Доклад: Битов Андрей Георгиевич
Битов Андрей Георгиевич
Биография:
Родился в Ленинграде в 1937 году в семье архитектора. Военное детство
писателя связано с первыми фашистскими налетами на Любытино, где он вместе с
детским садом был в 1941 году. Затем блокада, эвакуация в Среднюю Азию,
послевоенное детство в Ленинграде. В 1955 году Битов поступает ii
Ленинградский горный институт. Заканчивает его в 1962 году. Работает буровым
мастером в геологических экспедициях. В институте будущий писатель вступает в
литературное объединение под руководством поэта Глеба Семенова. В 1960 году
Битов приходит в литературное объединение прозаиков, которым руководил Михаил
Слонимский. В 1960 году в сборнике лМолодой Ленинград были опубликованы
первые рассказы Битова лБабушкина пиала и лФиг. В 1963 году была издана
первая книга Битова лБольшой шар. Выпустив первую книгу, Андрей Битов едет в
Москву на Высшие сценарные курсы и становится профессиональным писателем. С
1970 по 1990 годы Андрей Битов Ц один из ведущих советских писателей.
Участник литературного альманаха лМетрополь. Лауреат Пушкинской премии за
1990 год и Государственной премии РФ в области литературы за 1996 год. Андрей
Битов Ц президент русского ПЕНа.
Список произведений
Дачная местность: Повести, М.: Советская Россия, 1967, 50000 экз.
Аптекарский остров. [Рассказы], Л., Советский писатель, 1968, 30000 экз,
Образ жизни: Повести [ил.: Д. Громан], М.: Молодая гвардия, 1972, 100000 экз.
Дни человека: Повести/ Андрей Битов; [Послесловие В. Гусева]. Ц М.: Молодая
гвардия, 1976. Ц
351с. ил.; 75000 экз.
Пушкинский дом. Анн Арбор: Ардис. 1978.
Воскресный день: Рассказы, повести, путешествия. Ц М.: Советская Россия,
1980, 30000 экз.
Грузинский альбом. Ц Тбилиси: Мерани. 1985, 40000 экз.
Книга путешествий/ Андрей Битов; [Послесловие Л.А. Аннинского]. Ц М.:
Известия. 1986. Ц
650, [2]с., 270000 экз.
Человек в пейзаже: Повести и рассказы. Ц М.: Советский писатель, 1988.
Последняя повесть: [Человек в пейзаже]/А. Битов. Ц М.: Правда, 1988, 46,
[1]с., 150000 экз.
Улетающий Монахов: РоманЦпунктир / А. Битов; [рис. Р. Габриадзе]. Ц М.:
Молодая гвардия,
1990, 100000 экз.
Жизнь в ветреную погоду. [Сборник]. Ц Л.: Художественная литература, 1991,
100000 экз.
Оглашенные. Москва: Московское издание, 1995 //СанктЦПетербург: Издательство
Ивана
Лимбаха, 1995.
Империя в четырех измерениях. В 4Цх тт. Ц Харьков: Фолио; Москва: ТКО ACT, 1996.
Вычитание Зайца. (Занавес. Документальная пьеса. Пушкинский лексикон. Эссе.)
//Звезда. Ц
2001.Ц№12
Список рецензий
Дни человека: Повести. Ц М.: Молодая гвардия, 1976. Ц 351с.:
Иванова. Н. Судьба и роль //Дружба народов. Ц 1988. Ц№3 Ц с. 244Ц255.
Урбан А. Философичность художественной прозы. Ц Звезда, 1978С, №9, с 209Ц221.
Эпштейн М. Время самопознания. ЦДружба народов, 1978, №8С, с. 276Ц280.
Роднянская И. Образ и роль. Ц Север, 1977, №12 С, с.111Ц119.
Образ жизни: Повести [М.], Молодая гвардия, 1972.:
Урбан А. В настоящем времени. ЦЗвезда, 1973, №7, с. 214Ц216.
Грузинский альбом. Ц Тбилиси: Мерани, 1985, Ц 224с.:
Фалшеева А. Биография чувств //Литературная Грузия. Ц 1987. Ц№7 Ц с.160Ц162.
Елигулашвили Э. Феномен нормы //Литературная Грузия. Ц 1986. Ц№1. Ц с. 196Ц200.
Книга путешествий. Ц М.: Известия, 1986. Ц 605с.:
Иванова Н. Судьба и роль //Дружба народов. Ц 1988. ~№3. Ц с. 244Ц255
Последняя повесть. [Человек в пейзаже]. Ц М: Правда, 1988, 46 с.:
Кузмичев И. Иллюзия одиночества//ЗнамяЦ 1988. Ц№7. Ц с. 180Ц188
Жизнь в ветреную погоду. ЦЛ.: художественная литература, 1991:
Ярославский М. //Книжное обозрение. Ц 1991. Ц 12.04. (№15). Ц с. 3
Одно из самых известных и основных произведений А. Битова Ц роман лПушкинский
дом. Это первый большой роман писателя, который завершает ту линию его
творчества, которую принято относить к психологической прозе.
Рецензии на роман А. Битова лПушкинский дом:
Латынина А. Дуэль на музейных пистолетах//Литературная газета. Ц1988. Ч 27
янв. (№4). Ц
с. 4
Ерофеев Виктор. Памятник прошедшему времени // Октябрь. Ц 1988. Ц №6. Ц с.
203Ц204.
Качуков Е. Очки для зрения сейчас //Литературная Россия. Ц 1988. Ц И марта
(№10). Ц с. 6
Новиков В. тайная свобода// Знамя. Ц 1988. Ц кн. 3. Ц с. 229Ц231
Липовецкий М. Разгром музея. Поэтика романа А. Битова лПушкинский дом// Новое
литературное обозрение. Ц 1995. Ц№11. Ц с. 230Ц244
Карабиневский Ю. Точка боли: о романе А. Битова лПушкинский дом //Новый мир.
Ц 1993. Ц
№10.Цс. 218
Амусин Марк Фомич. В Зазеркалье петербургского текста// Нева. Ц2001. Ц №6Ц с.
184Ц189.
О теме города Петербурга в произведениях А. Белого (лПетербург), К. Вагинова
(лКозлиная песнь, лТруды и дни Свистунова), А. Битова (лПушкинский дом).
Фрагменты рецензии на роман лПушкинский дом Ц Виктор Ерофеев.
Памятник прошедшему времени //Октябрь. Ц1988. Ц №6. Ц с. 203Ц204
Нельзя дважды войти в один и тот же роман. Роман протекает сквозь время и
читательское восприятие, переливаясь, видоизменяясь, живя своей жизнью. Я-Цто
в середине семидесятых в виде рукописи. Второй раз на лзастойном пороге
восьмидесятых. Третий раз Ц в трех новомировских номерах Ц только что.
Впервые читал взахлеб и действительно захлебнулся. лПушкинский дом был
настолько умен и масштабен, что трудно было не сравнить себя с Евгением,
роман Ц с лМедным всадником. Создать нечто такое, что было бы продолжением
русского романа ХТХ века, его достойным развитием...не это ли мечта каждого
талантливого писателяЦсовременника? Битов воплотил эту мечту в безукоризненно
выполненный текст, размеченный и прописанный так, что его архитектоника
перекликалась с архитектурой места действия. И потом: те мысли, которые в
недодуманном состоянии толкались в уме и выплескивались в лкухонных спорах,
здесь были не только додуманы Ц они были запечатлены. Высказаны спокойно,
решительно, резко, в лицо времени, не готовому их принять. Смелость автора
завораживала. Роман был написан в никуда, то есть, на жаргоне эпохи, в
лстол. Пленяла не только воля автора, взявшегося за безнадежное дело
безадресного письма, но и его гражданская смелость, которой пытались учиться,
но оказались не то недоучками, не то нерадивыми самоучками. Битов, наверное,
первым, или одним из первых в современной прозе заговорил о слабости
человека, о его душевных пределах, эмоциональном лоледенении. При этом он не
желал удовлетворяться расхожими объяснениями душевной импотенции: мол, жизнь
груба, среда заела. Дело не в форме существования, а в природе существования.
Коли среда заела, значит, смогла заесть.
Второе прочтение какЦто невольно оказалось более лотчужденным и потому,
наверное, более листорическим. Я почувствовал силу битовского таланта в
точности, в той самой традиционной реалистической верности детали, при
которой героя, антигероя, героинь видишь, как на фотографии, подробно: от
галстука до чулок.
Зато смущали литературоведческие неточности, промахи в изысканиях
образованного героя, за которые, впрочем, автор не нес непосредственной
ответственности. Все было определено, схвачено в кольцевую композицию, и
первоначальный план проступал в
окончательном тексте. Было ясно, что героям заданы характеры и никуда им от
них не деться. Роман лстекленел, он выглядел чуть насмешливой игрой с
психологическим понятием лхарактер в русском реализме.
В третий раз, теперь, прочитав роман, я увидел в нем Ц и это, наверное,
окончательное видение Ц памятник. Памятник лшестидесятничеству. В романе
схвачен весь комплекс лшестидесятничества, его нравственный код: мы Ц они,
честный Ц стукач и т.д., его социальный акцент: никто не свободен от общества
ни в чем. Все им обусловлено. Многие иллюзии лшестидесятничества обнажены.
лПушкинский дом Ц это памятник лшестидесятничеству, возведенный
блистательным лшестидесятником, не его идеологом, не его критиком, а его
свободно мыслящим современником. Оттого этот памятник и вышел адекватным
эпохе; художественная картина оказалась подлинной не только по результату, но
и по способу изображения.
Слабость же основной авторской концепции оказалась именно в том, где
первоначально я увидел ее силу: развитие литературной традиции, какой бы
монументальной она ни была, не может быть линейной. Ведь отстаивая в
теоретической главе форму прошедшего времени как незыблемую основу романа,
автор, по сути дела, возводит памятник прошедшему времени самого романа,
роману прошлого с его устойчивой и непоколебимой лточкой зрения,
психологичностью, лхарактером и т.п.
лПушкинский дом Ц роман интеллектуальный, то есть основанный на уверенности
автора в возможности рационалистического охвата действительности, когда
творческая интуиция лишь служанка разума, обеспечивающая так называемую
художественность. Диктатура авторитарного ума, присутствующая в романе на
всем его протяжении, не ослабляется. У Битова слово романа Ц инструмент
писателя; оно подчинено его задачам и не значит больше, чем ему определено по
заданию. Вот почему сюжет равен сюжету, характер Цхарактеру, стиль Ц стилю. В
этом лПушкинский дом есть нечто прямо противоположное поэтике Платонова,
когда автор Ч инструмент слова, отпущенного не свободу, когда слово богаче
любого смысла, вложенного в него не только читателем, но и самим автором.
Романное слово Битова б новой ситуации стремится к самоочевидности, порой к
обидной банальности,
При всем том памятник лшестидесятничеству, этой странной эпохе, когда жизнь
клали на заужение брюк, раздвигая рамки свободы Ц необходимый историко-
литературный монумент, возведенный надолго.
зла не может войти в гоЦ" у человека без того, чтоб он не занхотел
приложить ее к действительнности...
А. Битов
лПушкинский домû. Ц М.: Современник. Ц 1989. Ц с. 132-139.
ФАИНА
...идея зла не может войти в голову человека без того, чтоб он не захотел
приложить её к действительности...
В жизни Левы Одоевцева, из тех самых Одоевцевых, не случалось особых
потрясений Ч она в основном протекала. Образно говоря, нить его жизни...
Даже оторопь берет: сейчас нам придется рассказать заново все то, что мы уже
рассказали. Начать следует с того... Это, впрочем, очень произвольно. Опустим
рожндение и раннее детство, которым и в первой части посвянщено не более
десятка страниц Ч оставим их в том же значении: в какомЦто смысле, самые
первые годы проходят для человека всегда в одном значении. Подчеркнем из них
Ч любовь к маме как первейшую, предшествующую первой. И продолжим, мимо отца,
мимо Диккенса, мимо деда, скорей Ч к Фаине. Про отрочество ведь у нас
вынрвалось: отрочества не было. И, начав вторично рассканзывать историю Левы,
мы снова его (отрочество) опуснтим.
И начнем с его конца. Будто Леве уж так повезло: рубежами возраста отмечать
исторические рубежи. И рожндение его и намек на смерть Ч все даты, все вехи в
истонрии страны. Опустив отрочество, начиная юность, мы опять совпадаем с
датой. Той самой, которой определена вся первая часть, все отбытия героев и,
главным образом, возвращения. Брюки... Там эта дата не названа, быть может,
именно потому, что причинна. Здесь же Ч как же еще начать историю первой
любви? Ч здесь же назовем эту дату без причины: 5 марта 1953 года умер
известно кто.
Как нам ни хотелось избежать в этой части неаппетитнных объятий исторической
музы (мраморная, без глаз...), как нам ни хотелось избежать школы Ч заскочить
туда на секунду, поЦвидимому, придется, именно в этот памятный день...
Как школе не хватает света! День растет уже трентий месяц, а все Ч темно.
Очень уж по утрам темно Ч вот все, что надолго запомнит Лева о школе. Именно
на утреннем морозном бегу в присутствие можно еще раз помянуть Петра: что
может быть нелепее Северной ПальЦмиры?.. Какие, к черту, пальмы!
9.00, темень. Леву выстроили в школьном актовом зале на траурную линейку. Вот
он стоит на линейке, лучащийся выпускного класса, полный, розовый мальчик,
басовитой наружности, мечта растлителя, но и растлители повывелись в то
время... вот он стоит. Он не вполне увенрен в себе Ч очень уж глубокая должна
быть скорбь... Трудно описать...
Действительно, трудно. Как раз то, чего мы так хотели избежать, приступая ко
второй части, ради чего, собственно, к ней и приступили... и опять Ч туда же!
Как изображать прошлое, если мы теперь знаем, что, оказывается, тогда
происходило Ч тогда не знали. Это сейчас мы придаем этой смерти именно
такое значение, будто ее понимаем. Ленва же понятия не имеет, что эта смерть
обернется для него прежде всего сексуальным раскрепощением Ч более дикую
мысль нельзя представить себе: ручаюсь, ее не могло быть ни в одной голове.
Между тем именно эта смерть Ч конец раздельному обучению, ураЦа!.. Но Леве не
воспольнзоваться уже этими плодами, потому что он как раз заканнчивает
школу. Так в его биографии и останется на всю жизнь: будто женщины
водятся не в пространстве, а во вренмени: снаружи шестнадцати лет,
после получения паснпорта... Так что поди знай, чему придать значение:
тому ли, что люди не знают, что их, как песчинку, волочит глетнчер
исторического процесса, или тому, что им наплевать на этот процесс,
ибо им кажется, что это они сами ползут? Трагедия или
комедия? Лишь взглядом назад отмечен исторический поворот. В корабле
настоящего ничто не движется Ч все движется вместе с кораблем. Чудом
ожившая муха вокруг лампочки летает...
Все замерло. Лева старательно не смотрит на муху. Он стоит и понятия не
имеет, как это именно для него важно то, что он на этой линейке сейчас стоит.
Он не ведает, что в этот миг кончается его сладкое почитывание в отцовском
кабинете, дверь распахивается и входит... Фаина. Совсем иначе переживает он
эту смерть, вовсе не как освобождение: он Ч смущен. Он смущен
недостаточностью своего потрясения, неглубокостью своего горя. Он
Ч боится. Он боится, что недостаточность эта видна на его
лице. Ибо что потрясает его во всех остальных лицах Ч это
именно искренность и глубина скорби. У завуча полные очки слез.
Портрет, обвитый черной лентой,Ч его Леве немножко жалко: это портрет
уже неживого ченловека. Это странное чувство, что портрет Ч уже не жив, ибо
жив был именно портрет, потому что самогоЦто жинвого Ч никто не видел. Леве
хочется понять, что исчезло из портрета; ему кажется, что он изменился, хотя,
ясно, не мог он измениться, за одну ночь... Лева опять не смотрит на муху.
