Скачайте в формате документа WORD


Модели будущего в русской литературе

СОДЕРЖАНИЕ

1.

Введени.....................

3

2.

ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ

ГЛАВА 1. Модели будущего в XV - XIX веках

з 1. Из истории возникновения жанра

з 2. Поя вление моделей будущего в русской литературе. топии индустриально-имперские (Ф.В. Булгарин, В.Ф. Одоевский)Е ЕЕ

з 3. Модель декабристская (А.Д. лыбашев)

з 2. Спор о будущем во второй половине XIX века

5

5

7

13

15

ГЛАВА 2. Модели будущего в русских топиях начала XX века

з 1. Модель панславистская (А. И. Красницкий) Е...Е...Е...Е..ЕЕ

з 2. Модель славя нофильская (С.Ф.Шарапов)...... Е

з 3. Модель Естественный человек (К. С. Мережковский)...... Е

з 4. Модель просветительская (Н. Ф. Олигер)...... Е

з 5. Модель научно-техническая (А.А. Богданов)...Е

з 6. Модель антиутопическая (В. Я. Брюсов)..... ЕЕ

20

21

24

25

27

29

34

ГЛАВА 3. модели будущего в первые годы социалистического строительства

з 1. Модель политического развития (А. В. Чая нов)

з 2. Модели романтико-трагедийные (В. Итин, А.Н. Толстой и др.)

з 3. Модели научно-технологического мирового господства (Я. Окунев, В. Никольский и др.)

з 4. Кризис жанра топии

37

37

39

42

45

ГЛАВА 4. появление нового жанра

з 1. Модели предостерегающие (А. Марсов, М. Козырев, и др.) ЕЕ

з 2. Роман Е. Замя тина Мы

48

48

50

ГЛАВА 5. МОДЕЛИ гармонического будущего СОВЕТСКОЙ ЭПОХИ (И. Ефремов, А. и Б. Стругацкие и др.)

56

ГЛАВА 6.а Антиутопия постсоветского периода

з 1. Антиутопии политические (А. Кабаков, В. Войнович и др.) Е

з 2. Модели альтернативно-исторические (Л. Вершинин,

В. Звя гинцев и др.)...

з 3. Модель неокоммунистическая (В. Зуев) ...Е з 4. Модели имперские (В. Рыбаков, В. Михайлов и др.) Е

з 5. Модели эсхатологические (Л. Леонов, Л. Петрушевская )

60

61

63

64

66

70

3.

Заключение.............

75

СПИСОК ЛитературЫ... Е

82

Введение

Какое будущее ждет Россию? Куда ей стремиться , чтобы обрести, наконец, достойное место в истории человечества? Каково ее предназначение, каков ее путь?

Звучит современно, не правда ли? Но рассуждения о том, "как нам обустроить Россию", поя вились в русской литературе не сегодня и даже не вчера. В этой стране они не могли не поя виться , поскольку одним из генетических свойств русского характера я вля ется неистребимый топизм, "эсхатологическая вера в достижение лучшей жизни, мессианистическое беждение в особой роли России в мировой истории" (В. П. Шестаков).

В переходные времена, когда хрестоматийно русский вопрос Что делать? вставал ребром, литературный прогноз оказывался неизменно на переднем плане, - нередко принося в жертву художественность в пользу социального прогнозирования и публицистической заостренности. Многие философы и писатели в такие времена пытались найти или создать в своих произведения ха модель общества будущего, т.е. создать общественную топию, стремленную в завтрашний день. Каждое звено в длинной цепи развития этого жанра литературы трансформировалось и развивалось параллельно с обществом, но пыталось опередить, предсказать всю череду его преобразований и метаморфоз, создать его перспективную модель. Такая литература - область пограничная , в ней фантастическое начало тесно перемешано с социальным, философским, политическим... Поэтому она всегда имеет тенденцию превратиться в социально-политический трактат.

Взя вшись за исследование жанра социально-фантастического прогноза в русской литературе, мы постараемся рассмотреть все этапы его развития . Но этот жанр возник не на пустом месте. Если под фантастикой понимать любое нарушение пропорций действительности, зафиксированное в художественной форме, то ее дальние истоки следовало бы искать не только в литературе, но и еще дальше - в фольклоре. Однако, считаю, что подобные рейды к сверхдальним истокам имеют большую ценность для специализированных научных исследований, нежели для обзорного реферата. В рамках данной работы не стоит ставить перед собой задачу глобальной переработки всего литературного наследия . Для нашего случая непосредственный интерес могут иметь лишь произведения , которые как-то корреспондируются с современными представления ми о фантастике, т. е. когда автор старается объя снить иррациональное рационально, пусть даже самым поверхностным образом. Например, объя вив, что чудеса герою просто приснились, либо он оказался в будущем, воспользовавшись машиной времени.

Такая фантастика, в которой в той или иной степени присутствуют элементы рационального, научного мышления , могла зародиться в России только в эпоху Просвещения , под влия нием западноевропейской литературы. Именно оттуда утопия , как сформировавшийся жанр, как моделирующий будущее вид социальной фантастики, была привнесена и поя вилась в русской литературе. В данном исследовании мы проследим ее поя вление и развитие в России в XV и XIX веках, возникновение нового, противоположного по отношению к будущему жанра - антиутопии, в начале XX века, и становление антиутопии преобладающим жанром в русской литературе к концу XX века. Чтобы попытаться поня ть законы, по которым развивались эти два близких направления в русской литературе, нам предстоит вспомнить сюжеты некоторых произведений отечественных писателей и определить, насколько точно далось писателя м предвидеть будущее, насколько смело и правильно его спрогнозировать. Либо же представить читателю ошибочные пути движения общества, не сумев или не захотев разгля деть через толщу времени будущую реальность.

Часть произведений данного профиля в наше время оказались почти забытыми, либо известными лишь узкому кругу специалистов. Но вспомнить о них необходимо. Постараемся сделать это хотя бы для того, чтобы честь опыт предыдущих поколений и не строить излишних иллюзий и надежд, живя во времена очередных проектов переустройства и реформ, происходя щих в современной России.

ГЛАВА 1. Модели будущего в русской литературе

XV - XIX веков

з 1. Из истории возникновения жанра

Изучение развития такой литературы, как социальная фантастика, невозможно без выя снения философских первоисточников и поминания первопроходцев-мыслителей, первыми рискнувших приоткрыть завесу над будущим общества. Литературному предвидению в мировой литературе предшествовало, прежде всего, развитие философской мысли. же в первой половине IV в. до н. э. древнегреческий философ Платон создает свой трактат Государство, где даёт подробное описание стройства идеального общества будущего. Основным принципом идеального государственного стройства Платон считает справедливость. Таким образом, на многие годы этот принцип становится основополагающим в топических произведения х. Но в этом поня тии для Платона нет ничего равнительного, сглаживающего или, как сейчас бы сказали, демократичного. Он пря мо характеризует справедливость, как доблесть, основанную на кастовости и социальном аристократизме, таким образом идеализируя общество египетского типа.

В дальнейшем многочисленные проекты идеального государства породили традицию в мировой культуре и положили начало формированию нового литературного жанра. Этот жанр окончательно оформился в эпоху Возрождения . В философии, в науке, в этических, политических и эстетических чения х того периода главным объектом внимания оказывается человек, не божество, как это было раньше. Идея загробного блаженства, характерная для средневековья , уступает место попыткам моделирования более совершенных форм земного мироустройства, эпоха Великих географических открытий порождает надежду, что гдеЦто на неведомых европейцам земля х жизнь людей же достигла абсолютного совершенства. Однако реальное положение человека в европейских странах было весьма далеким от того, которого, по мнению гуманистов - мыслителей, он заслуживал. Поэтому в топия х этой эпохи сочетаются резкая критика современных общественных поря дков и идеальные картины земного рая . топия , написанная Т.Мором, дала нарицательное название всему жанру социальной фантастики. Слово лутопия возникла из слия ния греческих слов: u - не и topos - место, то есть лместо, которого нет. Бесклассовое общественное стройство топии - единственный памя тник топического коммунизма в литературе XV - начала XVI веков.

Последующие авторы показали недостаточность самых правильных общих формул вне их реального содержания , - в частности, мысли о приоритете общественного интереса над личным, которая до этого повторя лась как аксиома. Например, Д. Дефо, показал в своем произведении Робинзон Крузо, что отдельная человеческая личность может совершить действительно многое, или Дж. Свифт, который в романе Путешествия Гулливера чётко изобразил социальную несправедливость и предложил свои пути спасения .

Поначалу остров топия Мора, Город Солнца Кампанеллы располагались в настоя щем, в соседней точке пространства (отсюда же - и сюжет робинзонады). Светлое и идеальное настоя щее представля лось тогда в топии либо в виде природного и патриархального целого - деревни, садьбы, небольшого гонрода-сада (в Путешествии в Икарию Кабе пря мо называет его прообразом бибнлейский Эдем), либо как продукт цивилизации - сверкающий, блистающий, наполненный техническими чудесами большой город (архетипом его можно считать библейский же Вавилон). Позднее, когда на Земле не осталось мест, не изведанных еще первооткрывателя ми, идеальные литературные города и страны стали перемещаться на другие планеты, либо переноситься авторами в будущие времена.

В 1770 году Л. С. Мерсье в своем романе Год две тыся чи четыреста сороковой впервые противопоставил иной вариант бегства от настоя щего, и создал новый вид топии - хронию (утопию времени), тем самым было положено начало литературному моделированию будущего. Действие в романе происходит в Париже двадцать пя того века. Здесь мир же не нужно создавать с нуля : образ идеального общества переносится по оси времени вперед и накладывается на карту изнвестного каждому читателю Парижа.

з 2. Поя вление моделей будущего в русской литературе. топии индустриально-имперские (Ф. В. Булгарин, В.Ф. Одоевский).

В России литературная топия , как жанр социальной фантастики, поя вля ется лишь в XV веке и наследует многие традиции топии европейской. Наши книги тоже были философско-нравоучительными. А для такого содержания топическая форма подходит как нельзя лучше. При этом никакого значения не имело, происходило ли действие на неизвестном острове, куда попадал разбитый кораблекрушением корабль (любимый прием авторов топий), либо в какой-нибудь и впря мь существовавшей стране, вроде Древнего Рима. Фантастико-утопические элементы встречались у многих литераторов конца XV века. "Почти во всех романах, критикующих несостоя тельность государственных поря дков, имеется картина такого голка на земной поверхности, где все обстоит благополучно. Обыкновенно, такой счастливой страной я вля ется та, в которой форма правления патриархальна", - так описывал топии тех лет исследователь литературы XV века В. Сиповский. Писатели охотно рисовали образы хороших, образцовых царей и еще более охотно нападали на придворных, льстивых и корыстолюбивых вельмож, отгораживающих царей от народа. Сейчас все эти произведения выгля дя т в наших глазах как заня тные, порой исторические раритеты, но льстивая показная вера в доброго царя -батюшку и окружающих его бюрократов - негодя ев, как традиция , сохранилась до наших дней. Стоит, однако, обратить внимание, что с первых своих шагов социальная фантастика в России понадобилась для воплощения пусть и наивных, с нашей точки зрения , но критикующих власть политических взгля дов и нанесения сатирических даров.

Обзор моделей будущего в истории русской литературы начнем с топических проектов такой противоречивой фигуры, как Фаддей Булгарин. Оценка его творчества и общественной дея тельности неоднозначна и сегодня . Но немногие знают, что "Видок Фигля рин" (так окрестил Булгарина А. С. Пушкин) был одним из зачинателей отечественной научной фантастики, написав с деся ток весьма любопытных топических повестей.

Социальная структура России 2824 года, описанной в повести Ф Булгарина "Правдоподобные небылицы, или Странствия по свету в XXIX веке" (1824), почти не претерпела изменений - все те же короли, купцы, кня зья , помещики. Но есть и незначительный социальный прогресс - введено совместное обучение богатых и бедных детей. В остальных своих прогнозах, не касающихся общественного стройства, автор гораздо смелее. Фаддей Венедиктович предрекает серьезную экологическую катастрофу, которая изменит карту России. В результате климатических изменений (похолодание в Африке и потепление на Северном полюсе) Россия переместилась в районы Сибири. Но за счет "природной талантливости" страна все-таки сохраня ет в мире культурное и научное лидерство.

В истории фантастики Булгарин я вля ется автором немалого количества новых идей: тут и подводные фермы, и парашютно-десантные войска, и субмарины, и самописцы. Кроме того, именно Булгарин впервые описал акваланг и гидрокостюм: "Они были одеты в ткани, непроницаемые для воды, на лице имели прозрачные роговые маски с колпаком... По обоим концам висели два кожаные мешка, наполненные воздухом, для дышания под водой посредством трубы". Но особое внимание привлекает другое "изобретение" в будущей России - это деньги, которые изготавливают из... "дубового, соснового и березового дерева". Остается только дивля ться , как далось предугадать такое знаковое для России конца XX века поня тие, как лдеревя нный рубль, еще в XIX веке?

В повести Ф. Булгарин "Сцена из частной жизни в 2028 году" (1843), так же посвя щенной построению идеального имперско-монархического общества в России, мы обнаруживаем примечательный диалог между вельможей и помещиком XXI века: "Помещик: Счастливая Россия . Вельможа: Счастливая оттого, что мы, русские, умели воспользоваться нашим счастливым положением и все сокровища, тлевшие в недрах земли, исторгли нашим терпением, любовью к отечественному, прилежанием, чением, промышленностью. Пожалуй, если бы мы не думали о завтрашнем дне и кое-как жили, позволя я иностранцам брать у нас сырые материалы и продавать нам выделанные, то мы навсегда остались бы у них в зависимости и были бы бедными...".

Невольно думается : может, во внимательном прочтении литературного наследия и сокрыт секрет действительно счастливого будущего для России?

Еще одной из первых моделей будущего в отечественной литературе следует считать, очевидно, незаконченный роман кня зя Владимира Федоровича Одоевского л4338 год (1835) - самый я ркий пример "индустриально-имперской" топии XIX века. Здесь автор отправля ет своего героя в Петербург сорок четвертого века. Интересно отметить закономерность, что тописты того времени чаще всего оперировали именно такими гигантскими промежутками во времени, как одно, два, три тыся челетия . Срок этот не представля лся им огромным, поскольку темпы жизни были так медленны, что интервал в одно-два столетия казался слишком незначительным, чтобы за такой промежуток времени произошли хоть сколько-нибудь серьезные изменения в кладе человеческой жизни вообще и в жизни русского общества в частности. Но чем ближе мы будем подходить к сегодня шнему дню, тем короче будут становиться эти сроки, отодвинутые писателя ми в будущее.

Как писатель, Одоевский более всего известен своими романтическими повестя ми, зачастую с мистическим оттенком, и детскими сказками ("Городок в табакерке", например), но поя вление научно-технической топии в его творчестве не кажется дивительным. Писатель-просветитель, один из крупнейших русских музыковедов, Одоевский очень высоко оценивал роль науки и техники в совершенствовании человеческого общества. В неопубликованных при его жизни записках к "4338-му году" мы находим такое, например, рассуждение об аэростатах: "...Продолжение словий нынешней жизни зависит от какого-нибудь колеса, над которым теперь трудится какой-нибудь неизвестный механик, - колеса, которое позволит правля ть аэростатом. Любопытно знать, когда жизнь человечества будет в пространстве, какую форму получит торговля , браки, границы, домашня я жизнь, законодательство, преследование преступлений и проч. т. п. - словом, все общественное стройство?"

Самим автором были опубликованы лишь отрывки под названием "Петербургские письма". Это послания одного китайского студента, путешествующего по России, своему другу в Пекин. Он делится впечатления ми от нашей страны, какой она будет через 2500 лет. Одоевский рассчитал, что в 4338 году к Земле должна приблизиться или даже столкнуться с Землей комета Вьелы (Биелы - в современном написании). Видимо, поэтому автору захотелось построить драматический сюжет романа на борьбе человечества с приближающимся стихийным бедствием. Впрочем, ченые отнюдь не обескуражены поя влением кометы и собираются ничтожить незваную гостью снаря дами, как только она окажется в пределах дося гаемости. В топии Одоевского особенно интересны его научно-технические предвидения и предостережения о грозя щий Земле проблеме перенаселенности и ограниченности ее природных ресурсов. О его прозорливости сегодня мы можем судить хотя бы по таким словам: "Нашли способ сообщения с Луною; она необитаема и служит только источником снабжения Земли различными житейскими потребностя ми, чем отвращается гибель, грозя щая земле по причине ее огромного народонаселения . Эти экспедиции чрезвычайно опасны, опаснее, чем прежние экспедиции вокруг света; на эти экспедиции единственно потребля ется войско..." Догадайся Одоевский сократить время осуществления своих проектов в 20-25 раз, т. е. до 100-150 лет, он бы во многом попал в самую точку. Однако автор даже посчитал нужным оправдаться перед читателем и зая вить, что в его произведении нет ничего такого, чего нельзя было бы вывести естественным образом "Еиз общих законов развития ... Следовательно, не должно слишком прекать мою фантазию в преувеличении".

По Одоевскому, будущее человечества - это полное овладение силами природы. Мы находим у него такое дивительно современное слово, как "электроход", движущийся по туннеля м, проложенным под моря ми и горными хребтами, вулканы Камчатки служат для обогревания Сибири, Петербург соединился с Москвой и возник мегаполис, чрезвычайно развился воздушный транспорт, в том числе персональный; человечество переделало климат, удивительных спехов достигла медицина, женщины нося т платья из "эластического стекла", есть цветная фотография и т. д. Даже поя вление своих собственных "Записок из будущего" Одоевский постарался объя снить "научным" путем: человеческое сознание способно путешествовать по векам и странам в состоя нии модного тогда сомнамбулизма. Есть, конечно, и смешные проекты, вроде домашней газеты, размножаемой фотоспособом, или магнетических ванн. Но в целом видно, что в случае завершения у Одоевского вполне мог бы получиться роман жюль-верновского склада.

Впрочем, как и у других авторов того времени, научный прогресс человечества в романе почти не сопровождается социальными изменения ми. Конечно, Одоевский говорит о резком лучшении нравов - отпала даже необходимость в полиции, о повсеместном распространении просвещения , в чем писатель видел главную свою задачу, но выразилось оно, в частности, в том, что и "государь" стал поэтом. Впрочем, будем справедливы, наука у Одоевского захватила важные позиции: ценность людей измеря ется их отношением к науке. Молодой человек, чтобы выдвинуться или хотя бы завоевать расположение девушки, должен совершить какое-нибудь научное открытие. В противном случае он считается "недорослем". Создана даже специальная организация из людей науки и искусства для наилучшего функционирования и того и другого. Социального строя , однако, все это не затрагивает. Остались высшие и низшие классы, господа и лакеи, осталось богатство как критерий общественного положения : в мировые судьи, например, избираются люди не только почетнейшие, но и богатейшие. У них есть право и обя занность вмешиваться во все на свете, даже в интимную семейную жизнь.

"4338-м годом" свя зи Одоевского с фантастикой не ограничиваются . В "Последнем самоубийстве" и "Городе без имени", например, писатель как бы доводит до логического конца неприемлемые для него идеи буржуазных философов - Мальтуса и Бентама. Так, "Город без имени" рисует картину общества, лишенного высоких идеалов. В основу своего существования здесь заложен единственный принцип - принцип пользы, согласно проповеди Иеремии Бентама, которого философы считают гением буржуазной глупости. По его теории, все расценивается только с точки зрения пользы. Оказывается , что ради пользы можно и предавать, и обманывать, и применя ть силу против менее расторопных соседей. Некоторое время страна Бентамия процветала, но лишь до поры до времени. Поскольку между членами общества не было истинно человеческих, духовных отношений, то оно пришло к неминуемой и страшной катастрофе. Тем самым Одоевский первым, пожалуй, создает в отечественной литературе антиутопический сюжет, представля я конфликт между общечеловеческими, духовными потребностя ми личности и цинизмом тоталитарного общества, завершившийся крахом.

Обзор фантастической литературы первой половины XIX века можно продолжить поминанием о небольшой драматической шутке В. А. Соллогуба "Ночь перед свадьбой, или Грузия через 1 лет". Владимир Соллогуб, имя которого, по свидетельству раскритиковавшего его Добролюбова, поминалось наря ду с именем Гоголя и Лермонтова, прочно забыт к нашему времени, за исключением одной его повести из провинциального быта, - "Тарантас", которая переиздается и до сих пор и в которой, кстати, тоже есть топический сон. В водевиле Соллогуба, как видно из названия , срок до введения всеобщего просвещения и развитой сети железных дорог снизился всего до тыся чи лет. Напившийся на свадьбе жених просыпается в черестыся челетнем Тифлисе. "Со всех сторон... огромные дворцы, колоннады, статуи, памя тники, соборы... железная дорога". Это шутка, но все же и в ней прослушиваются отзвуки требований времени. Женщины в новой Грузии имеют равные права с мужчинами, даже полицейский чиновник - женщина (правда потому, что у них это самая легкая должность), купец (это сословие сохранилось) думает только о пользе "покупщиков", вовсе не о собственной выгоде, широко развита механизация , есть даже личные механические камердинеры, чешущие пя тки, извозчики перевозя т пассажиров исключительно на воздушных шарах.

з 3. Модель декабристская (А.Д. лыбашев)

Литературная обстановка в крепостнической России не способствовала, конечно, публикации прогрессивных социальных мечтаний. Даже если бы подобное произведение и поя вилось в рукописи, то у него было мало шансов видеть свет и быть опубликованным. К примеру, достаточно меренная политическая топия , принадлежащая перу известного музыкального критика и декабриста А. Д. лыбышева "Сон" (1819), так и осталась в бумагах декабристов. Это во всех смыслах сочинение декларативное, наиболее отчетливо пропагандирующее взгля ды декабристского окружения относительно "самого правильного" пути, по которому России следует двигаться к Абсолютному счастью.

Какое же будущее России виделось декабристам?

"Из всех видов суеверий мне кажется наиболее простительным то, которое берется толковать сны. В них, действительно, есть что-то мистическое, что заставля ет нас признать в их фантастических видения х предостережение неба или прообразы нашего будущего", - так начинает свое повествование А. Д. лыбышев. Как нетрудно заметить, топические образы будущего русские авторы чаще всего "транслировали" через сновидения героев. Одна из причин существования такой традиции в отечественной топической литературе заключается в том, что цензура (будь то царская или советская ) более чем настороженно относилась к литературным моделя м будущего, ведь нередко топии соприкасались с болезненными социальными проблемами, выдуманная Россия оказывалась антитезой России реальной. И тогда авторы стали заранее выстраивать себе оправдание для обвинителей-цензоров: это всего лишь сон. Мало ли что может присниться ! Современный исследователь топической мысли В. П. Шестаков выделя ет и другую причину распространения "утопических сновидений": "Русский писатель и мыслитель зачастую острее, чем его европейский собрат, ощущал разрыв между идеалом и действительностью. То, что европейскому философу и сочинителю... казалось возможным же в процессе ближайшего созидания ..., для русского тописта представало пронзительной мечтой, осуществимой лишь в очень далеком будущем". А такой разрыв можно было проскочить, не вдавая сь особо в описания путей и методова его преодоления , лишь заставив героя заснуть. За сны у нас тогда еще не сажали.

Итак, заснув, герой оказывается в Петербурге неопределенного будущего, где, в результате общественного переворота, "происшедшего" около трехсот лет назад, Россия освободилась от гнета самодержавия и крепостничества. В результате она превратилась в страну просвещенную и демократическую, где все имеют право на образование и равны перед законом. Странствуя по будущему Петербургу, альтер-эго писателя демонстрирует читателю "происшедшие" перемены. В помещения х многочисленных казарм, "которыми был переполнен город", разместились общественные школы, библиотеки, академии. Михайловский замок превратился в "Дворец Государственной Думы", в Аничковом дворце разместился "Русский Пантеон", где собраны статуи великих русских героев и общественных дея телей. Но строительству любого нового общества, как известно, сопутствуют неизменные ритуалы жертвоприношений. В данном случае лыбышев решил пожертвовать Александро-Невской лаврой, которую россия не будущего попросту разрушили - как символ неприемлемого им религиозного фанатизма, воздвигнув на монастырских руинах триумфальную арку. Столетие спустя большевики реализовали-таки мечту писателя -декабриста, правда не в Петербурге, в Москве, и вместо триумфальной арки соорудили бассейн. Это тот редкий случай, когда они сказку и в самом деле сделали былью.

Вполне закономерно, что новая Россия сменила и государственную символику: место двуглавого орла на российском флаге заня л феникс - символ "свободы и истинной веры" (не поня тно, правда, что это за вера). Но вот штрих, который не может не насторожить: показав перспективы благостной жизни, автор мимоходом поминает о пя тидеся тимиллионной армии, которую топическое государство содержит я кобы "для внутреннего спокойствия "... Мгновенно возникает ассоциация с "военными поселения ми". Что же получается , даже свободолюбивые декабристы в глубине души сомневались, что Россия может оставаться великой, не будучи "полицейским" государством?

Декабристские утопии расчистили дорогу топия м социалистическим. Хрестоматийный пример последней - "Четвертый сон Веры Павловны" Н. Г. Чернышевского, который, собственно, и я вля ется первым в русской литературе образцом социалистической топии.

з 4. Спор о будущем во второй половине ХIХ века

Литературная топия второй половины XIX века тесно свя зана с распространившимися в этот период в Западной Европе и России социалистическими чения ми. Жанр развивался в годы напря женнейшей обстановки в России. Поранжение в Крымской войне стимулировало глубокий кризис в обществе. Война показала отсталость и бессилие крепостнического строя , неэффективность социальной и экономической систем. В стране ширились крестья нские волнения , сугубля емые проведением комплекса реформ и государственных преобразований. Росли студенческие беспоря дки, расширя лась сеть тайных революциоых кружков и групп, по рукам ходили подстрекательские листовки и воззвания .

Идеи утопического социализма нашли я ркое воплощение в романе Н. Г. Чернышевского Что делать?. До "Четвертого сна Веры Павловны"а коммунистических топий в русской литературе не было. Но Чернышевский, в отличие, например, от Мора, не просто создает картины идеального будущего, противопоставля я его настоя щему, несовершенному. Он включает топию в роман о современности, наделя я героев, живущих в 60 - е годы XIX столетия , чертами людей завтрашнего дня . тверждая , что будущее светло и прекрасно, автор призывает читателей: Стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоя щее все, что можете перенести.

Однако топия Чернышевского обладает еще одной особенностью, которая делает ее никальной, первой в мире. Либеральные классические топии Запада подробно излагали экономический и социальный строй идеальных обществ, их государственный механизм, нравственные устои, развитие культуры и цивилизации, даже быт, даже стройство семьи. Но ни в одной из них из них не выдвигался во главу гла расцвет личности, полное раскрепощение всех человеческих чувств и, в первую очередь, самого человеческого и самого прекрасного - любви. Поэтому не будем слишком требовательны к автору, что он далеко не всесторонне показал нам царство будущего. Не описана, например, интеллектуальная жизнь обитателей этих дворцов. Странно полагать, что такой выдающийся мыслитель, как Чернышевский, считал, будто основной заботой людей будущего станет физическая работа на поля х и танцы по вечерам. Писатель, прежде всего, ставил себе другую задачу, и его "Сон" стал прообразом художественной фантастики, рассказом о людя х и их чувствах, не о машинах и их свойствах. В нем есть казание на тот экономический строй, посредством которого можно переродить этот мир и создать новую жизнь, достойную человека. В нем показан тот идеал общества, за который следует бороться ,Ч это нарисованные рукой провидца вдохновенные картины будущего, где описаны громадные здания среди нив и лугов, обильные нивы и богатые сады, дворец из чугуна и стекла и поющие в поле люди.

Но социализм Н. Г. Чернышевского я вля ется также топическим, и мы я сно видим и недостатки его проекта. В частности, вря д ли мы сейчас придем в восторг от гигантских дворцов-фаланстеров, где совместно живут, работают, обедают, развлекаются тыся чи человек. Правда, надо отдать должное автору, все это ни в коей мере не обя зательно для членов того общества. Каждый свободен в выборе места, где ему жить, обедать с кем годно и проводить досуг, как ему заблагорассудится . Конечно, представить себе коммунистическое общество в деталя х задача труднейшая , сам Чернышевский оговаривался : "...Теперь никто не в силах отчетливым образом описать для других или хотя бы представить самому себе иное общественное стройство, которое имело бы своим основанием идеал более высокий".

Противоположной по своему отношению к будущему, странной и поразительной, по отзыву И. С. Тургенева, я вля ется книга о фантастическом городе Глупове. Это произведение Салтыков-Щедрин посвя тил широкому критическому осмыслению судеб исторического прошлого деспотической власти и темного обездоленного народа России.

Первые главы История одного города поя вились в я нварской книжке Отечественных записок за 1869 год. Опись градоначальников представля ет собой краткие биографические справки с описанием подвигов двадцати двух правителей города Глупова. В России к тыся ча восемьсот семидеся тому году сменилось как раз такое же число царей. Тургенев, высоко оценивший это произведение, писал: Это в сущности сатирическая история русского общества во второй половине прошлого и начале нынешнего столетия .

Модель будущего такого общества представлена писателем в виде идиотских задумок Угрюм-Бурчеева, очередного правителя Глупова, по обустройству поселений и человеческого бытия . Дети, которые при рождении оказываются необенщающими быть твердыми в бедствия х, умерщвля ются ; люди крайнне престарелые и негодные для работ тоже могут быть мерщвля енмы, но только в таком случае, если, по соображения м околоточных надзирателей, в общей экономии наличных сил города чувствуется излишекЕ Школ нет, и гранмотности не полагается ; наука числ преподается по пальцамЕ Вся кий дом есть не что иное, как поселенная единица, имеюнщая своего командира и своего шпионЕ Работы произвондя тся по командеЕ Землю пашут, старая сь выводить сохами вензеля , изображающие начальные буквы имен тех историнческих дея телей, которые наиболее прославились неуклонностию. Около каждого рабочего взвода мерным шагом ходит солдат с рунжьем и через каждые пя ть минут стреля ет в солнцеЕ Ни бога, ни идолов - ничего... В этом фантастическом мире нет ни страстей, ни влечений, ни привя занностей. Все живут каждую минуту вместе, и вся кий чувствует себя одинокимЕ Страшная масса исполнительности, действующая как один человек, поражала вонображение.

Угрюм-Бурчеев ужасен, так как соединил ограниченность, почти сходную с идиотством, и непреклонность. Он воображает себе марш выстриженных, в одннообразных одеждах людей-теней, которые все идут однообразным шагом с одинаковыми физиономия ми. Правильность построений - вот его цель. Разум же для него - враг. Описываемый пейзаж представлен, как пустыня (для идинота пустыня Ч идеал человеческого общежития ), посреди которой остнрог, сверху вместо неба нависла серая солдатнская шинель. Военизированное поселение, в котором всё регламентировано. Единообразие во всём: одежде, зання тия х, работе. Процветают репрессии, шпионство. Любые неправильности страня ются немедленно.

Сатира этого произведения настолько глубока и остроумна, что и сейчас, я думаю, воспринимается чем - то злободневным. Поэтому, я считаю, что Салтыков-Щедрин в образе Непреклонска показал сатирическую модель общества будущего. И основной целью его произведения , по моему мнению, я вля ется не только обличение исторического прошлого и современного ему государственного строя . Главным я вля ется предвидение гибельности проецирования вымышленного мира, основанного лишь на мечте о целесообразности и правильности, в реальность жизни, показ бесчеловечности попыток железной рукой загнать человечество к счастью. Показ всей непригля дности и античеловечности такого общества.

Наиболее полно и разносторонне жас надвигающейся революции и возможных последствий отражен в романе Ф.М. Достоевского Бесы (1871). Он с гениальной прозорливостью почуя л идейные основы и характер гря дущей революции. Бесы - роман, написанный не о настоя щем, а о гря дущем. И в "Бесах", и в других произведениях Достоевский проник в самую суть бесовщины - нигилизма; по собственному опыту он знал, насколько это может оказаться привлекательным для российского общества. B русской действительности 60-x и 70-x годов IX века не было еще ни Ставрогина, ни Кириллова, ни Шатова, ни Bepxoвeнcкoгo, ни Шигалeвa. Эти люди поя вились у нас позже, же в XX веке. Достоевский весь обращен к будущему, которое должно произойти от зарождавшегося тогда революционного движения . Он мастерски изобличает ложь и неправду того духа, который действует в революции. Этот роковой процесс тери свободы в революции и перерождения ее в неслыханное рабство, пророчески предсказан Достоевским, и он гениально раскрывает его во всех его аспектах. В Братья х Карамазовых идеи социализма представлены у Достоевского словами Великого Инквизитора: Bce будут счастливы, все миллионы людей. Мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим им жизнь, как детскую игру, с детскими песня ми, хором, с невинными пля сками. О, мы разрешим им и грех, они слабы и бессильны. Мы дадим им счастье слабосильных существ, какими они и созданы. Именно из любви к свободе личности он восстает против революции, изобличает ее первоосновы, которые должны вести к рабству. Достоевский вскрывает обманный характер лреволюции, поскольку она никогда не достигает того, чем прельщает народ.

Сейчас, в XXI веке, представля емое в мечтах писателей будущее стало же прошлым, пройдя весь трагический путь построения справедливого общества свободных и счастливых людей. Общество, словно в подтверждение предупреждающих слов Достоевского, не заметило, как человеческая жизнь, в ходе происходя щих перемен, перестала быть в нем ценностью. Революция прошла путь насилия и ничтожения , в том числе и тех, кто мечтал о ней, подготавливал ее приход, отдавал за нее жизнь. Может быть, это все и предвидел Чернышевский, когда писал о предстоя щей трагической судьбе его "новых людей": "...еще немного лет, быть может и не лет, меся цев, и станут их проклинать, и они будут согнаны со сцены, ошиканные, срамимые". Реальность оказалась сильнее мечты об идеальном стройстве общества. Результатом революции стало становление еще более циничной и беспощадной тоталитарной государственной системы в России.

Но все же топия , кака мечта о прекрасном будущем, возрождается на каждом новом витке развития общества в его новых моделя х развития . И происходит это, как правило, в периоды наибольшего ожидания перемен, когда поя вля ются надежды на справедливое будущее для личности, ее инициативы, разума, свободы.

ГЛАВА 2. Моделиа будущего ва русских

утопиях начала хх века

Предреволюционные годы были временем поиска дальнейших путей развития для России, консолидации не только прогрессивных, но и реакционных сил. Дать общую характеристику фантастике социального прогнозирования этого периода довольно трудно, впрочем, как и всей литературе того периода. Как известно, "в те годы дальние, глухие" общественная жизнь была весьма сложной, противоречивой, трудной; в литературе возникало множество направлений, чаще всего весьма кратковременных, но очень громко зая вля вших о себе.

Шатания , свидетельствующие о приближении революционной грозы, активизировали, конечно, и такую часть литературы, как социальная фантастика. Начиная с 90-х годов XIX века, количество фантастических книг, в которых авторы описывали свое видение будущего, начинает быстро величиваться . Этому способствовали и другие факторы, в частности, крупные научные открытия , которые стали привлекать все большее общественное внимание, также чисто литературные влия ния , особенно Жюля Верна, несколько позже и Герберта эллса.

В начале XХ столетия Россия оказалась втя нутой в очередную войну. Теря вшая опоры монархия , словно повисла в воздухе, и было же я сно, что ждать естественного хода развития событий же нельзя . Большинство авторов, подвизавшихся в то время на ниве фантастики, пыталось соединить научно-технические и социальные прогнозы. Совсем другое дело - что за социальные прогнозы это были. Назревающий кризис монаршей власти разбудил ностальгию по забытым традиция м, густо замешанным на шовинистических идея х. Например, один из вариантов предлагали так называемые лновые славя нофилы. ченики и соратники Победоносцева, Розанова, Константина Леонтьева, которым даже вероискания Толстого и Достоевского представля лись чрезмерно прогрессивными, они на разные лады защищали, в сущности, все ту же знаменитую уваровскую формулу, выдвинутую еще в царствование Николая I: "Православие, самодержавие, народность". И жанр топии был активно использован ими для этого. Но стоит ли вообще сейчас вспоминать о таких книгах? Думаю, что стоит, хотя бы потому, что они имеют пря мое отношение к истории русской мысли, отражая идеалы тех классов и групп, которые существовали в преддверии близя щейся революции и которые сейчас почти неизвестны. Из того же Красницкого, например, можно знать, какое будущее и какие модели эволюции общества готовили бы нам господа монархисты и панслависты.

Попробуем разбить исследуемые произведения на несколько словных групп.

з 1. Модель панславистская (А. И. Красницкий)

лександр Иванович Красницкий (188Ч1917) был известен как автор фантастических и приключенческих повестей и раснсказов. Повесть "Змея в кольце" выдержала до революции несколько изданий.

В 1900 году он опубликовал топию "За приподня тою завенсой" с подзаголовком Фантастическая повесть о делах будущего. Что же видел ее автор А. Красницкий, загля нув за эту завесу в конец столетия ? Он видел там многое, но это многое весьма мало отличалось от того, что окружало автора в конце XIX века...

Действие повести происходит в России в конце XX столетия . Благодаря реформам, предприня тым монархом и правительством в политической и культурной сферах, Россия заня ла подобающее ей место среди ведущих держав Европы. Экономическое положение слоев русского общества (неизвестно почему) настолько лучшилось, что "вместе с этим поря дком поредела масса пролетариата; капитал жил в полном согласии и дружбе с трудом; рабочий вопрос более не принимал острой формы; стачки и забастовки отошли в область преданий..." Подлинные сыны России ходя т только в кафтанах, рубахах навыпуск и шароварах, заправленных в сапоги. А вот и кредо этих витя зей: "Братство, равенство, свобода - непроходимые глупости, погремушки, которыми тешаются ползунки-дети и выжившие из ма старики". Так пря мо и сказано. Крестья нство приобщилось к передовым формам образования и высокопроизводительному труду на земле. Выросли самосознание и воля русского народа, "...каждый знал свои права и обя занности, каждый важал в другом самого себя ".

Воссоздав общую картину социально-экономического и кульнтурного развития России, Красницкий сосредоточил внимание на размышления х, высказывания х и поступках трех главных дейстнвующих лиц повести - купца Иванова, кня зя Петра Андреевича Кабанова-Перея славского и митрополита Филарета. Они не тольнко мечтают о "славя нском братстве", "славя нской солидарности", но и активно участвуют в политико-дипломатической дея тельности по объединению всех славя нских государств под эгидой России. Истинный хозя ин России не монарх, самый богатый человек на свете: этакий русский Крез - Иван Иванович Иванов. Иванов, обладающий колоссальным состоя нием, отдает все средства на строительство кораблей, благодаря которым Россия одерживает победу над алья нсом Англия -Австрия , противником объединения славя н. Кня зь Кабанов-Перея славский становится министром инонстранных дел и нейтрализует интриги английского правительства. Русские войска занимают Константинополь, тем самым Роснсия расширя ет сферы своего влия ния . Митрополит Филарет ведет торжественные службы во благо России и славя нства, скрепля ет православной верой помыслы людей.В результате подвижнической дея тельности главных героев России далось объединить славя нские народы в Великий Всенславя нский союз. Он стал гарантией мира и процветания а для а всех жителей Европы.

Панславистский проект Красницкого представля ет собой примитивную модель действительности с условным сюжетом и неизменными, статичными характерами героев. Несмотря на то, что автор наделя ет каждого из действующих лиц индивидуальной биографией, они остаются преувеличенно идеализированными, представля ющими мысли автора о тех общественных силах и дея теля х, которые способны осуществить его мечты.

В лице кня зя Кабанова-Перея славского представлена сильная власть, "которая правля ет государством-кораблем, я вля я сь в нем и высшим кормчим, и гребцами, и матросами". Купец Иванов, выходец из крестья н, олицетворя ет силу и мощь народного мнения . Митрополит Филарет - православную веру и совесть русского человека. В соответствии с концепцией Красницкого, это "три великие силы, на которых, как мир по древнему сказанию, на трех китах, держится незыблемо и прочнно Свя тая Русь". Триада Красницкого воспроизводит уваровскую формулу: самодержавиеЧправославиеЧнародность. Размышля ют они примерно в таком духе: "Братство, равенство, свобода" - непроходимые глупости, погремушки, которыми тешаются ползунки-дети и выжившие из ма старики".

Отличительной чертой реакционной топии я вля ется , разумеется , отношение к нацменьшинствам. Главное, считает Иванов, чтобы на предприя тия х работали (от правителей до чернорабочих) люди "исключительно чисто русского или, в крайнем случае, чисто славя нского происхождения ". В "идеальной" России, считает Красницкий, чем меньше национальных меньшинств - тем лучше: "Эти народцы вымирают не потому, что их вымаривают, - подчеркнул кня зь последнее слово, - потому, что вымирание совершается естественным путем...".

По некоторым формальным признакам топия Красницкого отходит от канонов жанра. Создавая модель будунщего, автор не ставит перед собой цель - дать полныйа свода законов и предписаний, по которым живет созданное его воображением общество, не регламентирует нормами и запретами жизнь граждан XX века. Его интересует, в основном, геополитическоё положение России и близких ей славя нских народов. дивительно, но в этома произведении, принадлежащем к жанру фантастики, речь о научно-техническом прогрессе вообще не идет. По Красницкому, наивысшее достижение техники конца XX века - три летательных аппарата, этакие цилиндры с крылья ми. Увидя их, русское православное воинство испуганно крестится : "С нами крестная сила! Да что же это такое?"

з 2. Модель славя нофильская (С.Ф.Шарапов)

В 1902 году вышел беллетризованный трактат С. Ф. Шарапова (185Ч1911) "Через полвека", названный им фантастическим, социально-политическим романом.

втор переносит действие из настоя щего в будущее. Герой-повествователь помимо своей воли оказался погруженным в ананбиоз неким доктором Блэком, проспал 51 год и случайно "очннулся " 7 октя бря 1951 года. Путешествие во времени - всего лишь прием, словное допущение, дань традиция м жанра. 0б этом автор зая вил в предисловии, сославшись на опыт Беллами, Жюль Верна и Фламмариона. Задача, которую ставил перед собой Шарапов, заключалась не в попытке предугадать черты будущего, в том, чтобы изложить социально-общественную программу, способную приблизить желаемое идеальное будущее. Эта программа, как и у Красницкого, свя зана с идея ми славя нофилов: "Прошу читателя не думать, что я пытаюсь предсказать что-либо. Отнюдь нет. Я очень хорошо знаю, что ничего подобного не будет. Я хотел только показать, что могло бы быть, если бы славя нофильские воззрения стали руководя щими в обществе и правя щих сферах".

Описывая идеальную Россию 1951 года, Шарапов пытается охватить все стороны ее социально-экономического и общестнвенно-культурного развития . Шарапов видит залог процветания России в "воскрешении органической жизни на месте мертвого бюрократического механнизма". Есть, конечно, и государь император, и дворя нство. Благоденствие и органичность общественной жизни он свя нзывает с возрождением церковно-приходской общины. Она я внля ется "первоэлементом" всей политической пирамиды. Именно в одну из таких общин и попадает после "пробуждения " герой-повествователь. Автор с поением описывает домостроевскую мораль, которая наконец-то восторжествовала в России хотя бы под его пером. Он становится свидетелем обсуждения важных экономичеснких и политических вопросов на приходском собрании; с удовлетворением отмечает, что свя щеннослужителей избирают сами прихожане, причем право быть избранными имеют преднставители всех сословий. Он с дивлением знает, что празднены все чины, ранги и привилегии, а каждый, кто занимает должность в приходе, обя зан быть "самостоя тельным и полезнным членом общества".

Вся жизнь общины подчинена годовому циклу религиозных обря дов и праздников и способствует самовоспитанию каждого человека, готовит его к общественной и частной жизни. В утонпии Шарапова представлен противоречивая идея о гармоничном сочетании самодержавия и общинного самоуправления . При этом приоритет отдается самодержавной власти: она "господстнвует над властью общественной, контролирует ее и правит ею".

В топической России Шарапова культивируется своеобразная система обучения и воспитания граждан. Гимназии, институты, ниверситеты празднены. Первоначальное образование дается а дома, те, кто желает читься , посещают приходские курсы. Отменены дипломы, но любой 'человек, выдержав экзамены, может стать врачом, чителем, юристом. Главная цель обучения - подготовить человека к выполнению гражданских и семейных обя занностей.

Удивля ет отрицание автором любого изменения и любого прогресса. Авторской волей он ликвидировал не только автомобили, заменив их снова лошадьми, но даже и велосипеды, так как они величивали число нервных расстройств и даже было обнаружено "некоторое как бы одичание среди пользовавшихся ими". Вспоминается чеховский Беликов, который тоже шарахался от велосипедов. Таковы мечты ретрограда, совершенно не признававшего надвигающихся перемен.

з 3. Модель Естественный человек (К. С. Мережковский)

В начале века были изданы произведения , авторы которых свя зывали утопический идеал с решением проблемы "человек - природа - цивилизация ".

Константин Сергеевич Мережковский (брат знаменитого философа, поэта, прозаика, драматурга, теоретика символизм Д.С. Мережковского) опубликовал в 1903 году в Берлине сочинениеа "Рай земной, или Сон в зимнюю ночь. Сказка-утопия . XXVII век". Герой сказки-утопии попадает на один из островов Тихого океана. Он знакомится с колонией людей, которые отказались ота всех благ цивилизации иа живут счастливойа и безмя тежнойа жизнью н лоне дикой природы. Автор представил вариант традиционной топии "естественного человека", наиболее полно обоснованной в произведения х Ж.-Ж. Руссо.

Познакомившись с жизнью общины, герой-путешественник знает, что основную часть ее населения составля ют так называемые "люди-дети". Их поведением руководит каста "покровитенлей", которая взя ла на себя обя занность "тщательно оберегать жизнь людей-детей, думать за них, страня ть всё, что может грожать их счастью, дабы они сами могли жить весело и беззаботно". Люди-дети выведены покровителя ми путем селекции опреденленных психологических качеств. Создателя ми новой породы за основу типа поведения брались такие свойства ребеннка, как стремление к простоте, способность быть постоя нно счастливым. Эти качества закрепля лись, культивировались и переносились на всю жизнь человека. Жизнь представителей "нового человечества" предельно прощена. Они обладают зким кругом потребностей и желаний. Всё их существование самондостаточно и свя зано с природным окружением: "Они счастливы своим бытием, их радует солнце, море, зелень. Они любя т гуля ть, купаться , собирать цветы, главное же их заня тие - игры. С тра и до вечера они только и делают, что играют и веселя тся ". Счастье неведения , довольство дикарей принимается покровителя ми за идеал существования . Люди-дети избавлены от физинческого труда, но они не знают и труда мственного, наслаждения искусством и литературой. В колонии отказ от прогресса вознведен в незыблемый принцип существования , так как, по мнению покровителей, "приходится выбирать между счастьем без прогресса и прогрессом без счастья . Оба они несовместимы, и потому прогресс совсем не нужен". Покровители называют людей-детей друзья ми, однако, они лишают их права заводить семьи; тех, кто проя вля ет мственные способности и интерес к наукам, они стерилизуют и ссылают на необитаемый остров.

Модель "земного рая ", созданная Мережковским, несет на себе печать жесткого экспериментаторства и насилия над принродой человека. Она состоит из конгломерата причудливых, противоречивых и реакционных идей. В предисловии к "Раю земному" Мережковский сообщает, что концепция сказки-утопии и идея руководства человечеством со стороны избранных возникла у него под влия нием "поэмы" Ивана Карамазова из романа Достоевского. Мережковский цинтирует слова Великого Инквизитора о том, что люди с радостью откажутся от свободы и вверя т свою судьбу "благодетеля м", которые "дадут им хлебы", спокоя т их совесть и строя т "им жизнь как детскую игру, с детскими песня ми, хором, с невиыми пля сками".

"Тихое детское счастье" под присмотром избранных, куплеое ценой отказа от свободного выбора, которое было неприемнлемо для Достоевского, я вилось образцом для фантастического проекта Мережковского.

з 4. Модель просветительская (Н. Ф. Олигер)

В отличие от Мережковского Николай Фридрихович Олигер (188Ч1919) видел залог спешного развития общества в гарнмоничном сочетании научно-технических достижений с естестнвенно-природными стремления ми человечества. Олигер был известен в 1910-х годах как автор ря да рассказов и повестей о жизни и быте русской интеллигенции на переломе эпох, как писатель демократического направления , хотя и с крупными противоречия ми в мировоззрении. В 1912 году вышло четырехтомное собрание его произведений.

В Празднике Весны (1910) действие перенесено в неопределенное будущее. Заслуживает внимания попытка в творчестве Олигера создать топию чисто художественными средствами без экскурсантов и экскурсоводов, без статистических и пространных экономических выкладок. Вместо этого Олигер дает групповой портрет гармоничного общества, точнее, не всего общества, действие происходит только в среде скульпторов, живописцев, поэтов - творческой интеллигенции. Конечно, это особая группа, и по ее изображению трудно судить о том, что представля ет общество в целом. Автор иногда поминает, что на Земле есть и заводы, и рабочие, и ченые. Но он их почти не изображает

Главные события романа - открытие храма Весны и праздннование дня любви, красоты, возрождения , открытие мая к на севере, дея тельность научной лаборатории.

Идеальные герои Олигера - художник Коро, скульптор Акро, писатель Кредо, исследователь Павел, строитель Вилан - прежде всего гуманисты, провозгласившие приоритет творческих начал над законами обыденного существования . Каждый из них получил возможность развивать свой внутренний потенциал, следовать веления м разума, интуиции и фантазии. Автору далось показать некоторое психологическое отличие людей того общества от нынешних, что, между прочим, не такая ж легкая задача. Другое дело - понравится ли нам их мораль. Они настолько свободны в проя влении своей воли, что когда один из них пожелал мереть в день Праздника Весны, то, хотя его и пытались отговорить, но никто не сомнился в законности этого решения . Или, например, их исключительное пря модушие. Они ничего не скрывают друг от друга. Так, скульптор Коро говорит любя щей его Формике, что настал час его любви к другой женщине. И этой откровенностью они часто раня т друг друга сильнее, чем мы своей недоговоренностью или притворством.

В статуе "Весны", созданной Коро и ставшей украшением храма, подчеркнуты психологический динамизм и пафос жизнелюбия : "Весна стоя ла на своем камне, нагая и прекрасная , дышала жизнью, которая вечно творит и жаждет творения и, боднрая , почти изнемогает от избытка своей силы. Мрамор казался теплым. И девственная грудь как будто поднималась и опускалась под бременем любви глубокими волнующими вздохами".

Герои Олигера, частвуя в создании полотен, статуй, общестнвенных зданий, технических сооружений, приходя т к пониманнию единства добра и красоты, реального и идеального, природнного и духовного, внешнего и внутреннего. Они далеки от какого-либо натурализма и стремя тся передать цвет, свет, движение, экспрессию во всем их художественном разнообразии. Это и составля ет основу их эстетического мировидения . Человек - природа - общество рассматриваются писателем как единство, развивающееся на основе закона свя зи всех его асоставля ющих.

В просветительской топии Олигера была сделана попытка воплотить принцип гармонии между цивилизацией и природой, разумом и чувствами человека. Попытка неудачная Ч в силу ограниченных художественных возможностей самого автора.

з 5. Модель научно-техническая (А.А. Богданов)

лександр Александрович Богданов (Малиновский) (187Ч 1928) - философ, экономист, врач, один из крупнейших дея тенлей революционного движения в России - в 1908 году написал фантастический роман "Красная звезда". По своей форме "Красная Звезда", вероя тно, последня я классическая топия мировой литературы. Роман построен по принципу мысленного эксперимента и я вля ется утопией, синтезиронвавшей социальное и научно-техническое прогнозирование.

Описание перелета на Марс, достижений марсианской цивилизации я вля ется теми сюжетными ходами, которые свя зывают "Красную звезду" с произведения ми Жюля Верна, Герберта эллса, Курда Лассвица. В отличие от своих предшественников Богданов использовал научно-фантастические элементы как средство для описания будущего общества.

Марсианский мир у Богданова - это не только мир победившей социалистической революции и общественной гармонии, но и ниверсальных научно-технических открытий. Автора, как и во вся кой топии, волнуют главным образом социально-философские проблемы, поэтому он почти не теря ет времени на психологические изыскания , пейзажные зарисовки и прочие беллетристические тонкости. Ему гораздо важнее показать структуру тамошнего общества и марсианскую технику, потому его герой, как и положено во всех классических утопия х, превращается в экскурсанта, которого водя т, которому показывают и объя сня ют. Автор пондробно описывает достижения марсиан: использование энергии я дерного распада для межпланетных перелетов; автоматизация производства и научная организация труда; применение стереонскопических эффектов в кинематографе и создание телевидения ; омоложение организма и продление жизни, разработка приннципов кибернетики и многое другое.

Социальные преобразования на Марсе дались трудя щимся с большей легкостью, чем их земным собратья м. Благодаря природным словия м, отсутствию крупных естественных преград все народы Марса были испокон веков гораздо теснее свя заны друг с другом, чем на Земле. У них и я зык один, что опя ть-таки облегчало сплочение масс. (Невольно вспоминается ЭОЯ - Эра Общего Языка из романов И. Ефремова, которая , по мнению автора, наступит на Земле еще очень-очень нескоро.) Конечно, капиталистическое расслоение происходило и на Марсе, но оно закончилось быстро, так как крупнение частков было необходимостью: мелкие владельцы не могли противостоя ть суровой марсианской природе. Рабочим далось национализировать "землю" и взя ть власть в свои руки, не прибегая к кровопролитным войнам. Описывая такой спокойный путь общественного развития , как некую историческую данность, А. Богданов все время противопоставля ет ему Землю, вовсе не собирая сь выставля ть этот путь в качестве образца. Теперь на Марсе труд стал активной потребностью каждого, он доставля ет творческую радость, рабочий день длится полтора- два с половиной часа, хотя желающие и влеченные своим делом зачастую засиживаются долго. Люди часто меня ют работу, чтобы испытать ее многообразие. Как же в этих словия х обеспечивается экономическая устойчивость? По плану, который выдают вычислительные машины. Вычислительные машины в 1908 году! Это первое, скорее всего, в мировой литературе предвидение века кибернетики - "изобретение" стройства, которое мгновенно перерабатывает огромное количество непрерывно поступающей информации и так же непрерывно выдает сведения , скажем, об избытке или недостатке рабочей силы в тех или иных отрасля х промышленности.

Какое бы то ни было насилие вообще исключено из жизни марсианского общества, оно допускается лишь при воспитании детей, если у них неожиданно проя вя тся атавистические инстинкты, и с душевнобольными. Юное поколение воспитывается не в семье, в "домах детей", где ему преподносится широкая образовательная программа, начинающая ся не с книг, с изучения самой жизни. Зато потом, когда молодые люди переходя т к теории, она дается им без скидок, всерьез, с философской глубиной. Например, учебник по истории начинается с космологического обзора мира, с образования планет из туманностей и возникновения органических соединений.

Марсианская утопия Богданова, вся социальная жизнь и отноншения строя тся в соответствии с принципами научно-организонванного общества. Они предполагают высокую степень самоорганнизации и стремление индивидов к слия нию в единый творчеснкий коллектив. В этих принципах нашли отражения контуры и наброски тектологии, т. е. всеобщей организационной науки, основы которой Богданов разработал в 191Ч1922 годах. Подобно тому, как в мире природы происходит объединение элементов в системы, в мире общественном должно происходить объединение личностей в высокоорганизованный коллектив.

Но в стремлении подчинить жизнь человек идеально органинзованному коллективу герои Богданова лишают его права донрожить собственным "я ", сохраня ть памя ть о предшествующих поколения х. В структуре мира, созданного Богдановым, культ коллективнного обедня ет внутреннюю жизнь личности, прощает ее психические реакции и ощущения . Марсианам кажется , что они избавились от балласта словностей, излишней эмоциональности в отношения х между людьми. Общение марсиан носит слишком рациональный характер и зачастую преследует тилитарно-прагматические цели. Герой-повествователь с дивлением отмечает, что жители "красной планеты" "никогда не здоровались, не прощались, не затя гивали разговора из вежливости, если пря мая цель абыла исчерпана". Атмосфера, в которой живут герои романа, стерильна. Им не хватает эмоций, страстей, я рких впечатлений. Только в такой обстановке и мог родиться чудовищный проект математика Стэрни, внесшего предложение поголовно ничтожить все человечество для блага шедших вперед в своей эволюции марсиан, которым Земля подходит для колонизации больше, чем Венера. Математик, конечно, гуманист, он намерен провести это мероприя тие незаметно и безболезненно. Правда, Стэрни получает жестокий отпор от марсиан, для которых неповторимость любых форм жизни свя щенна, но, тем не менее, из песни слова не выкинешь: такое предложение было произнесено, обсуждено, и никто не судил математика и не пря тал его в психиатрическую лечебницу. Суд, или, вернее, самосуд страивает над ним человек с Земли, не сумевший совладать с собой.

На молодую бурля щую Землю наиболее мысля щие марсиане смотря т с некоторой завистью. Да, Земля еще не доросла до марсианской техники и до совершенного общественного строя . Но как стремительно она развивается ! То, на что марсианам понадобилось сотни лет, Земля прошла за деся тки, и темпы все время величиваются . Разгля дывая в музее скульптуру прекрасного юноши, марсианская поэтесса Энно восклицает: "Это вы, это ваш мир. Это будет чудный мир, но он еще в детстве; и посмотрите, какие смутные грезы, какие тревожные образы волнуют его сознание... Он в полусне, но он проснется , я чувствую это, я глубоко верю в это!" Это словами Энно говорит автор. Подлинная Красная Звезда для него - не столько дря хлеющий Марс, сколько юная революционная Земля .

Через несколько лет А. Богданов написал "Инженера Мэнни", тоже марсианскую топию. Это, как бы предыстория Красной Звезды, описывает общество на Марсе, когда там была еще классовая структура. В романе описывается строительство гигантского канала и зарождение рабочего движения .

Образ великого строителя каналов Мэнни, безжалостного эксплуататора, который бросил в болота на погибель деся тки тыся ч рабочих, я вно героизирован. Все же нельзя не отметить, что такой же героической фигурой предстает и вождь рабочих Нэтти, хотя в его борьбе за освобождение труда есть примиренческие тенденции; Нэтти старается до последней возможности сотрудничать с правительством. Художественно самое сильное место в книге - это, может быть, излагаемая Нэтти теория вампиров - емкий сатирический образ отступников и перерожденцев. Каждый человек, говорит Нэтти, живет за счет труда других людей, своим существованием он что-то отнимает у жизни, но пока он дает ей больше того, что берет, он величивает сумму жизни, он в ней плюс, положительная величина. Но бывает так, что он начинает брать у жизни больше, чем давать ей. И тогда он становится вампиром - живым мертвецом, который пьет соки жизни, и он особенно опасен, если при жизни был сильной личностью.

Философские взгля ды Богданова, считавшего, что для создания социализма требуется определенный уровень развития общества, хотя и были сформулированы еще до поя вления "Красной Звезды", но не нашли в ней отражения . Зато "Инженер Мэнни" пронизан настроения ми, которые владели автором, заня тым созданием теории "всеобщей организационной науки", под которой он понимал науку о построении социалистического общества. Этой наукой, по его мнению, должен овладеть пролетариат до того, как он попытается взя ть власть в свои руки. Такая программа отодвигала проведение социалистической революции в неопределенное будущее. Автор словно пытался предостеречь от чрезмерного скорения близя щихся революционных перемен. Возражая на подобные взгля ды, Ленин позднее писал: "Если для создания социализма требуется определенный уровень культуры (хотя никто не может сказать, каков именно этот определенный "уровень культуры"...), то почему нам нельзя начать сначала с завоевания революционным путем предпосылок для этого определенного уровня , потом же, на основе рабоче-крестья нской власти и советского строя , двинуться догоня ть другие народы". Каким образом большевики пытались догнать и перегнать, мы сейчас знаем.

В стремлении создать "лучший из миров" авторы топических произведений опирались на различные теории и концепции мира и человека, которые, однако, не выдержали испытания временем.

з 6. Модель антиутопическая

В 1907 году вышла книга Брюсова "Земная ось", первый прозаический сборник тогда же известного поэта. Среди прочего здесь напечатаны два-три фантастических рассказа и драматические сцены "Земля ".

В фантастических "сценах будущих времен" изображены последние дни последних людей на Земле. Человечество свершило свой долг перед вселенной, оно овладело Землей, познало ее тайны, твердило свя зь человека с его планетой. Мощная техника подчинила стихийные силы земной "природы, и они стали безропотно, безотказно служить людя м. Но, однако, после того, как была пройдена некая наивысшая точка в развитии земной цивилизации, когда человечество достигло предела своего могущества и власти и не осталось больше для него на Земле нерешенных задач, недостижимых целей, жизнь человечества стала медленно клониться к падку. И вот же исчерпаны резервы человеческого духа, один за другим пересыхают бассейны с водой под крышами Города, гаснет искусственный свет в, огромных залах и они погружаются во мрак, исся кают источники, некогда питавшие творческую активность человечества, его волю к жизни, его созидательные силы. Человечество выродилось, оно живет в роскошных, но неуютных подземелья х с исся кающей водой, отгороженное от солнца, от голубого неба. Группа взбунтовавшейся молодежи решает привести в действие давно не работавшие механизмы и открыть крыши подземелий. Они рвутся к солнцу, не зная , что земля лишилась воздуха, что они идут навстречу смерти. Брюсов со свойственным ему максимализмом задумал изобразить самый последний акт мировой трагедии. Гибнут люди необычайно величественно и красиво. Их окружает пышный жреческий антураж, храмы, символы, секты... Даже в сценах разврата есть что-то от апофеоза.

Такая пессимистическая трактовка будущего Земли основывалась у Брюсова, помимо всего прочего, на представлении о кругообразном замкнутом движении истории, о невозможности для человечества превзойти предел, раз и навсегда указанный ему природой. Основная идея "Земли"- хотя и романтический, но безнадежный, и даже не безнадежный, в бессмысленный порыв к свободе. Брюсов стоя л на других, достаточно левых, часто даже "левацких" позиция х. В то время ощущается отсутствие большой стройности в его мировоззрении. В "Гря дущих гуннах", например, он призывал к полному разрушению старой культуры, включая в эту культуру и самого себя .

Брюсову же принадлежит и опыт использования аллегорической фантастики в целя х сатиры на политическое стройство капиталистической олигархии. Речь идет о "Республике Южного Креста" (1904-1905), произведении не вполне самостоя тельном с точки зрения литературной формы, но интересном по замыслу.

"Республика Южного Креста", как видно из самого названия , описывает топическое или, вернее, антиутопическое государство Южной поля рной области, созданное крупным сталелитейным трестом, монополизировавшим там всю землю и власть. Это была очень богатая страна с роскошным главным городом Звездным, расположенным на самом полюсе. Но при всех благах жизнь горожан подчинена жестокой регламентации. Все запрограммировано пища, платье, печать. Постоя нно действует "комендантский час", не прекращается подавление недовольных. Начавшая ся эпидемия губит процветающую страну. "С поразительной быстротой обнаружилось во всех падение нравственного чувства". Люди забыли все правила приличия , растеря ли остатки совести и предались оргия м и насилию. Здесь же помещен рассказ "Последние мученики", где автор вдруг начинает поэтизировать антиреволюционные силы. В дни мировой революции в Храме заперлись члены некоей могущественной секты, сделавшей объектом своего поклонения эротическую страсть. К секте принадлежат избранные люди гибнущего общества - поэты и художники. Очень трудно сказать, на чьей стороне автор. То ли на стороне этих "последних мучеников", которые гордо решают погибнуть под пуля ми в момент своей последней литургии, сплетая сь на мя гких коврах в любовных объя тия х, то ли на стороне революционеров, окруживших храм, которые не без оснований считают поведение "избранных" попросту развратным.

На редкость показательна и история отношений Брюсова с большевиками. Брюсов был нужен большевикам. Его даже Горький пару раз хвалил. Даже Ленин лишь слегка журил и именовал ланархистом.
Впрочем, сам Брюсов как мел, провоцировал своих новых друзей. Он же после революции переиздал рассказ "Республика Южного Креста" - одну из первых в мировой литературе антиутопий, где расписаны прелести социалистического общежития , к четвертой годовщине Октя брьской революции сочинил пьеску "Диктатор", которую прочел в переполненном зале Центрального дома печати. Окружающие его тогда не поня ли. Они в своих выступления х продолжали тверждать, что "в гря дущем социалистическом государстве не будет почвы для установления диктатуры".

ГЛАВА 3. модели будущего в первые годы

социалистического строительства

В первые годы советской власти художники, архинтекторы вдохнонвенно конструировали и проектировали города будущенго. Искусство послереволюционного периода поражает своим размахом даже сегодня . Многим жившим в ту прекрасную и трагическую эпоху казалось, что революция , как локомотив, мгновенно домчит человечество в лсоциалистический рай. Однако облик светлого будущего создавался в эпоху военного коммунизма, в конторой даже обычная , нормальная жизнь казалась фантастической. Совсем недавно обыденное и пронстое сделалось недостижимым и почти топическим. Искусство должно было вторгнуться в сознание масс и показать грандиозность строя щегося будущего.

Именно поэтому элементы топии преобладают в советской литературе первых послеоктя брьских лет.

з 1. Модель политического развития (А. В. Чая нов)

Обзор советских топий логично начать с произведения , которое я вля ется самой значительной топией советской довоенной литературы. Речь пойдет о повести А. В. Чая нова "Путешествие моего брата Алексея в страну крестья нской утопии", изданной в 1920 году в Госиздате.

лександр Васильевич Чая нов (1-1937) - человек сложной судьбы. Энциклопедически образованный, всемирно известный ченый-экономист, блестя щий писатель, в 1920-е годы создавший целую серию блистательных романтико-фантастических повестей. В 1931 году он был оклеветан, арестован и в 1937 году по обвинению во вредительстве и принадлежности к несуществующей "трудовой крестья нской партии" расстреля н. Лишь после шестидеся тилетнего забвения его произведения и научные труды обрели новое рождение.

Прежде всего, необходимо заметить, что повесть "Путешествие моего брата Алексея ..." открыла новую страницу в истории русской литературной топии и общественной мысли. Это первая в России детально прорисованная топия развития , то есть будущее здесь рассматривается в исторической перспективе - А. В. Чая нов представля ет один из возможных и, по его мнению - перспективных, вариантов политической эволюции Советской России. Одним словом, он написал тот самый "плановый роман", о необходимости которого спустя девя ть лет говорил Луначарский.

Герой произведения , Алексей Кремнев, начитавшись Герцена, необъя снимым образом перемещается в Москву 1984 года. Придуманная модель общества А. Чая нова прописана детально, снабжена хронологией. Итак, в 1928 году в России "был" приня т "Великий декрет о неотъемлемых личных правах гражданина"; в 1932 году на смену Эпохе государственного коллективизма, в течение которой общество было доведено буквально до состоя ния анархии, приходит крестья нский режим. И после становления в 1934 году власти крестья нской партии, Россия пошла, что называется , демократическим путем. Прежде всего, новая власть пересмотрела идеи правления и труда. Вот как об этом сказано в книге: "Система коммунизма насадила всех участников хозя йственной жизни на штатное поденное вознаграждение и тем лишила их работу вся ких признаков стимуля ции. Факт работы, конечно, имел место, но напря жение работы отсутствовало, ибо не имело под собой основания ". Даже не верится , что эти строки были написаны в годы "диктатуры пролетариата". И не просто написаны, а были опубликованы в государственном издательстве.

Вопросы экономики в топическом государстве решаются на кооперативных началах, политические - "методами общественными: различные общества, кооперативы, съезды, лиги" и т.д. "Мы придерживаемся таких методов государственной работы, которые избегают брать сограждан за шиворот". Впрочем, не все так просто и гладко в мире будущего. Не забыл фантаст помя нуть и о вполне закономерных для государства нового типа контрдействия х, путчах и восстания х. Не всем, например, пришелся по душе "Декрет об ничтожении городов свыше 20 тыся ч жителей". "Помилованные" города (включая восстановленную после одного из восстаний Москву) превратились в ютные, озелененные сателлиты деревень, места "празднеств, собраний и некоторых дел".

Существуют и другие проблемы. Например, агрессивные выпады со стороны... Советской Германии! Впрочем, вражескую армию стремительно - всего за полчаса! - разгоня ют "метеофорами" - приспособления ми, которые россия не в мирное время используют для правления дождя ми и раганами. И в ознаменование победы, над крестья нской Москвой звучит торжественный "Прометей" Скря бина - государственный гимн Российской Крестья нской Республики...

Любопытна и история издания этой топии. "Путешествие моего брата Алексея в страну крестья нской утопии" рекомендовал к печати сам В.И. Ленин. "Надо мечтать!" - чил вождь пролетариата... Но печально обрывались эти мечты, судьба "рекомендованного" мечтателя А. В. Чая нова - красноречивый пример. Ведь обвинения в адрес ченого и писателя строились на основании как раз его фантастической повести. Многие фантасты-утописты, даже самые лоя льные, в 1930-е разделили судьбу Чая нова.

Утопия Александра Чая нова - одна из немногих попыток в ранней советской фантастике детально изобразить социальное и экономическое стройство общества и ж точно "Путешествие..." - последнее произведение, посвя щенное не абстрактному всепланетному коммунистическому обществу, обустройству России.

з 2. Модели романтико-трагедийные (В. Итин, А.Н. Толстой и др.)

Для утопистов советской эпохи казалось немыслимым построение идеального общества в рамках одной страны. Расползание "Мировой революции" по планете представля лось процессом закономерным и неизбежным. Россия если и фигурировала в произведения х, то исключительно в качестве географической точки. Романов о будущем, подня вшихся до ровня осмысления трагедии происходивших событий, тогда почти не было. И все-таки тогда было создано несколько произведений топического жанра, так или иначе отразивших романтико-трагедийное ощущение эпохи.

В 1922 году в Канске небольшим тиражом была издана за счет средств автора повесть Вивиана Итина "Страна Гонгури". Возможно, эта одна из первых советских топий так и затеря лась бы во времени, если бы ее не заметил А. М. Горький, с подачи которого в 1927 году в несколько переработанном и дополненном варианте повесть была переиздана в 1927 году Госиздате под названием "Открытие Риэля ".

Произведение построено на двух сюжетных планах - реальном и вымышленном. Молодой красноармеец Гелий, оказавшись в плену белочехов, ожидает расстрела. Его сосед по камере - старый доктор, сочувствующий большевикам, погружает юношу в гипнотический сон, в котором Гелий осознает себя другой личностью - гениальным ченым будущего Риэлем. Итин талантливо и вдохновенно рисует картину гармоничного, счастливого будущего, когда из словаря вычеркнуто слово "война", люди влечены духовным самосовершенствованием, самозабвенно отдаются не только постижению наук и искусств, но и любви. Так бы и осталась топия всего лишь еще одной красивой мечтой, если бы автор вдруг не ввел в повествование трагическую ноту. ченый Риэль открыл вещество онтэ, позволившее людя м покорить тя готение, изобрел аппарат, при помощи которого можно загля дывать в различные эпохи. Он обласкан обществом, любим самой красивой девушкой планеты - Гонгури. Но беспокойному ченому этого мало. Он стремится проникнуть в самые сокровенные тайны Мироздания , достичь полного совершенства. Но осознав, что это ему не по силам, кончает жизнь самоубийством.

Такой неожиданный поворот сюжета, резко конфликтующий с жизнеутверждающим пафосом предыдущих сцен, резко выталкивает "Страну Гонгури" из строя бесконфликтных коммунистических топий и одновременно выстраивает мостик между красивой мечтой и "недостроенной" реальностью. Ведь и "реальный" юноша Гелий в конечном счете погибает. Свя зь между вымыслом и жизнью грубо разрушается - путь к счастью не бывает легким.

В 1938 году поэт и топист Вивиан Итин был арестован по обвинению в шпионаже и расстреля н в Новосибирске.

Еще выше трагедийная нота звучит в небольшой повести А.Н. Толстого "Голубые города" (1925). Толстой тоже совмещает реалистический и фантастический планы повествования , момент перехода почти незаметен. Главный герой - юный красноармеец и талантливый архитектор, в сыпном бреду видит свою мечту - голубые города счастливого будущего: "Растения ми и цветами были покрыты ступчатые, с зеркальными окнами, террасы домов. Ни труб, ни проволок над крышами, ни трамвайных столбов, ни афишных будок, ни экипажей на широких лицах, покрытых поверх мостовой плотным сизым газоном. Вся нервная система города перенесена под землю. Дурной воздух из домов носился вентиля торами в подземные камеры-очистители... В городе стоя ли только театры, цирки, залы зимнего спорта, обиходные магазины и клубы - огромные здания под стекля нными куполами". Преобразились не только города, но и вся планета: исчезли границы, там, где когда-то были мерзлые тундры и непроходимые болота - "на тыся чи верст шумели хлебные поля ". Но красивая мечта сталкивается с суровой действительностью. Для Буженинова, мечтателя и идеалиста, изломанного революцией и гражданской войной, идея построения голубого города будущего становится навя зчивой, смыслом всей жизни, манией. И он поджигает вполне реальный город, несовместимый с его мечтой: "План голубого города я должен был твердить на пожарище - поставить точку...". Толстой обрывает повествование неожиданно и жестко: "Буженинов Василий Алексеевич предстанет перед народным судом".

"Голубые города" - вероя тно, самая возвышенная и трагическая топия 20-х годов. Она надолго стала символом недостижимости красивого будущего, утонувшего в серости, обыденности настоя щего.

В бреду видит будущее и мирающий поэт из рассказа Николая Асеева "Завтра" (1925). Он пытается представить себе грандиозные картины мира, в котором мог бы жить и выздороветь. Люди овладели энергией, перемещают по воздуху целые города, заменя ют изнашиваемые органы.

Вообще, в топия х 20-х годов картины будущего часто возникают в воображении смертельно больных героев. Что ж, символика здесь легко прочитывается : больной, мирающий организм - современное общество, которое остро нуждается в позитивном обновлении.

В чудесной, возвышенной повести Андрея Платонова "Эфирный тракт", написанной в 1926-27 гг., но впервые опубликованной только в 1967 году, будущее тоже тесно соприкасается с настоя щим. В обществе будущего человечество достигает небывалых высот в науке, ликвидированы границы и политические конфликты. Но почему тогда в этом "прекрасном и я ростном" мире существует газета с названием "Беднота"?! Значит, не все так благополучно в этом светлом будущем?

з 3. Модели научно-технологического мирового господства (Я. Окунев, В. Никольский и др.)

В подавля ющем же большинстве топии 1920-х годов изображали либо процесс, либо конечный результат интеграции мирового сообщества во Всемирную Коммуну под началом Советской России. Правда, особое внимание деля лось не столько социальным процессам в обществе будущего, сколько спехам на научном фронте. Опя ть, как и век назад, в своих топия х авторы не смели конфликтовать с официальной идеологией "генеральной линии", строить свои прогнозы социальной картины будущего, ограничивая сь только научным прогнозом.

Молодая Республика делала ставку, прежде всего, на развитие промышленности. Поэтому неудивительно, что многие фантасты не призывали природу в союзники, а соперничали с нею. И позиция "Человек - хозя ин природы" типична не только для литературы 20-х, но и для всего период существования советской фантастики. Творимая в эпоху повсеместной электрификации и всеобщей влеченности научными знания ми, топическая Россия виделась авторам как высокотехнологическое государство, где именно наука цементирует общество, от нее же зависит все - и социальный ровень жизни, и духовный. Особой любовью среди топистов того времени пользовалось описание рбанистических пейзажей.

Одним из самых характерных, типических произведений той поры я вля ется роман Якова Окунева "Гря дущий мир. 1923 - 2123" (1923). Земля XXII века представлена, как Всемирная Коммуна, где всю планету покрывает единый Мировой Город: "Земли, голой земли так мало, ее почти нет нигде на земном шаре. лицы, скверы, площади, опя ть лицы - бескрайний всемирный город...". В этом рбанистическом обществе все до предела нифицировано, даже люди ходя т в одинаковых ниформах, и мужчины и женщины на одно лицо - волося ной покров здесь не приветствуется . "Каждый гражданин Мирового Города живет так, как хочет. Но каждый хочет того, что хотя т все...". Не хотелось бы дожить до такого будущего, хотя авторам прошлого такая модель казалась идеальной.

Похожий урбанистический, сверхтехнологичный счастливый мир "без людей" рисует и Вадим Никольский в романе "Через тыся чу лет" (1926). Кстати, это произведение привлекает не столько панорамой технических достижений будущего, сколько своим точным прогнозом. Дело в том, что автор предсказал атомный взрыв, который "произойдет" в... 1945 году!

Куда привлекательнее выгля дит будущее, придуманное В. В. Мая ковским в утопической поэме "Летающий пролетарий" (1925), пропитанной я ростной ненавистью к коммунальному, кухонному быту, ничтожающему человеческую личность, его свободный дух. Поэт переселя ет людей из подвалов и коммунальных квартир - таких обычных в революционном мире 20-х - в небеса, в воздушные замки. С большим остроумием описал Мая ковский будни гражданина века.

В романах "Межпланетный путешественник" и "Психомашина" и примыкающей к ним повести "Ком-са" (все - 1924) Виктор Гончаров не решился изобразить мир победившего коммунизма, ограничившись развитым социализмом. Но, опя ть же, в мировом масштабе - экспансия Советской России привела к образованию Союза Советских Федеративных Республик Европы, Азии, Африки и Австралии. А что же Америка? "Да! Америка, значит, до сих пор держится , но же гниет на корню... скоро мы будем иметь федерацию республик мира".

Похожую картину изобразил и Александр Беля ев в "Борьбе в эфире" (1928): Советская Европа дает последний и решительный бой оплоту загнивающего капитализма - Америке. Беля ев, кстати, так же как и Окунев считал, что люди будущего будут абсолютно лысыми. Герой, современник Беля ева, даже не сразу может отличить мужчин от женщин. Хотя , "Борьба в эфире" - это скорее роман-буфф, скрытая пародия на штампы коммунистической топии, что и послужило причиной запрета книги.

Постепенно коммунистической топии становилось тесно на Земле. В первом отечественном "космическом"а романе Николая Муханова "Пылающие бездны" (1924) идеи коммунизма шагнули в межпланетный простор. Автор нарисовал весьма впечатля ющую панораму мира 2423 года. ничтожены границы и расовые различия , человечество объединилось в Единую Федерацию Земли, подчиненной идея м Великого Разума. Освоен космос, заселена Луна и астероиды, становлен трехчасовой день, люди овладели телепатией. Поэтому на лице они предпочитают носить темные очки, чтобы никто не мог прочитать в глазах их мысли. Наконец, земля не научились с помощью эматориев воскрешать мертвых и средня я продолжительность жизни величилась до 150 лет. Самое же примечательное, что в этой топии распространены смешанные браки между земля нами и марсианами - нашими союзниками и одновременно коммерческими конкурентами. В контексте истории фантастики весьма занимательна находка Муханова относительно имен людей будущего. Например: Омер Амечи, где Омер - имя , а фамилия казывает на место рождения : Америка, Чикаго. Или такие имена - Гени Оро-Моску, Альби Афрега, Роне Оро-Беру. Видный философ и фантаст И. А. Ефремов, написавший Туманность Андромеды, наверня к читал сочинение Муханова.

з 4. Кризис жанра топии

Фантасты тех далеких лет проя вля ли безудержную фантазию по части технических достижений. Но, создавая монументальные полотна коммунистического триумфа, они так и не смогли подня ться до социального анализа гря дущих перемен, отчетливо выстроить социальную структуру общества будущего, показать духовную жизнь обитателей выдуманного мира. Слишком сложной для них, в словия х жесткой регламентации партийной идеологии и ограничений, оказалась эта задача. Даже в лучших образцах коммунистической топии - романах Яна Ларри "Страна Счастливых" (1931), Михаила Козырева и И. Кремнева "Город Энтузиастов" (1931) и Александра Беля ева "Звезда КЭЦ" (1936) - человеческая составля ющая схематична, отдельная личность едва угадывается за картинами общего плана. В основном же это были экскурсии по миру будущего. Таковы романы Сергея Боброва "Восстание мизантропов" (1922), Сергея Григорьева "Гибель Британии" (1926), Федора Богданова "Дважды рожденный" (1928) или слащаво-радостная картина коммунистической топии, где пионерами стали все дети Земли, придуманная Иннокентием Жуковым в повести "Путешествие звена "Красная звезда" в страну чудес" (1924).

О необходимости создания полноценного образа коммунистического будущего писал в то время А.Н. Толстой: "Если мы хотим фантазировать о том, что будет через деся ть лет, прежде всего наше внимание мы должны остановить на психологическом росте человека за этот период бурного строительства материальной базы".

Ущербность утопической литературы чувствовал и ведущий фантаст тех лет А. Р. Беля ев: "Самое легкое, - писал он в одной из статей, - создать занимательный, острофабульный научно-фантастический роман на тему классовой борьбы. Тут и контрасты характеров, и напря женность борьбы, и вся ческие тайны и неожиданности. И самое трудное для писателя - создать занимательный сюжет в произведении, описывающем будущее бесклассовое коммунистическое общество, предугадать конфликты положительных героев между собой, гадать хотя бы две-три черточки в характере человека будущего. А ведь показ этого будущего общества, научных, технических, культурных, бытовых, хозя йственных перспектив не менее важен, чем показ классовой борьбы. Я беру на себя труднейшее".

В 1930-е годы советская фантастика заметно теря ет интерес к будущему - для авторов построение коммунистического общества кажется вопросом, максимум, нескольких лет. Показательна в этом смысле топическая зарисовка "Газета будущего" некоего К. Бочарова, помещенная в ленинградском журнале "Вокруг света" за 1931 год: "Мы знаем, какой будет эта страна, поэтому, когда мы говорим о будущем, это не беспочвенная фантастика, всесторонний чет наших возможностей и задач. Фантастику же мы оставля ем м-ру Герберту Уэллсу".

Попытки продолжить анализ будущих преобразований были немногочисленны. Это же упоминавшиеся "Город Энтузиастов" (1930) М. Козырева и И. Кремнева, красивая , романтическая топия , в которой люди будущего с помощью искусственного солнца побеждают ночь, и "Хрустальная страна" (1935) Д. Бузько. Стоит еще помя нуть роман Леонида Леонова "Дорога на Океан" (1936), так же содержащий топические главы.

Самая же значительная топия 30-х годов принадлежит перу Яна Ларри. "Страна Счастливых" (1931). Это произведение выделя ется на общем фоне более высоким ровнем художественности. Внешне мир Ларри мало, чем отличается от множества таких же счастливых миров, придуманных фантастами 20-х - здесь так же царствует счастливый труд, так же ликвидированы границы, человечество шагнуло в космос. Но есть и принципиальное отличие: топия Ларри - не статична, не бесконфликтна, ее населя ют живые люди, обуреваемые страстя ми и противоречия ми.

Присутствует в повести и публицистическая заостренность. Страной Счастливых правля ет экономический орган - Совет Ста. И вот два лидера Совета, два старых революционера, Коган и Молибден, выступают против финансирования космической программы. Прогрессивная общественность восстает и, разумеется , побеждает. В образе сатого пря мца Молибдена без труда гадывался намек на "главного фантаста мира", так что остается только дивля ться , каким чудом книга смогла проскочить сквозь заслон цензоров. Впрочем, довольно скоро "Страна Счастливых" была изъя та из продажи и библиотек, спустя деся ть лет писатель был арестован и, по обвинению в антисоветской пропаганде, провел 15 лет в лагеря х.

Единственныма из фантастов 1930-х, кто всерьез интересовался , как будет жить человек в бесклассовом обществе, какие социальные и этические вопросы могут возникнуть в этом обществе, остался , кажется , только Александр Беля ев. С этими вопросами, по его личному признанию, автор "обращался к деся ткам авторитетных людей, вплоть до покойного А.В. Луначарского, и в лучшем случае получал ответ в виде абстрактной формулы: "На борьбе старого с новым".

Беля ев понимал, что социальный роман о будущем не может обойти стороной этические размышления , описания быта и духовной жизни человека коммунистического общества. Он честно попытался разносторонне изобразить "как будет через деся ть лет жить человек в тех самых социалистических городах". Обществу преображенной России фантаст посвя тил романы "Прыжок в ничто" (1933), "Звезда КЭЦ" (1936), "Лаборатория Дубльвэ" (1938), "Под небом Арктики" (1938) и несколько этюдов, в том числе "Зеленая симфония " и "Город победителя ". Но дальше "терраформирования " и научных достижений так и не пошел. Нужно отдать должное Беля еву - он не просто понимал, но и не побоя лся открыто признаться , что решить поставленную задачу не сумел. Социалистическая мораль, рационализировавшая человеческую жизнь, подчинившая ее коллективному разуму, насильственно принуждавшая человека к счастью, сделала его несвободным. В дальнейшем это могло привести только к перерождению личности до ровня замя тинских оболваненных "нумеров", снижению ровня образования , талантов, наук. Развития демократических свобод в том обществе тоже не предвиделось. Тема "хрустальных замков" и научных побед будущего была полностью "разработана". Все это и создало определенный топический тупик в литературе 30-х годов XX столетия

ГЛАВА 4. ПОЯВЛЕНИЕ НОВОГО ЖАНРА.

з 1. Модели предостерегающие (А. Марсов, М. Козырев, и др.)

Опасные тенденции в советском обществе нарастали с неимоверной быстротой. Писателей волновали не только бытовое мещанство и мещанство бюрократическое, высмея нное В.В. Мая ковским в псевдоутопических сатирах "Баня " (1929) и "Клоп" (1930). Существовали куда более опасные тенденции.

Первыми опасность трансплантации буйных топических фантазий из мира вымысла в реальность, опасность превращения самой жизни в огромное топическое произведение почувствовали писатели. В эпоху торжества топических проектов поя вля ется новый жанр социальной фантастики, сатиры на топию - антиутопия .

Повесть безвестного Андрея Марсова "Любовь в тумане будущего" вря д ли известна большинству читателей. Она вышла в том же, 1924 году, что и Мы Замя тина, но в Москве - в государственном издательстве. Почему мы поминаем Замя тина? Судите сами: "Высшее правление Великой Республикой сосредоточилось в руках Совета Мирового Разума, который, построив жизнь на совершенно новых началах, добился полной гармонии между внутренними переживания ми и внешними поступками человечества. С момента открытия ультра-Рамсовских лучей, давших возможность фотографирования самых сокровенных мыслей, все импульсы подсознательного "Я" каждого индивидуума были взя ты под самый строгий контроль... Преступников больше не существовало, так как преступления открывались до их совершения , и человечество, освобожденное от всего злого и преступного, поенное братской любовью, с восторгом отдалось плодотворной работе в рамках самосовершенствования ... Через несколько поколений люди достигли вершины благополучия ".

Знакомые мотивы, не так ли? Содержание этой небольшой повести поразительным образом пересекается с замя тинским "Мы". Но если государство, описанное Замя тиным - абстрактно, то в нифицированном, "обнулеванном" (здесь так же люди имеют личные номера) мире Марсова вполне отчетливо поминается Россия , как часть некоего мирового сообщества - Совета Мирового Разума. В этом мире все подчинено контролю - мысли, чувства, рождение... и даже мереть нельзя без особого разрешения Совета. И ежечасно за вами строго наблюдают вездесущие Слуги Общественной Безопасности.

Еще более жуткую картину будущей России нарисовал Михаил Козырев в повести "Ленинград". Вымысел Козырева, хоть и отнесен в недалекое будущее (действие происходит в 1951 году), но очень плотно соприкасается с действительностью. Оказавшись в Ленинграде 1951 года, профессиональный революционер жасается происшедшим переменам. В почете доносительство, политический сыск и террор, экономика разваливается , газеты беззастенчиво лгут, восхваля я несуществующие спехи социализма, зажиревшая партийная верхушка проводит время в кутежах, сама же бывшая буржуазия вкалывает на заводах по шестнадцать часов, портреты вождей размещены в иконостасах... Повесть была написана в 1925 году, но впервые видела свет только в 1991-м. Фантаст и сатирик Михаил Козырев был расстреля н в 1941 году.

К жанру топии-предупреждения , популя рному в XX веке, относя тся рассказ А. Платонова Потомки солнца и повесть Е. Зозули Гибель Главного Города.

Поверив в свои силы, людя м легко переоценить собственное могущество. Так произошло с персонажами рассказа А. Платонова Потомки солнца. Человечество, застигнутое врасплох всемирной катастрофой, находит возможность объединиться ради великой цели - выживания . Все чувства, даже любовь, оказываются бесполезными. Энергия , тратившая ся на эмоции, вкладывается в дело. Кажется , настало время праздновать победу над стихией. Но это пиррова победа, ведь и сами люди изменились: превратились в вечных работников, которым недоступно наслаждение красотой, не нужна любовь, непоня тно и не нужно различие мужчины и женщины. Единственное их влечение - познание. Именно оно толкает на поиски другой родины, другого мира. Может быть, там удастся человечеству вновь обрести себя ? Пока же рассказчик - сторож и летописец опустелого земного шара - обретает бессмертие. Это бессмертие - памя тьЕ В рассказе Платонова Земля , как птичье гнездо, покинутое выросшими птенцами, ещё не знающими ностальгии.

Гибель Главного Города Е. Зозули - повесть о выборе между свободой и сытостью. Захватчики строя т над поверженным городом верхний я рус. Побеждённым вход туда запрещён. Всем, кроме неба, дневного света, они обеспечены. Забыты нужда, голод. Жителя м Главного Города не хватает самой малости - того, что Твардовский называл правдой сущей. Для них создано даже особое министерство иллюзий. Для плебеев показывают не существующие небо, солнце, которое заслонено Верхним Городом. И многим нравится жить в обмане. Но иллюзии, как показывает жизнь, всё-таки порой рассеиваются . Вспыхивает восстание. Гибнут оба города. Но над кровью, безумием и жасом торжествует чистое небо.

з 2. Роман Е. Замя тина Мы

Роман Е. Замя тина Мы, увидевший свет в 1924 году, был написан по горя чим следам не только эпохи военного коммунизма, но и всего историческонго периода, породившего и радужные нандежды, и горестные предчувствия . А впоследствии сам роман стал отправнной точкой для новых, еще более заостренных антиутопий О. Хаксли и Дж. Оруэлла.

Не случайно именно в XX веке, в эпоху жестоких экспериментов по реализации топических проектов, антиутопия окончательно оформля ется как литературный жанр.

Свой роман Замя тин назвал словом, ставшим лонзунгом, призванным объединить ниженных и оскорбнлённых и сделать их политической силой, строя щей новый мир. Тогда это слово было символом сознания массы. Замя тин четко выбирает ухронию и рбанизм, но, с другой стороны, его мир затеря лся где-то во времени (кажется , это XXIX век) и пространстве (изображение лишено географической определенности).

Задавшись целью показать, к каким понследствия м могут привести определенные тенденции, заложенные в современном ему обществе, Замя тия создал емкую социальнно-философскую модель бундущего. Город Замя тина сделан из пря молинейности и прозрачности. В том, как выгля дит город будущего, он нередко почти цитатно повторя ет описания класнсических топий: города-коммуны (по Томасу Мору), города Солнца (по Томмазо Кампанелле) или алюминниевого рая из сна Веры Павловны. В этом образе интегрирована большая утопическая традиция - от фаланстеров и хрустальных дворцов социалистов-утопистов, включая Чернышевского, кабинета редкостей со стекля нной крышей, в который превратил в своем романе л4338 год Васильевский остров В. Одоевский, - до сия юще-электрических городов поэтов-пролеткультовцев и Мая ковского.

Утопическое Единое Государство, изонбраженное в романе, создалось на Земле через несколько сотен лет после разрушинтельной и катастрофической Двухсотлетнней Войны, в результате которой выжила лишь малая часть населения земного шара. Причудлинвый синтез впечатлений от первой мировой войны, военного коммунизма и английской технократии (писатель не раз бывал в Аннглии и хорошо знал ее) делает описания Единого Государства живыми и реалистичными.

Чтобы сохранить остатки цивилизации и самих себя , оставшиеся жители Земли за великой Зеленой Стеной, отделя ющей их мир от всего, что находится за его пределанми, создали тотально организованное и функционирующее как единый механизм общество. Личностей, людей в точном смысле этого слова в этом обществе нет. Нет у них даже личных имен. Есть только лнумера - злая пародия на измышления пролеткультовцев, в первые послеоктя брьские годы предлагавших отказаться от личнных имен и перейти к номерам.

Это общество строжайншей регламентации, точнейшего распоря днка, определенного Часонвой Скрижалью. Но Часонвая Скрижаль каждого из нас ная ву пренвращает в стального шестиколесного героя великой поэмы.Ч признается главный герой романа, матемантик по лимени Д-503,Ч Каждое тро, с шестиконлесной точностью, в один и тот же час и в одну и ту же минуту мы, миллионы, встаем как один. В один и тот же час единомиллионно начинаем работу - единомиллионно кончаем. И сливая сь в единое, миллионнорукое тело, в одну и ту же, назначенную Скрижалью, секунду мы поднносим ложки ко рту и в одну и ту же секунду выходим на прогулку в аудиториум, в зал Тэйлоровских экзерсисов, отхондим ко сну...

Обращает на себя внимание определение лшестиколесный - родливый синтез идеи всеобщего муравейника, тревожившей еще Достоевского, с его достижения ми технинческого прогресса. Строжайше запрещено все, что отклоня ется от становленного поря дка, начиная от алкоголя и никотина, кончая сомнением в справедливости и целесообразности становленного тоталитарного строя . Для надзора существуют институты, как профессионнальных шпионов, так и добровольных доносчиков. Их дея тельность наполнена не просто государственным, глубоким релингиозно-мистическим смыслом: Как лампанды в древней церкви, тепля тся лица: они пришли, чтобы совершить подвиг, они приншли, чтобы предать на алтарь Единого Государства своих любимых, друзей, себя . Донос, опоэтизированный как жертвонприношение, как акт свя щеннодействия , как высшее, что может совершить человек в этом прекрасном новом мире - такова одна из граней философии рисуемого писантелем общества.

Есть в Едином Государстве и свое искуснство, и наука. О задачах первого Государнственная Газета говорит однозначно: Вся нкий, кто чувствует себя в силах, обя зан составля ть трактаты, поэмы, манифесты, оды или иные сочинения о красоте и велинчии Единого Государства. Задача науки тоже предельно я сна - она прочивает и охраня ет благосостоя ние жителей этого гонсударства в дозволенных пределах, главнное - охраня ет свя тость и незыблемость самих этих пределов, свя тость станновленного строя . И, наконец, идейное обоснование всего этого режима, его философия . У Замя тина изложена коннцепция мироздания в Едином Государстве, базирующая ся на Ветхом Завете, на я кобы извечной тя ге человека к состоя нию рабнства, понимаемого как высшее счастье. Древня я легенда о рае...Ч размышля ет один из персонажей романа.Ч Это ведь о нас, о теперь. Да! Вы вдумайтесь. Тем двум в раю - был предоставлен выбор: или счастье без свободы - или свобода без счастья ; третьего не дано. Они, олухи, вынбрали свободу Ч и что же: поня тно - понтом века тосковали об оковах. Горькой иронией наполнено в изложении автора сказание об Адаме и Еве. Действительно, если считать раем изображенный Замя тинным мир, что же тогда ад?

Мы помогли Богу окончательно одолеть дья вола,Ч продолжает тот же герой,Ч это ведь он толкнул людей нарушить запрет и вкусить пагубной свободы, он - змий ехидный. А мы сапожищем на головку ему - тр-рах! И готово: опя ть рай. И мы снова простодушны, невинны, как Адам и Ева. Никакой путаницы о добре, зле: все - очень просто, райски, детски просто. Благодетель, Машина, Куб, Газовый Колонкол, Хранители - все это добро, все это - величественно, прекрасно, благородно, вознвышенно, кристально чисто. Потому что это охраня ет нашу несвободу - то есть наше счастье.

Дилемма свобода или счастье создана, конечно, не Замя тиным, но именно в романне Мы она приобрела такую направлеость. Счастье стало синонимом обывательнского достатка, плата за который относинтельно невелика - готовность поступиться свободой, тем более, что для обывателя в России слонво это испокон веков практически ничего не означало. Итак, общество всеобщего мантериального благополучия и романтиченский бунт одиночки - вот полюса, опреденля ющие структуру романа.

Вся лтеоретинческая база Единого Государства выгля ндит зловещей карикатурой, сюрреалистиченским гротеском, наполня ющим пря мо пронтивоположным смыслом все близкие челонвеку и дорогие для него поня тия веры, любви, надежды, свободы или счастья . Но именно эти слова - перевертыши, их я кобы неразрывная взаимосвя зь и необхондимость составля ют лидейные основы замя тинского чудовищного мира.

Подобный пафос мыслей, осужденных Замя тиным, пафос насильственного лосчастливливания в 20-е Ч30-е годы охватил, словно пламенем безумия , не только ря довых граждан нашей страны, но так или иначе отразился в исследования х теоретиков, чьи имена уважаемы и в наше время . Индивидуальную психологию считаю несуществующей,Ч писал в 1922 году наш знаменитый педагог А. С. Макаренко, и тому же Макаренко приннадлежат другие слова: Самым опасным моментом еще долго будет страх перед человеческим разнообразием... Поэнтому у нас всегда будут жить попытки остричь всех одним номером, втиснуть ченловека в стандартный шаблон.

Причудливое сплетение правды и жи в самой атмосфере общества растущего тонталитаризма и породило двойственность идеологии, непрерывно балансирующей между правдой и ложью. Но призывы беснпощадно расправиться со всеми, кто мешанет всеобщему счастью, очень быстро обннаружили свою обоюдоострую природу - от высокопоставленных партийных дея тенлей, павших жертвами словно накликаых ими репрессий, до ря довых ученых, писателей, дея телей культуры и искусства, которые порой выгля дя т персонажами, сошедшими со страниц романа, в ослеплении исступленно призынвающими лискореня ть, ликвидировать, листребля ть, луничтожать по первому призыву свыше...

Образ диктатора - в романе он выступает, как Благодетель - занимает у писателя важное место. Важное не тем, что ему делено много места и его сверхчеловенческое величие поражает сознание, как это происходило не раз при близком знакомнстве с диктаторами прошлого (вспомним потря сение Гете при беседе с Наполеоном или восторженное преклонение Макиавелнли перед Цезарем Борджиа). Важное иным - тем неожиданным ощущением какой-то внутреннейа пустоты и даже мелочности Благодетеля , которое возникает и у героя романа, и у авнтора, и у нас. Благодетель выгля дит откровенно примитивным, его мысли не выходя т за круг банальных поня тий, его чувства убоги и жалки, воля невелика. Более того, обычный животный страх оказывается едва ли не главным руководя щим мотивом всех его поступков. В сравнении с ничтожным замя тинским Благодетелем действительно значительным выгля дит даже Великий Иннквизитор в Братья х Карамазовых. Благодетель в романе Ч лишь верхння я соломинка в сложном здании муранвейника Единого Государства. Величие, приданное ему - плод силий реальных теневых руководителей этого государства, предпончитающих оставаться за сценой, и одновренменно плод недомыслия и самообмана оболнваненных лнумеров, населя ющих этот гонсударственный концлагерь.

Механнизм власти, созданной не на основах добра и милосердия , неминуемо становитнся механизмом угнетения и подавления . Стремление к повседневному благополунчию ведет к духовной деградации. Точно сказано об этом в романе: л... работа высшенго, что есть в человеке - рассудка - свондится именно к непрерывному ограниченнию бесконечности, к раздроблению бесконнечности на добные, легко переваримые порции...

Осмысление романа Е. Замя тина Мы нельзя производить только в контексте российской истории. Его проблемантика соотносится с назревавншими опасностя ми в судьбах цивилизованного мира в ценлом. Дж. Оруэлл писал об однной из этих опасностей - и совсем не случайно - под впенчатлением от замя тинской аннтиутопии в рецензии Мы Е.И. Замя тина (1946): Цель Замя тина, видимо, не изобранзить конкретную страну, понказать, чем нам грозит машиая цивилизация . Сам автор порно повторя л: Написанный в 191Ч1920 гг. топический роман Мы - в первую голову представля ет собой протест против какой бы то ни было машинизации, механизации человека (письмо К. Федину, 21 сентя бря 1929 г.); Близорукие рецензенты видели в этой вещи не более, чем политический памфлет. Это, конечно, неверно: этот роман - сигнал об опасности, грожающей человеку, человечеству от гипертрофированной власти машин и власти государства - все равно какого (интервью Ф. Лефевру, апрель 1932 г.).

Оруэлл тверждал в своем программном манифесте Линтератур и тоталитаризм (1941): Ведь мы живем в эпонху тоталитарных государств, которые не предоставля ют, а возможно, и не способны прендоставить личности никакой свободы. помя нув о тоталитанризме, сразу вспоминают Германию, Россию, Италию, но, думаю, надо быть готовыми к тому, что это я вление сделаетнся всемирным. Свой прогноз писатель мотивировал не в понследнюю очередь и тем, что либеральный капитализм, как он выразился в той же статье, обеспечивавшийа в определенной степени права и свободу личности, со всей очевидностью идет к своему концу.

ГЛАВА 5. МОДЕЛИ ГАРМОНИЧЕСКОГО БУДУЩЕГО советской эпохи (И. Ефремов, А. и Б. Стругацкие и др.)

К концу 1940-х годов процесс истребления художественной фантастики и топии был завершен становлением официальной литературно-идеологической доктрины. Как метко подметил исследователь русской литературы ХХ века Леонид Геллер: "Утопия перестала быть нужной в советской литературе, потому что вся литература приня лась изображать действительность как осуществленную утопию".

Перед фантастами стали ставить четкие прикладные задачи: "Разве постановление о полезащитных лесных полосах, рассчитанное на пя тнадцатилетний срок, в течение которого должна быть коренным образом преображена почти половина нашей страны, преображена настолько, что даже изменится климат, - разве это постановление не я вля ется исключительно благодатным материалом для настоя щих фантастов?" (С. Иванов).

Прогнозирование будущего вне официальной идеологии стало не нужным. Более того - оно признано вредным. топия ведь рассказывает о мире, который вря д ли дастся на деле создать. Стало быть, своим существованием она подрывает "правду" генеральной линии об же построенном социалистическом рае. Почти два деся тилетия эта концепция определя ла "фантастическую политику".

Кратковременная хрущевская "оттепель" подарила новые надежды и планы на будущее. В фантастике "оттепель" наступила раньше других видов литературы - в 1957 году, когда всего за несколько меся цев до запуска первого искусственного спутника Земли на страницах журнала "Техника-молодежи" стартовала, вероя тно, самая значительная топия ХХ века - роман И.А. Ефремова "Туманность Андромеды". Чаще всего исследователи называют ефремовскую топию гимном коммунизма, но мне ближе позиция критика Всеволода Ревича: "Ефремов написал вовсе не коммунистическую - в нашем смысле слова - топию... В меру сил он написал общечеловеческую топию". Именно этот общечеловеческий, космополитический характер "Туманности..." и выделя ет ее в ря ду других топий. Аналогов "Туманности Андромеды" в топической литературе не было ни до, ни после. Отдалив мир будущего на тыся челетие, писатель совершил беспрецедентную попытку изобразить радикально новое человечество - не просто отличное от нас интеллектуально, но и с принципиально иной этикой. Ефремовский мир - подчеркнуто космополитичен, он лишен не только государственных границ, но национальных особенностей. Заслуживает огромного важения смелость Ефремова, с которой он взя лся охватить все стороны человеческой дея тельности и жизни - от прорисовки инфраструктуры и достижений науки, до сугубо гуманитарных сфер, как то - педагогика, культура, досуг, любовь и т.д. Мир, нарисованный писателем, неоднозначен и противоречив, но тем и привлекателен.

Если Ефремов раздвинул горизонт коммунистической топии, то А. и Б. Стругацкие населили эту самую топию живыми людьми, которых не хватало в "Туманности Андромеды". Люди будущего у Стругацких вообще мало чем отличаются от современников. Бесспорно, цикл новелл "Возвращение. Полдень ХХII век" (1962) - одна из лучших панорам далекого будущего, созданных в советской литературе. В сущности, Стругацкие написали не просто топию, Историю Будущего, хотя и мир Полдня по мере даления от дня сегодня шнего приобрел черты статичности - недостаток, свойственный большинству топий вообще.

На мой взгля д, недооцененной оказалась попытка Вадима Шефнера изобразить в романе "Девушка у обрыва" (1965) гармоническое общество 22 века. А между тем, наря ду с топия ми Ефремова и Стругацких это одна из лучших и самых живых топических картин советской литературы. Шефнеровский роман - я ркий пример гуманитарной топии, которой присуща нарочитая "несерьезность", что заметно выделя ет произведение из ря да других образчиков жанра. Шефнера мало волнуют научные достижения будущего (хотя один из главных героев - ченый, открывший Единое Сырье аквалид, что привело цивилизацию к абсолютному благополучию), в центре его внимания - человеческие отношения . А они, как оказывается , совсем не изменились. Ну разве что ругательства вышли из потребления и алкоголиков стало поменьше (их автор остроумно окрестил словом "Чепьювин" - т.е. Человек Пьющий Вино). В юмористических красках писатель изображает сложности обновления общества. Например, вместе с деньгами Всемирный Почтовый Совет решил отменить и почтовые марки, их коллекционирование признано "пережитком, не принося щим человечеству никакой пользы". Разумеется , это вызвало решительный протест со стороны многочисленных филателистов.

Из попыток создать масштабную коммунистическую топию стоит помя нуть и роман-эпопею Сергея Снегова "Люди как боги" (1966-1977). Стремя сь облегчить восприя тие социально-футурологических идей, автор втиснул топию в жанр "космической оперы". "Опера" получилась великолепной, захватывающей, но зато топические сцены - самые провальные в романе.

По большому счету, подобные произведения отличались друг от друга разве что сюжетом и степенью литературного мастерства. Триада Ефремов-Стругацкие-Шефнер исчерпали ресурсы коммунистической топии, ничего не оставив коллегам по перу. В советской литературе был возможен только один вариант будущего, шаг вправо, шаг влево немедленно карался . Из наиболее литературно талантливых произведений, посвя щенных обществу будущего назовем "Мы - из Солнечной системы" (1965) Г. Гуревича, "Глоток Солнца" (1967) Е. Велтистова, "Скиталец Ларвеф" (1966) Г. Гора, "Гость из бездны" (1962) и "Гианея " (1965) Г. Мартынова, "Леопард с вершины Каллиманджаро" (1972) О. Ларионовой.

Уже к 1970-м топия практически исчезла с литературного небосклона. Она закончилась вместе с "оттепелью". Она просто не могла существовать в реальности застоя , с которой вступала в демонстративное противоречие. топию загнали в ведомство детской литературы. Фантастику нивелировали, среднили не столько даже цензоры, сколько сама реальность. Для создания достойных картин будущего, фантастике недоставало упоения революционными свершения ми из 20-х, ни даже "накала" "холодной войны" из 50-х. 1970-е - "мертвый сезон" в советской фантастике. Эта разочарованность "вдохновила" певца Мирового Коммунизма И. А. Ефремова написать "Час Быка" (1968). Всего деся тилетие спустя А. и Б. Стругацкие разрушат внешнюю благость Полдня бийством Абалкина в "Жуке в муравейнике". Немногим позже автор "розовощекого" романа "Путешествие длинною в век" (1963) В. Тендря ков напишет антиутопию "Покушение на миражи" (1988).

ГЛАВА 6. Антиутопия постсоветского периода

В середине 1980-х годов идея планетарного коммунизма окончательно развалилась на просторах России, чем была стимулирована литература социальных прогнозов. События конца XX века в России и в мире породили своеобразный бум антиутопий, сопоставимый с бумом социальных топий в советской литературе серединны века и пробудили как бы к новой жизни классические аннтиутопии первой половины XX века, эталонные образцы этого жанра: Мы Е. Замя тина, л1984 Дж.Оруэлла, О дивнный новый мир О. Хаксли. Диннамика исторического процеснса и его непредсказуемая лонгика соединили в жизни и в литературе первую половину века с его завершением.

С Перестройкой пришли не только гласность и подобие демократии, но и ощущение надвигающейся катастрофы. Именно предчувствие распада империи и предчувствия возможных политических, социальных и психологических последствий этого процесса, прогнозирование катастронфических перспектив, составля ют основное содержание большинства произведений конца 80-х - начала 90-х. Таким образом, картины будущего, которые рисовали авторы, целиком зависели от той позиции, какую они занимали по отношению к настоя щему.

В романах отечественных писателей социально-фантастические сюжеты заметно модернизируются (происходит сближение антиутопии с тонпией, стала обычной неопределенность смыслового дуализма финала). Современная топия предстает во всем своем разнообразии форм, помогающих выразить представления художника о современности. Это - тенденция , о чем говорит ее наличие в произвендения х, создававшихся непосредствео на материале российской действительности конца века. топия перестает я вля ться исключительным достоя нием только научной фантастики (хотя , разумеется , фантасты задают тон в создании топии). Картины будущего, как и вообще элементы фантастики, часто встречаются у самых различных писателей, творчество которых, даже с большой натя жкой, нельзя считать научной фантастикой.

з 1. Антиутопии политические (А. Кабаков, В. Войнович и др.)

Знаковым произведением этой постутопической эпохи стал роман Александра Кабакова "Невозвращенец" (1989), наиболее отчетливо выразивший суть времени. Кабаков с дивительной точностью предугадал многие негативные тенденции России 1990-х - развал страны, бессилие власти, путч, социальный террор и т.п. Конечно, содержание "Невозвращенца" не сводится к одному лишь социальному прогнозированию. Писатель поставил перед собой задачу показать беззащитность человеческой личности в эпоху распада системы, и надо сказать, с этой задачей справился блестя ще.

Сюжетно роман Эдуарда Тополя "Россия завтра" (1990) близок "Невозвращенцу". В нем так же речь идет о политическом перевороте в России близкого будущего - контреформистском, организованном партийной верхушкой и закончившемся очередной народной революцией. Но если Кабаков стремился осмыслить происходя щее, то популя рный автор политических триллеров написал всего лишь еще один я довито-безликий памфлет.

нтиутопия Владимира Войновича "Москва 2042" (1986) хоть и лежит в русле политической сатиры, но выдержана в пародийном ключе. Взя ть хотя бы то, что писатель воспользовался классическим штампом утопической литературы - экскурсантом из прошлого. Главный герой, Виталий Карцев, при помощи "космоплана" отправля ется в будущее, на 60 лет вперед. И оказывается в МОСКОРЕПЕ - Московской ордена Ленина Краснознаменной Коммунистической республике, где давно же провозгласили светлое коммунистическое завтра. Здесь царит жуткая смесь партократии и теократии - Коммунистическая партия государственной безопасности (КПГБ) причислила к лику своих отцов-основателей... Иисуса Христа, главный церковный иерарх, отец Звездоний, имеет звание генерал-майора религиозной службы. Церковь присоединилась к государству, но "при одном непременном словии: отказа от веры в Бога". В пантеоне Коммунистической Реформированной Церкви свои свя тые: свя той Карл, свя той Фридрих, свя той Владимир и т.д. Разумеется , граждане будущей России живут в словия х жесточайшей регламентации. Но традиционно пугающие антиутопические штрихи под пером Войновича приобретают комические черты. Ну, вот, например, какие правила поведения становлены в Предприя тия х Коммунистического Питания :

Запрещено:

"1. Поглощать пищу в верхней одежде.

2. Играть на музыкальных инструментах.

3. Становиться ногами на столы и стулья .

4. Вываливать на столы, стулья и на пол недоеденную пищу.

5. Ковыря ть вилкой в зубах.

6. Обливать жидкой пищей соседей.

7. Категорически запрещается разрешать возникающие конфликты с помощью остатков пищи, кастрюль, тарелок, ложек, вилок и другого государственного имущества".

Впрочем, мир МОСКОРЕПА во многом списан с реальности Союза периода развитого застоя , поэтому при всей литературной даровитости известного прозаика, при наличии всех описательных и сюжетных находок, роман "Москва 2042" все же не претендует на сколько-нибудь почетное место в литературной истории, я вля я сь всего лишь памфлетом-однодневкой, хоть и изя щно исполненным.

Осмыслить новую реальность, поня ть, куда катится Россия , пытались многие писатели. В эти годы был создан целый ря д антиутопий о России. Кроме названных, это пьеса "Нежелательный вариант" (1989) Михаила Веллера, "Французская Советская Социалистическая Республика" (1991) Анатолия Гладилина, "Записки экстремиста" (1990) Анатолия Курчаткина, "Лаз" (1991) Владимира Маканина. Авторы перечисленных работ активно использовали приемы пародирования и политической сатиры.


з 2. Модели альтернативно-исторические (Л. Вершинин, В. Звя гинцев и др.)

Выбор пути России - центральная становка фантастики 90-х. С обретением Свободы и расслоением державы будущее оказалось многовариантным и туманным. В это время создается ря д произведений, лишь словно относя щихся к фантазированию будущего. Писатели используют прием трансформации прошлого нашей истории с тем, чтобы показать, каким бы тогда могло стать наше настоя щее. Но, по-моему, это только фасад. Главная мысль таких произведений - заставить читателя задуматься о последствия х настоя щего в будущем, чтобы не было потом мучительно больноЕ. топия вернулась в нашу литературу через... "альтернативную историю". Хотя , по большому счету, это же топия в прошлое, не в будущее.

В 1991 году фантаст Лев Вершинин предложил такой поворот "русской темы". Он написал фантастическую повесть о декабристах "Первый год Республики". Что было бы, завершись восстание декабристов победой? По какому руслу двинулась бы история России? В основе сюжета - история революции, которой не было, но которая вполне могла случиться на юге России в 1826 году. Борьба за идею свободы для всех ниженных заканчивается , вопреки "исторической достоверности", победой и образованием Республики... Но зло, совершенное даже ради благородных целей, имеет свойство размножаться . И вот тогда "белое" как-то незаметно оборачивается "черным". "Первый год Республики" - страшный, беспощадный и очень своевременный роман о тайнах "русской Свободы".

В 1990-е много говорили о невозможности, исчерпанности топического взгля да на будущее России. Но же к середине 1990-х потребность в позитивном взгля де на завтрашний день стала очевидной. топии, как нетрудно заметить, рождаются в самые трудные времена. Очередной "мечтой" постсоветской фантастики оказалось - построение просвещенной монархии. Василий Звя гинцев, автор фантастической эпопеи "Одиссей покидает Итаку" (1990), "подарил" России православно-монархическую топию. Можно сказать, что ставропольский фантаст открыл жанр "альтернативной топии". Его герои, получив возможность перемещаться во времени, перекраивают российскую историю в соответствии со своими идеалами, заново творя т историю - по "монархическому образцу".

Неожиданное продолжение эта идея обрела в творчестве Вя чеслава Рыбакова, создавшего в 1992 году самую значительную монархическую "альтернативную утопию" - роман "Гравилет "Цесаревич" (1992). Петербургский фантаст выдумал действительно впечатля ющую модель вероя тностной России, избежавшей октя брьского переворота 1917 года, и потому она осталась процветающей монархией, в основе которой лежит мощная этика. Вя чеслав Рыбаков, в сущности, возродил в современной России монархическую топию и первым подошел к идее имперского вектора развития России. Девя тью годами позже, в рамках литературного проекта-сериала "Плохих людей нет" тот же писатель (под псевдонимом Хольм ван Зайчик) предложил еще один вариант альтернативной России - образованная в X веке Ордусь, своеобразный симбиоз восточной и русской культур.

з 3. Модель неокоммунистическая (В. Зуев)

Каким-то чудом в начале 90-х прорвалась-таки единственная во всей постсоветской литературе топия в чистом виде... Впрочем, "прорвалась" - громко сказано. вы, вышедшая в Калининграде в 1993 году повесть Владимира Зуева "Кровосмешение" не была замечена центральной критикой (хотя тираж книги был немаленький - 15 экз.). Повесть написана в соответствии с классическими канонами этого жанра. Из звездной экспедиции, стартовавшей в конце ХХ века, возвращается на Землю Владимир Навлинцев, но на планете прошло же целое столетие, сменились не только поколения . И вот пришелец из прошлого знакомится с миром будущего.

"Неравномерность экономического развития на Земле еще сохраня ется , она я вилась основой существования нескольких политических конгломератов. Самый могущественный - Североатлантическое Сообщество, включающее Европейскую Федерацию, Североамериканскую Федерацию и Южноамериканскую Конфедерацию. Содружество Евразия - самый мощный соперник Североатлантического Сообщества. Сюда входя т Славя но-Тюркский Союз, Китай, Индокитайский Союз".

Как вы догадались, это и есть бывший Р, который "состоит из самостоя тельных государств, имеющих тесные экономические и политические свя зи. Это бывшие союзные республикии автономные, объя вившие себя независимыми в период Великого Распада, кроме Молдовы, бежавшей в Румынию, и стран Балтии, также Сербия , Черногория , Чехия , Словакия , Болгария и Польша. Административный центр - Ирпень, недалеко от Киева. Рабочий я зык - русский".

Преобразилась не только политическая карта мира, но и Россия . Например столица перебралась в западносибирский город Чаинск, Москва стала лобычным краевым городом без льгот и привилегий. Представительная демократия самоудалилась, ступив место Народным Советам, "на которых все граждане поголовно имеют возможность высказывать свое решающее мнение по самым кардинальным вопросам государственной и общественной жизни". Существенные перемены произошли и в других сферах человеческой жизни. Например, исчезла форма обращения на "вы", заодно и отчество. Теперь приня то... матьчество. "Это в свя зи с обвальным ростом населения - во-первых, с культом матери - во-вторых", - поя сня ют утописты ошалевшему космонавту. Институт брака практически отсутствует, россия не будущего более раскрепощены в межполовых отношения х. Педагогика будущего близка идея м Ефремова - здесь тоже приня та система общественно-семейного воспитания . Автор рассматривает многие стороны жизни будущих россия н (от нацвопроса до сексуальных развлечений и культурной программы), но жесткие рамки обзора вынуждают нас ограничиться краткими заметками. В принципе, В. Зуев попытался реанимировать ефремовские идеи, подкорректировав их в соответствии со временем. "Кровосмешение" вполне можно назвать неокоммунистической топией. Вероя тно, не случайно время поя вления книги - 1993-й год. Кровавая осень 93-го - серьезная трещина в фундаменте новой России.

з 4. Модели имперские (В. Рыбаков, В. Михайлов и др.)

В 1990-е российская фантастика совершила неожиданный "мировоззренческий" поворот. Именно фантастика взвалила на себя обя занность "найти выход из тупика", в котором оказалась страна к концу века. Фантасты уловили настроения ставшего от государственного беспредела общества, тоску по сильной власти.

Целое поколение авторов, вскормленных на неприя тии государственной регламентации и тоталитарной идеологии, внезапно изменило свои взгля ды в своем отношении к Власти. Мощная империя - вот идеал этих фантастов 90-х. Будь то монархическая , либо в союзе с исламским миром или восточной культурой, но имперская . Отечественная фантастика, по большому счету, вдруг вернулась к идея м фантастики советской.

В принципе, все здесь закономерно и логично. Они (авторы) родились в Империи, здесь чились и росли, и как бы не противостоя ли ее диктату, все же оставались ее детьми. Россия 300 лет существовала в состоя нии развивающейся Империи. Ненавидя ее, они научились гордиться ее могуществом. Вчера она могла диктовать миру свои словия . А сегодня России диктуют словия другие. Русским, как никакой другой нации, трудно расстаться с иллюзия ми, они еще долго не смогут смириться с мыслью, что они же не Сила, пусть даже в руках злодеев. Фантасты, я вля я сь частью российского общества, всего лишь эмоционально реагируют на ситуацию. Ведь это низительно видеть стоя щего на коленя х великана. Сама имперская идея - защитная реакция интеллигенции, поскольку только сильная державность способна противостоя ть политической и, что очень важно, культурной экспансии Запада. Империя - антоним продажного безвластия , охватившего современное российское общество. И российские фантасты выстраивают свой "последний Бастион" из кирпичиков боли, нестерпимой обиды. Потому-то и большинство романов о будущем этого периода нося т откровенно декларативный, программный характер.

Один из самых показательных примеров - роман Вя чеслава Рыбакова "На чужом пиру" (2). Это в большей степени трактат о выборе оптимального пути в будущее для России, нежели художественное произведение. Писатель "провозглашает" государственность, следование православным ценностя м, противодействие "экономическому и культурному подавлению со стороны Запада", даже и ценой подавления собственных демократических институтов. Близкие идеи лежат и в основе романов Андрея Столя рова "Жаворонок" и Дмитрия Янковского "Рапсодия гнева". Это бескомпромиссная отповедь "западному варианту" эволюции России. Александр Громов, лучший из исследователей механизмов Власти в нашей фантастике, от произведения к произведению тверждается в мысли, что только жесткая до цинизма власть способна организовать российское общество, держать его от самоуничтожения . Эдуард Геворкя н и Лев Вершинин последовательно рекламируют организующее начало имперского общества.

Возьмите любой из сценариев движения российского общества, придуманных в середине-конце 90-х - это всегда Империя . Разница только в цвете государственных знамен. Один из самых парадоксальных вариантов предложил мэтр отечественной фантастики Владимир Михайлов: в романе "Вариант И" (1997) он открыто декларирует свой идеал России - монархия под зеленым знаменами Пророка.

" Впрочем, чувствовались же новые вея ния : пья ных было куда меньше, чем полагалось по традиции. Это заметила и Наташа. Она сказала:

- И все же - перекорежит Россию ислам.

Изя лишь пожал плечами. Все-таки он же много лет имел к этой стране лишь косвенное отношение.

- Да бросьте вы, - сказал я . - Россию ислам не перекорежит. Как и православие с ней в конечном итоге ничего не сделало. Нутро как было я зыческим - так и осталось. Вот Россия наверня к ислам переиначит, подгонит по своей мерке. Она всегда все переваривала, переварит и это. Зато по новой ситуации место, которое она вскорости займет в мире, вернее всего будет назвать первым".

Но имперская идея - палка о двух концах. Можно сколь годно тешить себя иллюзия ми о построении гуманной империи, в основе которой - межнациональная и межконфессиональная терпимость, но... Иной раз возникает ощущение, что "имперцы" от литературы сегодня больше озабочены не столько завтрашней судьбой России, сколько тем, как их идеи будут плодиться и множиться в этом обществе.

Идеи - недолговечны. Художественно обслуживать идеологию - заня тие малопродуктивное. И дело даже не только в публицистичности, "газетности" текстов, подминающих образность. Вопрос еще сложнее. Вот, к примеру, роман самого последовательного "имперца" Эдуарда Геворкя на "Темная гора" (1) в одном из солидных журналов к немалому раздражению автора был назван "я ростно-антиимперским произведением". И действительно, подобные мотивы - на художественном уровне - там можно смотреть. А вот его же повесть "Возвращение мытаря ", опубликованная всего два года спустя ("Если". 2001, № 6) вообще нагля дно демонстрирует полемику писателя с идеологом. Идеолог пытается построить империю на самом идеальном материале - силою красоты и искусства, а писатель никак не может держаться от сомнений, что из этого выйдет что-либо путное... Художественная правда оказывается выше навя занных схем.

Молодое поколение отечественных авторов, те, которым чуть более тридцати, тоже отреагировали на модное вея ние фантастики. После выхода в свет самого провокационного и скандального произведения конца 90-х - романа "Выбраковка" (1), Олега Дивова поспешили радостно записать в радикально-имперские мессии. Автор очень тонко играет на коллективном бессознательном, ты не сразу лавливаешь подвох. Россия недалекого будущего достигает статуса Сверхдержавы. К благополучию и процветанию страна приходит через восстановление института карательной власти. Ну и что? Ну кто из нас не мечтал, чтобы всех этих олигархов, ворюг и бандитов пекли в ГУЛАГ? Ну кто не мечтал, чтобы наступили такие времена, когда ты ночью можешь пройтись "сквозь огромный город и навстречу тебе попадались сплошь лыбающиеся лица... Чтобы на каждой скамеечке влюбленные сидели, и ни одна сволочь, ни одна...". Все это есть в романе, написанном бедительно и я рко. И даже такое еще вчера пугающее поня тие как "враг народа" вдруг приобретает новое значение. "Какой разумный термин - "враг народа"... Ведь действительно, любой, кто нарушает права личности, - это именно враг народа, всего народа в целом. Неважно, кража или грабеж, в любом случае это насилие, пося гательство на территорию человека и его внутренний мир". Ну, как тут не согласиться ? Читаешь и веришь: да, в России добро может быть только с кулаками. Да, только насильно можно и нужно наш народ привести к благоденствию. И это правильно. Книга захватывает, ты мечтаешь хоть день пожить в этом прекрасном мире, где торжествует Сильная Справедливость, и не замечаешь, как ловко автор гоня ет тебя по лабиринтам социальной мечты, по закоулкам интеллигентских, кухонных комплексов, чтобы к концу книги ненавя зчиво, исключительно на эмоциональном ровне привести тебя к финишу, за которым - страх. Страх, что так и в самом деле может быть. И никто не застрахован от того, что и его выбракуют.

Если "Выбраковка" - книга с двойным дном, не сразу дается распознать авторскую "подкладку", то Андрей Плеханов, автор того же поколения , более пря молинеен в своих оценках.

В романе "Сверхдержава" (2) Россия и в самом деле становится таковой - неагрессивной империей с высоким ровнем жизни. Плеханов дал вволю насладиться читателю мечтой о великой России, чтобы затем грубо разрушить благостную топическую картинку, сообщив, что "золотого века" страна достигла благодаря ... научной переделки личности россия н!

Пока российское общество будет топтаться на перекрестке, фантасты будут разрабатывать новые маршруты, сочиня ть сценарии переустройства России. топии нужны обществу. Они предлагают варианты. Нам их выбирать. Какой из них окажется самым подходя щим для России?

з 5. Модели эсхатологические (Л. Леонов, Л. Петрушевская )

Наверное, закономерно, что в России художенственная мысль конца XX венка после кровопролития революции и второй мировой войнны, социальных катаклизмов, происходивших в конце века в России, в Восточной Европе, и набирающей силу и масштабы экологическойа катастрофы, выдвинула эсхатологические идеи, вопросы и проблемы. Социологи и философы говонря т о кризисе концепции обнщечеловеческого прогресса как непрерывного, неогранинченного научно-технического и промышленного роста и венличения . Эта концепция же столкнулась с ограниченнонстью природных ресурсов и с ограниченностью психологиченских возможностей человека.

Литература выдвигает свои варианты апокалипсиса. Разрабатывающие эту тему писатели рассматривают динамику отношений человека с природой и с обществом в русле антиутопинческой традиции.

ктуальной я вля ется созревшая в обнщественном и художественном сознании конца минувшего венка потребность осмысления отношений челонвека с природой в глобальном, общечеловеческом масштабе. Такой подход к данной проблеме в русской литературе, включавнший мотив-предупреждение лопомнитесь, люди, пока не поздно, отчетливо проя вился в Прощании с Матерой В.Распутина и в Царь-рыбе В.Астафьева. А в традиция х антиутопии был воспроизведен в Пиранмиде Леонида Леонова.

Значение романа Леонова видится еще и в том, что антиутопическая трактовка отношений человека с природой в "Пирамиде" сонседствует с сопутнствующими с этой темой пессимистическими мотивами: Век нынешнний живет и мыслит мнее и сложнее древних, однако не сытнее или честнее их, знает больше, но мельче...; Своинми замашками и капризами люди разочаровали природу и осточертели ей, и она же, наверное, присмотрела им замену; Золотой век человеченства может оказаться нежинлым горным пиком, золонтым веком бытия и было то, отчего все время бежали... в погоне за машинным счанстьем. Эти цитаты взя ты из размышлений лишь одного из героев Пирамиды, востоконведа Филуметьева. Вместе с ним поиск ответов на последнние вопросы бытия ведут и друнгие герои. Все они подвергают беспощадному анализу и пенреоценке путь человечества, включая и оценку замысла творца, сотворившего человека на базе глины, не духа.

Опя ть в нашей истории все сдвинулось, поплыло куда-то в неизвестность. Все это полунчило нагля дное отражение в особенностя х жанровой струкнтуры произведений. В их сюнжетах весьма незначительную роль выполня ют словность и фантастика, действие часто происходит в реально ощутинмой социальной и бытовой обнстановке. Время действия принближено к моменту написания произведения (повесть А.Кабанкова Невозвращенец напинсана в 1987 г., происходя нщее в ней отнесено к 1992 г.). Современность, воспринимаенмая как время листорического жаса, не вдохнновля ет писателей загля дывать дальше завтрашнего дня . Тем же обстоя тельством обусловлена неопределенность финалов произведений.

Повесть Л. Петрушевской Новые Робинзоны (1989) понлемична изначально в отношеннии к традиции антиутопиченских произведений. Поначалу повесть воспринимается , как произведение, лишенное признаков какой-либо робинзоннады. Мой папа с мамой реншили быть самыми хитрыми и в начале всех дел далились со мной и грузом набранных продуктов в деревню, глухую и заброшенную, куда-то за речку Мору.... Перед нанми типично дачный сюжет с подробным описанием сезоых работ: Вскопали огород, посадили картофеля три мешнка, вскопали под я блоня ми, отец сходил и нарубил в лесу торфа... и т.д. Однако в принведенном отрывке не все так однозначно, как кажется при беглом чтении.

В прозе Л. Петрушевской происходит изображение быта, житейских дря зг, житухи, но второй план в повествовании закладывался уже в словах зачина: Еи в начале всех деЕ. Выделенные слова загадочны, напоминают бинблейские в конце всех вренмен, настраивая нас на воснприя тие изображаемого на уровнне, определя ющем все наше бытие. В них присутствует намек на какое-то случившееся в минре событие - и не простое, катастрофическое, побудившее героев спасаться бегством от последствий события .

Мотивом бегства понвесть открывается , им она и занвершается : Отеца однажды включил приемник и долго шанрил в эфире. Эфир молчал. То ли сели батарейки, то ли мы действительно остались одни на свете. У отца блестели глаза: ему опя ть удалось бежать! Понэтому для поя снения необходимо все же точнить, куда, зачем и отчего бегут российские Робинзоны.

Отправной пункт бегства - гонрод, из которого до этого герои наезжали в деревню как дачнинки. Но со временем их дела и заботы не ограничиваются заготовкой разной дачной снеди. Осуществля ется следующий этап бегства - из деревни в лес. Здесь, в заброшенной леснной избушке, оборудуется новый дом, разделывается небольшой участок под овощи и озимую рожь. Зима замела все пути к нам, у нас были грибы, я годы, сушеные и вареные, картофель с отцовского огорода, полный чердак сена, моченые я блоки с заброшенных в лесу садеб... На деля нке, под снегом крынтый, рос озимый хлеб. Были конзы, были мальчик и девочка для продолжения человеческого ронда, кошка,.. была собака Красинвая ... В глухие метели отец рунбил дрова... Вокруг нас простинрались холодные пространства. Робинзонада полная и заверншенная , казалось бы, сонстоя лась. Но не тут-то было. Отец, по выражению дочки, обонрудует новое логово, третий запасной дом, подземный, в земля нке. Потому что из деревнни поступили грожающие венсти: поя вилась какая -то хозкоманда, у их бывшего огорода поставили часового, у старухи Анисьи все переворошили, все несли, козу свели на веренвочке.

Все станонвится сложным, - рассуждает главная героиня , - когда речь идет о выживании в такие времена, каковыми были нанши. В Новых Ронбинзонах проя вился иннтерес Л. Петрушевской к повнседневной драме обыкновеого, бытового, незащищенного человека, приобретшей в понвести остросоциальное и апонкалипсическое содержание. Не случайно именно в этом направлении осуществля ется в повести детальная разработка и развитие ее сюжета.

Мир, исторгнувший героев, показывает писательница, манло того что нецивилизованный, он несет в себе грозу самой жизни и существованию челонвека. Безнадежными оказыванются попытки героев сохраннить свя зи с этим миром. Мы жили далеко от мира, и я сильно тосковал по своим друзья м, но ничего не доносинлось до нашего дома, отец, правда, слушал радио, но реднко... По радио передавалось все очень живое и невыносинмое... Как следствие происхондивших в мире разрушительнных процессов герои повести воспринимают общее запустенние в окружающей их жизни. В деревне, где сперва обоснонвались герои, был колхоз, бынли лошади и машины, было стадо коров, пастушка, свой медпункт. Машины куда-то иснчезли, коров съели, лошандей прибили еще раньше. Пастушиха Верка, оставшись без дела, запила и повесилась. Хлеба - ни муки, ни зерна - не было, ничего в округе не было посея но. В деревне остались только три старухи: Анисья , лсовсем обезумевншая Марфутка и рыжая Таня . Описание 85-летней Марфутки в повести перерастает в симнвол заброшенности и безыснходного сиротства человеченской жизни. Из тря пья , каким Марфутк был закутана, виднелись лишь глаза как монкрые дырочки. Печь в избе она же не топила. Картофель, на зиму перетасканный в дом, замерз, лежал гнилой мерзлой кучей. Марфутка то ли ела картошку сырой при полном отсутствии зубов, то ли развондила огонь. Когда приезжие захотели помочь Марфутке, Анисья возразила, что Марнфутка собралась на тот свет, нечего ей помогать, она найндет дорогу.

Самый страшный знак беды в повести - брошенные дети. Трехнлетнюю дочь покончившей с собой пастушихи Верки сперва передали в другую деревню, такой же, как Марфутка, бабнке. Потом ее же совсем без памя ти приютили герои повенсти. Девочка мочилась в кронвать, ничего не говорила, сонпли слизывала, слов не понинмала, ночью плакала часами. Ребенка кое-как выходили. Вскоре поя вился мланденец-подкидыш, подброшеый, видимо, новыми беженцанми из города. Четырехмеся чнный ребенок пищал пронзинтельно и безостановочно, у ненго был твердый вздутый жинвот. Ребенок мучился и орал, ла у нас не было даже соски.

Изображение бегства героев, людских бед и лишений в Нонвых Робинзонах фактически устремлено в бесконечность. Так ощущают свое положение сами герои. Когда мы будем жить как Марфутка, нас не тронут. Но нам и до этого еще жить да жить. И потом, мы ведь тоже не дремлем. Мы с отцом осваиваем новое бенжище. Завершая этими слованми повествование и не обознначив иной перспективы, авнтор повести, таким образом, солидаризируется с позицией героев.

В этом контексте может быть найдена объективная оценка отечественных антиутопий коннца XX века, во-первых, как живого, художественно состоня вшегося отклика на историченскую неопределенность происнходивших в России событий в 80-е -90-е годы, во-вторых, как свиндетельства неприя тия литерантурой мира, выраставшего из хаоса перенстройки и последовавших сомнительных антинародных реформ.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Утопия - весьма разнородный по содержанию и форме жанр литературных произведений, в котором наши соотечественники делали попытки сконструировать облик близкого или отдаленного будущего. Эти предвидения будущего в наши дни отошли так далеко от топии прошлого, что, в сущности, трудно даже говорить о какой-то преемственности жанра. Слишком многое изменилось в картине мира, в объеме и характере познаний, в психике людей за те века, что отделя ют нас от первых произведений этого жанра в русской литературе.

Утопия в наши дни стала романом, драмой, рассказом, поэмой - чем годно, но не социально-философским трактатом, каким она была раньше. Зато художественная литература нашего времени просто немыслима без картин будущего, без предвидений, без постоя нного, тревожного, пристального взгля да в завтрашний день. Никогда еще проблема будущего не стоя ла так остро. И это поня тно: темпы социального и технического прогресса невероя тно возросли, проблемы сложнились. Но за этим встает другой вопрос, гораздо более сложный: существования самого человечества.

В данной работе сделана попытка произвести хронологический анализ развития утопических и антиутопических тем будущего в русской литературе. Для систематизации впечатлений от рассмотренного материала попытаемся выразить заключительную часть нашей работы в виде списка выводов:

Вывод 1. Наиболее благоприя тная почва для прогнозов будущего в литературе - это переломные периоды человеческой истории, когда старая система рушится , а истинный характер, реальные очертания того нового, которое идет ей на смену, еще не вполне я сны даже для наиболее проницательных современников. В этих словия х социальная фантастика может не только восполнить недостающие звенья в складывающейся новой картине мира, но и выразить в художественно законченной форме так называемый дух времени, т. е. надежды и стремления , догадки и предчувствия и всю охватывающую общество страстную жажду движения и перемен. Если сопоставить хронологию развития утопии с хроникой событий политической истории в России, то легко обнаружится взаимосвя зь. Самым тя жким для страны периодам обя зательно сопутствовал бурный всплеск литературных прогнозов, поскольку в этом жанре особенно пря молинейно без "излишеств", вроде метафорических кодов, иносказательных лабиринтов, сконцентрированы надежды и опасения общества, пытающегося осмыслить свершившиеся перемены, социальные потря сения .

Вывод 2. Поначалу действие сюжетов в топия х располагались в настоя щем, в соседней точке пространства (отсюда - сюжет робинзонады). Светлое будущее или идеальное настоя щее представлено в утопии либо в виде природного и патриархального целого - деревни, садьбы, небольшого гонрода-сада, либо как продукт цивилизации - в виде сверкающего, наполненного техническими чудесами большого города. В дальнейшем топические идеальные города и страны переместились на другие планеты.

Вывод 3. Такая топия места, собственно топия (место, которого нет), продолжила свое развитие в вариант бегства в будущее - хронию (утопию времени). В топии будущего присутствует сатирический эффект обратного действия . И он возникает, как результат оценки современной писателю социальной действительности с точки зрения предполагаемого идеального будущего, с позиций временной дистанции.

Вывод 4. тописты XV - начала XIX века чаще всего оперировали гигантскими временными промежутками. Темпы жизни были так медленны, что интервал в одно-два столетия казался им слишком незначительным, чтобы за такой промежуток времени произошли хоть сколько-нибудь серьезные изменения в жизни человеческой вообще и в жизни русского общества в частности.

Писатели охотно рисовали образы хороших, образцовых царей и еще более охотно нападали на придворных, льстивых и корыстолюбивых вельмож, которые отгораживают царей от народа.

Вывод 5. С первых своих шагов фантастика в нашей стране понадобилась для воплощения пусть и наивных, с нашей точки зрения , но своих, оригинальных политических взгля дов и нанесения сатирических даров. Но научный прогресс человечества в этих произведения х почти не сопровождается социальным. В описываемом будущем остались высшие и низшие классы, господа и лакеи, осталось богатство, как критерий общественного положения .

Вывод 6. Впервые идеал общества будущего в России, за который следует бороться , в виде топической социалистической модели, нашел воплощение в романе Н. Г. Чернышевского Что делать?. Это вдохновенные картины будущего в "четвертом сне Веры Павловны".

Вывод 7. В русских произведения х литературы второй половины XIX века стали активно использоваться элементы антиутопии, проецирунющей мечту идеального общества в реальность жизни и показывающей всю непригля дность и античеловечность такого общества. Это, прежде всего, История одного города СалтыковЩедрина, Легенда о Великом инквизиторе и Бенсы Достоевского.

Вывод 8. Предреволюционные годы в России были временем консолидации не только прогрессивных, но и реакционных сил. Жанр топии был активно использован ими..

Вывод 9. В начале XX века создается последня я классическая утопия мировой литературы - это фантастический роман Богданова "Красная звезда". В марсианской топии Богданова вся социальная жизнь и отноншения строя тся в соответствии с принципами научно-организонванного общества. В этих принципах были отображены контуры и наброски всеобщей организационной науки - тектологии, основы которой Богданов разработал в 191Ч1922 годах.

Вывод 10. В советской литературе первых послеоктя брьских лет преобладают элементы топии. Искусство должно было вторгнуться в сознание масс и показать грандиозность строя щегося будущего. Но фантасты тех далеких лет так и не смогли подня ться до социального анализа гря дущих перемен, отчетливо выстроить социальную структуру общества будущего, показать духовную жизнь обитателей выдуманного мира.

Вывод 11. На каждом историческом промежутке, в противовес топическим картинам будущего, создавались антиутопические произведения . В эпоху торжества топических проектов окончательно оформился новый жанр социальной фантастики, сатиры на топию - антиутопия . Не случайно это происходит именно в начале XX века, в эпоху жестоких экспериментов по реализации топических проектов.

Вывод 12. Роман Е.Замя тина Мы - не политический памфлет, это сигнал об опасности, грожающей человеку, человечеству от гипертрофированной власти машин и власти государства. Замя тин использует хронию и рбанизм, но, с другой стороны, размывает пространственные и временные координаты.

Вывод 13. В 1930-е годы советская фантастика заметно теря ет интерес к будущему - для авторов построение коммунистического общества кажется вопросом нескольких лет. Тема "хрустальных замков" будущего и научных побед была полностью "разработана". Социальный аспект темы не развивается из-за идеологических ограничений. Наступает кризис жанра топии. Единственным аиз фантастов 1930-х, кто всерьез интересовался , как будет жить человек в бесклассовом обществе, какие социальные и этические вопросы могут возникнуть в этом обществе, остался только Александр Беля ев.

Вывод 14. К концу 1940-х годов процесс истребления художественной фантастики и топии был завершен становлением официальной литературно-идеологической доктрины. Перед фантастами стали ставить четкие прикладные задачи. топии стали не нужны. Более того - они признаны вредными. Своим существованием они подрывали веру в "правду" генеральной линии об же построенном социалистическом рае. Почти два деся тилетия эта концепция определя ла "фантастическую политику".

Вывод 15. Кратковременная хрущевская "оттепель" подарила надежды и планы на будущее. В фантастике "оттепель" наступила в 1957 году, когда на страницах журнала "Техника-молодежи" стартовала, вероя тно, самая значительная топия ХХ века - роман И.А. Ефремова "Туманность Андромеды".

Вывод 16. же к 1970-м топия практически исчезла с литературного небосклона. Она не смогла существовать в реальности застоя , с которой вступала в демонстративное противоречие. В советской литературе был возможен только один вариант будущего, иные варианты немедленно карались. Триада Ефремов-Стругацкие-Шефнер полностью исчерпала ресурсы коммунистической топии.

Вывод 17. События конца XX века в России и в мире возобновили своеобразный бум антиутопий в литературе и пробудили как бы к новой жизни классические аннтиутопии первой половины XX.века. Но с Перестройкой пришли не только гласность и подобие демократии, но и ощущение надвигающейся катастрофы.

Вывод 18. В 1990-е российская фантастика совершила неожиданный "мировоззренческий" поворот. В отечественной литературе вдруг поя вились произведения , проповедующие имперские модели будущего развития России.

Вывод 19. В конце XX века художественная российская мысль выдвинула на первый план эсхатологические идеи, вопросы и проблемы. Апокалипсис, испепеля ющий и принося щий новую суть, рассматривается писателя ми, как духовное возрождение. Социологи и философы говонря т о кризисе концепции обнщечеловеческогоа прогресса как непрерывного, неогранинченного научно-технического и промышленного роста и венличения . Современность в этих произведения х воспринимаентся , как время листорического жаса, и уже не вдохнновля ет писателей загля дывать дальше завтрашнего дня . Тем же обстоя тельством обусловлена неопределенность финалов произведений.

Суммируя все изложенное выше, можно определенно тверждать, что жанр социально-фантастического прогнозирования в отечественной литературе переживает очередной кризис. Свя зано это с тем, что в данный момент отсутствует новая философская концепция общества будущего. Мир стал, "подобно флюсу", однополя рным. Свежих идей, равнозначных коммунистическому учению в XIX веке, не создано. Само же коммунистическое чение изря дно дискредитировано семидеся тилетним практическим своим воплощением на просторах Р. Литература, вообще отвергая любую идеологию, претендунющую на непогрешимость и на иснтину в последней инстанции, предостерегает, что та может быть использована для тоталитарной социальной пракнтики. Что новый тоталитанризм может я виться совсем не с той стороны, с какой по инерции мы его ожидаем. Но это не единственная проблема. Остро встали проблемы перенаселенности, ограниченности природных ресурсов и психологических возможностей человека. И любая из этих проблем может привести общество к последней черте не только в социальном плане, но и в планетарном масштабе. Отсутствие теоретического обоснования будущего и страх от усиливающихся катастрофических процессов в мире привел к тому, что антиутопия становится преобладающим жанром в литературе. Современные топии же не предлагают оптимистических вариантов развития человеческого общества, они смирились с таким положением дел и "смакуют" тему апокалипсиса. Жанр смелого социального предвидения , прогноза, надежды сменился жанром безысходности и фатальной обреченности. Думается , что такая постановка вопроса противоестественна и человечество еще рано хоронить. Как будут решены все эти проблемы, какова будет следующая концепция развития общественной мысли? Вскоре это станет известно. Период неопределенности не продлится долго. На это просто же нет времени. А сейчас нам остается только надея ться , что общество, возможно с нашей помощью, в будущем решит эти проблемы.


Списока используемойа литературы:

1. Айзерман Л. С. Русская классика накануне XXI века. топии и антиутопии в снах героев русской литературы. - М., 2001.

2. Аксёнов В. В рифме есть что-то психоделическое // Литературное обозрение. - 1. - №4.

3. Асмус В. Платон. - М.: Мысль, 1975.

4. Горфункель А. Х. Философия эпохи Возрождения . - М.: Высшая школа, 1980.

5. Громова А. Двойной лик гря дущего: Заметки о современной топии // Альманах научной фантастики.- Вып. 1 / Сост.: К. Андреев.- М.: Знание, -1964.- С. 270-309.

6. Крылов В. Минувший век и текущий день в зеркале антиутопий // Звезда. - 2001. - №1.

7. Муриков Г. Они и Мы (несколько мыслей после прочтения романа Е. Замя тина Мы) // Звезда. - 1989. -№1.

8. Нефагина Г. Л. Русская проза второй половины 80-х - начала 90-х годов XX века. - Минск, - 1998.

9. Оруэлл Джордж. л1984 и эссе разных лет. - М., - 1989.

11. Сухих И. О городе Солнца, еретиках, энтропии и последней революции // Звезда. - 1. - №2.

14. Харитонов Е. "Русское поле" топий: Россия в фантазия х топистов и фантастов // Построение нового общества в топической и антиутопической литературе: Серия очерков. - Если. - 2001. - № 6 - 8.

17. Черная Н. И. В мире мечты и предвидения : Научная фантастика, ее проблемы и художественные возможности.- Киев: Наукова думка, 1972.

12. Шайтанов И. Анатомия топии: роман Мы в контексте творчества Евгения Замя тина // Литература. - 1. - №5.

13. Шохина В. На втором перекрестке утопий // Звезда. - 1990. - №11.