Geum.ru

Идейно-теоретическое и художественное наследие Я. В. Абрамова как феномен интеллектуальной истории

Вид материалаДокументы

Содержание


Библиографический список
Подобный материал:
  1   2   3

Идейно-теоретическое и художественное наследие Я.В. Абрамова как феномен интеллектуальной истории


В.М. Головко


В контексте идейной борьбы двух последних десятилетий XIX века и взаимодействия различных философско-социологических концепций путей дальнейшего исторического развития России рассматривается интеллектуальная и общественно-литературная деятельность Я.В. Абрамова как идеолога демократического просветительства – одного из течений общественной мысли «переходной эпохи», как мыслителя, утвердждавшего необходимость экономического, культурного и нравственного обеспечения мирного, постепенного социального прогресса.


Ключевые слова: «постепеноство снизу», демократическое просветительство, народничество, «работа в народе», теория «малых дел», «малые» и «великие» дела, интеллектуальная история.


The article reviews the intellectual and social literary activity of Ya.V. Abramov, who is regarded as an ideologist of democratic educational and cultural activities (that had been a trend in social philosophy of the “transitional age”), as a philosopher standing for the need of developing the economical, cultural, and moral basis for peaceful and gradual social progress, within the context of ideological contest that took place in the two last decades of the 19th century in Russia, as well as of interaction between different philosophical sociological concepts describing the possible ways of Russia’s further historical development.


Key words: “gradual changes from the downside”, democratic educational and cultural activities, narodnik movement, “working within the people”, “small deeds” theory, “small” and “great” deeds, intellectual history.


Творческий феномен Я.В. Абрамова является предметом, в равной мере привлекательным для исследований в области общенациональной и локальной гражданской истории и культуры. Результативность форм самоактуализации его личности была обусловлена органической взаимосвязью проникновения в реальную повседневность, того знания, которое складывалось в результате наблюдений над жизнью южно-русского региона, и способностью видеть в конкретных фактах проявление закономерностей поступательного исторического развития, предрасположенностью к аналитизму и широким обобщениям.

Изменения в самосознании современного общества позволяют по-новому оценить интеллектуальный и творческий опыт многих великих мыслителей прошлого, в том числе и Я.В. Абрамова, вклад которого в социально-культурное развитие страны и Ставропольского региона долгое время либо замалчивался, либо характеризовался односторонне. Идейно-теоретическое, художественное, эстетическое и публицистическое наследие этого выдающегося общественно-литературного деятеля до недавнего времени оставалось невостребованным, необоснованно воспринималось как маргинальное явление.

Художественные и социологические концепции Я.В. Абрамова, как и других крупных представителей национальной культуры, обосновывавших идею эволюционного развития общества, актуализировавших проблему толерантности в качестве центрального вопроса либеральной традиции, который лишь в XX веке был зафиксирован в статусе «морального идеала» (Питер Николсон, 1985) [36], до сих пор не были предметом системного научного изучения. У истоков этого течения русской общественной мысли стоял великий русский писатель И.С. Тургенев, который в 1870-е – начале 1880-х годов в своих художественных произведениях, статьях и письмах активно пропагандировал программу «постепеновства снизу».

Философско-социологическая прогностика общественно-литературных деятелей, пропагандировавших программу «скромной деятельности» «полезных… народных слуг» [40, П., т. 10, с. 296], в историко-функциональном аспекте может восприниматься сегодня как продуктивная идея социального переустройства России, в своё время дискредитированная хранителями «наследства» шестидесятников, некоторыми народническими идеологами, марксистскими теоретиками. На фоне революционных событий их времени эта прогностика «мирных сторонников прогресса и свободы» [29, т. 2, с. 163] предстаёт как нереализованная в исторической практике концепция «постепеновства», к осознанию значимости которой российское общество подошло только сейчас.

Известным современным социологом литературы П. Бурдьё [21; 22] обоснована научная идея, согласно которой объектом культурологического и литературоведческого анализа при изучении «поля литературы» становится исследование «самого существования социальных пространств, в которые помещёны агенты, принимающие участие в культурном производстве» [22, с. 23]. Такими пространствами, взаимодействующими с литературным, являются философское, социологическое, научное, «поле власти» и т. д. Помимо анализа позиций литературного поля внутри поля власти и структуры данного литературного поля, важен третий уровень его изучения – «анализ того, как сформировались габитусы занимающих… позиции (позиции «индивидуумов или институтов». – В.Г.) агентов, то есть анализ становления диспозиций, которые, будучи продуктом некоторой социальной траектории и некоторой позиции внутри литературного поля, находят в этих позициях… возможности для реализации» [22, с. 24].

Изучение идеологического и культурно-философского контекстов формирования общественно-литературных позиций Я.В. Абрамова, процессов приближения и отталкивания по отношению к концепциям народнических теоретиков, социологов и публицистов имеет первостепенное (в условиях, когда архив писателя остаётся научно не обработанным) значение для уяснения его места в общественно-литературном движении «переходной эпохи», для определения генезиса его идей и характеристики социально-эстетического идеала. Это, в свою очередь, диктуется необходимостью создания объективной научной картины «борьбы идей» и социокультурной ситуации одного из самых сложных периодов исторического развития России, на протяжении длительного времени изучавшегося только с марксистско-ленинских позиций. Поскольку места Я.В. Абрамову в такой научной картине «эпохи безвременья» (по терминологии историографии недавнего прошлого) не нашлось, то исследование его общественной деятельности и художественно-публицистического наследия только начинается. Созданные исторической и филологической наукой метанарративы с их универсальными и по этой причине схематичными парадигмами стадиального развития не содержат в себе условий и предпосылок для объективного − без идеологического нажима – анализа всей сложности, плюралистичности подходов к эпохальному вопросу времени Я.В. Абрамова – «чем нам быть?» [см., напр.: 31; 42], а, следовательно, для аутентичного освещения различных филиаций и типологических разновидностей в идеологическом и социокультурном пространстве времени, «когда всё переворотилось и только укладывалось» (Л.Н. Толстой). Но Я.В. Абрамов и в подобных метанарративах не идентифицировался: он отождествлялся с социологами и публицистами «Недели», апологетами «теории малых дел», только, как правило, на основании биографических данных и имеющих чисто идейных перекличек. Эпистомология гуманитарного знания как «не вполне ещё отрефлексированная предметная область» даже в конце XX века [35, с. 20], в недавнем прошлом не располагала такими научными критериями, которые бы обеспечивали достоверность выводов об общественно-исторической и культурологической значимости идей «либерального эволюционизма», точнее, демократического просветительства 1870 – 1880-х годов (И.С. Тургенев, Л.А. Полонский, К.Д. Кавелин и др.), в идейной парадигме которого формировался габитус Я.В. Абрамова. Этим и вызваны традиционные стереотипы в оценках его мировоззрения и характера деятельности, нередко тенденциозные и односторонние.

Один из таких стереотипов – представление об «абрамовщине» [19; 33; 34], отождествление мировоззренческих позиций Я.В. Абрамова и тех мыслителей из его ближайшего окружения, которыми была создана «теория малых дел» и с концепциями которых в отдельных моментах перекликался он в определении тактики действования во имя прогрессивного развития страны. В изучении «теории малых дел» наука в последнее время продвинулась вперёд [27]. Но по-прежнему эту теорию рассматривают в качестве «одного из симптомов идейного кризиса народничества, его либерального перерождения», а Я.В. Абрамова считают «идейным выразителем» и даже «создателем» «теории малых дел» [34]. Её сторонники − сотрудники либерально-народнической газеты «Неделя» И.И. Каблиц (Юзов), С.Н. Южаков, С.Н. Кривенко и др. вместе с В.П. Воронцовым, Н.К. Михайловским, Н.Ф. Даниельсоном и др. относятся в некоторых источниках к тем деятелям либерального народничества, которые «в обстановке идейного и организационного разброда народнического движения… проводили компромиссную линию в критике буржуазных порядков, в решении земельного вопроса» и т.д., апеллируя к самодержавию как к некоему внесословному, «надклассовому арбитру» [34; 25]. Более того, все основные «положения народничества» рассматривались как проявление «мелкобуржуазного утопизма» и «мещанского радикализма» [34]. Хотя уже появились работы, в которых исследуются специфические оттенки и различия в социологических доктринах Н.К. Михайловского, И.И. Каблица, В.П. Воронцова, С.Н. Южакова, Н.Ф. Даниельсона, С.Н. Кривенко, Н.А. Демерта и др. (работы В.А. Мыслякова, В.В. Зверева, Н.Г. Павловой, Д.Д. Жвания, В.И Харламова, Б.П. Балуева и др.), но в отношении Я.В. Абрамова и его интерпретации «теории малых дел» ещё сохраняются оценки, характерные для периода господства марксистско-ленинской идеологии. Сама «теория» по-прежнему трактуется как «программа тихой культурной работы», рассчитанная на то, чтобы «улучшить экономическое положение народа путём организации народного кредита, страхового дела, содействия покупке земель крестьянами» [34] «при сохранении основ современного общества» [32, т. 1, с. 272] и т.д. Эти положения не исчерпывают содержательной сути абрамовской концепции «постепеновства снизу», мирного, постепенного прогресса.

Но в ряду тех деятелей либерального народничества, наследие которых рассматривалось с точки зрения их самобытности, отличительных особенностей созданных ими теорий, а также в свете корректировок методологии субъективной социологии [25], Я.В. Абрамову места не нашлось. Даже в новейших исследованиях он относится (без всякой критической проверки) к числу тех народнических идеологов, которые заложили традицию дискредитации русской интеллигенции (Г.П. Сазонов, Н.Н. Златовратский, В.П. Воронцов, И.И. Каблиц-Юзов, А.С. Пругавин, С.Н. Южаков) [37], и это несмотря на то, что во многих своих произведениях вдохновенный публицист и просветитель писал об «обязанности каждого интеллигентного человека… работать над облегчением материальной нужды народной массы и духовным просветлением её» [10, с. 224]. Без специального изучения историко-культурного наследия этого очень известного в своё время прозаика и публициста, идеи которого оказывали большое влияние на общественное сознание 1880-х – 1890-х гг., не будет полной и объективной характеристика умственного движения целой эпохи, недостаточно изученного и освещённого современной наукой.

Дискуссионным является сам вопрос, справедливо ли теория «малых дел» называется «абрамовщиной»? Ещё в давних, но авторитетных работах по истории русской журналистики основным пропагандистом «тихого культурничества» в газете «Неделя» назывался не Я.В. Абрамов, а И.И. Каблиц (Юзов) [23, т. 2, с. 241; см. также: 43]. Приверженцы «теории малых дел» проблемы народной жизни рассматривали «с опорой на самобытные социальные институты русской деревни», «с учётом моральной природы русского крестьянства, то есть в свете теории “почвы”» [25]. Многое их сближало в этом отношении с Н.К. Михайловским, В.П. Воронцовым, Ф.А. Щербиной и др. Но апелляция к крестьянской общине, к идеям «почвы», а также нигилистическое отношение к интеллигенции (если иметь в виду и художественное творчество первой половины 1880-х годов, и публицистику Я.В. Абрамова), не свойственны ему, не характерны для его программных установок. «Теория малых дел» И.И. Каблица-Юзова, С.Н. Южакова и других либерально-народнических социологов «почвеннической» ориентации [см.: 37; 43; 47], с одной стороны, и просветительские установки Я.В. Абрамова, рассматривавшего «скромную деятельность» «полезных людей» как один из факторов социокультурного прогресса, – с другой, вытекают из разных мировоззренческих источников, имеют различный генезис, укоренены в таких социальных и культурных традициях, которые в отдельных моментах даже противоположны друг другу. На основании внешних перекличек отдельных элементов разнородных, по сути, идеологических систем, можно прийти к весьма недостоверным выводам (что, по нашему мнению, имеет место в истории изучения «абрамовщины»).

Если, например, рассматривать автономно, то есть за пределами внутренних связей всех элементов системы «постепеновства снизу» И.С. Тургенева (к которой максимально приближался Я.В. Абрамов), одно из его программных высказываний, то может сложиться впечатление, что великий писатель-философ является апологетом «теории малых дел». Приведем отрывок из его письма А.П. Философовой от 11 (23) сентября 1874 г.: «Времена переменились; теперь Базаровы не нужны (курсив И.С. Тургенева. – В.Г.). Для предстоящей общественной деятельности не нужно ни особенных талантов, ни даже особенного ума – ничего крупного, выдающегося, слишком индивидуального; нужно трудолюбие, терпение; …нужно уметь смириться и не гнушаться мелкой и тёмной и даже низменной работы. Я беру слово: низменной – в смысле простоты, бесхитростности, «terre a terre'a». Что может быть, например, низменнее – учить мужика грамоте, помогать ему, заводить больницы и т.д. На что тут таланты и даже учёность? < …> …Это всё теперь неуместно ─ и смешно толковать о героях или художниках (курсив И.С. Тургенева. – В.Г.) труда. <…> Всё так, но примириться с этим фактом, с этой серенькой средою, с этой скромной деятельностью многие не могут сразу» [40, П., т. 10, с. 295 – 296]. Суждения И.С. Тургенева о «скромной деятельности» «полезных рабочих и народных слуг» [40, П., т. 10, с. 296] (курсив И.С. Тургенева. – В.Г.) ничего общего не имели с «теорией малых дел». Он вообще, как отмечали современники, был «человеком, не способным уложиться в тесные рамки какой-нибудь исключительной политической доктрины» [29, т. 2, с. 163]. Эти суждения в устах «мирного сторонника прогресса и свободы» [29, т. 2, с. 163] были откликом на дискуссии о том типе общественного деятеля, который востребован «периодом… разложения и сложения, переживаемым народной жизнью» [40, П., т. 10, с. 296]. Попыткам «насильственно вламываться в народную жизнь с чуждыми ему (народу – В.Г.) принципами и теориями», он, как и Л.А. Полонский, а позже – Я.В. Абрамов, противопоставлял (это отмечал в своих воспоминаниях Г.А. Лопатин) стратегию постепенного «созревания» предпосылок для проведения идеалов справедливости и свободы в жизнь [29, т. 1, с. 368]. Идеология демократического просветительства, суть которой раскрывалась в программных высказываниях И.С. Тургенева [см.: 45], публициста «Вестника Европы» и «Страны» Л.А. Полонского [24], К.Д. Кавелина, вбирала в себя либеральные ценности (в духе «демократизма 1840-х годов», как о том говорил И.С. Тургенев в 1879 г. [40, С., т. 15, с. 58], многие черты просветительства 1860-х годов, освобожденного при этом от революционно-радикального пафоса. Речь шла о принципиально ином, мирном пути общественного развития в целях кардинального, но в рамках реально сложившихся отношений, изменения социального бытия широких слоев крестьянства и трудового народа. Справедливости ради следует сказать о том, что в отдельных суждениях о прогрессе, о необходимости «работать в народе» [41, с. 400], о роли просвещения масс и т. д. Я.В. Абрамов во многих моментах сближался с В.П. Воронцовым, а также И. И. Каблицем (Юзовым) и другими теоретиками «малых дел», но его сущностное отличие от «почвенников» заключалось в отрицании той роли крестьянской общины, которую отводили ей социологи и публицисты «Недели». В отличие от многих из идейного окружения Я.В. Абрамова у него не было исторических иллюзий относительно позитивных и носящих в себе «зародыши будущего» сторон крестьянского уклада жизни (как и у Тургенева). Герои его художественных произведений, становившиеся очевидцами разложения крестьянского «мира», по сути, выступали как «оппоненты» многих основополагающих идей апологетов «почвы», «эмоционального» начала, этнокультурной и социально-психологической специфики русского народа. В рассказе «Ищущий правды» крестьянин станицы Шалашной Афанасий Лопухин, адепт крестьянской общины и «большой идеалист», на собственном опыте убеждается, что общины как «мира справедливости и равенства, где “каждый за всех и все за одного”, давно не существует» [8, с. 36, 37]. «Старый строй, − пишет автор, − стал рушиться, старые обычаи стали исчезать. “Мир” мало-помалу превращался в собрание людей, ничем не связанных друг с другом, людей, интересы которых не только не солидарны, но часто прямо противоположны. <…> Усиливалась нужда; как грибы росли и множились кулаки. Нужда заставляла гнаться за копейкой, а погоня за копейкой разрывала всякие связи» [8, с. 37]. Отсутствие иллюзий в отношении крестьянского «мира», «опчества», то есть общины, резко отделяло Я.В. Абрамова как прозаика и публициста от «почвенников» типа В.П. Воронцова, И.И. Каблиц-Юзова, С.Н. Южакова, А.С. Пругавина и др. Всё это приводит к выводу о необходимости дифференциации течений и идеологических разновидностей в либеральном народничестве, об актуальности идентификации мировоззренческих и общественно-литературных позиций Я.В. Абрамова, заметно отличавшегося от мыслителей его круга и, прежде всего, от ортодоксальных сторонников «теории малых дел» в решении проблем социального и культурного прогресса России. Кстати, ещё Л.Н. Толстой в «Анне Карениной» (1873 – 1877) и Н.Н. Златовратский в «Золотых сердцах» (1877) ставили вопрос о сомнительности результатов «муравьиного труда» (Н.Н. Златовратский), то есть «малых дел»: эти произведения современной ему литературы Я.В. Абрамов просто не мог не знать, поскольку к творчеству Л.Н. Толстого всегда проявлял живой интерес, поддерживал с писателем творческие связи (известно послесловие Л.Н. Толстого к статье Я.В. Абрамова о гонениях на духоборцев, опубликованной в 1895 году*), а с Н.Н. Златовратским работал в редакциях периодических изданий, печатался с ним в одних и тех же номерах петербургских журналов (например, в журнале «Устои»).

«Теория малых дел» на практике оказалась вульгаризацией «особых доктрин народничества» И.И. Каблица-Юзова, В.П. Воронцова, С.Н. Южакова и т.д. В повести А.П. Чехова «Дом с мезонином» (1896), например, «художник» − один из главных оппонентов этой теории − доказывает, что «земство», «медицинские пункты, школы, библиотечки, аптечки, при существующих условиях, служат только порабощению. Народ, − по его словам, − опутан цепью великой», и тактика «малых дел» «лишь прибавляет новые звенья» в этой цепи, поскольку ориентирована не на «вечное и общее», а на «временные, частные цели»: «причины… болезней» общества она не затрагивает [44, C., т. 9, с. 184, 186]. Но именно такие «причины» становились предметом рефлексии Я.В. Абрамова − и прозаика, и публициста, в центре внимания которого, по его словам, был именно «строй общественных отношений» [8, с. 36]. По этой причине его, как и другого писателя-народника – С. Каронина (Н.Е. Петропавловского), в большей мере интересовали не «типы людей», а «типы общественных явлений».

Своё отношение к трактовкам «теории малых дел» Я.В. Абрамов выразил в статье «Малые и великие дела» (1896), написанной как отклик на повесть-рассказ А.П. Чехова «Дом с мезонином» [10]. Смысловой центр статьи находится в поле притяжения не народнического активизма (С.Н. Кривенко, например, излагая своё понимание программы «служения народу» в статье «По поводу культурных одиночек» (1893), говорил о необходимости оказания реальной помощи крестьянам [30]) и не идей «малых и великих дел» В.П. Воронцова, связывавшего цели «народного производства» с организацией «новых социально-культурных сил и распространением знаний и идей в массе населения» [26], а программы «постепеновства снизу» И.С. Тургенева и Л.А. Полонского. Я.В. Абрамов, которого в работах не только прежних, но и последних лет называют автором «теории малых дел», в статье «Малые и великие дела» отказывается от авторства лейбла «малые дела»: «Самый термин «малые дела», изобретённый этими писателями (то есть публицистами тех «органов печати», которые «говорят с чрезвычайным озлоблением против «малых дел», а в то же время якобы «стоят и за народное образование, и за организацию врачебной помощи для народа, и за подъём производительности его труда» – В.Г.), ясно показывает, с каким пренебрежением и озлоблением относятся они к данному явлению нашей жизни» [10, с. 214 – 215].

Отклик Я.В. Абрамова на повесть-рассказ «Дом с мезонином» до сих пор не был известен исследователям и не учитывался даже авторами научного комментария к этому произведению в академическом Полном собрании сочинений и писем А.П. Чехова [см.: 44, С., т. 9, с. 488−496], хотя от их внимания не ускользнули гораздо менее значимые и не столь оригинальные суждения других критиков. Примечательной его особенностью является то, что Я.В. Абрамов, тонко воспринимая и ощущая специфику реалистического стиля писателя, в художественной системе которого опредмечивается множество точек зрения на сообщаемое в тексте, дифференцирует точки зрения автора как носителя творческой концепции произведения и героя, дискредитирующего теорию и практику «малых дел». Я.В. Абрамов спорит не с Чеховым, а с «художником», главным оппонентом Лидии Волчаниновой, занимающейся организацией «школ, аптечек, библиотечек» и т. д. Он убежден, что автор «Дома с мезонином» одним из первых дал оценку «отношений некоторых господ к тому, что составляет основу культурной работы, к тому, без чего немыслимо движение… народа вперёд, к великой, требующей любви, самоотвержения и высоких качеств характера деятельности людей, беззаветно отдающихся служению народным нуждам» [10, с. 215].

Эта статья весьма показательна с точки зрения интерпретации Я.В. Абрамовым «теории малых дел» и его отношения к ней. Он видел в позиции критиков «малых дел» самый главный недостаток – отсутствие не только конструктивного начала в бинарной оппозиции «великие / малые дела», но и самой оппозиции как таковой, потому что в их суждениях отсутствует содержательный комплекс концепта «великие дела». Говоря о «беспомощности» и даже вредности «малых дел», люди, подобные чеховскому «художнику», по убеждению Я.В. Абрамова, ничего «великого» не совершают: «…Мы всё не видим тех великих дел, которые должны бы совершаться этим сортом людей, − пишет он. – Как ни скромна деятельность тех, которые занимаются «малыми делами», она уже даёт результаты…; но что делают и чего достигают противники «малых дел», этого до сих пор ещё никому не удалось заметить» [10, с. 216]. В отсутствии «громких дел» (вспомним суждения по этому поводу И.С. Тургенева) Я.В. Абрамов усматривает особенности времени, социальной ситуации в России, переживающей период «разложения и сложения», и именно потому «гонителям “малых дел”» он какую-либо перспективную, проектную альтернативу, казалось бы, на первый взгляд, не противоставляет [10, с. 216]. Но то, что эти «гонители» сами «не занимаются главным», более того, собственное «ничегонеделание» позиционируют как «нечто идейное», как «результат высших соображений» [8, с. 218], вызывает его резко критическую оценку. Я.В. Абрамов упрекает «гонителей “малых дел”» за то, что они отказались от «исканий правды», что своей критикой работы в «народно-просветительских учреждениях» [10, с. 214] тех, кого упрекают в «прибавлении новых звеньев цепи», опутывающей народ, они лишь «прикрывают собственное убожество, собственную неспособность к чему бы то ни было» [10, с. 220]. В изображении «художника», в позиции которого интегрированы идеи «разных публицистов», «постоянно фигурирующих в нападках на “малые дела”», А.П. Чехов, по мнению Я.В. Абрамова, «оказался замечательно верен натуре» [10, с. 221]. Эта литературно-критическая интерпретация «Дома с мезонином» перекликалась с отзывами М. Полтавцева (М.И. Дубинского) (Биржевые ведомости. – 1896. − № 113. – 25 апреля), И. Н. Игнатьева (Русские ведомости. – 1896. − № 117. – 29 апреля), Р.И. Сементковского (Ежемесячные литературное приложение к «Ниве». – 1896.  № 6. – С. 387), А.М. Скабичевского (Новое слово. – 1897. − № 4 . – С. 161) и т. д., но в отличие от других критиков Я.В. Абрамов акцентирует внимание не столько на «бездеятельности» героя Чехова и «сухости», ортодоксальности Лиды Волчаниновой, сколько на «ужасе того положения вещей, при котором «миллиарды людей живут хуже животных», и как следствие – на проблемах «служения народу», «великой культурной работы», одной из исторически необходимой форм которой были «малые дела» [10, с. 221−223].

Это вовсе не означало, что Я.В. Абрамов выступал с проповедью «малых дел». Он, как и герой А.П. Чехова, осознавал, что надо людям «дать… возможность “подумать о душе”, реализовать “призвание каждого человека в духовной деятельности”» [10, с. 223]. Именно этим целям, с его точки зрения, служат люди, «работающие над просвещением народа» [10, с. 220], что принципиально отличает их от «гонителей “малых дел”». Подобная деятельность является