Социалистическая революция приводит к переходу от капитализма к социализму. Сталинистская традиция такой революцией считает Октябрьскую революцию 1917 года в России, народно-демократические революции 1940-х годов в Восточной Европе, Китайскую революцию 1949 года, Кубинскую революцию 1959 года и т. д. Однако целый ряд направлений в марксизме (каутскианство, неомарксизм, рэтекоммунизм, Франкфуртская школа, фрейдо-марксизм, марксистский экзистенциализм, школа «Праксиса», меньшинство в троцкизме (сторонники Тони Клиффа) и др., в Восточной Европе — отдельные теоретики, например, Рудольф Баро, Иштван Месарош, Юрий Семёнов, Александр Тарасов, Борис Кагарлицкий) отрицает социалистический характер этих революций.
Известны также национально-освободительныеколониальной, полуколониальной или иной иностранной (национальной) зависимости. Примерами таких революций являются Нидерландская революция XVI века, Первая американская революция, войны за независимость в Латинской Америке в XIX веке, Филиппинская революция 1896—1898 годов, Августовская революция 1945 года во Вьетнаме, Июльская революция 1952 года в Египте, Иракская революция 1958 года, Алжирская революция и т. д. Однако в этих революциях национально-освободительный характер является внешним выражением классового характера революций — буржуазных, буржуазно-демократических или социалистических.
Проблема «бархатных революций»
«Бархатные революции» в странах Восточной Европы (и в Монголии), в ходе которых в 1989—1991 годах были ликвидированы политические режимы советского типа, представляют собой определенную методологическую проблему. С одной стороны, поскольку в результате этих «бархатных революций» произошла смена общественно-политического строя, они полностью довлетворяют определению революции. С другой стороны, они часто осуществлялись с частием правящих элит этих стран (номенклатурой), которые в результате силили свои позиции (присоединив к власти также и собственность), революции не осуществляются правящими классами и слоями, наоборот, они приводят к тому, что дореволюционные правящие классы и слои трачивают власть и собственность. Кроме того, революции не приводят к воссозданию положения, существовавшего до предыдущей революции (в случае «бархатных революций» — восстановлению капитализма). Обычно такие изменения именуются не «революцией», «реакцией» или «реставрацией».
Поэтому неудивительно, что в левых кругах (за исключением части анархистов и социал-демократов) «бархатные революции» рассматриваются как контрреволюции.
Одно из объяснений этого парадокса предлагает Александр Тарасов, который в работе «Национальный революционный процесс: внутренние закономерности и этапы» разработал схему обязательных этапов революций буржуазного и советского типа. В соответствии с этой схемой «бархатные революции» (так же как и события августа 1991 года в Р) являются лишь одним из этапов революционного процесса. Сталинские (и постсталинские) режимы советского типа Тарасов квалифицирует как термидорианские, то есть «контрреволюционные режимы в революционных одеждах», которые закономерно сменяются режимами Директории («режимы контрреволюционной демократии»). Таким образом, «бархатные революции» являются следующей стадией нисходящего этапа революции, переходом от термидорианских режимов к директориальным. Тарасов казывает, что со времен Великой Французской революции подобного рода перевороты, в ходе которых один этап революционного процесса сменяет другой, часто именуются их частниками «революциями».
«Цветные революции»
В конце XX — начале XXI века возникла тенденция называть в средствах массовой информации «революциями» любые смены политического режима или даже только правительства. Так, приход к власти в Прибалтике в 1989—1991 годах «народных фронтов» был назван «поющими революциями», отстранение от власти президента Шеварднадзе в Грузии в 2003 году — «розовой революцией» («революцией роз»), отстранение от власти президента Кучмы на Украине в 2004 году — «оранжевой революцией» и т. д. Подобное использование термина «революция» девальвирует его содержание и серьезными историками, социальными философами и политологами не принимается.
Реформа réforme, от лат. reformo - преобразовываю), преобразование, изменение, переустройство какой-либо стороны общественной жизни (порядков, институтов, чреждений), не ничтожающее основ существующей социальной структуры.
С формальной точки зрения, под реформой подразумевается нововведение любого содержания. Однако в политической практике и политической теории реформой обычно называют более или менее прогрессивное преобразование, известный шаг к лучшему. Существенное отличие реформы от революции – в поэтапности изменений, наличии промежуточных звеньев в преобразовательном процессе. Реформы являются целенаправленным процессом, но мера правляемости здесь зависит от соблюдения некоторых требований:
1.
2.
3.
4.
Созидательный характер реформ проявляется в том, что они подготавливают новые качественные изменения, способствуют мирному переходу к новому качественному состоянию общества, мирной форме протекания революционного процесса - революции. Недооценивая значение реформ в прогрессивном преобразовании общества, мы приуменьшаем роль формы в развитии содержания, что само по себе не диалектично. Реформы как таковые не меняют фундамент старого общественного строя.
2.
Быстрое крушение идеологии и практики социализма в конце 80-х - начале 90-х годов XX века породило множество толкований и объяснений причин краха Р. словно все теоретические оценки можно отнести к двум направлениям.
Первое
Второе - основывает свою позицию на известных высказываниях лидеров, что в ходе строительства социализма были искажены партийные нормы, которые должны были опираться на «творчество самих народных масс» (Ленин). В результате - становился партийно-государственный диктат, впоследствии окончательно лишившийся политической поддержки со стороны общества.
Однако, как бы не толковались причины крушения Р, нельзя забывать о том, что в 1917 г. совершился мгновенный и не пробудивший сопротивления крах Российской императорской власти. При всем различии объективных и субъективных предпосылок крушения Российской и Советской империй, все же прослеживается общая закономерность обеих трагедий. В чем же она выражается?
На мой взгляд, подобная закономерность очевидна при анализе таких социальных явлений широкого общественного масштаба, как, например, «революция сверху» и «революция снизу», которые сыграли существенную роль в эволюции отечественной государственности. Закономерность краха самодержавия и Советского государства была обусловлена тем, что:
во-вторых
Вопрос соотношения понятий «революция сверху» и «революция снизу» далеко не новый. В советское время этот вопрос вязывался в основном либо с политической историей дореволюционной России, либо с очередной волной борьбы с буржуазным реформизмом. Известная дискуссия 1968-1972 гг., посвященная генезису, социальной природе и эволюции абсолютизма в очередной раз обнаружила стремление многих авторов к преуменьшению роли социальных реформ в словиях царской России. Сегодня, говоря об истории реформ в России, особенностях самодержавия в деле реализации этих реформ до и после 1861г., многие авторы акцентируют внимание на роли российских самодержцев как основного фактора крупных социальных преобразований, такому феномену, как «революция», придается оттенок злой воли революционеров-радикалов. Более того, само понятие «революция» исчезает из политического лексикона многих политических лидеров России, 7 ноября как день празднования Великой Октябрьской революции после 1991г. по воле власти подвергнут остракизму и сегодня вычеркивается из отечественной истории.
Понятно, что такие резкие перепады в изучении политического развития России еще более обострили потребность исследования действительных причин противоречивости эволюции государственности.
«Почему не дались в России за три столетия «догоняющего развития», прошедшие со времен Петра Великого, все проводимые «сверху» крупные социальные реформы?
Одну из основных причин неудачи российских реформ авторы выводят через сравнительный анализ преобразований на Западе и в России. «Российская телега» и «европейский паровичок» - такими определениями характеризуются темпы буржуазного развития стран Европы и отечественной империи. Трудно не согласиться с тезисом о том, что под приобщением той или иной страны к цивилизации имеется в виду ее буржуазное преобразование и экономически, и политически. Что же касается России, то здесь нетрудно заметить факт политического консерватизма. Самодержавие, прибегая к тем или иным реформам, всегда преследовало свои цели - крепление абсолютистской власти и недопущение всякого инакомыслия относительно политического переустройства.
Но реформы в Российской империи все, же были; были они и в Советском Союзе; идет хроническое реформирование всех сфер и в современной России. Объективные словия эволюции при всей непоследовательности проводимых реформ все же вынуждали власть идти на определенные преобразования (в большинстве случаев социально-экономического характера). Но всегда ли эти преобразования в царской России кладывались в понятие «реформа»? В советское время реформа воспринималась как отдельное переустройство какой-либо сферы общественной жизни, и в большей части это явление рассматривалось как объективная необходимость каких-либо преобразований в буржуазном обществе. Для исследователей-марксистов понятие «реформа» довольно часто вязывалось с понятием «реформизм», в политическом лексиконе руководителей того периода предпочтение отдавалось революционным преобразованиям.
«С точки зрения сущности явления революция – это общественное преобразование, обеспечивающее переход от одной системы к другой; реформа – это внутрисистемная трансформация».[4]
Все ли реформы, проведенные и проводимые в России, были радикальными и всеохватывающими по своей сути? Если брать, к примеру, реформы Александра I (реорганизация государственного правления, каз о свободных хлебопашцах 1803г. и т.д.), то они не носили характер качественной перестройки социальной структуры и в конечном итоге не венчались спехом. Но это были реформы. Подобные примеры можно продолжать на протяжении практически всей истории дореволюционной, послереволюционной и современной России, когда реформы касались некоторых сторон социального организма (экономической, политической, культурной и т.д.), но не меняли его сущности. Говоря языком философской рефлексии, отдельные реформы привносят серьезные количественные изменения, которые со временем могут привести и к изменениям качественным, но в рамках определенных социальных сфер. На мой взгляд, различное влияние реформ на эволюцию общества трудно свести к какому-то единому определению. Отсюда и разное понимание категории «реформа». Что касается России, то она пережила различные этапы эволюции, посредством реформирования сверху, включая крестьянскую реформу 1861 г. и др., социально-экономические результаты которых не кладываются в традиционное содержание понятия «реформа». Следует отметить, что в подобные переломные моменты (60-е годы в Германии и России) происходят не только социально-экономические перемены, но в конечном итоге они принимают политический характер и открывают новую страницу в истории - именно, носят буржуазный характер. Не случайно Ф. Энгельс назвал события в центре Европы 60-70-х годов «революцией сверху». Взять хотя бы объединение Германии - это была перемена крупного исторического плана, выполнение одного из главных завещаний революции 1848 года - ее лозунга «единство». Сложнее обстояло дело с выполнением другого завещания революции 1848 года - ее лозунга "свобода". Германия по-прежнему оставалась страной монархической, всякие политические свободы совершенно исключались, насилие становится «повивальной бабкой» новой Германской империи. Основной целью «революции сверху" О. Бисмарка было объединение германских земель и силение королевской власти на всей территории единой Германии. Именно во имя династии Гогенцоллернов он вел войны с соседями Пруссии, объединял и «опруссачивал» Германию. Во имя тех же интересов Бисмарк вводил и прямые выборы, и всеобщее избирательное право, считая их наиболее прочными гарантиями консервативных стоев монархии. Но в конечном итоге творец «революции сверху» стал жертвой собственной политики - достигнутый результат был прямо противоположен поставленным целям. Энгельс прямо отмечал: «Бисмарк под конец становится реакционером, тупеет… Юнкер [в Бисмарке] выступает на первый план за отсутствием других идей»[5]
Проводя параллель между социально-экономическими и политическими процессами в 60-е годы XIX века в Германии и России, нетрудно заметить, что при всем их различии, очевидна схожесть основной цели этих преобразований - сохранение абсолютизма. Понятие «революция сверху» достаточно часто поминается в работах Ф. Энгельса, когда речь идет о радикальных изменениях в социально-экономическом плане, но при словии сохранения прежних политических институтов и режимов. Противоречивость данного феномена не позволяет говорить о полномасштабных переменах, как это было, к примеру, во время Великой французской революции, когда в корне менялась политическая система в результате насилия и террора со стороны лидеров новой власти, пришедших к правлению государством на волне массового выступления «снизу».
«Революция сверху» со слов К. Маркса, с одной стороны, проводится реакционными классами, с другой - выполняет программу революции. Но программа революции выполняется не в ходе вооруженного столкновения на баррикадах, тесно вязывается с реформаторской деятельностью существующей верховной власти. Эта деятельность чаще всего выступает в роли клапана, предотвращая неизбежный социальный взрыв снизу. «Революция сверху» имеет много общего с социальной реформой, однако результаты ее не могут гносеологически ограничиваться рамками реформы. «Революцию сверху» отличает также объективная обусловленность крупномасштабных преобразований, необходимость которых становится очевидной даже для абсолютных монархий.
Понятие «революция сверху» неоднократно поминается в работах В.И. Ленина при характеристике крестьянской реформы 1861 г. и реформ П. Столыпина в начале XX века. Известно также, что В.И. Ленин отмену крепостного права рассматривал как переворот, «последствием которого была смена одной формы общества другой - замена крепостничества капитализмом»[6]
Историческая и философская наука советского периода достаточно часто проявляла интерес к такому социальному явлению, как «революция сверху», когда речь идет о поворотных этапах развития той или иной страны: отмена крепостного права в России; объединение Германии и реформы О. Бисмарка; революция Мэйдзи в Японии во второй половине XIX века; столыпинские реформы, младотурецкая революция 1908г. в Османской империи, капиталистическая модернизация Греции, Египта, Испании, Ирландии и других стран в начале XX века; «белая революция» в Иране (60-е годы XX века) и продолжающиеся тенденции капиталистических преобразований в современном мире, все это, так или иначе, попадает под характерную для «революции сверху» структурную перестройку социально-экономических отношений в обществе, которые, в конечном итоге, влекут за собой изменения в политической системе. При всем различии (национальных, территориальных, социально-экономических, политических традиций и т.д.) «революция сверху» в этих странах имеет общую, существенную характеристику - власть активно пытается решить посредством реформ объективно назревающие в обществе проблемы, грозящие перерасти в социальную катастрофу.
История России XIX начала XX века, как ее ни крути, со всей очевидностью иллюстрирует истинные причины реформирования «сверху». А обратная связь результатов этого реформирования показывает - насколько адекватна реакция «низов» на эти инициативы власти. Пример трех российских революций начала XX столетия тому свидетельство.
В 60-е - 70-е годы XX столетия политика модернизации социально-политической жизни развивающихся стран была тесно связана с американской доктриной «Союз ради прогресса», предложенной в свое время президентом Дж. Кеннеди. Основную ставку эта доктрина делала на верхушечные изменения политико-экономической системы латиномериканских стран в рамках стратегических интересов Соединенных Штатов. Позднее, в результате практической апробации, основные задачи доктрины были «отточены» современными политтехнологами, и сегодня они небезуспешно реализуются на территории бывшего Советского Союза. Россия, оставаясь в рамках традиционного общества на всем протяжении советского периода своей истории (особенно в области политической жизни), в 90-х годах XX века после снятия «железного занавеса» также становится объектом «цивилизационного» прессинга со стороны стран «развитой демократии». Развал Советского Союза, грабительская приватизация, откровенное ничтожение военного и научно-технического потенциалов, свертывание отечественного промышленного производства и т.д. - вся эта разрушительная волна, инициированная западными советниками и политтехнологами, пронеслась в русле «демократических» реформ настолько стремительно, что к началу XXI века общество оказалось полностью втянутым в большую и нечистоплотную игру по новым, постсоветским правилам, становленным небольшой горсткой коррумпированных политиков и вездесущих олигархов. Пагубность для российской государственности этой игры официально осознается в начале XXI века, что, в конечном счете, вылилось в новую фазу реформирования. Но традиционный для России факт отсутствия прогнозов результата реформ, их неадекватность сложившимся экономическим реалиям дают общественный резонанс прямо противоположный задачам социального государства.
Было бы неправильным проводить полную аналогию современных российских реформ с «революциями сверху» второй половины XIX - начала XX вв.
Во-первых, изменилась общественно-политическая ситуация в России - страна движется по-новому, продекларированному в Конституции, демократическому пути, который был сознательно выбран большинством российского народа в августе 1991г. Этот путь предполагает не только экономическую, но и политическую свободу личности, чего Россия не знала на протяжении всей предыдущей истории.
Во-вторых, реформы «сверху» сегодня не являются результатом грозы революционных настроений «снизу», скорее наоборот, эти реформы инициирует сама власть, преследуя цель скорейшей интеграции с международными экономическими сообществами (ЕЭС, ВТО и т.д.). Другой вопрос, - какие последствия влекут за собой эти реформы?
Что касается сходных моментов прошлых реформ и реформ современных, то здесь очевидна одна существенная деталь - ни тогда, ни сегодня правящая элита чаще всего не просчитывала и продолжает не просчитывать конкретные результаты преобразований «сверху», и, как правило, следует давней социокультурной традиции российского общества - власть сама по себе, народ сам по себе. И что характерно – бюрократия (как верховная, так и местная) продолжает играть главенствующую роль в ходе реформирования; зачастую эта роль носит негативный характер; чиновник любого ровня в словиях несовершенного («переходного») законодательства с характерным для него порством лоббирует законы и нормативные акты, подчас не отражающие реальное состояние общества.
Заключение
Говоря о революции и реформе в заключение, нужно сказать, что и у того, и другого вида преобразований есть свои достоинства и недостатки, разное отношение к которым ведет к разделению политической общности на реформаторов и революционеров, что, конечно, не исключает наличия в обществе и принципиальных противников вообще всяких перемен – консерваторов или ретроградов, т.е. людей, желающих, чтобы перемены вели не к обновлению общества, к восстановлению прошлого, также тех, кому выбор пути развития общества, в принципе, безразличен.
Не вызывает сомнения, что в революционных процессах современной истории непреложно возрастает значение созидательных целей в щерб разрушительным. Именно в ходе поэтапных, более или менее растянутых во времени изменений формируется развитая способность чета всего многообразия объективных связей и тенденций, действующих в обществе. В рамках такого подхода сохраняется
Реформы превращаются из подчиненного и вспомогательного момента революции в своеобразную форму ее выражения. Тем самым возникают возможности взаимопроникновения и, очевидно, взаимоперехода, взаимовлияния реформы и революции.
Следовательно, революция и реформа являются необходимыми компонентами конкретно-исторического этапа развития человеческого общества, образуя противоречивое единство.
Библиографический список
1.
1.
2.
3.
2.
1.
2.
3.
4.
1.
2.
3.
4.
[1]
[2]
[3]
[4]
[5]
[6]
