Сергей Алексеев

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   20

12


Добраться до Арчеладзе было не просто: он не включал домашнего телефона, а разговаривать с ним по служебному, через секретаря, Мамонт опасался. Пришлось написать записку и просить омоновца, дежурившего у ворот, опустить в почтовый ящик.

Поздно вечером, в назначенный час, Мамонт остановился неподалеку от дома и позвонил по радиотелефону. Записка с обещанной важной информацией сработала — полковник снял трубку.

— С вами говорит Александр Алексеевич Русинов, — представился Мамонт. — Вы меня хорошо слышите?

— Да, говорите, — отозвался Арчеладзе.

— Хочу вам предложить услугу, взамен на соответствующую с вашей стороны, он никак не мог привыкнуть к эху в трубке радиотелефона — все казалось, говорит в какую-то вселенскую пустоту.

— Суть вашего предложения? — деловым тоном спросил полковник.

— Я могу организовать вам встречу с человеком, которого вы так разыскиваете, — сказал Мамонт. — Имею в виду владельца вишнёвого «Москвича». Готов быть посредником.

— Не могу говорить об этом по телефону, — сделав долгую паузу, промолвил Арчеладзе изменившимся голосом. — Нам необходимо встретиться.

— Нет! — мгновенно ответил Мамонт. — Мне известно, что вы в определённой степени коварный человек, поэтому встреч не будет. Всё по телефону.

— О каком коварстве вы говорите? — будто бы изумился полковник. — Бог с вами!

— Вы задержали моего компаньона Носырева для установления личности, а у него паспорт был.

— Понимаю, в оплату вашей услуги я должен освободить компаньона?

— Эдуард Никанорович, я даже благодарен вам, что избавили меня от этого сумасшедшего, — усмехнулся Мамонт. — Пусть он у вас сидит и морочит вам голову. Я от него устал.

— Что же вы хотите?

— Ваши люди два дня назад совершили налёт на фирму «Валькирия». Захватили некоторые документы, материалы, дискеты компьютеров. Так вот за мою услугу я требую всё это передать мне.

Он выдал себя тем, что сделал слишком долгую паузу, прежде чем ответить. Попадание было в десятку: полковник не ожидал, что об этом секретном пленэре известно какому-то Русинову:

— Откуда у вас такая информация?

— Секрет фирмы, Эдуард Никанорович, — отозвался Мамонт. — Об этом знаю пока я один, но некоторые шведские и американские газеты с удовольствием заплатят мне за эти сведения.

Думаю, до такого дело не дойдёт. Вам нет смысла скупиться: захваченные материалы вам ничего не дадут, а я старый работник Института и, знаете, очень ревностно отношусь к этой фирме.

— Нам нужно встретиться, назовите время и место, — потребовал полковник.

Мамонт понял, что у Арчеладзе возникли закономерные подозрения и он хочет проверить, не одно ли это лицо — Русинов и владелец вишнёвого «Москвича».

— Извините, Эдуард Никанорович, я не хочу лежать в своем подъезде с перерезанным горлом, — ответил он. — Сразу после встречи.

— Вы на что намекаете? — В его тоне послышалось возмущение.

— Да, вы правы, я говорю о человеке по фамилии Молодцов, — подтвердил Мамонт. — Это мой знакомый, я многих знал из Третьего спецотдела.

Институт всегда сдавал им найденные драгоценности. Мне известно, вы не убивали старика, но все, кто с вами встречается, долго потом не живут. Знаете, я суеверный.

— Мне нужно подумать, — сказал полковник. — Дайте мне ваш телефон, я перезвоню.

— Телефон я дать не могу, но двадцать минут на размышления, — пожалуйста.

— Да, простите... — он забыл имя Русинова — тот подсказал. — Александр Алексеевич, что вас связывает с этим... вишневым «Москвичом»?

— Некоторые взаимные интересы, — мгновенно ответил Мамонт. — Думаю, после встречи с ним они появятся и у вас. Подробности после вашего принципиального согласия на обмен услугами.

Итак, я перезвоню вам через двадцать минут.

— Погодите... Я согласен, — заторопился полковник. — Диктуйте условия.

— Условия следующие: вы не привлекаете никаких третьих лиц, всё делаете сами, — продиктовал Мамонт. — В двухстах метрах от вашего дома в сторону Садового кольца будет стоять автомобиль «Жигули» тёмно-синего цвета, номер 54-53.

Правая задняя дверца будет открыта. Приближаться желательно пешком. Все материалы положите в целлофановый пакет, оставьте в машине и уходите. После проверки подлинности материалов я вам позвоню

— Сколько времени у вас уйдёт на проверку?

— Я хорошо знаю, какие там могут быть материалы, поэтому около двух часов, не больше.

— Далее...

— Далее, к вашему дому подъедет человек интересующего вас владельца вишнёвого «Москвича», — объяснил Мамонт. — На сей раз он будет на зелёной машине той же марки. Вас привезут на встречу.

— Вы понимаете, что я рискую...

— Не более, чем я. За вами целый карательный аппарат.

— Мне нужны гарантии безопасности, — потребовал Арчеладзе. — Однажды из вишнёвого «Москвича» мне забросили гранату в машину.

— Не заряженную, Эдуард Никанорович.

— В любом случае это элемент агрессивности.

— Хорошо, даю вам слово благородного человека, — сказал Мамонт. — Этого вам достаточно?

— Да, — согласился полковник. — Но я должен увидеть ваше лицо, чтобы поверить в это слово.

— Мне это нравится, — сухо ответил Мамонт. — Добро, я буду в «Жигулях» и лично возьму у вас материалы. Этого достаточно?

— Достаточно.

— Итак, я жду! — Мамонт отключил телефон.

Было ясно, что Арчеладзе остался в глубоких сомнениях, которые будут только нарастать. Впрочем, Мамонт на иное и не рассчитывал, предполагая, что полковник попытается продиктовать свои условия, перехватить инициативу.

Но отказаться от встречи не сможет в любом случае.

Мамонт подогнал «Жигули» в условленное место, оставил открытыми все дверцы, а сам ушёл на противоположную сторону улицы и встал в тень за углом. Отсюда хорошо просматривалось всё пространство до дома Арчеладзе.

Мамонт специально выбрал позднее время, когда нет проезжающих машин и очень мало прохожих: всякая слежка немедленно обнаружится. Затемнённые стёкла «Жигулей» не позволяли увидеть человека в салоне, но горящие подфарники и светящаяся приборная панель создавали полное впечатление, что в машине кто-то есть.

Полковник задерживался. Мамонт стоял уже минут двадцать пять. Радиотелефон был с собой, можно было позвонить и поторопить его, но эта задержка означала одно — Арчеладзе решил переиграть Мамонта и, по всей вероятности, готовился его захватить.

Не понравилось, что мимо машины по тротуару прошли два милиционера, и один, удалившись, передал что-то по рации. Москва была наводнена милицией и ОМОНом; они расхаживали всюду, обвешанные оружием, в бронежилетах, — эти гуляли налегке, с одними дубинками.

Они завернули за угол, в переулок, и больше не показывались. Спустя минут десять из этого переулка выполз «КамАЗ» с прицепом и перекрыл улицу, остановившись посредине. В этот же момент к машине бросились двое в гражданском, рывком открыли обе задние дверцы и скрылись в салоне.

Мамонт прижался к стене и на всякий случай наметил себе путь к отступлению — через двор этого дома можно было выйти к магазину на смежной улице, а там рядом метро и есть ещё народ. Эти двое пробыли в машине минуты две, затем так же стремительно выскочили из неё и скорым шагом направились к дому Арчеладзе.

Мамонт снял трубку радиотелефона и набрал номер. Полковник отозвался после шестого звонка. Голос был недовольный, скорее всего, он не ожидал, что это Мамонт.

— Да, слушаю!

— Я был не прав, Эдуард Никанорович, — проговорил Мамонт. — Вы не просто коварный, вы просто вероломный человек. Если хотите, чтобы я ещё разговаривал с вами, немедленно уберите своих людей.

— Хорошо, — не сразу согласился Арчеладзе. — Это была действительно глупость.

— Материалы положите в машину, — продиктовал он. — Только, пожалуйста, не вкладывайте туда бомбу или яд. Это будет ещё одна, но последняя ваша глупость.

Машину заприте на фиксаторы и сразу уходите. Остальные условия прежние.

Теперь он был согласен на всё, хотя Мамонт не исключал новой гадости. Через несколько минут «КамАЗ» освободил дорогу, но это ещё ничего не значило — мог затаиться где-нибудь за перекрестком и перерезать улицу в нужный момент.

Проверить же, ушли или нет люди, вообще было невозможно. Полковник мог вынести и пакет с мусором...

Двигаясь по дворам, Мамонт сделал круг и пересёк улицу подальше от машины — пусто, никакого движения. В открытую сделал бросок к машине, заскочил в заднюю дверцу. Если заметили, то попытаются захватить в ловушку...

Он достал пистолет, положил на сиденье. Время было уже около часа ночи, на улице ни души. Наконец под дальними фонарями у дома полковника замаячила фигура в тёмном плаще, в руке белел пакет.

Человек приблизился к машине, огляделся и потянул заднюю дверцу.

— Входите, Эдуард Никанорович, — вежливо попросил Мамонт, держа пистолет в руке стволом вниз. — Вы же хотели взглянуть на меня. Пожалуйста.

Он всё равно ничего не рассмотрел в темном салоне, так, общие черты. Полковник медлил, видимо не ожидал, что в машине кто-то есть. Он поставил пакет.

В тот же миг Мамонт схватил его за руку и рванул на себя. Арчеладзе упал животом на сиденье, ноги оставались на улице.

— Садитесь живее! — приказал Мамонт. — Оружие? Дернул полу плаща пистолет оказался в кармане, под правой рукой. Полковник сел, не сопротивляясь, позволил разоружить себя.

— Мы так не договаривались.
  • А блокировать улицу договаривались? — Мамонт вытряс пакет на сиденье посыпались бумаги в хрустящей плёнке, дискеты компьютеров, какие-то пластмассовые пеналы.
  • Такого мусора он бы не нашёл дома. На одном из бумажных пакетов Мамонт различил фирменную надпись по-латыни «Валькирия»...

— Придётся немного прокатиться со мной, — предупредил Мамонт и перебрался на водительское место. — Не прыгайте на ходу, при вашем росте это опасно.

— Я снял людей, вам нечего опасаться, — сказал полковник.

— Если бы я поверил вам на слово, давно бы сидел вместе с Носыревым в ваших застенках, — спокойно проговорил Мамонт и выехал на осевую линию улицы. — Вы никогда не были заложником? Ну вот, минут пять побудете, пока не отъедем на безопасное расстояние.

— Вы на кого работаете? — вдруг спросил Арчеладзе.

— Я лично работаю на себя, — отозвался Мамонт.

— А этот... «вишнёвый»?

— Спросите его при встрече сами, — посоветовал он. — Никто не знает, на кого он работает. Скорее всего, на будущее.

Мамонт выехал на Садовое и остановил машину.

— Вы свободны, Эдуард Никанорович, — подал ему разряженный пистолет и отдельно, россыпью, патроны. — Ждите звонка. Если это не мусор — за вами приедет его человек.

Только прошу вас, не делайте больше глупостей.

Прежде чем ехать домой, Мамонт покружил по улицам, проверяя, нет ли «хвоста», затем тихо, без света подъехал к ворогам. И вдруг они открылись перед ним — Дара не спала, ожидая его во дворе.

После танцев под листопадом у него язык не поворачивался называть её «дорогая»...

Мамонт сразу же поднялся в кабинет и включил компьютер. Из восемнадцати дискет он выбрал четыре — те, что больше всего интересовали Кристофера Фрича, и, как догадывался Мамонт, именно из-за них он согласился на все условия партнёрства с «конкурентом».

Полковник Арчеладзе ещё не знал, какую услугу он сделал своему противнику — человеку из вишнёвого «Москвича», совершив налёт на фирму «Валькирия» и захватив материалы. Впрочем, и сам Мамонт ещё не мог оценить этой услуги, а воспринимал пока её внешнюю суть:

Интернационал после погрома вдруг стал податливым и мягким. Теперь следовало выяснить причину резкой смены отношения. А она заключалась в информации, заложенной в эти дискеты.

Кристофер умолял вернуть хотя бы их, убеждая, что для деятельности «конкурента» они не представляют никакой ценности, ибо не содержат в себе ничего относительно поиска сокровищ.

Все четыре дискеты оказались запертыми на «ключ», не зная которого невозможно было ничего из них вытащить. Он попробовал отыскать код, применяя общепринятые формы, — не удавалось даже приблизиться к открытию информации.

Дара принесла кофе и молча остановилась за спиной.

— Позволь, милый, сделать это мне, — через несколько минут попросила она. Извини, но ты совершенно не умеешь работать на компьютере.

Мамонт хотел сказать, что первые компьютеры в СССР появились у них в Институте и он считался когда-то отличным программистом, но промолчал и уступил место. Пальцы Дары забегали по кнопкам, а он пил кофе, следил за ними и явственно ощущал эти пальцы у своего виска — горячие и слегка дрожащие.

Сила этой женщины заключалась в тонких, изящных руках и, пожалуй, в вишнёвых глазах, точнее, во взоре. Это была чудотворная сила и потому необъяснимая, неподвластная разуму.

Минут за пять она нашла код, и на дисплее возник хаос каких-то малопонятных перекрещивающихся линий — то ли координатная сетка, то ли конструктивное решение поиска определённых точек.

Дара «пролистала» несколько кадров — то же самое. Затем побежали ряды цифр с буквенным обозначением впереди, бесконечная череда! Похоже, какая-то зашифрованная информация.

Потом цифры стали сочетаться с географическими названиями средней полосы России — города, посёлки, какие-то определённые места, реки, озера. Всё это казалось Мамонту знакомым, где-то уже виденным.

Он попросил Дару вернуть координатную сетку, наугад взял шифр одной точки и отыскал по нему комментарий: «Красная Горка, РХ692437, РК126643, 006547ВД...»

— Как ты думаешь, что это? — спросил он.

— Не знаю, — призналась Дара. — Наверное, цифровая информация, какие-то величины... Надо поискать ключ!

— Некогда искать ключ, — проговорил Мамонт. — Кажется, я знаю, что это... Карта «перекрёстка Путей».

— Что?

Мамонт отер лицо руками и ощутил, как подрагивают пальцы.

— Моё открытие... Когда-то я составил такую карту и с ней пришёл на Урал. На практике она оказалась бесполезной... Но помогла понять суть многих явлений.

Я стал иначе мыслить, изменилась логика отношения ко многим вещам... Мне нужно срочно ехать... в музей забытых вещей.

— Я поеду с тобой, — вдруг заявила Дара.

— Нет, тебе нужно остаться здесь, — возразил он. — Сейчас съезди, пожалуйста, к дому Арчеладзе и привези его сюда. Он сам сядет в твою машину.

— Хорошо, дорогой, — проговорила она. — Но потом всё равно должна поехать к Стратигу.

— Я хотел попросить тебя скопировать все эти материалы. Здесь очень много работы...

— С ней справится обыкновенная секретарша. Скажи Стратигу, он подберёт тебе отличного делопроизводителя.

— Мне не нужно никаких секретарш! Когда есть ты...

— Ты не понял меня, милый, — печально вымолвила она. — Я должна уйти от тебя, но могу сделать это лишь с ведома Стратига.

— Уйти? — насторожился Мамонт. — Почему ты должна уйти?

— Но ты же сказал, что справишься без меня!

— Я сказал, справлюсь без «постельной разведки»! — грубо возразил он.

— А это значит, без меня, — проронила Дара. Он не ожидал, что успел так сильно привыкнуть и привязаться к ней.

Никогда не приходила мысль, что жизнь под одной крышей — явление временное и скоро придётся расстаться. Наверное, то же самое испытывал прежде Иван Сергеевич...

— Куда же ты пойдешь? — осторожно спросил Мамонт.

— Мне дадут другой урок, — вздохнула она. — Вероятно, секретарём у какого-нибудь крупного чиновника, которого Стратиг решит держать под контролем. Отвергнутой Даре и этого много...

— До меня ты служила Страге?

— Да, его звали Зелва... Это был мужественный гой, Страга Запада.

— Зелва? — оживился Мамонт. — Я слышал о нём... Его же убили! Кажется, задушили струной от гитары...

— Это было ритуальное убийство, — объяснила Дара. — Но кощеи не были уверены, что Зелва — Страга Запада, и потому использовали аккорд, задушили сразу семь человек. Они мстили за какого-то кощея, погибшего на Урале.

— Его имя — Джонован Фрич, — сказал Мамонт. — Это отец этого... гиперсексуального наследника.

— Понимаю, — сдержанно проронила она. — Жаль, что ты не позволяешь исполнить мне свой урок! Я бы его исполнила...

— Нет! — оборвал Мамонт. — И больше ни слова об этом!

Дара дотронулась до его щеки, погладила пальцами висок, — он вдруг ощутил, что привычно ледяная рука её стала горячей. Потребовалось усилие воли, чтобы остаться равнодушным к этому прикосновению...

— Хорошо, милый... С твоим словом вынужден считаться даже Стратиг, потому что ты избран Валькирией. — Дара отняла руку от его лица и закуталась в плед. — Скажи ему, и я уйду...

Я не исполнила своего урока. Единственное, что смогла — поправила твой английский. Но не успела обучить португальскому языку, не посвятила в тайны его африканских наречий...

— Зачем мне португальский? — недовольно спросил он.

— Но ты же будешь жить на Азорских островах!

— Почему?!

— Потому что следующим твоим уроком станет труд Страги Запада, вместо Зелвы, — грустно объяснила Дара. — Так думает Стратиг. Жаль, что мы там не встретимся...

— Я не хочу быть Страгой Запада! — возмутился Мамонт, чувствуя волну какой-то безысходности. — Мне не нужны ни острова, ни язык!..

— Пожалуйста, милый, не говори Стратигу о том, что узнал это от меня, попросила Дара. — Я не должна тебя посвящать...

— Спасибо, что сказала. Теперь хоть знать буду, что мне уготовано...

— И прошу тебя, не противься ему. Ты все равно останешься Страгой, если не Запада, то Севера. Потому что недавно погиб Страга Севера, любимец Атенона.

— Я знаю... Но не хочу быть и Страгой Севера!

— Если бы Стратиг спрашивал наше желание! — вздохнула и потупилась Дара. Может быть, тебе удастся убедить его... Я должна предупредить, милый. Стратиг не любит тех, кого избирают Валькирии.

Поэтому он и задает урок на Западе или на Севере. Страги чаще всего гибнут в этих сторонах света. Но делает это не по злому умыслу! Не из желания отомстить за избрание. Всё гораздо сложнее...

Избранные Валькириями, даже если они были изгоями, единственные, кто вместе с избранием получают доступ к Весте, только им открывается Вещая Книга. И если они пройдут искушение золотом и Знанием, становятся Вещими гоями.

Зелва прошёл эти испытания...

— А Стратиг?

— Род Стратига — древний род гоев, — сказала Дара. — Из него вышли многие светлейшие князья. Свой титул он получил по наследству, но не был избран Валькирией... Будь с ним осторожен, милый.

— Я не отпускаю тебя, — заявил Мамонт.

— Но я не могу оставаться при тебе на роли служанки, — возразила она. — Я Дара! А ты пока не владеешь реальностью бытия и не вправе решать мою судьбу.

Тем более изменять мой урок. Мир гоев существует лишь потому, что каждый строго выполняет своё предназначение и повинуется року.

— Ну что же, попрошу об этом Стратига!

— Боюсь, не поймёт тебя Стратиг...

— Скажи, ты сама хочешь избавиться от «постельной разведки»? — прямо спросил Мамонт.

— Говорят, когда-то Дары были воплощением целомудрия, — проговорила она мечтательно. — Это было в мире, где существовала гармония отношений мужчины и женщины. Кощеи разрушили её, чтобы управлять миром изгоев.

Стратиг вынужден задавать нам такие уроки, иначе невозможно держать под контролем действия кощеев. И нам приходится растрачивать на них бесценное сокровище очарование Дары. Это единственное, перед чем они не могут устоять, и сами становятся управляемыми.

— Всё равно я постараюсь убедить Стратига! — упрямо заявил Мамонт. — Не хочу, чтобы твоё очарование облагораживало тех, кто его недостоин.

Она печально улыбнулась и дотронулась кончиками пальцев до его лба.

— Это речи пылкого юноши... Кто их будет слушать, милый? Стань холоднее льда, стань твёрже булата, чтобы тебя услышал Стратиг...

Если ты избавишь меня от урока, я навечно останусь с тобой.

Дара прижалась к нему, и горячие её губы коснулись шеи. Вмиг закружилась голова, и он полетел в «воздушную яму»... Чтобы остановить это падение, судорожной рукой он нащупал железный медальон на груди и сжал его в руке.

Перед глазами возник образ Валькирии — летящие по воздуху космы, огромные и прекрасные глаза, в которых он увидел своё отражение...

***

Полковник вернулся домой, в пустую квартиру, и вместе с присутствием одиночества ощутил глухое недовольство собой. По дороге он проанализировал ситуацию и убедился, что пока ничего не проиграл, что основная схватка ещё впереди.

И даже если бы проиграл — реванш всегда удовлетворял его больше, чем обыкновенная победа. Повергнуть торжествующего противника — это особое удовольствие.

Его смущал сам этот поединок с «вишнёвым». Ему начинало казаться, что он вторгается в некий мир, о существовании которого и не подозревал. И все приёмы, все правила игры оказываются несостоятельными при одном лишь соприкосновении с этим миром.

В Никарагуа, а потом и после этой командировки ему иногда снился один и тот же сон: сомосовцы наступают на его хижину, он же никак не может открыть огонь. Патроны отчего-то стали такими, что крошились в пальцах.

Он с ужасом перебирал их, надеясь найти хорошие, рвал пачки — отовсюду сыпалась труха, напоминающая гнилое дерево. И тут его озарило, что патроны испортились от невыносимой жары, что они совершенно не годятся для жарких стран.