Марсия миллман, Розабет Мосс кантер введение к книге
Вид материала | Документы |
- С. И. Введение к книге, 262.94kb.
- Мосс М. Общества. Обмен. Личность., 336.8kb.
- И. А. Муромов введение вэтой книге рассказ, 11923.67kb.
- Роберт Мосс врата сновидений, 352.87kb.
- Ю. Б. Можгинский Агрессивность детей и подростков Распознавание, лечение, профилактика, 606.05kb.
- А. А. Сирина нимат: обычай дележа у северных тунгусов, 1026.38kb.
- К практикуму по введению в языкознание, 543.26kb.
- Программа поддержки книги и пропаганды чтения «Читающий Кыргызстан» («Окурман Кыргызстан»), 215.31kb.
- Статья посвящена книге А. И. Солженицына «Архипелаг гулаг», 150.9kb.
- Введение, 3284.19kb.
Марсия МИЛЛМАН, Розабет Мосс КАНТЕР
Введение к книге
“Другой голос: Феминистские взгляды
на общественную жизнь и социальные науки”1
Millman, Marcia and Kanter, Rosabeth Moss. “Editorial Introduction”. In: Another Voice: Feminist Perspectives on Social Life and Social Science. Edited by M.Millman and R.M.M.Kanter. NY:Anchorn books. 1975. P.vii-xvii. Пер. с англ. А.Бородиной, ред В.Успенской - для семинаров Тверского центра женской истории и гендерных исследований по проекту "Научно-методическое обеспечение интеграции гендерного подхода в преподавание социально-гуманитарных дисциплин" (грант Женской сетевой программы Института "Открытое общество"), Тверь, 2003.
Все знают сказку о новом наряде короля: хотя горожане и убедили себя в том, что король одет в элегантные одежды, маленький мальчик, обладающий неискажённым взглядом, показал народу, что, по сути, король-то голый. Сказка учит нас одной из основных социологических установок: действительность субъективна или, другими словами, подвержена социальным дефинициям. Сказка также напоминает нам, что коллективные заблуждения можно устранить, посмотрев на мир свежим незамутнённым взглядом.
Освободительные движения в этом смысле во многом напоминают вышеупомянутый сказочный сюжет: они делают возможным для людей увидеть мир в расширенной перспективе, устраняя пелену и шоры, затуманивающие знание и наблюдения. За последнее время ни одно общественное движение не оказало столь пугающего, имеющего далеко идущие последствия влияния на образ действия и мировоззрение людей в мировом масштабе, как это сделало женское движение. Подобно сторонним наблюдателям парадного королевского шествия, мы можем видеть те вещи, - и откровенно говорить о них, - которые всегда были на своём месте – их просто не распознавали. В самом деле, сегодня невозможно не заметить те черты общественной жизни, которые были невидимы глазу ещё десять лет назад. Перемены в личном и общественном сознании наводят на мысль о некоторых из наиболее значительных проблем социологии: вопросы о знании, о том, насколько знания о мире и восприятие людей обусловлены их конкретными позициями в социальных структурах.
Несмотря на то, что социология зачастую подразумевает “единое общество” (хотя и с классовыми различиями), гораздо более вероятным является то, что члены различных социальных категорий, – таких, как женщины и мужчины, - по-разному расположенных в социальной структуре, в субъективном и буквальном смыслах обитают в разных социальных мирах и реальностях. Рассуждая в русле идеи об экспансии сознания, пришедшей из женского движения, становится очевидным, что бóльшая часть того, что мы понимали под исследованиями общества, представляет собой не что иное, как мужские исследования мужского общества (одолжим высказывание Джесси Бернард, 1973). Феминистские критики показали нам, насколько социальные науки предопределялись моделями, репрезентирующими мир, которым управляли белые мужчины, вследствие чего все наши исследования социальной действительности были ограничены частными интересами, взглядами и опытами именно этой группы. По мере того, как новые группы оспаривают сложившуюся структуру власти и приобретают новые роли и возможности, возникают и новые модели (устройства) общества.
Издание настоящего сборника было предпринято с целью критического переосмысления социологии, а также с тем, чтобы задаться вопросом: каким образом наше знание о социальном устройстве мира и общественном поведении может быть расширено, чтобы включить в себя более широкий круг теорий, подходов и социальных реальностей. В частности, предполагается изучить реальности, ранее невидимые, но теперь обретшие плоть и кровь благодаря женскому движению. Мы не ставили главной своей задачей установить, что к женщинам в социальных науках относятся стереотипно, хотя это, похоже, является неизбежной чертой подобного анализа. Равным образом мы не собирались ограничивать наше исследование изучением того, как игнорируется участие женщин в общественной жизни (некоторые превосходно составленные сборники статей, - в том числе, под редакцией Хубер [1973], - непосредственно рассматривают поставленные выше вопросы). Вместо этого мы хотели переосмыслить базовые теории, парадигмы, постулаты и методологию социологии и других социальных наук, с тем, чтобы установить, какие же изменения необходимы для того, чтобы социальная теория и исследования отражали множество как мужских, так и женских реальностей и интересов. Мы также предполагали сделать критический библиографический обзор существующих исследований и работ о женщинах и помочь сориентироваться в этом массиве тем читателям, которые захотят продолжить своё знакомство с указанной проблематикой. […] Все авторы данного сборника сошлись во мнении, что вúдение социальной жизни, воплощённое в общепринятой социальной науке, существенно ограничено. Суммируя все работы, входящие в сборник, мы можем выделить шесть важных типов феминистской критики:
1. Важные области социального исследования пропускались в связи с использованием конкретных общепринятых моделей, определяющих поле; альтернативные модели могут открыть новые области для изучения как женщин, так и мужчин.
В связи с тем, что социологи, в основном, полагались на определённые модели общественного устройства, структур и действия, можно говорить о систематической слепоте по отношению к важным элементам социальной реальности. Большинство моделей, преобладающих в социологии, строится на традиционно маскулинистских постулатах и мужских правилах игры. Хохскильд утверждает, что подчёркивание социологией веберианской рациональности при объяснении человеческого действия и социальной организации изначально исключает столь же важный элемент эмоции из изучения общественной жизни и социальной структуры. Она предлагает оригинальную социологическую концепцию изучения эмоций (чувств) при исследовании социальных структур. Лофлэнд отмечает, что безоговорочное доверие, испытываемое социологами – урбанистами к “модели сообщества”, (автоматически) устраняет необходимость наблюдения за другими, не менее важными формами социальной организации в городе, - в частности, теми, которые населяют и в которых доминируют женщины. Миллман полагает, что драматургический анализ девиации и социального контроля может скрыть те страдания, которые испытывают люди в подобных местах.
Данные темы возникают и в более общих дискуссиях, в которых ряд авторов подвергает сомнению здравый смысл, который, казалось бы, присущ многим социологическим моделям, не использующим личность и его / её субъективные опыты как надлежащую единицу анализа. Подобное критическое осмысление напоминает комментарий Джесси Бернард (1973) и Рэ Карлсон (1972) к проводимому Дэвидом Баканом различию между двумя вариантами исследовательского подхода, охарактеризованными им как “действие” (agency) и “общность” (communion). Действие основывается на переменных, тогда как общность – на людях:
Действие функционирует за счёт господства и контроля; общность же – за счёт включённого наблюдения, чувствительности по отношению к качественным методам и бóльшего личного участия самого исследователя (Карлсон, 1972). Ничто в этой полярности не является принципиально новым. В течение почти пятидесяти лет я наблюдала за той или иной версией вышеуказанной дихотомии в социологии (к примеру, противопоставление статистического метода методу исследования случая (case study), количественных методов - качественным, знания – пониманию, или verstehen…)
Однако новым во всём этом является признание в исследовании элемента мачизма. Специфические процессы, имеющие место в исследовании с позиций действия, являются типично мужскими занятиями; действие идентифицируется с принципом маскулинности, протестантской этикой, фаустовским стремлением к познанию – и с другими средствами достижения господства, отделения и возвеличивания эго (Карлсон, 1972). Учёный, прибегнувший к подобному подходу, создаёт свою собственную контролируемую реальность. Он может ею манипулировать. Он – господин. Он обладает властью. Он может добавить, убавить либо скомбинировать переменные. Он может играть с поддельной реальностью как бог-олимпиец. Он может держать дистанцию, прикрываясь своим щитом, оставаясь не вовлечённым. Коммунальный (общностный) подход гораздо более скромен. Он дезавуирует контроль, ибо контроль извращает результаты [Бернард, 1973].
Статьи некоторых авторов, представленные в данном сборнике свидетельствуют о том, что исследование, проведённое в рамках “принципа действия” с использованием количественных методов, оказывается не в состоянии вобрать в себя наиболее важные черты общественной жизни.
2. Социология концентрируется, главным образом, на публичных, официальных, видимых акторах и / или исполнителях драматических ролей и определениях ситуации; однако, неофициальные, вспомогательные, менее драматические, частные и невидимые сферы общественной жизни и общественного устройства могут оказаться в равной степени важными.
Подобно тому, как социология проглядела важные социальные реальности вследствие использования определённых ограничительных моделей определения поля (курсив авт. – прим. перев.), она также проигнорировала огромные пласты общественной жизни, в связи с использованием ограничительных определений области социального действия (курсив авт. – прим. перев.). Концентрируясь лишь на “официальных” акторах и действиях, социология оставляет за бортом в равной степени значимые сферы приватных, вспомогательных, неформальных, локальных общественных структур, в которых женщины участвуют в наибольшей степени. Вследствие этого мы не только недооцениваем и искажаем деятельность женщин через призму социальных наук, мы также оказываемся неспособными понять, как на самом деле функционируют социальные системы, ибо не принимаем в расчёт один из самых важных процессов: взаимодействие между неформальными, межличностными сетями и формальными, официальными общественными структурами. Можно сказать, что социологи изучают лишь верхушку айсберга, обращая внимание на формальные, официальные действия и акторов.
Для феминисток эти неофициальные, менее видимые структуры приобретают огромное значение, поскольку, как отмечает Полин Барт (1971), именно за счёт неформальной власти женщинам приходится получать то, в чём им формально отказывают. Тем не менее, неформальные сети также обеспечивают поддержку и защиту официальных, формальных общественных структур. Джудит Лорбер показывает, каким образом неформальная братская система мужского спонсорства и покровительства обеспечивает одним лишь мужчинам-врачам доступ к практике в престижных районах и престижным медицинским специальностям. Лорбер утверждает, что данная неформальная сеть может иметь гораздо больше негативных последствий для женщин, чем традиционный перечень факторов, объясняющих непропорционально большой процент женщин среди врачей, имеющих мало оплачиваемые и непрестижные специальности.
Прибегая к схожим аргументам, Роби, Кантер и Дэниэльс показывают, каким образом неформальные сети мужской дружбы на рабочем месте изолируют сотрудниц-женщин и обманным путём обходят требования программы аффирмативного действия (положительной дискриминации). Миллман утверждает, что исследования девиаций и социального контроля концентрируются, главным образом, на драматических инцидентах в официальных структурах, - таких, как зал суда и психиатрические лечебницы, - уделяя лишь незначительное внимание не менее важной теме долгосрочного приспособления к девиантному поведению. Она также считает, что социологи ещё не осознали всю важность изучения повседневного, межличностного социального контроля и неуловимые, длящиеся серии манёвров, к которым прибегают индивиды, чтобы держать друг друга в ежовых рукавицах во время обычной, повседневной жизни. Кроме того, Миллман отмечает, что социологи в основном фокусируются на исследовании отношений между людьми, официально отнесёнными к разряду правонарушителей, и официальными агентами социального контроля, исключая тем самым из поля зрения жертв, членов семьи и других индивидов, тесно связанных с ними, но не занимающих никакого места в формальных процедурах.
Уделяя большое внимание видимой, официальной части общественной жизни, социология также проглядела важные структуры поддержки социальных предприятий, поскольку они не находятся на всеобщем обозрении. Кантер обсуждает необходимость включения этих структур в исследования организаций, поскольку многочисленные женщины – секретари и клерки, а также “вспомогательные организации”, состоящие из жён сотрудников, исследователями, как правило, игнорируются. Тукман утверждает, что социологи культуры ошибочно сместили акцент своих исследований на отдельных “гениальных” артистов (как правило, мужчин, поскольку женщины обычно лишены подобных возможностей), отмечая, однако, что мы не можем понять производство искусства, не принимая в расчёт всех социальных структур, обуславливающих изменения и развитие артистических форм. Она полагает, что женщины занимают центральное место в процессе развития искусства, приводя в пример женщин, державших салоны во Франции семнадцатого - восемнадцатого веков; представительниц среднего класса, которые в восемнадцатом веке обусловили развитие романа и других литературных жанров, а также женщин – филантропок из числа социальной элиты, которые сегодня финансируют драматическое искусство в Соединённых Штатах Америки. Приведённый выше анализ показывает, что прежние социологические подходы не только игнорируют участие женщин, но и не могут осмыслить многие аспекты функционирования социальных систем (будь то культурные, организационные, межличностные либо медицинские системы).
Наконец, существуют различные “локальные” установки, широко применяемые женщинами в их рутинной повседневной жизни, которые до сих пор игнорируются серьёзными социологическими исследованиями. Как утверждает Лофланд, такие значимые грани городской жизни, как поведение покупателей и продавцов в магазинах, матерей и детей в парках, женщин в салонах красоты и вдов в кофейнях полностью обойдены вниманием тех социологов, которые претендуют на всестороннее исследование “сообщества”. Важность повседневных аспектов нашей общественной жизни обретает бóльший вес с феминистской точки зрения (несмотря на то, что это касается и женщин, и мужчин), поскольку, как указывает Дэниэльс, женщины были традиционно обречены на жизнь, состоящую из уборки и заботы о других.
3. Социология зачастую говорит о “едином” в отношении женщин и мужчин обществе, в котором можно сделать необходимые обобщения относительно всех его участников; тем не менее, женщины и мужчины фактически могут обитать в разных социальных мирах, и это необходимо принимать в расчёт.
Джесси Бернард (1973) отмечает, насколько легко можно продемонстрировать, что мужчины и женщины зачастую населяют разные миры, в то время как живут они в одних и тех же местах. Собственное исследование Бернард (1972) иллюстрирует тот факт, что один и тот же брак может создать разные реальности для жены и мужа. Всё же социологи не всегда всерьёз относятся к указанному выше важному принципу, предполагая вместо этого, что обобщения можно сделать в отношении любого – вне зависимости от его места и позиции в обществе […]
Хокскильд утверждает, что несмотря на популярное суждение о том, что эмоции являются великим “уравнителем” для общества, на самом деле такие чувства, как любовь и гнев, неравномерно распределены в социальной структуре (с точки зрения статуса и иерархии власти гнев нацелен вниз, а любовь – вверх). Следовательно, обладающие и не обладающие властью люди обитают в разных эмоциональных, - так же, как и социальных и физических - мирах. МакКормак предполагает, что хотя исследования в отношении избирательного права и голосования исходили из единой политической культуры для обоих полов (причём женщины зачастую наделялись консерватизмом и политической апатией), фактически было бы более точным говорить о двух разных политических культурах. Следовательно, поведение женщин и мужчин не может оцениваться по одним и тем же (мужским) критериям. Майерс критикует предположение социальных наук о том, что чёрные женщины следуют тем стандартам, которые приняты в белом (мужском) обществе, и, следовательно, чёрным женщинам – главам семейств неизбежно присуща низкая самооценка. Майерс утверждает, что, напротив, чёрные женщины оценивают себя в соответствии с их собственными стандартами и системами ценностей, и что они гордятся своими властными позициями глав матриархатных семейств. Наконец, Роби обсуждает особые взгляды и опыты женщин - “синих воротничков”, а также работниц промышленности и сферы услуг (в противовес опытам их коллег – мужчин) и подчёркивает необходимость проведения специальных исследований, чтобы понять обстоятельства их жизни и работы.
4. В некоторых исследовательских областях пол не принимается в расчёт как фактор поведения, однако пол может находиться среди наиболее важных объяснительных переменных.
В своей критике литературы по социологии образования Лайтфут отмечает, что социологи не справляются с изучением вопросов, связанных с тем фактом, что большинство учителей – женщины. К примеру, проводимые ранее исследования пренебрегли такими вопросами, как влияние женщин, занимающих доминирующую позицию в классной комнате (и нигде более) на девочек и мальчиков, или как сексуальность учительницы влияет на её взаимодействия с девочками и мальчиками. Лорбер также указывает на то, что поскольку исследования врачей, как правило, исключали женщин, то мы не знаем, как пол врача влияет на ситуацию взаимодействия между врачом и пациентом. Кантер утверждает, что неформальная организация в мире менеджеров может быть в высшей степени маскулинной, и что идеология менеджмента поддерживает “маскулинную этику”. Тукман считает, что исследования стратегий по набору актёров в рамках артистической карьеры не смогли учесть переменную пола, что, по сути, является вопиющей оплошностью в ситуации, когда пол является наиважнейшим фактором, определяющим выбор той или иной актёрской карьеры. В некоторых случаях подобный недосмотр проистекает из убеждения исследователей в том, что все объекты их исследования - мужчины (как, например, в случае с врачами, менеджерами, артистами); в других случаях исследователи – социологи просто не рассматривают доминирование мужчин как проблему, нуждающуюся в объяснении. Таким образом, они не осознают важности распределения полов в различных структурах. Когда мужчины – социологи (либо просто мужчины как таковые) смотрят на собрание попечительского совета и видят только мужчин, они думают, что перед ними нейтральный в половом отношении либо бесполый, а вовсе не маскулинный мир. Ибо, как полагает Кантер, лишь женщины являются носителями пола.
5. Социология зачастую занимается объяснениями статуса кво (и, следовательно, помогает обеспечить рациональное объяснение существующему распределению власти в обществе); тем не менее, социальным наукам следует изучать необходимые социальные трансформации и поощрять развитие более справедливого, гуманного общества.
Специалистам в области социальных наук следует помнить о том, какое воздействие их исследования могут оказать на социальную политику и легитимацию существующего общественного устройства, поэтому исследователи должны уделять внимание проблемам необходимой трансформации общества и средствам её достижения. Как утверждает Роби, социологам надлежит действовать на стороне женщин – синих воротничков и работающих женщин, акцентируя внимание общества на потребностях данной группы и снабжая этих женщин информацией о том, что помогло бы им более эффективно защищать свои права и добиваться своих целей. Этих позиций придерживается и Дэниэльс. Она считает, что в настоящее время существует особая потребность в исследованиях, направленных не только на проведение анализа условий жизни и понимание причин и последствий угнетения женщин, но и на улучшение качества их жизни. В этой связи, полагает Дэниэльс, знание может измениться в лучшую сторону за счёт чередования фактических действий по достижению социальной реформы и отражения процессов, протекающих в подобных социальных движениях.
6. Отдельные методологии (зачастую количественные) и исследовательские ситуации (такие, как использование мужчин – социологов при изучении обществ, включающих в себя женщин) могут систематически препятствовать получению определённого рода информации, в то время как эта недополученная информация может оказаться наиболее важной при объяснении изучаемого феномена.
Методологические предположения и техники могут ограничивать кругозор исследователя и привести к достаточно спорным результатам. Треземер отмечает, что большинство статистических исследований половых различий вводят в заблуждение специалистов в связи с чрезмерным преувеличением различий (между полами) за счёт ненадлежащего использования биполярных, односторонних, непрерывных и нормальных дистрибуций. Треземер предлагает альтернативные количественные методы для изучения гендерных различий в зеркале статистики, исходя из менее предвзятых гипотез. Однако проблемы количественного анализа не ограничиваются использованием ненадлежащих дистрибуций: как мы уже говорили ранее, многие авторы высказали предпочтение качественным методам в противовес более распространённым количественным, которые имеют дело с цифрами, а не людьми, и в отношении которых можно провести аналогию с неприятно преувеличенным маскулинным стилем контроля и манипулирования.
Лорбер и Миллман указывают на трудности, с которыми сталкиваются мужчины – социологи, исследующие женщин: перед мужчинами стоит серьёзное препятствие, поскольку они зачастую не могут “поставить себя на место женщин – объектов своего исследования”. Мужчины – акторы и объекты исследований - запечатляются мужчинами – социологами “со всей душой”, так что мы “видим мир их глазами, наблюдаем за ними в процессе определения, копирования, взаимодействия”, однако те же исследователи – мужчины зачастую не могут достичь подобной эмпатии в отношении женщин – объектов исследования и респонденток. Как пишет по поводу данного аргумента Лофланд, мы можем с нетерпением дожидаться времени, когда социально определяемые категории не будут создавать столь жёсткого разграничения между группами людей, при котором ни одна группа не обладает доступом к пространствам и умам других. Когда это время настанет, мы сможем реализовать потенциал всех людей, чтобы понять и почувствовать друг друга.
1