Духовное послание Л.Толстого сквозь призму новой религии Бахаи

OЊWIADCZENIE

Ja, niїej podpisany,

Kusztar Mamytaliew

Student wydziaіu Neofilologii

Uniwersyteta im. Adama Mickiewcza

OЊWIADCZAM

Їe przedkіadan№ pracк magistersk№

Pt.

Духовное послание Льва Толстого сквозь призму новой религии Бахаи

Napisaіem samodzielnie

Oznacza to, їe przy pisaniu pracy, poza niezbкdnymi konsultacjami, nie korzystaіem z pomocy innych osуb, a w szczegуlnie nie zlecaіem opracowania rozprawy lub jej istotnych czкsci innym osobom, ani nie odpisywaіem tej rozprawy lub jej istotnych czкsci od innych osуb. Jednoczeњnie przyjmujк do wiadomoњci, їe gdyby powyїsze oњwiadczenie okazaіo siк nieprawdziwe, decyzja o wydaniu mi dyplomu zostanie cofniкta.

Poznan

(miejscowosc, data)                                     czytelny podpis

Uniwersytet im. Adama Mickiewicza

Instytut Filologii Rosyjskiej

K.Mamytaliew

…………………………………

Praca magisterska napisana

pod kierunkiem prof. H. Chaіaciсska – Wiertelak

Poznaс 2006

Университет им. Адама Мицкевича

Институт Русской Филологии

Куштар Мамыталиев /p>

....................................

Дипломная работа написана под научным руководительством

Проф. Х.Халачинска – Вертелак

Познань 2006

В письмах к Нахджавани [166] Толстой упоминает о своих планах написать книгу о религии баби и бахаи.

В 1901 году в письме персидскому послу в России, который прислал Толстому свою поэму "Мир", Лев Николаевич писал: "Я верю, что везде есть люди, которые, как и баби на Вашей Родине, исповедуют истинную религию, и что, несмотря на преследования, которым они всегда и везде подвергаются, их идеи будут распространяться с наирастающей скоростью и в конце концов одержат триумф над варварством" [167].

Самым плодотворным на контакты с бахаи для Толстого оказался 1902 г. Вскоре после отлучения Толстого от православной церкви, он тяжело заболел и переехал на лечение в Крым. Там он и его домочадцы прожили несколько месяцев.  В один из дней 25 - 27 мая 1902 г. Толстой встретился с неизвестным членом бахаитской общины и оставил в дневнике следующую запись: “... Был Персиянин разнощик, вполне просвещенный человек, говорит, что он бабист”. Через несколько месяцев, уже в Ясной Поляне состоялась более интересная и содержательная встреча Толстого с Азиз-Аллахом Джаззабом, иудеем, принявшием учение бахаи. Он, по распоряжению Абдул-Баха,  отправился из Акки в Россию для установления прочных контактов с Толстым. Несмотря на то, что полиция запретила Толстому общаться с посетителями, Азиз-Аллах Джаззабу удалось все-таки с ним встретиться. Согласно запискам Азиз-Аллаха, Толстой сказал, что не доверяет газетам, одни из которых хвалят бабидов и бахаитов, а другие - ругают, что трижды пытался найти сведения об этом движении для написания о нем в своих книгах и что последний раз обсуждал эту тему с Чертковым двенадцать дней назад. Азиз-Аллах отвечал, что он сам трижды выполнял поручения по передаче посланий из Акки разным лицам в России. Первый раз ему не удалось встретиться с военным министром Кропоткиным и Толстым, второй раз он вручил письмо “генералу Камарову”, и, наконец, в третий раз он привез письмо Толстому от Абдул-Баха, с которым расстался ровно двенадцать дней назад. В дальнейшем беседа была построена из вопросов и ответов. Толстого интересовало, кто такой Баб, когда он появился, в чем состояли его претензии; каково положение в общине после смерти Бахауллы, какую роль взял на себя Абдул-Баха и т.п. Азиз-Аллах рассказал Толстому о том, что Бахаулла пришел, чтобы спасти все народы мира от ложных представлений; познакомил его с принципами и положениями законодательной власти, представленной Всемирному Дому Справедливости, изложенными в “Священнейшей книге” Бахауллы. На вопрос Толстого о том, обращаются ли в бахаизм люди других вероисповеданий в значительном количестве, гость дал удовлетворительный ответ, приведя в пример себя самого. На вопрос посланца об отношении к Бахаулле и его делу Толстой ответил: «Как я могу отрицать его?... Очевидно, что это дело завоюет весь мир [168]. Я попытался просветить небольшое число людей в России, и вы видите, как мне мешает жандармерия». Толстой отметил, что принципы вероучения бахаи содействуют духу эпохи и со временем утвердятся в мире, обеспечив процветание человечества. Затем гость передал личное посланием Толстому от Абдул-Баха, в котором, в частности, говорилось: "Действуйте так, чтобы Ваше имя оставило добрую память в мире религии.  Многие философы приходили, и каждый поднимал флаг на пять метров.  Вы же подняли флаг на десять метров; погрузитесь в океан единства и обретите навечно помошь Господа" [169].

Мы уже отмечали, что писатель не всегда получал достоверную информацию о бахаи, кроме того существовал ряд других ограничений [170], мешавший непосредственному контакту.  В связи с этим, Толстой то разочаровывался в учении Бахаи, то вновь горячо начинал его поддерживать.  «Думаю, что секта не имеет будущности» [171], написал он в ответ американскому писателю Эрнесту Кросби в мае 1904 года. Через 2 года Абдул-Баха, находившийся в ссылке в г.Акка (Сирия), вновь попытался связаться с Толстым. Он прислал ему через английскую последовательницу бахаи Торнбург-Кроппер [172] одно из своих религиозных воззваний, а затем несколько других официальных документов бахаи, в частности знаменитое послание Простейшее по существу. Толстой внимательно изучил эти документы и пришел к выводу, что они не представляют интереса. В частности он подверг резкой критике программное послание Бахауллы за, что основные нравственные истины в нем затемнены [173] элементами мистики [174]. Но несмотря на это, он все-таки продолжал изучать писания и даже рассказывал о принципах бахаи своему японскому корреспонденту, одному из из крупнейших писателей-реалистов того периода Токутоми Кэндземиро, который приехал в Ясную Поляну. Они беседовали о литературе, философии, о переводах сочинений Толстого. Токутоми рассказал о возникновении   в Японии движения Самоотверженная любовь - идейном течении  японской интеллигенции, на которое сильное влияние оказало гуманистическое учение Толстого. В свою очередь, русский писатель упомянул о возникновении различных движений с подобными идеями в разных странах, в частности в Персии [175].  В марте 1909 г. на вопрос Е. Е. Векиловой о том, что надо ли ее сыновьям принимать православие, вернуться в ислам, чтобы помочь “темному татарскому народу”, войти в которого “мешала религия”, Толстой отвечает утвердительно, считая “церковное православие” ниже ислама. Однако предполагает не ортодоксальный суннизм, а бахаизм или учение ваисовцев. О первом Толстой пишет следующее: “Одно из этих учений - это учение бабистов, зародившееся в Персии, перешедшее в Турцию, где тоже терпело гонения и теперь сосредоточилось на сыне Бага-Уллы (Бахауллы), живущем в Акре. Учение это не признает никаких внешних форм богопочитания, считает всех людей братьями и признает только одну религию любви, общую всему человечеству” [176]. В сентябре 1909 года бакинский инженер Акпер Мамедханов, только что вернувшийся из стран Арабского Востока, сообщил писателю, что глава бабидов в своих проповедях рассказывает о нем, Толстом, как о друге арабов. Эта весть была Льву Николаевичу приятна. В ответном письме от 22 сентября он также подтверждает, что в «последнее время занят изданием книги о Бабе и бахаизме» [177].

В письме Ф. А. Желтову от 12 октября 1909 г., в котором Толстой говорит, что “... общее всем религиям извращение и затемнение их непонимающими их истинного значения последователями и вытекающими из этих извращений восстановление их в истинном их смысле. Таков в магометанстве суфизм и др[угие] учения и особенно чистое и высокое учение ученика Баба - Бахауллы” [178].

В дневнике секретаря Толстого В.Ф.Булгакова за 11 мая 1910 г. отмечено, что он застал Толстого за чтением брошюры армянского писателя и публициста А.А.Аракеляна Бабиэм, которую Толстой «очень хвалил». На другой день, как отмечает Булгаков, Толстой «книжку Аракеляна о бабизме дочитал и просил меня передать её Буланже, чтобы тот по ней составил популярную брошюру об этой интересной «секте». Далее следующая запись от 12 июня свидетельствует, что писатель все же не перестал интересоваться новой религией, говорил, что читает о ней и очень высоко оценивает [179].

Толстой действительно собирался включить такую книгу в серию Общедоступное изложение жизни и учений мудрецов. Тем не менее еще в 1906 году в Круге чтения Толстой поместил несколько изречений из бабидско-бахаитского наследия. С. А. Толстая по его поручению перевела несколько глав из неизвестной английской книги о бабизме-бахаизме, которые вместе со сведениями, взятыми из книги И. Дрейфуса, должны были “лечь в основу популярной русской книги о бабизме” [180]. Другая неотложная работа помешала ему, однако, осуществить интересный замысел написать книгу о бахаи [181].

В 1910 г.  Толстой получил новые материалы от инженера-бахаи из Баку Алекпера Мамедханова, от рештского бахаи П. Полизоиди, по рекомендации которого с Толстым вступил бывший переводчик Абдул-Баха [182] доктор Ионесс Кан, приславший писателю сочинение об Абдул-Баха Фелпса Майрона. Однако в последний год жизни писателя занимали иные проблемы, связанные с передачей дневников Черткову и написанного тайного завещания [183].

За день до своей смерти Толстой обратился к дочери Татьяне, которая приехала на станцию Астапово: «Только одно советую вам, помните, что на свете есть много людей, а вы смотрите только на одного Льва...» [184].

Известно также последнее высказывание Толстого о новой религии: “Мир занят поисками выхода, но ключ к решению всех проблем на земле находится в руках персидского узника Бахауллы”.

Закончим раздел словами Токутому Рока, японского писателя: «Прощаясь, я сказал: - Учитель, берегите себя. Вы как-то сказали, что смерть – это избавление, но я прошу не торопите час этого избавления. В Японии, которая была врагом России, в стране, люди которой проливали русскую кровь, появились люди, следующими вашему учению, и повсюду появится еще больше таких людей. Вы осветили путь для всего мира. Я буду молиться, чтобы вы указали вашим учением дорогу к свету» [185].

Глава VII

Мировоззрение Левина – Толстого .

Анализируя работы Льва Николаевича, такие как Воскресение и Анна Каренина, относящиеся к периоду духовного кризиса, можно сделать вывод, что писатель созрел и к тому времени, когда он встретился с писаниями бахаи почти имел то мировозрение, которому учат нас Баб и Бахаулла. Поэтому Толстой увидел в них родственную душу. Созревание происходило поэтапно, Толстой говорил, что сначала он полюбил православие, затем все христианство, приведшее его ко всем мировым религиям, ведущим к добру и свету. /p>

Но возвратимся в 70 –е годы. Задумывая новый роман, Толстой первоначально хотел показать в нём судьбу «потерявшей себя» замужней женщины из высшего общества, но чем дальше подвигалась работа над романом, тем шире раздвигались его рамки. С поразительным мастерством и огромной силой психологической правды Толстой изобразил трагедию молодой женщины. Роман, по силе художественного мастерства не уступающий Войне и миру, даёт яркую картину жизни разных слоев общества тогдашней России, начиная от дворянских верхов и кончая крестьянством. Судьба всех героев показана в тесной связи с эпохой 70-х гг. Пореформенный помещичий и крестьянский жизненный уклад, научные и философские проблемы эпохи, вопросы искусства, исторические и политические события, отдельные правительственные мероприятия, факты общественной жизни — всё это нашло отражение в Анне Карениной. Очень наглядно в романе показаны и социально-экономические сдвиги, характеризовавшие пореформенную Россию. „У нас теперь все это переворотилось и только укладывается“, говорит Левин, метко характеризируя период 1861—1905 годов.

XIX век, век открытий [186] и политических переворотов, бурных событий не только в России, этот век был особенным для всего человечества. Во всех сферах деятельности человек продвигается вперед. Лишь за один XIX было изобретено столько полезных вещей, сколько не было за последние века вместе взятые. Но в то же время  XIX в. являлся веком взлетов и упадка, веком многостильности и противоречий, перелом в сознании и культуре человечества. Бахаулла назвал этот период весной в истории человечества.

Особенным был еще тот факт, что менялась роль женщины в мировом обществе. Борис Ейфман в книге Лев Толстой.Семидесятые годы обращается к истокам романа Анна Каренина. Импульсом послужила книга Дюмаса (Dumas) l’homme-femme, в которой он рассматривал проблему измены женщин. Дюмас категорически осуждал жену, бросившую мужа; мать, оставившую ребенка, по его мнению она заслуживает наказания и должна умереть. Подобный тезис противоречит философии Толстого. Полемизируя с автором  l’homme-femme Толстой через свое „Мне отмщение и Аз воздам” призывает к тому, чтобы не убивать женщину, которая согрешила. Она и так страдает, наказание в руках Бога, а не человека [187]. Толстой запрещает вмешиваться во внутренний мир другого человека, осуждать и злословить. Человеку нужно бороться с проявлениями зла, но не с помощью другого зла, какой является месть. Трагедия Анны была неизбежной, особенно в той ситуации общественных отношений, когда приближался моральный конец света [188].

Мотив женщины как главной героини литературного произведения почти до половины ХIХ века был малораспространенным. Образ женщины конечно появлялся на первом плане, но обычно сбоку мужчин. Женщина была лишь тенью. Еще в первой половине ХIХ века в русской литературе доминировал определенный образ женшины, в котором самым важным елементом была ее внешняя красота [189]. Лермонтов первый создал новый образ женщины, который отображал его эволюцию и изменчивый внутренний мир. Возможно без новаторского произведения Лермонтова Герой нашего времени, Толстой бы не создал богатый и чувственный мир Анны.    

Абдул-Баха говорит: “В прошлом миром правили насилие и жестокость, и мужчина, благодаря своим сильным и агрессивным качествам ума и тела, господствовал  над женщиной. Теперь положение изменилось, - сила теряет свое господство и властвовать начинают умственная энергия, интуиция и духовные свойства любви и служения, в чем сильна женщина”. [190]

В романе Анна Каренина за обедом у Облонских между Карениным, Песцовым и Кознышевым возник спор о классическом и реальном образовании. Эти споры продолжались в доме Облонских, они и в действительности велись в ту пору. Каренин «перескочил на новую тему женского образования», в связи с тем, что «правительство открывает женские курсы и университеты». Проблема женского образования была одной из острейших проблем того времени. Тяга к знаниям, борьба за независимость захватила многих женщин, и прогрессивные круги общества стояли на их стороне. Не имея права на зачисление в университет, некоторые женщины поступали в заграничные университеты и в среде русской эмиграции приобщались к революционной деятельности. Это беспокоило русское правительство, и, чтобы отвлечь женщин от иностранных университетов, оно стало разрешать публичные лекции по университетским программам, а в конце 1872 г. учредило акушерские курсы при Медико-хирургической академии в Петербурге и разрешило открыть первые Высшие женские курсы профессора В. И. Герье в Москве.

Другой литературовед, Кулешов, обращает внимание на мотив железной дороги и поездов. События разварачиваются со сцены приезда Анны в Москву и встречи Вронского на вокзале, на вокзале также заканчивются. Это символ, через который Толстой хотел показать,  что все движется, все меняется. То что старое – уходит. Россия обновляется [191]. „Мне все кажется, что время конца века сего близится и наступает новый; в связи с тем, что и мой век здесь кончается и наступает новый, все хочется поторопить это наступление, сделать, по крайней мере, все от меня зависящее для этого наступления. И всем нам, всем людям на земле только это и есть настоящее дело”. (Письмо Л.Т. к Н. Н. Ге (отцу). 24 декабря 1893 г.) [192] Толстой был против всех технических нововведений, в том числе и железных дорог и поездов, но человечеству не избежать технического прогресса. Техника – в руках человека, если он духовно богат, о чем заботится религия, то и техника будет работать во благо других людей. То есть гармония разума с душой. Альберт Эйнштейн отказался работать на фашистов и придумывать новые виды оружия. Поступок настоящего Человека, примеру которого должны следовать все ученые. Причем Эйнштейн сказал, что чем больше он погружается в науку, тем больше восхищается мудростью Бога.

Свое тогдашнее мировоззрение Толстой вложил в уста Левина.  Левин - это сам Лев Толстой. Ведь Левина он писал с себя, сам явился его прототипом. И, не довольствуясь множеством рассыпанных по страницам романа автобиографических подробностей, обозначает себя в фамилии персонажа: ЛЕВин. Толстой порою даже не утруждает себя изменением некоторых имен и географических названий. Например, имение Левина находится в Покровском - имение Берсов (родителей жены Толстого) находилось в также в Покровском.

Константин Левин явился новым образом в русской и мировой литературе. Это образ не “маленького”, не “лишнего” человека. По всему своему складу, содержанию мучающих его общечеловеческих вопросов, цельности натуры, свойственному ему стремлению претворять идею в действие. Левин — мыслитель-деятель. Он призван к страстной, энергичной общественной деятельности, он стремится к преобразованию жизни на основе деятельной любви, общего и личного счастья для всех людей. Левин — натура цельная, деятельная, кипучая. Он принимает только настоящее. Его цель в жизни — жить и делать, а не просто присутствовать при жизни. Герой страстно любит жизнь, а это означает для него страстно творить жизнь. Как утверждает Н.С. Козлов, Толстой постоянно подчеркивал активную, творческую, преобразующую роль человека. Изображая людей труда, писатель неоднократно отмечал, что именно они творят и создают жизнь. Герои его художественных произведений в большинстве случаев настойчивы и активны при разрешении возникающих перед ними проблем. [193] Толстой считал, что жизнь человека только тогда разумна, когда она понимается как исполнение долга, стремления к идеалу. Он утверждал, что этот мир вовсе не испытания на пути перехода в мир лучший, а один из вечных миров, который прекрасен, радостен и который мы не только можем, но и должны сделать прекраснее и радостнее для живущих с нами и для всех, которые после нас будут жить в нем. Совершенствование души есть единственная цель при жизни, ибо всякая другая цель, в виду смерти, бессмысленна.  Он постулирует, что сознание своего единства со всем человечеством, вытекающее из признания единого во всех божественных началах, дает людям наивысшее личное и общественное благо. Мешают этому сознанию государственные, народные, сословные, религиозные и другие предрассудки. Восстанавливает это сознание истинная религия.[194] Для Толстого “Бог” – в человеке, и жить по-божьи для него означает жить по правде, трудами своих рук, следовать своему разуму и своей совести. Но религия не до конца отвечала требованиям Левина.

Левин, как и Толстой, чувствует сердцем, его проницательная душа и разум не согласны с теми догматами, которыми обросло Христианство. Он стремится к улучшению жизни людей, которые его окружают, а вместе с тем жизнь всех простых людей. Как и Толстой, он не любит город, и тот городской мир, полный зла и фальши. Левин человек с искренней душой, его образ – новый для России.  Рождение нового человека, который не хочет продолжать жить согласно правилам и традициям. Левину не хватает того, что положено в основу всей человеческой жизни – Бога, но не такого, каким его представляли простому человеку, а нечто Разумное, Высшее, дающее любовь и понимание людям.

Душ, подобных Левину, много. Но они не могут объединиться пока существуют внешние преграды. В каждом народе есть свои Левины, Нехлюдовы, Каратаевы. Их сердца не обросли предрассудками, а души открыты новому. Толстому удалось вырваться из темного мира, и своим талантом показать путь жизни многим людям. Духовное послание Толстого направлено в сердце каждого человека, а знания черпаемые нами из его произведений учат нас мыслить самостоятельно, без подражания и иметь собственное мнение. Особенно если это касается души и Бога.

Молодой, полный сил и энергии Константин Левин только начинает жить и пытается изменить в своем хозяйстве многие вещи. В душе он глубокий реформатор, который всем сердцем стремится быть в нравственной и моральной чистоте. Но общество, которое его окружает не позволяет ему жить по каким-то другим правилам. Общество, в котором любовные похождения восхваляются, а девственность осмеивается. Разбойники получают высшие чины и награды, а множество добрых людей гибнет в заключениях. Люди молятся царю, а не Богу. Поэтому Левин предпочитает одиночестве в деревне, где он чувствует свободу. В городе он вынужден  играть какую-то роль, подчинятся неизвестно кем и когда вымышленным ритуалам и традициям. Многие городские женщины кажутся ему фальшивыми „как та крашенная француженка у конторки, с завитками, - это для меня гадины, и все падшие – такие же”, говорит он Облонскому. „А Евангельская? – спрашивает его Облонский. Ах перестань! Изо всего Евангелия только и помнят эти слова, - отвечает Левин [195].  Только Кити кажется ему чистой и невинной.

По своей натуре Левин моралист и идеалист. Он хочет слится с народом, с простыми людьми, но он для них лишь „чудной барин”, а для людей своего круга лишний, потому что не принимает условия их фальшивой игры, где “лучшие люди”  пытаются обмануть друг друга, возвыситься перед другими, ценят внешнюю красоту и деньги,   заняты тем, что ездят друг к другу, чтобы польстить, позлословить, решить свои личные проблемы. Левину такое “высшее общество” отвратительно. Он с легкой завистью смотрит на жизнь простых крестьян, занятых трудом, смеющихся весело и искренне. В ночь, когда он остается ночевать на поле, он передумывает свою жизнь.

Все что он передумал и перечувствовал, разделялось на три отдельные хода мысли. Один - это было отречение от своей старой жизни, от своих бесполезных знаний, от своего ни к чему не нужного образования. Это отречение доставляло ему наслажденье и было для него легко и просто. Другие мысли и представления касались той жизни, которою он желал жить теперь. Простоту, чистоту, законность этой жизни он ясно чувствовал и был убежден, что он найдет в ней то удовлетворение, успокоение и достоинство, отсутствие которых он так болезненно чувствовал. Но третий ряд ряд мыслей вертелся на вопросе о том, как сделать этот переход от старой и жизни к новой! [196]

Никто не может дать ясного ответа на последний вопрос Левина. В душе он верил, что для этого нужно быть просто добрым и честным человеком, не причинять другим вреда и воспитывать в детях искренность, по его мнению насильственное обучение чужому языку убивает в них это ощущение.

Нет я не буду ломаться и говорить по-французски  со своими детьми, надо только не портить, не уродовать детей, и они будут прелестны[197]. 

Левин чувствует несправедливость своего избытка по сравнению с бедностью народа и разговор о коммунизме заставляет его задуматься. Он считал переделку экономических условий вздором, но решил про себя, что, для того, чтобы чувствовать себя вполне правым, он, хотя прежде много работал и не роскошно жил, теперь будет еще больше работать и еще меньше будет позволять себе роскоши [198]. Он желает вырваться из порочного круга, но сомненья охватывают его со всех сторон. Усилия одного человека слишком незначительны, он уже заранее предчувствует утопийность своих идей и невозможность перехода к новой жизни. Христианское общество слишком далеко отошло от учения Христа, для образованных людей образ Христа стал лишь вымыслом, а необразованная масса не совсем точно понимала глубину христианства, некоторые даже не слышали про него. Простолюдины, да и не только, были полны суеверий, болезни лечили приговорами и заговорами, искупали свои грехи тем, что давали деньги духовенству, даже не вникая в суть слов Христа. Причиной этому была сплошная неграмотность, большинство людей того времени не умело ни читать, ни писать. Поэтому они покорно слушали то, что им внушали в церквях, покорно отдавали заработанные тяжелым трудом деньги, покорно молились иконам, образам и кресту, как язычники – различным предметам. В этом было заключено все представление о Боге. Во время исповеди перед свадьбой, на вопрос на вопрос священнослужителя верит ли он во все то, чему учит нас святая апостольская церковь, Левин, неприятным для себя голосом отвечает, что сомневается во всем.

Стоя у первой обедни, Левин попытался освежить в себе юношеские воспоминания того сильного религиозного чувства, которое он пережил от шестнадцати до семнадцати лет. Но тотчас же убедился, что это для него совершенно невозможно. Он попытался смотреть на все это, как на не имеющий значения пустой обычай. Левин находился в отношении к религии, как и большинство его современников, в самом неопределенном отношении. Во время говенья он испытывал чувство неловкости и стыда, делая то, чего он сам не понимает, и потому, как ему говорил внутренний голос, что-то лживое и нехорошее [199]. 

Для Левина, как для человека неверующего и вместе с тем уважающего верования других людей, присутствие и участи в церковных обрядах было очень тяжело. Он не верил в бога, но и не верил в полную несправедливость всего этого. Где-то в глубине души он чувствовал, что должен верить, но не мог, разум противился суевериям и предрассудкам. Не мог слепо и покорно слушать и верить в  то, что говорили священники. Там, в мире духовном, он искал бога и ответы на свои вопросы.  В мире людей все было слишком запутанно и неясно. Россия не могла возродиться на основе того представления о христианстве, которому учили в православной, католической, протестантской и других церквях. Глубокие наслоения духовного наследия христиантсва сводили усилия людей к нулю. Многие вообще разочаровывались в религии и отходили от церкви, от духовной институции, которая уже к тому времени изжила себя и не была в состоянии вывести человечество на путь истинный, потому что сама запуталась, но не хотела признавать этого, фанатично веря в свою непогрешимость. Левин не принимает такую религию, он чувствует, что его обманывают. Но в то же время религия остается единственным средством улучшения жизни людей и духовного роста. Так что же делать, продолжать верить во все эти глупости? Где можно получить разумные ответы на мучающие нас религиозные вопросы? Левин – человек неординарный для общества того времени. Его сверстники заняты карьерой, службой, погоней за деньгами, игрой в карты и любовными приключениями, а он ведет жизнь отшельническую, работает вместе с крестьянами, задумывается о смысле жизни. И уже не на словах, а на деле показывает суть христианства, которая заключается в наших ежедневных делах: не сердиться на ближнего, не обманывать, не злословить, помогать другим, быть милосердным, защищать слабых, быть искренними со всеми людьми, доброжелательными и в более широком: стараться искоренить крайности богатства и бедности в мире, отказаться от войн и ненависти, жить с чистой совестью, трудиться во благо себе и другим. За все совершаемые грехи нас может судить только бог – не потому ли Левин не соглашается учавствовать в судебных делах земства. Толстой ясно понимает истиную суть христианства. Поэтому роман начинается со слов “Мне отмщение, и Аз воздам”, которое можно перефразировать как “Я согрешил, мне и воздастся”. 

Левин – человек широкой души и доброго сердца. Он занят поисками путей, которые могут привести  все человечество к лучшему будущему.

 

Положение всего народа совершенно должно измениться. Вместо бедности – общее богатство, довольство, вместо вражды – согласие и связь интересов. Одним словом, революция бескровная, но величайшая революция, сначала в маленьком кругу нашего уезда, затем губернии, России, всего мира. Потому что мысль справедливая не может не быть плодотворна [200].   

В этом отрывке также выражается одна из главных идей Толстого: непротивление насилию. Никакая револиция не стоит человеческой жизни. Человечеству пора понять, что решать конфликты можно и нужно методом всеобщего совещания и дискуссий. Неужели история не научила нас мудрости. Войны лишь разрушают и приносят бедствия простым людям, отбрасывают человечество в прошлое, останавливают прогресс и развитие. Разве не жаль тех миллионов женщин, стариков и детей, которые невинно страдают? Мировые лидеры, как лидеры прошлого возомнили себя бессмертными богами, разве их действия, направленные на разжигание конфликтов останутся безнаказанными? Мало того, что они сами слепы, так они лишают способности мыслить самостоятельно миллионы других людей, высылают солдат на смерть и страдания. Разве солдаты не люди? Разве в ненависти суть человеческой жизни? Никогда одним злом не одолеть другое зло.

Неожиданно Левин в страшную для него минуту, во время родов Кити, начинает молиться. Он, неверующий, стал молиться, и в ту минуту, как он молился, верил. Осознание смерти близкого человека  пробудило в нем страх и веру. Еще раньше, став свидетелем смерти брата, Левин все больше и больше задумывался о смысле жизни. Теперь эта мысль вновь пронзила его душу. Каждая минута может стать для меня последней, так зачем я стараюсь накопить богатства, зачем я сержусь на людей, зачем я забочусь о будущем.

Новое радостоное чувство охватило Левина. При словах мужика о том, что Фоканыч живет для души, по  правде, по-божью, неясные, но значительные мысли толпою как будто вырвались откуда-то иззаперти и, все стермясь к одной цели, закружились в его голове, ослепляя его свои светом [201].

Да, надо жить для души, думает Левин. Мое тело и окружающий меня мир лишь временное явление.  Ничтожен человек, если смотреть на него с глубины космоса, с высоты и широты Бога. Левин в последних главах Анны Карениной высказывает свое мировоззрение, которое отражает философию Толстого. Не Анна Каренина является главной героиней романа. Из всех окружающих ее людей, искренне Анну жалеет только Левин, даже несмотря на то, что ее ненавидит Кити. Он понимает ту ситуацию в которой находится Анна. Смерть Карениной для общества кажется наказанием за ее поступок, но в праве ли мы осуждать и подталкивать человека к самоубийству. Ведь мы такие же грешные люди. Не суди и не суди будешь, говорил Христос.

Левин чувствует приближение чего-то нового и пока еще непонятного для него ощущения. Ему кажется, что оно вот вот рядом. Как слепой ищет света, так душа ищет божественных знаний. Душа с момента зачатия уже одарена божественными добродетелями, пишет Бахаулла. Левин знает, что еще ребенком был добрым, а то что его позже научили определять, что такое добро, а что такое зло придало какую-то форму его знанию. В камне уже заложена скульптура, умелый мастер отсекает ненужные части и перед нами предстает шедевр, в то время как плохой мастер может только испортить материал. Души детей пластичны и мягки, они в руках родителей, окружающих их взрослых. Левин мечтает дать своим детям кроме светского также  нравственное воспитание. По его мнению это основа для формирования характера ребенка, от этого зависит каким он будет человеком. А Кити мечтает, чтобы их сын был похож только на отца.

Левин желает улучшить благосостояние всего человечества, поэтому  он яростно защищает мир и простых людей, вынужденных по прихоти царя и глупой идеи патриотизма идти на войну против турков. Его брат утвержадает, что это выражение воли народа. Но Левин не согласен. Необразованный бедный народ в руках священников, которые действовали в угоду царю, был послушен как ребенок. Сказали священнику читать, он и читает. Сказали солдатам идти убивать, значит так надо было царю-батющке, ему видней, говорили простые люди – и шли на смерть. Сказали платить подати, значит государю-императору надобно. Сказали, чтобы собирать деньги непонятно на что, но для спасения души, значит вздохнем и отдаем. И бедные люди во имя Бога и Царя покорно выполняли все приказания духовенства. Левин не хочет такого спасения. Его мысли слишком широки, чтобы верить в сказки священников, тем более, когда они благославляют людей на убийства. Он знает, что вера в сердце человека глубоко интимное и личное чувство каждого человека. Никакие внешние силы не имеют права вторгаться туда и топтать ногами душу. Я не хочу идти воевать и убивать людей, я хочу любить их, растить своих детей, обрабатывать землю, помогать другим, ведь в этом суть нашей жизни, думает Левин, а значит развивать  в себе человеческие качества. Жизнь наша слишком коротка, а мы занимаемся глупостями. Жизнь дается нам для того, чтобы мы чему-нибудь в ней научились, а главное выполнили свою миссию. Бахаулла пишет, что цель жизни человека – найти истинное Божественное Откровение, которое предназначено для того этапа развития человечества, во времена которого этот человек родился и чтобы следовал тому, что говорится в этом Откровении. Развивать свою душу, то есть божественные качества и распространять знания, полученные из этого Откровения, быть морально и нравственно чистым, ежедневно молиться. Мы думаем зачем нам все это? Ребенок, который развивается в утробе матери тоже не понимает зачем ему ногти, волосы, руки, ноги, в которых он там не нуждается, но ребенок рождается и видит, что в этом мире он не может обойтись без рук и ног, а без них он бы страдал, так и душа, которая освобожается после физической смерти нуждается в добродетелях, то есть в божетственных качествах. Отсутствие какого-либо из них подобно рождению ребенка без руки или ноги. Если человек при жизни не развивал в себе правдивость, доброту, искренность, любовь, то душа будет страдать и пребывать в состоянии ада, то есть не будет получать Божественного света и тепла, поскольку неразвитая душа подобно маленькому камню, которая получает меньше солнечного тепла, хотя лучи солнца падают равномерно на всю поверхность земли.  /p>

Заключение
br clear="all"> /h1>

В предлагаемой вам работе была сделана попытка проанализировать религиозное мировоззрение Льва Толстого и схожесть этого мировоззрения с религией Бахаи. Принципы новой религии тесно переплетаются с творчеством писателя.

В основу своей философии Толстой положил Бога, сверхъестественное существо, евангелие Христа – высшую духовную ценность, направлющую ход общественной жизни.

Обращаясь к литературному творчеству писателя, мы находим последовательный реализм в отображении действительности, изумительной по своей выразительности, правдивости. Перед нами выступают события и люди во всей их сложночти и и противоречивости, эволюция социальных явлений и духовного мира, происходящих под влияним чисто земных причин. В его произведениях, таких как В чем моя вера?, Исследование по доктринальному богословию, Царю и его помощникам, Николай Палкин, Пора понять, Рабство нашего времени, Война и мир, Воскресение он подвергает самой решительной критике религию, частную собственность, самодержавие:

«Не переставая слыша и читая о самых ужасных, бесчеловечных зверствах, совершаемых властями, то есть людьми, которых народ привык почитать как лучших людей, - большинство средних, особенно молодых, занятых своими личными делами людей, невольно, вместо того чтобы понять то, что люди, совершающие гадкие дела, недостойны почтения, делают обратное рассуждение: если почитаемые всеми люди, рассуждают они, делают кажущиеся нам гадкими дела, то, вероятно, дела эти не так гадки, как нам кажется. А о казнях, повешениях, убийствах, бомбах пишут и говорят теперь, как прежде говорили о погоде» [202].

Толстой резко осуждает правительство, в то время как Бахаулла призывает быть законопослушными и не борясь насильственными методами, а сотрудничая с правительством, вместе работать над решением общечеловеческих проблем.  Ошибки, совершенные Львом Толстым понятны. Он был всего лишь простым человеком, даже имея проницательным ум, Толстой не мог предвидеть многих вещей. Поэтому в его жизни и возникали противоречия. В то время как Бахауллы – личность Божественная, а его Писания предназначены для нас и следующих тысячь поколений в будущем. Если человечество прислушается к Его Голосу, несомненно сделает большой шаг вперед.

Толстой был совестью своего поколения, его старались не слушать, а цензура не позволяла простому человеку в полной мере ознакомиться с его произведениями. Реальность была для него словно клетка, которая по мере разрастания его могучих мыслей становилась для него все теснее и теснее. Все творчество Толстого посвящено исканию Бога, смысла жизни и поиска истинной религии, облачению фальша окружающего мира. Ярко показана реальность тех времен в Анне Карениной, Восресении, его боль и сочувствие простым людям выражены в трактатах Исповедь, Не могу молчать, Обращение к китайцу.

Все о чем писал Толстой тогда не потеряло даже сейчас свою актуальность. Человечество погрязло в материализме, с одной стороны, с другой – в религиозных суевериях. Спустя несколько десятков лет после смерти Толстого люди придумали атомную бомбу. А нацизм, а расизм, а глупый узкий патриотизм? Случай в Петербурге, произошедший несколько лет назад, отражает глубокую трагическую реальность наших времен. Несколько скинхедов, больших и могучих парней, убили двух девочек-цыганок 5 и 7 лет, выходивших из магазина, бедно одетых, грязных. Со словами «вы паразиты, портите нашу Россию» один из неонацистов поднял младшую девочку и со всей силой швырнул ее об стенку... затем другую.

Как прозорлив был Лев Толстой предсказывая полный провал «великой революции», основанной на терроризме и насилии. Это еще раз доказало, что человечество не изменить насильственным путем. Только словом. Не просто словом – а словом божественным, религией. Тем, что мы привыкли считать ложной и выдуманной. Но в своей действительности чистой и, на самом деле, истинной. В руках людей эгоистичных, невежественных, нравственно уродливых, религия предстала в таком искаженном образе, в котором большинство людей ее и воспринимает. Но истину можно увидеть и услышать глазами и ушами души, а не тела. Абдул-Баха пишет: “Когда явился Бахаулла, он объявил, что распространение учения насилием никоим образом не может быть дозволено, даже в целях самозащиты. Он отверг закон меча и отменил предписание о "Джихаде" (Священной Войне). Лучше вам быть убитыми,-сказал Он, - чем убивать других”[203]. Бахаи – патриоты планеты, что соответствует главному принципу – Единство Человечества. Изучают Писания всех пророков, так как истина заложена в каждой религии.

Единство религий как теоретическая проблема – тема религиоведения с момента его появления, хотя бы как задача общего определения религии. Задача практического осуществления единства религиозного сознания в Европе была поставлена в эпоху Просвещения, в основном в рамках масонского движения. С середины Х1Х века в прозрениях Рамакришны и размышлениях Толстого проблема перешла на какой-то новый уровень, который предваряет эпоху глобализма стремлением найти единство при сохранении многообразия культур и самого религиозного опыта. В постановке проблемы Толстой предваряет и сторонников "нового религиозного сознания", и К.Уилбера, и Д.Андреева, а в радикальности решения – и экуменистов, стремящихся подвести под эгиду христианства все религиозное богатство мира, и различных ориенталистских миссионеров, так или иначе подчиняющих христианство своим представлениям о религии. К тому же для Толстого единая мировая религия это духовное, смысловое и ценностное ядро мировой цивилизации. Толстой вполне сознательно, как показывает текст "Пути жизни", ставит задачу единства всего человечества – любимое и часто употребляемое им слово. Мысль Толстого, повторимся, не останавливается на единой религии, но обращается к единству всех людей, приобретая размах поистине космический. Ее, по-видимому, можно было бы без особой натяжки отнести к русскому космизму, но речь не классификации философских течений, а о том мирочувствовании, которое можно охарактеризовать как предварение современного холизма, где комплементарно соединяются буддистско-даосские черты с христианскими, принципы научного подхода с религиозным, этические ценности с эстетическими и т.д. В этом плане Толстой – гений, сформировавший­ся на просторах Евразии, что обусловило его поистине мировую отзывчивость и масштабность, жертвенность и способность принять мир другой цивилизации как равноценный, способность практически сотрудничать с другими народами, не загоняя их в резервации и не унижая их самобытности. Выражение психологии приязни и идеи всеединства – сквозная тема для Толстого. Так человек, который, как многим казалось, совершал "восемьдесят тысяч верст вокруг себя", на самом деле совершал этот вояж, не покидая Ясной Поляны, все-таки вокруг всего нашего мира со всеми населяющими его народами. И итог этого путешествия – мысль об их духовном и жизненном единстве и завет "искать то, что объединяет людей, а не разъединяет их". Человечество, по мысли писателя, пережило период государственного устроения социальной жизни и вступило в эпоху всечеловеческого общежития; государство как институт исчерпало себя и должно отмереть, а с ним – войны и насилие. И те религии, которые поддерживают данный институт, не могут не вызывать брезгливости, как учреждения, изменившие своему духовному призванию и посвятившие себя прямо противоположным целям – духовному закабалению человека[204]. Необходимо меняеть образ мышления людей. Нужно освободить разум от цепей предрассудков прошлого и по-новому посмотреть на мир. До тех пор пока мы не поймем, что мы плывем на одной лодке, мы не придем к миру и согласию. Как сказал Бахаулла: «Земля это сад – а народы и культуры – это цветы в саду. Каждый цветок прекрасен по своему, имеет свои аромат, форму, цвет. Точно также с народами. Но роза ничуть не прекраснее ромашки. Уникальность каждого из них очевидна. Так почему же в мире растений существует большая гармония, чем в мире людей» [205].

Толстому были интересны не какие-то отломы в виде Церквей и секты религий, а именно сам первоисточник. Бахаулла пишет, что первоисточники подобны совершенным зеркалам, отражающим сущность Бога в максимальной степени, доступной людскому восприятию. [206]

Если каждый прочитает хотя бы одно из  произведений Толстого уже начнет задумываться. Но, к сожалению, больше встречаешь такие анекдотические случаи: «Приехала ко мне большая делегация. Начали они представлятся мне, - вспоминает Толстой, - выходит одна барыня. Так вот она подходит и говорит: «Многоуважаемый Лев Николаевич, позвольте принести вам благодарность за те бессмертные произведения, которыми вы порадовали русскую литературу...». Я уже вижу по ее глазам, что она ничего не читала моего. Я спрашиваю: «Что же вам особенно понравилось?» Молчит. Кто-то ей шепчет сзади: «Воина и мир», «Детство и отрочество»...Она краснеет, расстерянно бегает глазами, и, наконец, лепечет в совершенном смущении: «Ах да...Детство отрока...Военный мир...и другие...». [207]

Лев Толстой сумел найти, потому что искал: читал, думал, взвешивал и таким образом ему удалось из кучи прогнивших семян выбрать чистые и несгнившие. Земные условия и преграды, не дали Толстому возможность глубже и непосредственно самому заглянуть в источник, но он коснулся его и был потрясен чистотой и глубиной. Ему пришлось бороться, по крупицам собирать зерна правды и сеять их в собственных сочинениях, старательно орошая их целительными драгоценными каплями из этого чистого источника - родника. Плохое дерево не дает хороших плодов, а то, что ложно все равно быстро всплывает. Прошло всего 150 лет и религия Бахаи только только начинает цвести. К сожалению, писателю не удалось дожить до наших времен, когда почти каждый человек без особого труда сможет напоить свою душу чистой и свежей водой, вкусив сочный и свежий плод, выросшего из зерен истины, которые когда-то посадил он сам и Великие Учителя Человечества. Бахаулла пишет, что истина, которую мудрецы прошлого искали годами, подается нам в эти дни как на ладони.  Стоит только протянуть руку к книгам,  в том числе и книгам Бахаи.

Поразмысли о прошедшем. Сколь много людей

высокого и низкого звания во все времена

страстно ожидали пришествия Богоявлений,

предстающих в освященных личностях Избранников

Божиих. Сколь часто уповали они на Его приход,

сколь прилежно молились они, дабы повеяло

дуновение Божественной милости и обетованная Красота

 выступила из-за скрывающей ее завесы

и явила Себя всему миру. Но всякий раз, когда

открывались врата милосердия, когда облака Божественного

благоволения изливались дождем на человечество

и свет Незримого вставал над окоемом небесной мощи,

все они отвергали Его и отвращались от лика Его — лика Самого Бога.

Дабы удостовериться в истинности сего, обратитесь к тому,

что засвидетельствовано во всякой Священной Книге.

Бахаулла

Библиография

Л.Н. Толстой в воспоминаниях современников, в двух томах, Москва, 1978

В. Брюсов, На похоронах Л.Толстого, Избран.соч., Москва 1955

Александр Белавин, Мировая духовная культура, Изд-во "Нижегородская ярмарка", 1995

Н. А. Некрасов, Полн. собр. соч. и писем, т. 10, Москва, «Правда», 1952

С. Полтавцев, Философское мировоззрение Л.Н. Толстого, Харьков 1974,

Толстой и зарубежный мир, том 75, Москва 1965

Д.С. Мережковский, Революция и религия,  «Больная Россия», 1910.

Бирюков, Л.Н. Толстой, Биография, Москва, 1913

Л. Толстой, Воскресение, Часть1, глава 39,40, 1899г

Н. К.Гудзий, Е. А.Маймин, Роман Л. Н. Толстого "Воскресение",  Москва, Наука, 1964

Н.К. Гудзий Л Толстой, Москва 1949.

И.В.Базиленко, КРАТКИЙ ОЧЕРК ИСТОРИИ И ИДЕОЛОГИИ БАХАИЗМА (XIX - XX вв.), СПб 1998

Отрывок из «Исповеди» (1879-82), Л.Н.Толстой

А.М. Аршаруни, Бабизм, исторический очерк, М.-Л. 1931;

М.С. Иванов, Бабидское восстание в Иране, М.-Л. 1939;

Ш.А. Тагиева, Аграрные отношения в Иране в конце XIX – начале XX в., Баку, 1967

А.И. Шифман, Лев Толстой и Восток, Москва 1971

А. Баязитов, Ислам и прогресс, СПб, 1898;

А. Крымский, История мусульманства, М. 1903, Д. Кульдиев, Магомет как пророк, СПб. 1881

В.В. Бартольд, Ислам, Пг. 1918, Н.А. Смирнов, Современный ислам, Москва 1930 

Л. Толстой, Царство Божие внутри вас

В.Ф. Булгаков, Л.Н.Толстой в последний год его жизни. Москва 1989

B. Ejchenbaum “Anna Karenina”, Tolstoj w oczach krytyki swiatowej, Warszawa 1975

В.Брюсов, На похоронах Л.Толстого, Избран.соч., том 2, Москва 55

А. М.  Аршаруни, Бабизм и бахаизм, журн. "Безбожники",  Москва 1931.

Большая Советская Энциклопедия; 2-е изд., т. 5, Москва 1950.

 Д. Л.  Маковицкий, У Толстого: 1904-1910.  Яснополянские записки: В 4 т. М.: Наука, 1979.

Л. Н.  Толстой, Полное собрание сочинений (ПСС), т. 74, 78, 80

В.А. Вейкшан, Л.Н.Толстой о воспитании и обучении, Издательство академии педнаук РСФСР, Москва 1953

Э.Г.Бабаев, Из истории русского романа ХIХ века,

НС Козлов, Л. Толстой как мыслитель и гуманист, Москва 85

ВА Жданов, Последние книги Л.Толстого, Москва 71

Л. Толстой, Анна Каренина, Киев 1978

Л. Толстой, Хаджи Мурат, Москва 1978

Томас Клир, Мудрость Дзэн, сто историй пробуждения, СПб 2001

The Moral and Political Writings of Mahatma Gandhi, v. I

Литература Бахаи

Мoojan Momen, The Babi and Baha'i Religions. 

У. Хэтчер и Д. Мартин, Нэнси Аккерман, Грэм Хассел, Новая мировая религия (Бахаи), New York: Harper and Row, 1985

Уильям Сирз, Как Тать ночью

Дж. Э. Эсслемонт, БАХАУЛЛА И НОВАЯ ЭРА

Luigi Stendardo, Leo Tolstoi and the Baha'i Faith, Англия, 1985

Шоги Эффенди, Настал День Обетованный, СПб 1997

Internet ресурсы

a href="page0.php">

Приложение

Первые сведения о Вере Бахаи (а точнее бабизма) на польском языке относятся к XIX веку. В журнале «Bluszcz» [208] (1871) и «Gazety Polskiej» [209] (1875) – появились статьи Александра Яблоновского (1829 – 1913) – этнографа, философа, историка. В 1890 и 1891 годах автор писал о Бабе и бабидах в Большой Иллюстрированной Энциклопедии [210].

Уже упомянутая нами Изабелла Гриневская, была полькой по национальности и вся ее творческая деятельность была посвящена новой религии. В Польше первой последовательницой Бахауллы была Лидия Заменгоф, которая приняла Веру в 1926 году, познакомившись с ней во время конференции эсперантистов [211]. Она перевела на польский язык книги «Бахаулла и Новая Эра», «Сокровенные слова», «Ответы». Следующий период эпохи социализма, когда всякая форма деятельности религий была запрещена, информация о бахаи скудна. Но известно, что первые польские бахаи проживали в семи городах и поддерживали контакт с Международным Офисом Бахаи. Эти сведения получены из дипломной работы Марты Майда [212], написанной в 2005 году [213], под названием «Wiara Baha'i - antidotum dla wspolczesnosci?» (Вера Бахаи – антидотум для современности?) Марта Майда в заключении пишет, что религия Бахаи самая открытая и толерантная, а принципы, на которых основана эта религия, могут изменить мир в лучшую сторону. Более чем 80 процентов опрошенных ею взрослых польских бахаи имеют высшее образование, а остальные студенты.

27 января 1986 года бахаи учавствовали на церемонии Молитвы о Мире, организованном по инициативе Папы Иоанна Павла II[214].

В 1991 году политические перемены дали возможность развитию Веры Бахаи с полной силой. В марте появилось первое Местное Духовное Собрание Варшавы. Позже деятельность бахаи проводилась уже в 9 польских городах. А год спустя Вера Бахаи получила официальную регистрацию (Nr 69).  В 1992 году польское телевидение транслировало программу о Мировом Центре Бахаи в Хайфе (Израель)  под названием «Девятый Пророк» и польская пресса стала все чаще уделять внимание Бахаи. Посол Польши в Израеле Доктор Ян Довгиалло официально посетил Мировой Центр Бахаи. В 1993 году Польская Община Бахаи впервые представляла свою страну на выборах Всемирного Дома Справедливости на Международном Съезде Бахаи в Хайфе. 

В 1998 году по инициативе польских женщин-бахаи была организована конференция «Женщины во имя Мира» в Варшаве, куда были приглашены представительницы 10 различных верований.

В 2005 году Национальное Духовное Собрание Польши приобрело новый офис, двери которого открыты для всех ищущих истину людей [215]. Год назад приблизительное количество польских бахаи насчитывало около 500 человек.

Бахаи поддерживают дружескую связь с эсперантистами. Интересно, что после ознакомления с Верой Бахаи,  многие эсперантисты сами стали активными последователями Бахауллы.