Скачать работу в формате MO Word.
Религиозная трагедия Л.Н. Толстого
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ НИВЕРСИТЕТ КУЛЬТУРЫ И ИСКУССТВ
МЕНЕДЖЕР-ЦЕНТР
Реферат по культурологии
На тему: «Религиозная трагедия Л.Н. Толстого».
Подготовила: Меньшикова Ю.Г.
II-ой курс в/о, группа №291
Проверила: Скотникова Г.В.
Санкт-Петербург
2005
ПЛАН.
1.
Вступление…………………………………………2-3
2.
Основная часть ……………………….……….3-13
3.
Заключение………………………………….....13-14
4.
Список использованной литературы….……15
ев Николаевич Толстой родился 28 августа (9 сентября) 1828 года в Ясной Поляне,
семейном поместье в Тульской губернии. Его родители, родовитые российские дворяне, мерли, когда он был ребенком. В 16 лет, воспитанный домашними чителями, Толстой поступил на факультет восточных языков Казанского ниверситета. Однако недоверие ко всякому авторитету вынудило его поставить под сомнение достоинство формального обучения, и в 1847 году он бросил ниверситет и вернулся в Ясную Поляну правлять своим имением и самостоятельно завершать образование. Толстому не слишком далось ни то, ни другое, и несколько лет его более или менее устраивала рассеянная светская жизнь в Москве и Санкт-Петербурге. Светское безделье и грызения совести по этому поводу отражены в дневнике, который он вел с редкими перерывами до конца жизни. В 1851 году Лев Николаевич ехал на Кавказ к брату Николаю, офицеру российских войск. Получил армейскую должность и между делом занимался сочинительством. В 1852 году закончил свою первую повесть
«Детство». Толстой оставил военную службу и некоторое время жил в Санкт-Петербурге, где имел чрезвычайный спех в литературных кругах. От него ждали поддержки определенного рода социально-политических взглядов и эстетических становок. Однако он не оправдал ничьих ожиданий и далился в Ясную Поляну, где погрузился в проблемы народного образования.
Л.Н. Толстой родился, рос и воспитывался в сугубо светской по духу семье, что в дальнейшем наложило существенный отпечаток на его художественное творчество и религиозно-публицистическую деятельность. Об этом свидетельствуют юношеские дневники будущего писателя. Еще в раннем детстве состоялось первое знакомство Толстого с живыми примерами праведничества, причем укорененного именно в православной традиции. И влияние подобных примеров тоже оказалось весьма заметным впоследствии в жизни Толстого. Основные сведения о праведниках его детских лет содержатся в «Воспоминаниях», написанных писателем в 1903-1908гг по просьбам его биографа и последователя П.И. Бирюкова. По словам Льва Николаевича в 1830-х годах в их доме останавливалось много юродивых,
высоких своим смирением и незлобием. Среди них была монахиня Мария, ставшая в
1830 году крестной матерью сестры будущего писателя. Именно с ней связана чудесная история о том, как она вымолила у Бога дочь для семьи Толстых (до этого все четыре ребенка были мальчиками). Поражала детскую душу Толстого и глубокая, искренняя и простая молитва помощника садовника, Акима, говорившего с Богом, как с живым человеком. Может быть именно через него впервые будущий писатель познакомился с народным видением праведничества, внимая молитвенному пению духовного стиха о Страшном суде, о том, как Бог отделит праведников от грешников. Одни из самых светлых и сильных впечатлений детства Толстого связаны с его родной тетей А.И. Остен-Сакен: «Тетушка эта была истинно религиозная женщина. Любимые ее занятия были чтение житий святых, беседы со странниками,
юродивыми, монахами и монашенками, из которых некоторые всегда жили в нашем доме, некоторые только посещали тетушку» («Воспоминания»).
Лев Толстой ощущал в тете истинную подвижницу благочестия, которая не только была внешне религиозна, соблюдала посты, много молилась, общалась с людьми святой жизни, каков был в ее время старец Леонид в Оптиной пустыни, но сама жила истинно христианской жизнью, стараясь не только избегать всякой роскоши слуги, но стараясь, насколько возможно, служить другим». Осенью 1841 года Толстой впервые посетил Оптину пустынь и присутствавал на погребении А.И. Остен-Сакен,
скончавшейся в монастырской гостинице. Про это посещение ченые-исследователи Толстого обычно забывают. Между тем, оно имеет документальное подтверждение в монастырской «Памятной книге о скончавшихся», также в личных записях иеромонаха Оптиной пустыни в 1841 году началось знакомство Толстого с монастырским кладом жизни. Самое важное влияние на Толстого, согласно
"Воспоминаниям", оказала его дальняя родственница Т.А. Ергольская,
научившая будущего писателя "духовному наслаждению любви", при котором оказываются возможными добрые отношения со всеми и отсутствие материальных забот. По словам Толстого, Ергольская была сердной и горячей молитвенницей, крепко державшейся православной веры. Очень набожной и сердной христианкой, оставившей память доброй женщины, предстает в воспоминаниях писателя и тетя П.И. Юшкова, взявшая на себя после смерти сестры А.И.Остен-Сакен в 1841 году обязанности опекунства над малолетними Толстыми. По кончине своего мужа она далилась в Оптину пустынь, затем некоторое время жила в Тульском женском монастыре. В юношеские годы, по признанию Толстого, он испытывал особое воздействие религиозных влечений старшего брата Дмитрия, одно время строго постившегося, много молившегося и посещавшего службы не в модной тогда ниверситетской, острожной церкви, известной своим набожным и ревностным священником. Выделялся Дмитрий и в выборе знакомств, сходясь с людьми забитыми, бедными и неприметными. Как и в случае с тетушками, влияние старшего брата не было в то время осознано юным Толстым в полной степени, не имело явных и быстрых последствий, а, скорее, тверждалось в глубине его души,
постепенно выявляясь по мере внутреннего развития писателя и его творчества. Тем не менее, Толстой не переставал ощущать в себе веру в совершенствование. Однако идея нравственного развития личности вскоре подменилась, согласно
"Исповеди", "совершенствованием вообще, то есть желанием быть лучше не перед самим собою или перед Богом, желанием быть лучше перед другими людьми". Стремлением выйти из подобной кризисной ситуации во многом вызваны толстовские интенсивные поиски высшей правды, способной четко, однозначно и безошибочно направить процесс совершенствования по истинному пути, поиски живых носителей этой правды. И художественное творчество на протяжении всей жизни Толстого являлось для него самым сильным, действенным и необходимым средством в деле познания истины.
1862 году, Толстой женился на Софье Берс,
восемнадцатилетней девушке из дворянской семьи. Следующие пятнадцать лет могут считаться счастливейшими в его жизни. Он оставил педагогические опыты и со всей страстью своей пылкой натуры отдался радостям семейной жизни, став отцом 13
детей. Имением он теперь правлял с завидной практичностью и с немалой выгодой.
На вершине литературной славы Толстой вступил в период глубоких сомнений и нравственных исканий. Моральные и духовные терзания едва не довели его до самоубийства, когда он тщетно стремился найти смысл жизни. Затем Толстой обратился к Библии, в особенности к Новому Завету, и верился, что нашел ответ на свои вопросы. В каждом из нас, тверждал он, есть способность распознавать добро. Она является живым источником разума и совести, и цель нашей сознательной жизни – в повиновении ей, то есть в делании добра. Толстой сформулировал пять заповедей, которые, как он считал, были истинными заветами Христа и которыми человек должен руководствоваться в своей жизни. Вкратце они таковы: не впадай в гнев; не поддавайся похоти; не связывай себя клятвами; не противься злому; будь равно хорош с праведными и неправедными. И будущее чение Толстого, и его жизненные поступки так или иначе соотносятся с этими заповедями. Толстой отрицал личное бессмертие и отвергал церковный авторитет,
за что был отлучен от церкви; он не признавал в правах государство, поскольку оно зиждется на насилии и принуждении. Отрицал он и всякую частную собственность, ибо для ее защиты может потребоваться государственное принуждение и даже насилие. Собственное имение он отписал членам семьи и отказался от гонораров за сочинения. Единственное исключение было сделано для романа Воскресение (1899), доход от которого целиком пошел на помощь духоборам.
Фактически он отрекся почти от всех своих сочинений, опубликованных до обращения, считая их никчемными, то есть чуждыми представлению о подлинном значении жизни. После обращения Толстой попытался привести свою повседневную жизнь в соответствие с новыми воззрениями. Он стал вегетарианцем, бросил курить и пить, одевался очень просто. Следуя беждению, что каждый человек должен по мере сил сам обеспечивать себя всем необходимым, он часто трудился на полевых работах и освоил ремесло сапожника, чтобы шить себе обувь. В отношениях с женой стремился свести до минимума чувственную сторону, прежде очень существенную,
чтобы приблизиться к поставленному перед собой идеалу воздержания. Богоискатель,
нашедший смысл жизни в Боге, он же, в сущности, подрывал основы веры.
Проповедуя Евангелие Христово, не принимал Иисуса Христа как Бога. Ополчаясь против православной церкви, выступал с такими резкими выражениями, которые подчас звучали кощунственно. Конфликт с православием все более обострялся, и в результате он был отлучен от церкви в 1901 году и предан анафеме. Все это сказано о человеке, который был всемирно известным писателем, гордостью России,
ее совестью. Духовная трагедия, кризис настигли Толстого в период расцвета его таланта и на вершине спеха. Любящая и любимая семья, радость творческого труда, хор благодарных читателей. И внезапно всплывает холодный бийственный вопрос: "Зачем мне жить? Есть ли в моей жизни смысл, который не ничтожится с неизбежностью предстоящей мне смерти?" Поиск ответа на этот вопрос чуть не привел Толстого к самоубийству. Вера в Бога наполняла его жизнь смыслом.
"Вера, — говорил Толстой, — есть сила жизни, без веры жить нельзя. Бог —
основа и первопричина всего. И стоит мне на мгновение признать это, как жизнь тотчас поднимается во мне, и я чувствую возможность и радость бытия".
Выход из кризиса был найден. Вера в Бога принимается Львом Николаевичем как единственное спасение. Однако христианство он принял с немалыми оговорками. Он хотел религии Христа, очищенной от веры в таинство святых, религии практической, дающей человеку блаженство в земной жизни, не только обещающей его в будущем. Некоторое время Лев Николаевич старается насильно "смирить себя", посещает храм, говеет, постится, исповедуется, бывает у епископов и монахов. Совершает поездку в Оптину пустынь, где беседует со старцем Амвросием.
Но волей-неволей в нем прорывалось то, что жило изначально, трещина превращалась в пропасть. Сначала Толстого неприятно поражает обрядность государственно-православной церкви, частое поминание во время богослужения царствующих особ. Затем в нем вспыхивает возмущение против непонятного старославянского языка. В итоге Лев Толстой отказался от церкви. Лев Николаевич пишет трактат "Исповедь", две книги: "В чем моя вера" и
"Исследование догматического богословия". Переводит Евангелие с достаточно большими отступлениями от оригинала. Цель этих трудов была недвусмысленной: изобличить ложное "церковное христианство" и подойти к нему с позиции здравого смысла, чтобы христианство отвечало, по его представлениям, хотя бы элементарным законам рассудка. Толстой ниспровергал предания церкви, ее философию, символику и даже ветхозаветную часть Библии.
Оставалось Евангелие. На нем Толстой намеревался создать "свою веру",
найти сущность христианства. Но основная фигура Нового Завета, Иисус Назарянин,
оставался для писателя только моралистом. В своих трудах он бедительно показывал, что Евангелие есть ничто иное, как набор моральных правил. В трактате
"В чем моя вера" мы читаем, что чение Христа имеет общечеловеческий смысл, самый простой, ясный и практический смысл для жизни каждого отдельного человека. Этот смысл можно выразить так: Христос чит людей не делать глупостей, от которых они потом сами же и страдают. Христос говорит: не сердись, не считай никого ниже себя, потому что это глупо. Будешь сердиться,
раздражаться, обижать людей — тебе же будет хуже. Не бегай за женщинами, а сойдись с одной и живи, так будет лучше. Не обещай никому ничего, то заставят тебя делать глупости и злодейство. Не плати злом за зло, то зло вернется к тебе злее прежнего. Но такого рода мораль присутствует почти во всех этических и религиозных чениях мира, в таких, например, как чение Конфуция, Лаоцзы,
буддизм и т.д. Все это мало похоже на Евангелие, тем более на христианство Нового Завета. То, что Иисус Христос — провозвестник новой жизни, новое высшее откровение Творца, новый союз между человеком и Богом, то, что в историю вошла новая таинственная сила, которая постепенно ведет человечество к преображению,
к выходу за пределы земного бытия — такого Христа Толстой не принимал. Толстой написал ряд статей и книг о религии, войне, патриотизме, государственном принуждении, непротивлении злу насилием и других социальных и экономических проблемах, также занимался благотворительной деятельностью.
В 1865 году Толстой предпринимает попытку создания собственно религиозного сочинения под названием "О религии",
в котором же намечаются расхождения писателя с православной верой. Религиозный характер приобретает и переписка писателя (см., например, его письма к Фету). А к концу 1860-х назревает второй после смерти брата духовный кризис Толстого и отход от литературы. Писатель опять сосредотачивается на сельском хозяйстве и педагогической деятельности. Вместе с тем Толстого все больше волнуют вопросы духовной жизни, воплощения идеала на земле. Быть может, именно этим обусловлена поездка писателя в Оптину пустынь, известную в то время своими старцами. А в
1879 году Толстой много общается с православными богомольцами на Киевском шоссе, посещает Киево-Печерскую лавру и беседует со схимником Антонием. Тогда же он совершает поездку и в Троице-Сергиеву лавру. Любопытен тот малоизвестный факт, что Толстой в беседе с монахом (впоследствии архиепископом) о. Никоном
(Рождественским) настойчиво и подробно расспрашивал его о лаврских подвижниках,
о характере их духовного делания. Отец Никон рассказал писателю о схимонахе Филиппе, затворнике, носившем вериги, биографию которого он сам составил.
Толстой попросил прислать ему эту биографию, что о. Никон вскоре и исполнил.
Таким образом, хотя Толстой и сообщал философу и критику Н.Н. Страхову в письме от 3 октября 1879 года, что после встреч с духовными людьми он крепился в своем антицерковном настроении, тем не менее, он не перестал живо интересоваться православными праведниками.
Священноначалие Русской Православной Церкви очень трезво оценило ситуацию - далее медлить в отношении деятельности Толстого было нельзя. В результате в 1901 году Священный Синод издал постановление, которое гласило о сознательном отпадении Толстого от Церкви.
Хотя отлучения как такового и предания анафеме не последовало, все же частие Толстого в церковных таинствах становилось совершенно невозможным. Однако в постановлении Синода звучал ясно выраженный призыв ко всем верным церковным чадам силенно молиться о покаянии и возвращении писателя в лоно православия. Но ни Толстой,
ни его нецерковное окружение не поняли полное отеческой строгости и материнской любви послание иерархов Церкви. Более того, сам писатель, его жена и многие известные деятели культуры все более ожесточались в борьбе с Православной Церковью. Эта борьба закончилась подлинной трагедией - смертельно больного писателя не допустили к беседе со старцем Варсонофием Оптинским его же собственные ченики-толстовцы, вопреки воле своего чителя. Таким образом,
Толстой мер без покаяния и был похоронен без отпевания вдали от церковной ограды - раньше так хоронили лишь разбойников и самоубийц.
Но смысл духовного пути Толстого глубже той трагедии, которая разыгралась в 1910 году после бегства из Ясной Поляны и привела к смерти на станции Астапово. Смысл этот заключается в бессилии Толстого преодолеть собственное преклонение перед красотой православия, в которую он проникал чутьем подлинного художника, имеющего дар от Бога. Поэтому,
например, в 1886 году он преподнес своему сыну на день рождения гипсовую православную церковку, в 1910 году для разрешения внутренних противоречий устремился (уже в который раз!) в Оптину пустынь. Трижды подходил великий писатель к келье великого старца Иосифа (Литовкина) и трижды отходил от нее, не решившись войти. Таким по существу был и весь духовный путь Толстого -
постоянное стремление к вечной красоте и правде, неустанное вопрошание:
"Что есть истина?" и столь же порное неприятие Христа, Того, Кто есть "Путь и Истина".
В сознании отечественного читателя жизнь и творчество Л. Н. Толстого связывается с бунтарством, сектантством и богоотступничеством, с активным расшатыванием церковных и государственных устоев. В последние годы все более популярной становится иная идея — идея Толстого как религиозного чителя всего человечества, идея «духовного экуменизма» писателя, стремящегося к объединению разных религий. Но существенным в художественном мире писателя следует признавать православное понимание правды и праведничества.
В 1860-е годы в жизни и творчестве Толстого наметился переход от, так сказать, не вполне осознанного воспроизведения традиционных православных ценностей (но тем не менее воспроизведения глубокого и художественного) к поиску своей собственной правды,
к первым опытам ее художественного исследования. Однако толстовская «тенденция»
не покрывала всего пространства художественного мира писателя. Подтверждением тому может послужить ряд «народных рассказов», написанных в 1880-х годах. Так,
в рассказе «Три старца» смиренные отшельники, достигшие высокого ровня духовной жизни, оказывают послушание Церкви и стремятся выучить молитву «Отче Наш». Интересен и еще один пример. В июне 1885 г. Толстой со слов пьяных мужиков, ехавших с ним из Тулы в Ясную Поляну, написал рассказ «Свечка»,
целиком выдержанный в православном духе. Главный герой произведения, крестьянин Петр Михеев, олицетворяя любимую толстовскую идею о непротивлении злу силою,
демонстрирует и силу христианской праведности, истинного смирения, любви к ближним и Церкви. Особенно бедительно подтверждает сказанное заключительная сцена рассказа. В противоположность другим мужикам, взбунтовавшимся против приказчика, заставлявшего их работать в праздничную Пасхальную седмицу, Петр Михеев призывает всех к миру и согласию, несмотря на видимую несправедливость.
И он сам первым показывает пример делом, не словом, выйдя работать в поле.
Сохранив душевный мир и остудив пыл мужиков, Петр Михеев явил и послушание Церкви: он не перестал праздновать Пасху, пел торжественные церковные песнопения, на плуг поставил горящую свечу, которая не гасла на ветру. Как видим, Толстой даже не стал отказываться от элемента чудесного, так целенаправленно изгонявшегося им из житий святых, которые он переделывал в
1870-е годы для своей «Азбуки». Негаснущая свеча — символ твердой веры Петра Михеева, его праведности, признанной не одними лишь людьми, но и Богом. И в этом сказалась не слабость Толстого-художника или Толстого-мыслителя, как считали, например, Е. П. Андреева, Е. И. Купреянова, Э. С. Афанасьев и ряд других ченых-литературоведов, объективная причастность писателя корененной в сознании русских людей православной традиции.
Первая глава рассказа-легенды Л. Н. Толстого
«Разрушение ада и восстановление его» (1902) содержит одну любопытную деталь.
Излагая события после крестных страданий и смерти Христа, автор-повествователь сообщает, что «Вельзевул видел, как Христос в светлом сиянии остановился во вратах ада, видел, как грешники от Адама и до Иуды вышли из ада... (курсив мой
— А. Т.)». Здесь весьма показательно объединение Адама и Иуды (в легенде имеется в виду, разумеется, Иуда Искариотский) в одну группу грешников. Согласно христианской истории, известно, что Адам после грехопадения всю оставшуюся жизнь проводил в подвиге покаяния и смирения перед Богом, поэтому считается и первым ветхозаветным праведником. Этот момент совершенно отсутствует в толстовском произведении. Из Священного Писания мы также знаем и о том, что Иуда, предатель и фактически бийца Христа, закончил свою жизнь не покаянием, а новым, противоположным покаянию, тяжким грехом — самоубийством. Смешение праведника с грешником, покаяние с порством в грехе свидетельствует, что для Толстого граница между праведностью и неправедностью проходила совсем в каком-то совсем другом месте, где покаяние и смирение не принципиальны и не важны. Из приведенного отрывка вполне очевидно оправдание Иуды — он выходит из ада вместе с другими его обитателями. Как видим, Толстой демонстрирует специфическое, противоположное христианскому, понимание духовной жизни и представление о посмертной части людей. Самые великие грешники оказываются вместе с праведниками в раю, «нет в мире виноватых». Налицо гуманистический,
«человеческий, слишком человеческий» подход Толстого к описанию загробного мира, чрезмерно подчеркивающий безграничное милосердие Божие ко всем грешникам,
даже тем, кто не нуждается в этом милосердии и не ищет прощения, как Иуда, то есть налицо некое абстрактное милосердие. При этом не придается значения другой стороне христианского понимания Бога — Его правосудию. Надо сказать, что в
1870—1880-х годах Толстой еще допускал в какой-то степени существование
«божеского» плана. «Мне отмщение, и Аз воздам» — эпиграф романа «Анна Каренина»
и черновой редакции «народного рассказа» «Свечка» — бедительное тому подтверждение. Однако в 1900-е годы Небесное Царство рассматривается только с точки зрения «царства Божия на земле». «Божеское» не противопоставляется и не дополняется «человеческим», оно само целиком человеческое.
Подобное «божеское» воззрение фиксируется в текстах Священного Писания (слова Христа о муках вечных, ожидающих грешников,
о том, что горе тем, через кого в мир приходят соблазны и лучше бы не родиться тому, кем Сын Человеческий предается и т. д.), и в многочисленных святоотеческих трудах, часть из которых имелась в яснополянской библиотеке, и в народном творчестве (к примеру, в духовном стихе «Два Лазаря»), и в текстах богослужебных песнопений (во время Пасхальных торжеств, знаменующих собой ликование как бы же наступившего Небесного Царствия, Церковь, движимая
«божеской», не «человеческой» любовью поет: «Тако да погибнут грешницы от лица Божия, праведницы да возвеселятся»). На фоне такого миропонимания и различения «божеского» и «человеческого» яснее вырисовываются своеобразные черты толстовского по сути атеистического «божеского» и гуманистического
«человеческого», отраженные в последних произведениях Толстого. «Божеское было лишь тонким налетом на творчестве великого художника, под ним всегда скрывалась человеческая основа. Мне думается, более глубокого материалиста не существовало в нашей литературе», — тверждал писатель В. Ф. Тендряков в статье «Божеское и человеческое Льва Толстого». Сходное по сути, несмотря на несколько отличное внешнее оформление, высказывание сделал литературовед Г. В. Краснов в статье
«‘‘Божеское’’ и ‘‘человеческое’’ в произведениях позднего Л. Н. Толстого»:
«Проникновение «божеского» в «человеческое», их слияние в сочувственном авторском повествовании хотя и не меняют «материалистического» взгляда Толстого на божественное, но в то же время оспаривают известное полемическое тверждение Бердяева о ветхозаветности религии Толстого». Поэтому дальнейшие размышления этого ченого о том, что главный герой рассказа «Божеское и человеческое»
Светлогуб «принимает христианское откровение о личности, видит, не игнорирует... лицо Христа в его Сыновней ипостаси», не связываются с приведенным выше мнением, не подкрепляются и текстом самого толстовского произведения. Наоборот, «божеский» план в «Божеском и человеческом», имеющий отношение к образу авторского праведника Светлогуба, передает крепившееся в
1900-е годы антихристианское настроение Толстого, тверждает отрицание Бога-Троицы, исповедуемого Православной Церковью (а, значит, и Сыновней ипостаси Христа). Описывая предсмертное состояние героя, Толстой, как бы обобщая его жизнь, писал: «Светлогуб не верил в Бога и даже часто смеялся над людьми, верящими в Бога. Он и теперь не верил в Бога, не верил потому, что не мог не только словами выразить, но мыслью обнять Его» (42, 212). Особая светозарность лица героя, его фамилия Светлогуб, ангелоподобность, подмеченная стариком-раскольником, вместе с ним сидевшим в тюрьме, означают вовсе не причастность христианскому чению, именно праведность этого литературного персонажа в толстовском ее понимании, выраженную казанными художественными средствами. Стандартный набор других характерных черт — выборочное чтение и использование Евангелия, отсутствие личного покаяния, обвинение других во зле,
утверждение практической морали, обеспечивающей «царство Божие на земле» — еще больше беждает в гуманистическом, атеистическом наполнении слова «божеское»,
поставленного в заглавии рассказа.
После своего обращения в 1880 Толстой на некоторое время оставил художественную литературу и посвятил себя созданию публицистических трактатов, излагавших его религиозные, философские,
нравственные и социальные воззрения. Хотя этим произведениям недостает напряженности личного переживания, характерной для Исповеди, они написаны тем же изумительным слогом и обнаруживают исключительный дар рациональной, логической и бедительной аргументации. Пожалуй, наиболее значительными из них являются Исследование догматического богословия (1879–1880) – критика церкви; В чем моя вера (1884) – обобщение буквально всех накопленных Толстым к этому времени мыслей и сочинений по вопросам религии; Так что же нам делать? (окончено в
1886) – описание наблюдений и переживаний Толстого в московских трущобах и убийственное обличение, вскрывающее причины нищеты в современном обществе;
Царство Божие внутри вас (1893), где Толстой доводит до логического предела свои взгляды. Средоточием этого трактата является его теория непротивления злу насилием, и, применяя ее к деятельности различных правительств, он приходит к выводу, что все они в сущности аморальны и служат интересам богачей и сильных мира сего, гнетая народные массы посредством воинской повинности, тюремного заключения и собирания налогов. Многие сочинения направлены против того, что Толстой считал общественными пороками или злодеяниями властей: таковы статьи Для чего люди одурманиваются? (1890) – против потребления спиртных напитков и курения табака; Не могу молчать (1908) – обличение царского правительства,
чинившего массовые расправы над частниками революции 1905; нередко он призывает к практическим реформам, как в Письмах о Генри Джордже (1897), где исследуется возможность решения проблемы российского землевладения посредством единого земельного налога, предложенного американским экономистом Г.Джорджем.
В 1898 Толстой опубликовал трактат Что такое искусство? Произведение является искусством, тверждал он, только если оно «заражает» читателя, слушателя или зрителя душевным состоянием его творца.
Если же такого сообщения соответствующих чувств не происходит, если отсутствует достигаемое путем «заражения» единение творчества и его восприятия, значит произведение искусства не состоялось. Толстой различал несколько ровней искусства; высшего достигало искусство религиозное, заражавшее людей чувствами,
«проистекающими из любви к Богу и человеку». Однако, руководствуясь своими критериями,
он отказывал в праве называться искусством произведениям таких авторов, как Шекспир и Р. Вагнер, многих признавал лишь с оговорками. Большую часть своих прежних сочинений Толстой также искусством не считал – они, по его мнению, не отвечали ни нравственным, ни эстетическим требованиям. Когда же он вновь обратился к художественной литературе (еще до написания Что такое искусство?),
то попытался писать в согласии со своими новыми идеалами.
Были написаны и рассказы в иной манере,
предназначенные для образованного читателя. По стилю они ближе к прежней прозе:
в них допускается обилие реалистических подробностей и психологический анализ.
Лучшие из них – Записки сумасшедшего (1884–1886, не закончен) – впечатляющее,
на грани мистицизма, изображение человеческого отчаяния перед лицом жизненной тщеты, и Смерть Ивана Ильича (1886), где герой – воплощение обычного человека.
Осознавший неизбежность смерти, он в конце концов озаряется внутренним светом веры и любви.
Одна из проблем, которые в особенности тревожили Толстого после его обращения, – проблема половая, тем более в свете его твердого беждения, что человеческое благополучие в большой степени зависит от способности человека приближаться к идеалу воздержания.
Говоря о Толстом, мы, конечно, не случайно употребляем слово "трагедия". Гениальный русский писатель, получивший от Бога великий талант, глубокий мыслитель, всю жизнь размышлявший о земном пути человека и его значении для вечности, в то же время не преумножил полученные дары, но растратил их на прямую, ожесточенную и бездумную борьбу с Церковью. Потому что истинная реализация данного Богом таланта и возможна только в Боге.
"Обращение" графа Толстого относится к 70-м гг. XIX века, когда писатель пережил тяжелейший духовный кризис, чуть не завершившийся самоубийством. Основной вопрос, тяготивший его в то время - вопрос о смысле жизни и смерти. С этого момента начинаются его религиозные поиски, чтение богословских трактатов, поездки в Оптину Пустынь,
Лев Николаевич становится искателем абсолютного добра на земле, проповедником возврата к религиозной культуре, исповедником буквального понимания заповеди о
"непротивлении злу".
Очень важно понимать, что Л.Н. Толстой фактически был противником не только современной ему Церкви (как, скажем,
Мартин Лютер), но и христианства в целом. Еще в 1855 году он записал в своем дневнике: "Вчера разговор о Божественном и вере навел меня на великую громадную мысль, осуществлению которой я чувствую себя способным посвятить жизнь. Мысль эта - основание новой религии, соответствующей развитию человечества, религии Христа, но очищенной от веры и таинственности, религии практической, не обещающей будущее блаженство, но дающей блаженство на земле".
В результате Толстой пришел к отрицанию главнейших догматов христианства: чения о Троице, божественном достоинстве Христа, искуплении, Церкви. Христианское чение он заменил, по меткому выражению прот. Василия Зеньковского, "тиранией этической сферы",
"панморализмом". Следствием чего стало, как известно, полное отрицание Толстым всех достижений культуры, начиная от государства и любых социально-правовых форм и кончая наукой и искусством.
Очень характерно письмо писателя художнику Яну Стыке (от 27.07.1909 г.), где Толстой прямо признавал, что во всех религиях истина религиозная и нравственная одна и та же. Результат такой рефлексии очень печален: даже такой свидетель, как Максим Горький, сумел за нигилизмом Толстого увидеть "безконечное, ничем не странимое отчаяние и одиночество". В этом и заключалась суть трагедии Толстого: всю жизнь посвятив напряженному поиску явленного Царства Божия, он отверг это Царство, то есть Церковь в ее исторической действительности. Это привело к тому, что десятки лет Л.Н. Толстой фактически боролся с Русской Православной Церковью и призывал народ к отпадению от нее. Результат его деятельности был поистине жасным. Как записал в своем дневнике А.С. Суворин, "в России два царя: Николай Второй и Лев Толстой.
Который сильнее? Николай Второй ничего не может сделать Толстому, Толстой непрерывно расшатывает трон Николая Второго".
А вот что об этом пишет сын Толстого, Лев Львович: "Во Франции говорится часто, что Толстой был первой и главной причиной русской революции, и в этом есть много правды. Никто не сделал более разрушительной работы ни в одной стране, чем Толстой. Русское правительство,
несмотря на все свои силия, не могло рассчитывать на необходимое содействие и поддержку со стороны общества. Отрицание государства и его авторитета,
отрицание закона и Церкви, войны, собственности, семьи. Что могло произойти,
когда эта отрава проникла насквозь в мозги русского мужика и полуинтеллигента и прочих русских элементов. К сожалению, моральное влияние Толстого было гораздо слабее, чем влияние политическое и социальное".
Далее Лев Львович рассказывает об очень интересном эпизоде - обыске, произведенном у его тети в России. Когда руководивший обыском большевик знал, что она является сестрой великого писателя, он вежливо ей поклонился со словами: "Какая жалость, что он не дожил до того, чтобы воочию видеть результаты своей работы". Совершенно очевидно, что в этой ситуации Церковь не могла молча выслушивать хулу на Христа и Его чение.
Прежде всего несколько слов о понятии
"отлучение" (греч. anathema). В церковном праве под анафемой понимается отлучение христианина от общения с верными чадами Церкви и от церковных Таинств, применяемое в качестве высшей кары за тяжкие преступления,
каковыми являются измена православию, то есть клонение в ересь или раскол.
Анафема обязательно должна провозглашаться соборно. От анафемы следует отличать временное отлучение члена Церкви от церковного общения, служащее наказанием за менее тяжкие грехи (греч. aforismoz). Главное отличие первого от второго заключается в том, что анафема в буквальном смысле слова произносится над нераскаявшимся грешником и доводится до сведения всей Церкви. Кроме того,
снятие анафемы предполагает покаяние перед всей Церковью и согласное принятие этого покаяния всей Церковью.
Церковь всегда с большой осторожностью относилась к вынесению приговора об анафеме (впервые это слово начинает использоваться в постановлениях Соборов с IV века). Главным критерием для этого служила оценка степени опасности того или иного чения для церковного сообщества, также степень порства данного лица в проповедуемом чении. Таким образом, Церковь опиралась на слова Самого Христа, "если и Церкви не послушает, то да будет он тебе как язычник и мытарь" (Мф.18. 17).
Исторически и в Русской Православной Церкви анафема всегда являлась очень осторожным и взвешенным воспитательным актом и применялась только после многих тщетных попыток вразумить данного человека и вызвать у него покаяние. Эта мысль ясно выражена в "Духовном регламенте": "Ибо не просто за грех подлежит анафеме, но за явное и гордое презрение суда Божия и власти церковныя с великим соблазном немощных братий."
В феврале 1901 года Святейший Синод издает определение, в котором, в частности, говорится: "Известный всему миру писатель, русский по рождению, православный по крещению и воспитанию своему,
граф Толстой, в прельщении гордого ма своего дерзко восстал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние, явно перед всеми отрекшись от вскормившей и воспитавшей его Матери, Церкви Православной, и посвятил свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на распространение в народе чений, противных Христу и Церкви". В документе Синода особо подчеркивалось, что Толстой
"проповедует с ревностью фанатика ниспровержение всех догматов Православной Церкви и самой сущности веры христианской" и, "ругаясь над самыми священными предметами веры православного народа, не содрогнулся подвергнуть глумлению величайшее из Таинств - святую Евхаристию". Суть определения выражена такими словами: "Церковь не считает его своим членом и не может считать, доколе он не раскается и не восстановит своего общения с нею". Конечно, было бы ошибкой понимать синодальный акт как некий безпринципный документ, не имеющий никаких практических последствий.
Характерно, что сам Толстой, его супруга и окружение воспринимали определение Синода именно как отлучение. Важно понимать, что это определение содержит недвусмысленное казание на вред чения и деятельности писателя для всей Церкви, также на личную ответственность тех, кто является соучастником этой деятельности:
"Ныне о сем свидетельствуем перед всею Церковью к тверждению правостоящих и вразумлению заблуждающихся, особливо же к новому вразумлению самого графа Толстого". Таким образом, Синод, не потребляя терминов
"отлучение" и "анафема", тем не менее считает невозможным для Л.Н. Толстого (и, фактически, для его единомышленников) до покаяния считать себя членами Церкви, ибо такой путь они выбрали сознательно. Эта мысль еще раз прозвучала в 1908 году, когда Синод выступил с разъяснениями по поводу намечавшегося юбилея Толстого - его 80-летия. В разъяснениях особо подчеркивалось, что все,
кто выражает сочувствие этому мероприятию, "причисляют себя к его единомышленникам, делаются соучастниками его деятельности и привлекают на свою голову общую с ним, тяжкую перед Богом, ответственность". Именно поэтому в
1909 году Епископ Тульский Парфений (Левицкий) в беседе с супругой писателя С.А. Толстой казывал на невозможность похоронить писателя по церковному обряду, если он мрет без покаяния. Смысл разъяснений Св. Синода выражен в статье Архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского), где он призывает православных христиан не частвовать в чествовании писателя "вместе с явными и тайными врагами нашей Церкви, молиться, чтобы Господь, хотя в этот последний, единонадесятый час обратил его на путь покаяния и дал ему мереть в мире с Церковью, под покровом ее молитв и благословения". Однако многие не откликнулись на призыв Церкви, и в этом очень ярко проявился феномен расцерковленности русской интеллигенции. "Ничего, что нам запретил радоваться Святейший Синод, мы давно же привыкли без него печалиться и радоваться", - напишет Александр Блок. 4 апреля 1901 года Толстой выпустил
"Ответ Синоду", в котором он не только не покаялся, но продолжал настаивать на своих кощунственных заблуждениях. В частности, он казывал:
"Я действительно отрекся от Церкви, перестал исполнять ее обряды и написал в завещании своим близким, чтобы они, когда я буду мирать, не допускали ко мне церковных служителей. То, что я отвергаю непонятную Троицу и басню о падении первого человека, историю о Боге, родившемся от Девы, искупающем род человеческий, то это совершенно справедливо". Однако выдержать до конца эту "моральную становку" великий писатель не смог.
Было ли покаяние? Можно предполагать, что поворот к Церкви и ко Христу совершился в душе писателя незадолго до смерти.
Характерно, что еще в 1909 году, когда, как казывалось выше, Ясную Поляну посетил Епископ Парфений (Левицкий), беседовавший с женой писателя, затем с ним самим, Толстой так отреагировал на эту встречу в своем дневнике: "Как бы не придумали они (представители церкви. - Ред.) чего-нибудь такого, чтобы уверить людей, что я покаялся перед смертью. И поэтому заявляю, кажется,
повторяю, что возвратиться к Церкви, причаститься перед смертью, я так же не могу, как не могу перед смертью говорить похабные слова или смотреть похабные картинки, и потому все, что будут говорить о моем предсмертном покаянии и причащении - ложь".
Ныне мы располагаем совершенно определенными данными, позволяющими тверждать, что в конце жизни писатель почувствовал необходимость что-то изменить. Сын писателя, Л.Л. Толстой,
свидетельствовал, что "более, чем когда-либо, особенно в последние месяцы своей жизни, он искал не внутри себя, но вовне, моральную и религиозную поддержку".
овое учение Толстого привлекало множество последователей, которые становились его учениками, в некоторых случаях создавали «поселения толстовцев», чтобы общими усилиями жить в согласии с его заповедями. Однако он не доверял столь организованным действиям, так как полагал, что истина, равнозначная счастью, не может быть внушена; каждому человеку дано открыть ее лишь самому – ибо «Царство Божие внутрь вас есть» (Лк, 17:21). Люди со всего света съезжались в Ясную Поляну,
чтобы видеть и слышать седобородого мудреца. Старания Толстого жить согласно новоутвержденным заповедям привели к раздорам с женой и почти со всеми членами его многочисленной семьи. Толстой остро чувствовал болезненное противоречие между своей ютной жизнью в Ясной Поляне и той, какой он хотел бы жить –
свободной от мирских забот, ясной и простой жизнью религиозного отшельника. Это противоречие, силенное издевками над его верой, и невыносимая обстановка в семье наконец вынудили его в возрасте 82 лет тайком бежать ночью из дому в надежде обрести прибежище, где он сможет жить не по жи и приблизиться к Богу.
Через несколько дней, 7 (20) ноября 1910 года, на небольшой железнодорожной станции Астапово (ныне станция Лев Толстой, Липецкая область) Толстой мер от пневмонии.
Мы обладаем большим количеством свидетельств, что Толстой ехал в Оптину с совершенно определенной целью -
встретиться с оптинскими старцами. Об этом сообщает врач писателя, Д.П.
Маковицкий и некоторые другие современники событий последних дней жизни писателя. К сожалению, эта встреча не состоялась: писатель не нашел в себе сил переступить порог монастыря и скита. 29-30 октября Толстой направляется к своей сестре, монахине Шамординского монастыря. Об этой встрече сообщает важные подробности сестра известного философа Л.М. Лопатина: "Приехав в Шамордино к Марии Николаевне, он (Толстой. - Ред.) радостно сказал ей: "Машенька, я остаюсь здесь!". Волнение ее было слишком сильно, чтобы поверить этому счастью.
Она сказала ему: "Подумай, отдохни!" Он вернулся к ней тром, как было словлено, но же не один: вошли и те, что за ним приехали (дочь, А.Л.
Толстая, также ее подруга Е.М. Феоктистова и врач Д.П. Маковицкий. - Ред.).
Он был смущен и подавлен и не глядел на сестру. Ей сказали, что едут к духоборам. "Левочка, зачем ты это делаешь?" - воскликнула она. Он посмотрел на нее глазами, полными слез. Ей сказали: "Тетя Маша, ты всегда все видишь в мрачном свете и только расстраиваешь папу. Все будет хорошо, вот увидишь", - и отправились с ним в его последнюю дорогу".
казанными лицами Толстой в Козельске был посажен на поезд, но так разболелся, что вынужден был сойти на станции Астапово и остановиться в комнатах начальника железнодорожной станции. знав об этом,
первенствующий член Святейшего Синода Митрополит Антоний (Вадковский)
телеграфировал Епископу Калужскому Вениамину (Муратовскому) и предложил ему направить к же больному Толстому оптинского старца Иосифа. Но так как сам преп. Иосиф был в это время тоже болен, к писателю поехал скитоначальник преподобный старец Варсонофий.
5 ноября старец Варсонофий прибыл на станцию Астапово и обратился с запиской к родным мирающего, прося допустить к нему, на что получил немедленный ответ А.Л.Толстой, что отец этого не желает, а его воля для нее священна. Неудивительно, что старец Варсонофий не был допущен к Толстому. В беседе Епископа Парфения с жандармским офицером Савицким последний заметил, что Толстого "буквально содержали в плену и делали с ним, что хотели". То же подтвердил сын Толстого Андрей Львович. В своем отчете епархиальному архиерею преп. Варсонофий сообщил, что согласно воле покойного, его тело должно быть без церковных обрядов предано земле в Ясной Поляне.
Таким образом примирения писателя с Церковью так и не произошло, потому что не было самого главного - покаяния.
Раскаяние же и мысли о возможном покаянии - еще не действенное покаяние,
имеющее плоды.
Очень важный момент, связанный с описанными событиями, отмечен в воспоминаниях бывшего оптинского послушника игумена Иннокентия, опубликованных в 1956 году в Бразилии. В них впервые казано на существование телеграммы, посланной Толстым старцу Иосифу в Оптину Пустынь. После получения этой телеграммы и был, по мнению о. Иннокентия, собран совет, на котором было решено послать не преп.
Иосифа, преп. Варсонофия. Вопрос, действительно ли существовала такая телеграмма, является очень важным, так как ее наличие прямо бы свидетельствовало о желании писателя перед смертью встретиться со старцами.
Очень часто можно слышать вопрос: почему Церковь не простит Толстого? Ответ на него сформулирован еще в Евангелии: когда справа и слева от Христа были распяты два разбойника, один из них покаялся и услышал очень важные, единственно важные для человека в этой жизни слова Христа: "Ныне же будешь со Мною в раю". А другой злословил Христа, и нигде в Евангелии не говорится, что он слышал те же слова (Лк. 23. 39-43). Но вовсе не потому, что Господь его лично не простил и наказал. Бог важает личный выбор, акт самоопределения каждого человека, даже тогда, когда этот выбор есть выбор тупика и бесовской бездны. И навязывать через 100 лет русскому писателю то, от чего он сам отказался, мы не вправе.
Список использованной литературы:
1. Рассуждения заместителя декана богословского факультета Свято-Тихоновского Богословского института, специалиста по новейшей истории Церкви, священника Георгия Ореханова. домен сайта скрыт/Smi/Npg/053_10.html
2. Лидия Пляшкевич «Духовная трагедия Льва Толстого»/Женский христианский журнал
«Надежда для тебя»/ домен сайта скрыт/lev%20tolstoj4-3.html
3. Сайт:РУБИКОН домен сайта скрыт/art/literature/prose/belletristika/tolstoy/
