Что ты хочешь от меня,- спросил я её, всё ещё находясь под влиянием её чар.
Просто хочу, чтобы ты выслушал одну историю. Может быть, ты опишешь её потом. До рассвета есть несколько часов… Это история о любви... Это было действительно неожиданно.
Любви?- переспросил я её,- твоя сестра могла бы рассказать о любви более… живее что-ли… - я не находил слов. - Это несколько парадоксально: Смерть желает поговорить о любви…Хотя твой прекрасный образ… - я замолчал и закрыл глаза на секунду. Воображение вспыхнуло и я вновь увидел удивительную красоту той, чьё присутствие порой так ужасает неподготовленную душу.
Есть одно “но “, - я открыл глаза. Во мне заговорил литератор. – Чтобы быть героиней рассказа ты должна… как - бы это сказать… быть внутри меня. Я знаю своих персонажей по с р о д с т в у с сами собой. Иначе не будет достоверности…
Как только ты родился, так сразу же начал и своё умирание, - перебила меня Смерть. – Я всегда с тобой, всегда в тебе. В чём же твоя проблема? – она откинулась на спинку кресла. Ум светился в её чёрных глазах, которые смотрели сквозь меня. Я невольно поёжился.
Недавно я перечитывал письма Аполлония,- сказал я. Современник учителя Иисуса, он уверяет, что никакой смерти нет, кроме как по видимости…
Об этом мы поговорим с тобой чуть позже, когда я приду за тобой в последний раз, - медленно проговорила Смерть и, помолчав, добавила: - Просто на меня можно смотреть с двух противоположных точек, с точки зрения души и с точки зрения тела. А это вечный спор, поскольку головы у людей разные… Чтобы отказаться от меня, нужно отказаться и от моей сестры… Жизни …А ты… так любишь красное вино, - она засмеялась. Мне почему - то стало легко. Она была права. Потом опять пришла мысль о Иоганне и я помрачнел.
Как же ты выглядишь на самом деле? – спросил я у Смерти, - если это, конечно, не секрет,- добавил я.
Как может выглядеть электрический разряд в течение нескольких минут? Переход одного состояния в другое под моим именем? Ну, это чистая метафизика…Словом, каждый видит своё. Я прихожу в том образе, который сложился обо мне у умирающего.
Надеюсь, Иоганн, этот добряк, не увидит тебя жутким скелетом в балахоне с отточенной косой в руке?.. Смерть улыбнулась.
Это тайна, - сказала она.
А если в тебя не верят? – спросил я.
Умирает всё, что живёт здесь. Это закон низшей полусферы бытия. Парадокс, но смыслом жизни является смерть. Моим смыслом, смыслом смерти, является жизнь. Другая жизнь…Мы не можем друг без друга, мы близнецы… Люди плохо разбираются в этом.
Ты хотела рассказать мне о любви. Я думал, ты беспристрастна.
Беспристрастен Тот, Кто стоит за мной. Меня же можно умолить, упросить, отдалить или приблизить…Всё зависит от человека, от его воли, веры, состояния души. Люди более свободны в таких вещах, чем они думают. Самоубийцы, например… Смерть замолчала.
“ Людьми играют боги, словно мячиком…” – процитировал я.
Да, это Плавт, - задумчиво произнесла Смерть, - он крутил мельничный жернов, чтобы только прокормиться… Древние мудрецы, я говорю о настоящих мужах, все предпочитали меня моей сестре. Они стыдились несовершенства тела и ума… - в глазах её стояла отрешенность. Она замолчала. Я подбросил дрова в камин. Язычки пламени заметались, облизывая сухие поленья. Я снова уселся в свое удобное кресло. Несколько минут мы молчали.
Всё же это своеобразная честь для меня, - тихо сказал я, - вот так сидеть и запросто беседовать со Смертью… Тем более, что я ещё не мудр, ведь уже однажды я показал тебе свое неумение умирать …
Смерть подняла на меня глаза.
У тебя всё ещё впереди, Анье. Время истекает. Пора начинать мой рассказ, - сказала она.
Я готов, - ответствовал я. И Смерть приступила к рассказу:
Чтобы ты лучше понял меня, начну издалека. Ты слышал об Афродите или Венере Книдской? Статуя её была сделана Праксителем, и Плиний считал её шедевром в пределах этой вселенной. Она стояла в храме на острове Книд… Но мало кто знает, что эту статую Пракситель ваял, глядя на свою возлюбленную – гетеру Фрину. Мысли греков всегда вещественны, телесны, как и их статуи… Я же нашла своего Праксителя. Он жил много веков позже, и мир ничего не знает о нём. Странно? Он ваял один и тот же образ. Он хотел превзойти Венеру Праксителя. Образец за образцом он разбивал неудавшиеся статуи. Год шёл за годом. Мастерство его росло, но мир не видел его произведений, потому что они превращались в черепки. Задача его была великой. Он мечтал помимо прекрасной телесности выразить ещё и внутреннюю красоту, он хотел, чтобы камень отобразил всё это. Он искал образец для статуи и не находил его. Он искал совершенства мадонн, но обнаженность тела убивала высоту помысла. Проще было найти телесную красоту, но убогость внутреннего мира натурщиц вела художника от депрессии к депрессии. Вот так мы и встретились. Невыполнимость задачи заставила его искать смерти, и я пришла к нему, как прихожу к мечтателям и поэтам, а не как к негодяям и подлецам. Он был поражен моей красотой, ослеплен ею, и его еле вернули к жизни, - срок его пребывания на земле ещё не был чётко очерчен… Не знаю, что со мной случилось… Я любила многих: чистых я уводила с собой молодыми, чтобы грязь не оскверняла их; целовалась с поэтами перед дуэлью; стояла у художников за спиной, чтобы обострить чувствительность их пальцев; святым разрешала срывать мои покрывала с умерших и излечивать неизлечимых. Но он… он увидел то, что не видел доселе никто. Он увидел мою внутреннюю красоту, понимаешь, Анье. Он увидел внешнее и внутреннее как одно целое. Он увидел во мне образец для своего творения. Целуя мне ноги, он любовался моим внутренним свечением…Всё длилось недолго… Врачи, эти материалисты, они вернули его к жизни… Сестра ворвалась, как всегда, без стука, шумно, неожиданно, щебеча и порхая, смеясь без удержу, вся в солнечных лучах и птицах, запахе сирени и мёда, с букетом белых цветов в руках…Она… она обманула его… Она подменила меня, всего один раз, на сцене… И он спутал меня с нею. Ведь мы так похожи. Только в сестре моей больше обмана, чем во мне. Я никогда не обещала ему вечной смерти. Она же обещала вечную жизнь тому, кто не был к ней готов…Он поверил, он забыл обо мне…
Он не сделал статую, - понял я, опуская голову.
Да, - тихо сказала она. – Он был и остался добрейшим человеком, но талант его исчез. Моя сестра обманула его.
Неужели никто, кроме твоего чудака скульптора, не видел твоего настоящего лица?- спросил я, словно чувствуя, что нахожусь рядом с тайной.
Я играла с мириадами людей… в их душах страх. Страх, перевешивающий Красоту. В моём возлюбленном Красота перевесила страх…
Как же он умер? – с любопытством спросил я.
А этого я тебе не скажу, - сказала Смерть, разглаживая ладонью балахон на коленях, - закончи рассказ на полуслове, вернее, не заканчивай его. Поставь многоточие… Оставшиеся до утра несколько часов мы провели в лёгких беседах о св. Франциске, Титанах, докторе Фаусте, продавшем душу Асиелю, благословенных индусах и о… Впрочем, это уже не так интересно.
Скоро утро… - я встал, чтобы разворошить потухшие уголья. – Я хотел спросить… Попросить тебя, раз уж ты здесь, попросить о старике… Иоганне. Ты можешь сделать так, чтобы ему не было больно?..
Больно? – сидящая в кресле прищурила глаза и снисходительно покачала головой, - ты так и не выбрался из детских сказок, Анье… Я не боль, я облегчение, я снятие непосильных нош, смешных обязательств, выдуманных долгов… Я прекращение игры, Анье. Всё должно умереть, чтобы родиться вновь, или никогда уже не умирать. Таков закон, милый поэт. Она встала с кресла.
Я пойду, мне пора… Время истекло. Иоганн уже ждёт меня, - Смерть улыбнулась мне и плавно двинулась в сторону двери. Правой рукой она поправила капюшон, и я напрасно щурился, пытаясь разглядеть её лицо. Оно было в тени.
До встречи, Анье, - лёгкий взмах у дверей.
Кто дал тебе такое имя? – крикнул я вслед уходящей. Я хотел спросить об этом в течение всей ночи, но только сейчас вспомнил. Она не обернулась. Закрылась дверь. Где-то внизу звякнул колокольчик. Иоганн не пришёл попрощаться… Рассеянно я подошел к окну. Рассветало. Непогода утихла. Лёгкие лучи Солнца розовато пробивались через туман… И вдруг я увидел их. Там, в саду. И то, что я увидел, навсегда врезалось в мою память: они шли, и мне казалось, ноги их не касаются земли, они словно плыли над туманом. Я смотрел им вслед и видел сутулую спину Иоганна и ту, которую он держал за руку – маленькую девочку в простом белом платьице с белым цветком в белой руке…Теперь я знаю имя скульптора. И, хотя давно не молод, у меня влажнеют ресницы, когда я думаю о прошлом, настоящем и будущем так: ”Всё понять – всё простить“.
