Ричард Бах. Мост через вечность Порой нам кажется, что не осталось на земле ни одного дракона
Вид материала | Документы |
- Салов Алексей Игоревич доклад на тему: Ричард Бах. Евангельские мотивы в его творчестве., 125.25kb.
- Свобода и ответственность: две стороны одного выбора, 98.69kb.
- Ричард Бах Хорёк-писатель в поисках музы, 1076.31kb.
- Аннотация, 2192.2kb.
- Сатирическое изображение действительности в «Истории одного города» М. Е. Салтыкова Щедрина, 23.32kb.
- Ричард Бах Чайка по имени Джонатан Ливингстон, 416.97kb.
- Подсказка : Считается, что Фалес первым доказал несколько геометрических теорем,, 33.28kb.
- Говорят, эта история началась в те далекие времена, когда Давид, отец Соломона,, 164.9kb.
- Ричард и Лесли Бах. Единственная, 3014.79kb.
- Порой мне кажется, друг мой, что стоим мы с тобой, друг мой, стоим на холме, справа, 122.14kb.
Самолеты обладают свободой в пространстве, яхтам присуща свобода во времени. Дело не в них самих, а в той раскрепощенности, которую они олицетворяют. Не самолет привлекает нас, а сила и мощь, которые ощущаешь, управляя его полетом. Не кеч*, сверкающий своими парусами, а ветер, приключения, проникновенная чистота жизни, которой требует море, требует небо.
Жизнь, неподвластная принуждению извне. Хочешь - можешь плавать на яхте годами.
Яхтам подвластно время. Самолет, как ни старайся, не удержишь в воздухе дольше нескольких часов. Не изобрели еще самолеты, которые чувствовали бы себя во времени так же свободно, как яхты.
Общаясь с другими женщинами, я оставался свободен. Чем Лесли лучше?
Они не предъявляли мне претензий за то, что я не подпускаю их близко к себе, что ухожу, когда вздумается, почему же она это делает? Разве она не знает? Если быть слишком долго вместе, исчезает даже вежливость. Мы проявляем больше учтивости по отношению к посторонним, чем к собственным женам и мужьям. Люди, связанные друг с другом узами, - словно голодные собаки, грызутся за жалкие объедки. Даже мы. Ты повысила на меня голос! Я пришел в твою жизнь вовсе не затем, чтобы злить тебя. Если такой, какой я есть, я тебя не устраиваю, просто скажи, и я уйду! Если быть вместе слишком долго, не остается ничего, кроме оков, обязанностей, ответственности - ни восторженности, ни приключений - нет уж, спасибо!
Прошло несколько часов, и далеко на юге появилось едва заметное зарево. Не зарево расвета. Это высоко в небе от уличных огней Ки Уэста светился туман.
Как ни крути, а под парусом плывешь слишком медленно, - подумал я.
- В самолете все просто: надоело быть здесь - он мгновенно унесет тебя за тридевять земель. Из яхты, если надоест, даже приземлиться и выйти нельзя. Не спустишься, если забрался слишком высоко, не поднимешься, если оказался слишком низко. У кораблей всего только одна высота.
Никаких перемен. Скучно. Перемены несут приключения, неважно, яхт они касаются или женщин. Какие еще есть приключения, кроме перемен?
У нас с Лесли сложились определенные правила дружбы: полное равенство, свобода, вежливость, уважение, никто ни о ком не делает поспешных выводов. Правила для нас обоих, без исключений. Если они больше не устраивают Лесли, почему бы ей не сказать мне об этом? Дело принимает чересчур серьезный оборот.
Она, конечно, скажет: "Неужели, Ричард Бах, в твоей жизни не найдется места ни для чего, кроме правил?" Если бы я мог просто сказать "нет" и уйти от нее!
Если бы можно было прямо сейчас поговорить с ней об этом!
Если бы яхты были хоть чуточку быстрее, если бы они могли летать!
Несчастный, жалкий мир. Мы отправляем людей на Луну, по не в состоянии построить летающую яхту.
------------------ Двухмачтовое парусное судно (прим. перев.).
Двадцать восемь
- Ты готов, вуки?- спросила она.
Я снова провожу с ней слишком много времени, - подумал я. - Слишком много. Она словно микросхема. Все, чего она касается, приходит в порядок, все становигся просто и ясно. Я по-прежнему ослеплен ее красотой. Жизнерадостная, нежная, любящая... Но мои правила гласят, что проводя слишком много времени с одной женщиной, я разрушаю себя. А с ней я провожу слишком много времени.
- Так ты готов? - переспросила она. На ней был ворсистый костюм янтарного цвета, шею облегал золотистый шелк. Волосы она зачесала назад в расчете на длительную деловую встречу.
- Вполне, - ответил я.
Странно. Она вырывает меня из цепких щупалец империи, взвалив на себя обязанности всех уволенных мною дельцов.
Стан, до конца сохранявший спокойствие, уходя, выразил сожаление, что я потерял так много денег. "Что ж, так иногда бывает, - сказал он.
- Рынок оборачивается против нас".
Юрист, нанятый Станом, приносил извинения за то, что не представил документы к последнему сроку, назначенному налоговой инспекцией. Он считал, что они поступили несправедливо ... Он опоздал всего лишь ...
на две недели с подачей апелляции, и они уже отказались ее рассматривать. По его словам, если бы не это, он бы сумел доказать, что я не задолжал им ни цента.
Гарри, бизнес-менеджер, виновато улыбаясь, говорил, что дела с налоговой инспекцией выглядели довольно неприятно. Все это нравилось ему не намного больше чем мне, и он приложил все усилия, чтобы держать меня в неведении как можно дольше. Между тем, он был бы не против, если бы я выплатил ему выходное пособие в размере месячного оклада.
Я чувствовал к деньгам, счетам, налогам такое дикое отвращение, что, если бы не Лесли, мне, пожалуй, пришлось бы сбежать в Антарктиду или Новую Зеландию. Любую бумагу, на которой я видел цифры, мне хотелось разорвать в клочья.
- Пока, - сказала она, когда я сел в машину.
- Пока?
- Ты снова не здесь, Ричард. Пока.
- Прости, - откликнулся я. - Думаешь, мне следует принять антарктическое гражданство?
- Еще нет, - ответила она. - Разве что после этой встречи. Если у тебя не появится миллион долларов плюс заинтересованность.
- Никак не пойму! Откуда у меня взялось столько долгов?
- Может, у тебя их и нет, - возразила она, - но все сроки упущены, и теперь поздно что-либо оспаривать. Проклятие! Это просто выводит меня из себя! Как бы мне хотелось быть с тобой до того, как стало слишком поздно. Они могли бы, по крайней мере, поставить тебя в известность!
- На некоем другом уровне я знал об этом, вук, - сказал я. - Какая-то часть меня желала, чтобы все рухнуло. Все шло как-то не так, в этом не было счастья.
- Для меня неожиданность, что ты знал об этом.
Ричард! - возопил мой внутренний голос. - Ничего подобного! В этом было счастье! Вспомни, хотя бы все самолеты, которые у тебя были и есть до сих пор! А совершенная женщина? Конечно же, это приносило тебе счастье!
- Какая ложь. Империя рухнула. Деньги, расклеенные вокруг, топорщатся, словно обои от неумелых рук дилетантов, наихудшим из которых оказался я сам. Я имел представление о жизни империи, и была она не чем иным, как избитыми сливками со сложной душисто-мышьяковой небрежностью в качестве приправы. Теперь яд начинал действовать.
- Это должно выглядеть иначе, - сказала она. - Ты поступил бы гораздо благоразумнее, если бы не нанимал никого. Всего лишь оставался бы таким, как прежде.
- А я и был таким, как прежде. Меня окружали игрушки, однако я оставался самим собой. Тот, кем я был прежде, никогда не смог бы заниматься счетоводством.
- Хм, - вырвалось у нее.
Мы расположились вокруг рабочего стола Джона Маркуорта, юриста, нанятого Лесли, когда я был в Испании. Горячий шоколад пришелся очень кстати, словно кто-то знал, что встреча затянется. Лесли открыла атташе, вынула свои записи, но представитель закона обратился ко мне.
- Как я понял, в двух словах Ваша проблема в том, что вместо ожидаемого дохода Вы обнаружили потерю капитала?
- Я думаю, проблема в том, что я нанял специалиста по финансовым делам, который разбирался в деньгах еще меньше, чем я, то есть меньше нуля, - принялся объяснять я. - Деньги, которые он вкладывал, это были не просто цифры на бумаге, а настоящие деньги и они - пуфф! - и растворились в рыночной круговерти. На бланках налоговой инспекции нет графы для "пуфф". Мне кажется, в двух словах, это выглядит так. Если честно, я не знаю, что этот парень там обнаружил. Я немножко надеялся, что вы мне проясните это, вместо того, чтоб задавать вопросы. В конце концов, это я плачу вам деньги, поскольку считается, что вы в этом специалист...
Взгляд Маркуорта становился все более странным. Он взял свой шоколад и смотрел поверх чашки, будто надеялся, что она защитит его от несущего бред клиента.
Тут вмещалась Лесли, или я услышал мысленно ее голос, умоляющий меня сидеть на месте и, по возможности, сохранять спокойствие.
- Насколько я поняла, - выговорила она, - убытки налицо. Адвокат Ричарда, занимавшийся налогами... Финансовый директор Ричарда подвел его... Вовремя не ответил налоговой инспекции. Правительство восприняло этот факт как отказ от платежей. А теперь к тому же, требует миллион долларов. У Ричарда нет миллиона долларов наличными, чтобы выплатить им сразу. Поэтому вопрос стоит так: можно ли будет рассрочить выплату денег? Сможет ли он выплатить некоторую сумму и дать слово, что остальное будет вносить по мере распродажи имущества?
Дадут ли они ему время на это?
Адвокат повернулся к Лесли с заметным облегчением: - Почему бы и нет? Это весьма распространенное явление в подобных ситуациях, и называется оно - предложение компромисса. Как насчет диаграмм, которые я просил Вас принести?
Я смотрел на нее и восхищался тем, что в юридической конторе она чувствовала себя как дома.
Лесли выложила на стол адвоката бумаги с расчетами.
- Здесь сообщается о наличных деньгах на сегодняшний день. Вот это - состав имущества, подлежащего распродаже, и наконец вот здесь предложен Проект прихода денег на следующие пять лет, - объяснила она.
- Ни диаграмме показано, что в промежугке между этим и новым приходом Ричард сможет выплачивать всю сумму за два, самое большее - за три года.
Пока я бороздил под парусом морской простор, - подумал я, - Лесли изучала диаграммы налоговых платежей! Так и не став богатым, я был уничтожен... Почему же она относится к этому с таким участием?
Вскоре эти двое принялись анализировать мои проблемы так, словно меня вовсе не было в комнате. А меня и не было. Я ощущал себя москитом в банковском склепе. Я не мог отыскать выход, чтобы прорваться сквозь совершенно несносную тупость проблем, связанных с возможностью ареста несостоятельного должника, с его имуществом, распродажей этого имущества, перечнями платежей. На дворе светило солнце. Мы могли бы прогуляться, купить печенье, посыпанное шоколадом...
- У меня есть более подходящая структура выплат на последующие пять лет,- говорил Маркуорт. - Цифра требует коррективы на случай, если доход Ричарда не совпадет с запланированным вами. Если он сможет заплатить раньше, - что ж, замечательно. Но не забывайте, что он взвалит на себя тяжкий груз текущих налогов, которые бывают при доходе подобного рода. И хотелось бы гарантий, что до конца пути у него не возникнут дополнительные проблемы.
Лесли одобрительно кивнула, и они продолжили беседу, разрабатывая детали. Между ними на столе кудахтал калькулятор, вылавая числа, Лесли делала записи, и они маршировали сверху вниз но блокноту в голубую линейку.
- Я могу увидеть все это их глазами, - сказала она напоследок. - Они не принимали в счет людей, нанятых Ричардом, или же им было безразлично - знает он или нет о том, что это продолжается. Они требуют своих денег. С сегодняшнего дня они будут получать их на выгодных условиях, если только подождут еще самую малость. Как вы думаете, они подождут?
- Это хорошее предложение, - заключил адвокат. - Что-то мне подсказывает, что они примут его.
За время, потраченное нами, опасность миновала. Когда-то я обнаружил на собственном счету миллион долларов с помощью одного-единственного телефонного звонка. Накопить такую скромную сумму за пять лет - что может быть проще? Продать дом во Флориде, продать самолеты - не все, но один или два из них, заработать на съемках кинофильмов - просто.
И теперь для наведения порядка в моей жизни у меня были Лесли и профессиональный знаток налогов из Лос-Анжелеса, и никакая упругая хворостина не заставила бы меня покориться.
На море был шторм, меня накрыло, захлестнуло с головой. Эта женщина прыгнула в пучину и вытащила меня. Спасла мою финансовую жизнь. Полные надежды, мы покинули офис адвоката.
- Лесли?- вырвалось у меня, когда мы выходили из здания и я придерживал для нее открытую дверь.
- Да, Ричард?- откликнулась она.
- Спасибо.
- Не стоит благодарности, вуки, - ответила Лесли. - совершенно не стоит!
Двадцать девять
- Ты не смог бы приехать, вуки? - В ее голосе, долетавшем до меня из телефонной трубки, звучала слабость. - Боюсь, что мне понадобится твоя помощь.
- Прости, Лесли, я буду занят вечером.
Почему мне было так неловко говорить ей все это? Я знаю правила. Я создаю правила. Без них мы не можем оставаться друзьями. По-прежнему было больно говорить, хотя и по телефону.
- Вук, я чувствую себя просто ужасно, - призналась она. - У меня головокружение и слабость, и мне было бы намного легче, если бы ты был здесь. Станешь ли ты моим доктором, пришедшим, чтобы вылечить меня?
Ту часть моего существа, которая желала прийти на помощь, я запихнул в чулан и запер дверь на замок.
- Я не могу. Вечером у меня свидание. Завтра - пожалуйста, если ты не против...
- У тебя свидание? Ты выбираешься на свидание, когда я нездорова и нуждаюсь в тебе? Ричард, я не могу поверить...
Должен ли я был добавить еще что-нибудь? Наша дружба не была собственнической. Она была открытой, основанной на нашей взаимной свободе, когда каждым из нас мог уйти от другого куда бы то ни было как только пожелает, по какой-либо причине или при ее отсутствии.
Теперь же я был напуган. Длительное время я не встречался в Лос-Анжелесе ни с какой другой женщиной. Мне казалось, что мы катимся к само собой разумеющейся женитьбе, что мы забываем о том, что наше время-порознь необходимо нам так же, как время-вместе.
Свидание должно было состояться. Если я обязан быть с Лесли только потому, что нахожусь в Лос-Анжелесе, то что-то не так в нашей дружбе.
Если я променял свою свободу на то, чтобы быть с той, которую я выбрал, то наше стремление к единению потерпело крах. Я заклинал ее понять меня.
- Я могу побыть с тобой до семи, - предложил я ей.
- До семи? Ричард, ты не слышишь меня? Ты нужен мне. Мне необходима твоя помощь прямо сейчас!
Почему она давила на меня? Было бы гораздо лучше, если бы она сказала, что чувствует себя вполне превосходно и что надеется, что я хорошо проведу время. Поступила бы наперекор себе. Разве подобные вещи ей не известны?
Это роковая ошибка! Я не поддамся давлению и не позволю превратить себя в собственность никому, нигде, ни при каких условиях!
- Извини. Если бы я знал об этом раньше. Сейчас уже поздно что-то отменять. Я не вижу в этом смысла и не хочу этого делать.
- Неужели она так много для тебя значит? - спросила она. - Кто она такая? Как ее зовут?
Лесли ревновала!
- Дебора.
- Неужели Дебора так много значит для тебя, что ты не можешь позвонить ей и сказать, что твоя подруга Лесли больна, и спросить, не будет ли она против перенести ваше неотложное свидание на завтра, или на следующую неделю, или на следующий год? Неужели она такой важный для тебя человек, что ты не можешь ей позвонить и все это сказать?
В ее голосе звучала боль. Но сделать то, о чем она просила, означало уязвить мою независимость. И ее сарказм тоже не помог.
- Нет, - сказал я. - Она не такой важный человек. Для меня важен принцип, который она воплощает, - что мы свободны проводить время с тем, кого выбираем...
Она залилась слезами. - Будь проклята твоя свобода, Ричард Бах! Я работаю не покладая рук, чтобы твою проклятую империю не смели с лица Земли, я ночей не сплю, все беспокоюсь, что есть еще какой-то выход, который я не продумала, о котором никто не знает... чтобы спасти тебя... потому что ты так много значишь... Я так устала от этого, что едва могу подняться на ноги, и ты не побудешь со мной, когда я в тебе нуждаюсь, потому что у тебя свидание с какой-то Деборой, с которой ты едва познакомился, которая воплощает какой-то идиотский принцип?
Сквозь стальную стону толщиной в метр я промолвил.
- Да, это так.
В телефонной трубке надолго воцарилась тишина. Ее голос стал другим. Ревность и боль исчезли, она сказала тихо и спокойно: - Прощай Ричард. Приятного свидания.
И пока я говорил: - Спасибо, что ты понимаешь, как важно... - она повесила трубку.
Тридцать
Ее телефон не отвечал ни на следующий день, ни днем позже. А еще через день я обнаружил вот это письмо:
Среда, вечер, 21/12 Дорогой Ричард!
Я не знаю, как и с чего начать. В поисках пути я долго и трудно думала, и мне приходили в голову самые разные идеи...
В конце концов, меня посетила одна мысль, музыкальная метафора, которая помогла мне отчетливо ощутить если не удовлетворение, то хотя бы понимание. И этим образом я хочу поделиться с тобой. Поэтому, пожалуйста, побудь со мной на этом очередном уроке музыки.
Наиболее распространенный формой больших классических произведений является сонатная форма. Это - основа почти всех симфоний и концертов. Соната состоит из трех главных частей: экспозиция или вступление, в котором показаны и представлены друг другу маленькие идеи, темки, фрагментики; развитие, в котором эти крошечные идеи и мотивы тщательно исследуются, углубляются, часто путешествуют от мажора (радости) к минору (грусти) и наоборот, они совершенствуются и соединяются, в сложные сплетения, пока наконец на смену им не придет финал, и он является итогом, чудесным выражением полной, зрелой завершенности, которой достигли крошечные идеи в процессе развития.
Какое отношение все это имеет к нам, спросишь ты, если конечно, еще не догадался сам.
Я вижу, что мы зациклились на вступлении. Поначалу все было естественно и просто восхитительно. На этом этапе каждый проявляет то лучшее, что скрыто в нем: озорство, обаяние, он желаем и желает, интересуется и интересует. В этот период ты ощущаешь, что тебе невероятно хорошо и что ты способен любить, как никогда ранее, потому что не нуждаешься в мобилизации всей своей защиты. Поэтому в объятиях твоего партнера находится душевное создание, а не гигантский кактус. Это время наслаждения двоих, и, без сомнения, каждый изо всех сил пытается превратить свою жизнь в сплошные вступления.
Но вступления не могут продолжаться бесконечно, просто невозможно переживать их вновь и вновь. Вступление должно развиваться и совершенствоваться - или же скончаться от однообразия. Ничего подобного, не согласишься ты. Можно уходить прочь в погоне за переменами, обретать их, находить других людей, другие места, чтобы возвращаться к прежним отношениям, как если бы они начинались сначала, и постоянно штамповать новые и новые вступления.
Мы прошли затянувшийся ряд повторяющихся вступлений. Иногда нас разделяли неотложные дела - и это было необходимо, - но при этом таким близким людям, как мы с любой, вовсе не следовало напускать на себя строгость и суровость. Некоторыми вещами управлял ты, стараясь предоставить самому себе все больше возможностей для возврата к желанной новизне.
Очевидно, стадия развития для тебя - проклятие. Потому что здесь ты можешь внезапно обнаружить что у тебя есть всего лишь коллекция жестко ограниченных идей, которые, как ни старайся, нельзя воплотить, или, - что даже хуже для тебя, - что ты творишь ростки чего-то замечательного, - симфонии. А в этом случае предстоит потрудиться; достичь, глубины, бережно соединяя отдельные части целого, чтобы они обогатились сами и обогатили друг друга. Я думаю, что эта аналогия соответствует тому моменту и написании книги, когда ты либо берешься за раскрытие главное темы, либо отказываешься от нее.
Без сомнения, мы зашли гораздо дальше, чем ты когда-либо предполагал. И мы остановились как раз в тот момент, когда, как мне казалось, нам предстояли новые закономерные и прекрасные шаги. Я видела, что наше с тобой развитие постоянно откладывается, и пришла к выводу, что в раскрытии нашего творческого потенциала мы не пойдем дальше судорожных попыток, так никогда и не воспользовавшись поразительным сходством наших интересов, - независимо от того, сколько времени мы будем вместе, нам будет чего-то недоставать. Поэтому наше развитие, которым мы так дорожим и о возможности которого знаем, становится невозможным.
Мы оба видим, что впереди нас ждет что-то чудесное, но отсюда мы туда не попадем. Я столкнулась с прочной стеной защиты, а тебе нужно строить еще и еще. Я стремлюсь к совершенству и полноте дальнейшего развития, а ты ищешь всяческие способы, чтобы избегать их в наших отношениях. Мы оба надломлены. Ты - не в состоянии вернуться, я - не в силах идти вперед. И все то ограниченное время, которое ты предоставил нам, мы находимся я состоянии постоянной борьбы, нас окружают сплошные тучи и мрачные тени.
Постоянно чувствовать твое сопротивление мне и тому растущему между нами чуду, будто мы с ним такие страшные, испытывать при этом всякие формы противодействия, когда некоторые из них просто безжалостны, - все это причиняет мне порой невыносимую боль.
У меня сохранились, записи того времени, когда мы были вместе. Я долго и честно вглядывалась в них. Они опечалили меня и даже привели в замешательство, но все же помогли посмотреть правде в глаза. Я мысленно возвратилась в начало июля и последующие семь недель. В самом деле, это было счастливое время. Это было вступление, прекрасное вступление. Затем нас разделяли жесткие и надуманные преграды и в такой же степени жесткое уклонение-сопротивление с твоей стороны, когда ты возвращался вновь.
Что в отдалении и отдельно, что вместе и отдельно - все равно мы будем слишком несчастливы. Я ощущаю себя живым существом, которое много плачет, существом, которое даже обязано плакать, потому что вроде бы счастье нужно выстрадать.А я знаю, что мне еще рано превращать жизнь в сплошное страдание.
Когда ты, узнав о моей болезни, сказал, что "не видишь смысла" в отмене своего свидания, правда обрушилась на меня с силой снежной лавины. Со всей честностью глядя в лицо фактам, я знаю,что даже при огромном желании не смогу продолжать все это.