наша

непосредственная и экспансивная воля имеет топреимущество, что всегда следуя

первому движению, приводит к правдивости. Притворствотребует размышления и

сдержанности; хитрые планы предполагаютпредусмотрительность и настойчивость;

нам недостает этих способностей. Француз, согласно своемутрадиционному типу,

искренен и откровенен по темпераменту. Одно воображениеили желание блеснуть

перед толпой может заставить его более или менеесознательно извратить истину:

он фантазирует и прикрашивает; чаще всего это не расчет, аизбыток веселья. Он

всегда немного гасконец, даже когда по происхождению кельтили франк.

У натур, характеризующихся живой впечатлительностью ипорывистой волей, можно

ожидать встретить ум также решительный и прямолинейный,который, подобно лучу

света, устремляется вперед, не оглядываясь вокруг себя.Наше первое

интеллектуальное качество -- понятливость. Оно имеет своидостоинства и

недостатки; ею обусловливается быстрота усвоения, нопоследнее иногда бывает

недостаточно прочно; она сообщает уму как бы ковкость,которая при изменчивых

обстоятельствах может влечь за собой непостоянство; онаиногда мешает также

углубляться в подробности, позволяя слишком быстросхватить общие стороны.

Сент-Эвремон говорил: "Нет ничего недоступного умуфранцуза, лишь бы он захотел

дать себе труд подумать"; но он, по природе своей, малосклонен к этому:

уверенный в гибкости своего ума, всегда торопящийсядостигнуть цели, он

произносит слишком поспешные суждения. Если последниередко бывают не верны во

всех частях, то они часто неполны и односторонни. А таккак сторона, наиболее

доступная первому взгляду -- внешняя, то нельзяудивляться, что средние умы во

Франции часто оказываются поверхностными. Их спасаетверность и точность первого

взгляда, позволяющие в одно мгновение разглядеть то, длячего более

тяжеловесному уму потребовался бы час.

В умах, отличающихся быстротой и понятливостью, любовь кясности является

неизбежно: все туманное составляет для них препятствие,стесняет их естественный

размах и потому антипатично им. Равным образом, круг идей,благоприятствующих их

естественным свойствам, должен особенно нравиться им.Французы особенно склонны

ко всякому упрощению. Эта любовь к упрощению в своюочередь вполне согласуется с

отвлеченными и общими идеями, имеющими в наших глазах ещеи то преимущество, что

они наиболее легко передаваемы и, так сказать, наиболеесоциальны. Мы любим

ясность до того, что устраняем все, что может лишьнаводить на мысль;

неопределенное, смутное представление не имеет для насникакой цены, хотя бы оно

вызывало известные чувства и даже зачатки идеи. "Истина,-- сказал Паскаль, --

тонкое острие"; только это острие и ценится нами. Это былобы хорошо, если бы мы

Pages:     | 1 |   ...   | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 |   ...   | 42 |    Книги по разным темам