Дипломатические

Вид материалаДиплом
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   16

52.

Ни серебряных канделябров, стоявших на ореховом буфете, в четвёртой

Снизу полке которого он прятал от коренастых санитаров рукописный

Вариант любовной поэмы в трёх частях, посвящённой Лилит – первой

Жене Адама, своими руками задушившей их девятимесячную дочку,

53.

Ни алхимика, вот-вот готового его обрадовать новостью о том, что

Эликсир молодости найден, и нужно проявить незаурядную смелость,

Чтоб отпить четыре глотка из мензурки, лежащей между двумя

Пришедшими в негодность циркулями, и почувствовать себя обновлённым,

54.

Ни собаки, спасавшей погребённых под снегом альпинистов, -

Они мечтали на так и непокорённой вершине, рядом с круглосуточно

Работающей аптекой, построить помпезное капище и, заселив его идолами,

Просить у них денег для покупки гигиенических перчаток и шприцов,

55.

Ни разбросанных по степи курганов последних скифских правителей,

Которые он не спешил раскапывать, потому что не хотел испытать

Разочарование при виде пустых саркофагов, разграбленных ещё до

Прихода в Иудею из Месопотамии Иоанна Крестителя – моего друга,

56.

Ни дрессированных змей, узнавших о своём легендарном пращуре

Из иллюстрированного репродукциями Дюрера журнала, выкинутого

Из окна рейсового автобуса, ехавшего через перелесок в степь,

Где самум – воплощение Брахмы – играючи отрывал от земли пылинки,

57.

Ни пропахшего потом землекопа, к месту и не к месту предлагавшего

Клоунам детальный план по переустройству мира – в нём он прописал

Себе роль выдающегося реформатора западноевропейской прозы и частично

Поэзии, полностью строящейся на взаимопроникновенных вычурностях,

58.

Ни жреца, обожавшего впадать в транс и после моментального

Возврата в реальность с пеной у рта доказывать скрытным агностикам,

Что в храме он застал у алтаря единственного полноценного очевидца

Сотворения мира из Ничего,

59.

Ни типографии, штампующей учебники по всемирной истории, где о его

Царстве говорилось между прочим, а особое место уделялось вечной

Теме переселения народов с коралловых островов на материк и обратно,

В основном, на плоскодонках под покровом безветренной ночи,

60.

Ни рисовальщика, умевшего запечатлеть на выпрямившейся радуге

Архангелов, неустанно хвалящих мудрого Бога, желавших ему долгих

И счастливых лет жизни и терпения – оно могло лопнуть при беглом

Осмотре пляшущих в резервации философов-женоненавистников,

61.

Ни стоявшего у трельяжа аквариума – в нём жила пёстрая рыбка,

Просящая его ненадолго отвезти её в родные пенаты, потому что она

Сильно соскучилась по двум двоюродным сёстрам, не пожелавшим

Поменять эфемерную свободу на комфорт и трёхразовое питание,

62.

Ни архивариуса, частенько воровавшего у него написанные под давлением

Святого духа книги, чтоб продать их искателям последней истины,

Заявлявшим на всех форумах, что энергию Солнца впредь не стоит

Использовать необдуманно, потому что она может скоро иссякнуть,

63.

Ни мелодекламатора, забывшего о своём призвании и вступившего в ряды

Бунтовщиков, устраивавших шумные демонстрации с недвумысленными

Требованиями незамедлительной смены ненавистного режима царя –

Психически неуравновешенной личности, страдавшей клептоманией,

64.

Ни косточки так называемого запретного плода, которую он бросил бы

В плодородную землю, обильно поливал бы из десяти леек, а когда

На камнях выросло бы раскидистое дерево, позвал бы мистиков всех

Мастей попробовать на вкус валявшиеся на жухлой листве паданцы,

65.

Ни несговорчивого лесоруба – его заживо похоронили в гробу, сделанном

Из каштана, истошно просившего его проявить капельку снисхождения

К влюблённому в растущую неподалеку розу – она не могла решить,

Стоит ли ей отвечать ему взаимностью или дождаться нового кавалера,

66.

Ни катакомб, где ходили с зажженными свечами тени первых христиан,

Поверивших в лёгкий и кратчайший путь попадания в рай и с радостью

Отдававших себя в руки палачей с мозолистыми ладонями, которым

Надоело привязывать их к крестам частями лоскутных одеял,

67.

Ни лучезарной мечты, позаимствованной у пилигрима, сошедшего с ума

От непомерно большого количества указателей к храму, куда впускали

Послушать модернизированную молитву без слов тех, кто закладывал

Вату в ушные раковины и молча смотрел на меркнущее паникадило,

68.

Ни мукомола, находящегося при смерти из-за непомерной любви

К пьянству в компаниях посторонних людей, приходивших к нему за мукой

И уходивших с разбитыми носами и переломанными рёбрами, обещая

Вернуться с ордами степняков и сжечь дотла его ветряную мельницу,

69.

Ни заговорщиков, подговаривавших пажей всадить ему в спину ножи

И, перенеся истекающего кровью в мансарду, облить тело бензином

Из глиняного кувшина, где с допотопных лет жил Маймун – тощий

Джинн, взявший на себя обязанность умершей от недоедания рыбки,

70.

Ни памятника первооткрывателю Сахары, к потомкам которого он

Причислил бы себя в беспредметных разговорах со знакомыми,

Навещавшими его в больнице после перенесённого инсульта, где врачам

Разрешалось переставлять мебель, не ставя в курс дела никого,

71.

Ни склепа, охраняемого огнедышащим василиском, которого он отпускал бы

Полетать над покрытым маревом озером, зная, что он не улетит

От него к другому хозяину – более доброму и не применяющему к зверям

Изуверских пыток за их неправильное поведение в кругу друзей,

72.

Ни специалиста по древесным ядам – мрачного, приземистого мужчины

Лет сорока, считавшего себя близким к стопроцентной расшифровке

Стихотворения на решётчатых воротах рая, выведенного ржавым гвоздём

Мученицей Евой – она находилась на седьмом месяце беременности,

73.

Ни острова, опускавшегося два раза в год под воду, который не покидали

Островитяне из-за того, что они трепетно ухаживали за могилами

Предков, по преданию завезших на Землю в пронумерованных холщёвых

Мешках зерновые культуры, табак и много других полезных всем вещей,

74.

Ни сладострастной любовницы, державшей его в серале, отремонтированном

На деньги благотворительных организаций с последующим выставлением

На аукцион – он должен был пройти в особняке метафизика, сделавшего

Не для прессы сенсационное заявление относительно трёх шестёрок,

75.

Ни карманного телефона – надёжной связи с внешним миром и теми

Немногими друзьями, чьи звонки напоминали ему о прошлом, от которого

Он никак не мог избавиться, потому что не хотел выкидывать на помойку

Альбом с почтовыми марками и руководство по вскармливанию барсуков,

76.

Ни сторожевой башни, точной копии той, которую в Вавилоне разрушили

Ангелы-ипохондрики, испугавшиеся того, что люди – тогда на земле их

Было мало – вдруг поднимутся к ним неизвестно каким образом

И устроят пьяный дебош с тяжело представляемыми последствиями,

77.

Ни останков зрелого мамонта, показываемых географу – он не верил,

Что Парис был соблазнён наливным яблоком и, украв имеющую опыт

Семейной жизни Елену, в первую же ночь разочаровался в ней как

В партнёрше, хотя он предоставил ей инициативу и право выбора,

78.

Ни маяка, имевшего дурную привычку гаснуть, когда к скалистым берегам

Подплывал утлый ялик, на дне которого, крепко прижавшись

Друг к другу, лежали мёртвая учительница по фортепиано и её ученик –

Его признали гением и в пять лет выдали многократную визу в рай,

79.

Ни скафандра, надеваемого им по вечерам на конспиративной квартире,

Где он прятался от поэтов, рвущихся прочесть панегирик его Солнцу,

В надежде как можно быстрее получить от него достойное место работы

С фиксированной зарплатой в птицеводческом хозяйстве или на бойне,

80.

Ни больного лунатизмом уссурийского тигра, беспечно ходящего по крыше,

А утром рвущегося во двор, чтобы собрать вокруг себя хищников

И травоядных, обманывать их безнравственными историями, услышанными

От одетого в белое полуангела-получеловека приятной наружности,

81.

Ни ряженых, выпрашивавших у суетливых негоциантов мелочь,

Чтобы к следующему, более масштабному празднику иметь благообразный

Вид и не стесняться прилюдно говорить о своих чересчур скромных

Умственных способностях и нежелании работать на благо Отечества,

82.

Ни фольклорного женского ансамбля, наполнявшего его оптимизмом

И твёрдой уверенностью в окончательной и бесповоротной победе

Добра над разветвлённым злом, несмотря на то, что развитие всех

Мировых процессов красноречиво свидетельствовало об обратном,

83.

Ни трона, наспех сколоченного двумя пожилыми плотниками – сидя

На нём в окружении лицемерных верноподданных он видел бы через

Подзорную трубу как в пределы инфернального царства с разных сторон

Вторгаются взбунтовавшиеся вассалы, чтоб свергнуть его на месяц,

84.

Ни очков в роговой оправе, одеваемых, чтоб притвориться классическим

Слепым и не положить в протянутую, трясущуюся руку инвалида

На коляске шершавую купюру с мастерски выполненным

Портретом одного из трёх – по-моему мнению – хозяев маслобойни,

85.

Ни священнослужителя, призвавшего его вести неприметный образ жизни,

Не вмешиваться в хитросплетения трансцедентальных игр богов,

Ходить, понурив голову, по проторенной дорожке, и держа за пазухой

Камень, не использовать его в качестве оружия для самозащиты,

86.

Ни коня с подпалинами, на чей взмыленный круп он редко запрыгивал бы

До сытного ужина, чтоб проехаться в хорошем расположении духа по

Закоулкам города, не упомянутого в письменных источниках конца пятого

Века до нашей эры, что впрочем не значило, что города не было,


(Окончание в следующем номере)


ПЕРЕВОДЫ


Гугули

Кебурия


Поэт Давид (Дата) Гулуа погиб в автокатастрофе, в восемнадцать лет.

В ясный субботний день он был предан земле во дворе церкви святого Николая-угодника за крепостной стеной Нарикалы, куда ведет безымянная улица. Ранее церковь была восстановлена его отцом Бакуром Гулуа и его друзьями.

После похорон юноши в его компьютере были обнаружены стихи, в которых он предсказал день гибели и место своего упокоения.


РЕКВИЕМ


На зеркале вспотевшем я вижу лик чужой.

Вчера опять повис на люстре я хрустальной.

Она качнулась вдруг. То смерть пришла за мной.

Друзья! Я вижу вас в процессии печальной...


Остановилось время на талии часов,

Как ящерица, вдруг, преобразившись в вечность.

Луна хоронит солнце, без музыки, без слов.

Рассвет погас, и тьма скрывает всю окрестность.


Витает пух павлиний, – день роковой настал..

За гробом в неизвестность летит гепардов рать.

Вершину Эвереста я покорить мечтал,

Как с порванной струной последний вальс сыграть?


Разбитыми губами к вершине припаду.

Я склоны цвета крови как флаги поцелую.

Молитесь за меня, и я не пропаду.

Взгляните! И в гробу со смертью я воюю.


Молитесь во спасенье, и Бог не покарает,

Чтоб там, на Гималаях, вновь обрести покой.

Я ж в самом сердце солнца, душа моя пылает,

Меж облаками рыщет и воет ветер злой.


Где лягушонок детства, что спать вам не давал?

Я с «Евой и Адамом», под «Звон колоколов»,

Пока вы мирно спали, свой «Реквием» писал,

И стал поэтом слова и воплощеньем снов.


Попали в сердце стрелы, и в нем расцвел миндаль.

Но белой ночью осень вдруг стала мне чужой.

Разбит хрусталик глаза, и тьмой покрылась даль.

То не любовь стреляла, – Дантес был предо мной!


Со мной легко дружить, я не тюрьма Бастилия.

Любил друзей, как братьев, и их не предавал.

Простил Господь всех грешных, врагов уже простил и я,

Но кто же, как в Марата, кинжал в меня вонзал?


Пусть, реквием услышав, смерть будет ликовать,

Но рано праздновать пока еще победу.

Не будем партитурой мы слух их услаждать.

Я двойников Сальери хочу призвать к ответу.


Придите и взгляните, я тот же, не другой.

Не умер я, не умер, я вместе с вами жил.

Пусть я преобразился, я вновь иду на бой,

Чтоб полюбить всех снова, кого не долюбил...


Маэстро, больше жизни, legato, я прошу.

Я с осенью станцую Жизель в ночной тиши.

Дневник страстей сердечных потом я допишу,

Чтоб в старых нотах снова услышать крик души.


Из раковины солнца день выползал лениво.

Меня похоронили в субботний, ясный день,

А Моцарт полусонный у дерева шутливо

Спросил меня: – Проснулся? Пора укрыться в тень.


Один ли я на небе? Никак не разберу.

Печаль, как одеялом, согрела мне колени.

Вот Тициана встретил, собрата по перу,

На облаке безногом с поэтом мы сидели.


Опять летят гепарды за мною в никуда.

Свет лампионов в страхе скрывается во тьму.

Оставь окно мне, мама, открытым, как всегда,

Чтоб мог я возвратиться, когда с небес сойду.


Вы в карусели жизни кружитесь не спеша.

Забыто moderato, как головная боль.

Я к вам вернусь снежинкой, мелодией стиха.

Allegro вновь сыграет на сцене свою роль.


Вчера опять повис на люстре я хрустальной

И в зеркале вспотевшем был ясен облик мой..

Идите не спеша в процессии печальной.

Опять качнулась люстра, – я возвращусь домой!


25.09.2003


Жюль

Сир


Первые публикации Жиля Сира появились в 1970 году в различных периодических изданиях Квебека (Канада), а также в других странах в виде антологических и авторских сборников. Одной из последних в 2003 году была издана книга его стихов «Erica je brise».

Автор , помимо поэзии, занимается художественным переводом. Он переводит с персидского и корейского языков.

Жиль Сир руководит изданием сборника Эксагон «Ретроспективы». В 1992 году он, получил литературную премию канадского генерального губернатора, в 1999 г. – стипендию Габриэля – Риоса и совместно с Ван Дайкином в 2001 году премию корейского института литературного перевода.

Перевод с французского Отара УРУШАДЗЕ, Марины МАМУКАШВИЛИ, Лианы МУДЖИРИ


Пятна на солнце,

На яблоке пятна...

Связи незримы,

Тайн не раскрыть.

А если слив

Дождаться веселых,

На бородавки

Те пятна сменить?

Хочу увидеть

Живые связи,

В пространстве

Могущие быть.

Еще пристальней

Всматриваюсь в тайну.

Наверно, можно

Как-то объяснить.

Но нет...

Она по-прежнему желает

Связи истинные скрыть.

С цветущего пейзажа

Опадают листья.

Как дальше жить?

Без этого конца

Начальной стадии

Не быть.


***


Деревья закручены

Ветром сухим.

Но радует глаз

Лоза виноградная.

Творенье из лучших,

С упорством стальным

Вверх забралась,

Будто так надобно.

Тысяча, полторы –

Еще не предел.

Веревка границы

Чертит, кривясь.

Только вверх!

Рюкзак на плече.

Не уставать,

К вершине стремясь.

Вновь виноград.

Тысяча восемьсот...

Преодолели

Препятствия вместе.

С восторгом орлы

Встретят приход,

Криком наполнив

Окрестность.

Просьба одна –

Вниманье к себе.

Как только вершину

Свою покорите,

Сейчас же тропинку

Ищите назад.

К подножью быстрее

Спешите!


***


В саду большом,

Что над оврагом,

В траве сухой

Поспевшие плоды.

Природа щедро дарит

Без оглядки,

Готовы мы принять

Ее дары?

Душа в сомненьях,

Скрывая даже то,

Что любит.

А жизнь уже подносит

Свой красно-желтый дар.

Желание знать все –

Губит.

Плод чистим, не задумываясь

Ни о чем.

Дойдя до сердцевины,

Вдруг услышим:

Ужели вам не жаль?

За что?


***


Одинок, растерян,

Вопросам нет конца.

Лес приютил на время,

Дорогу подсказал.

Дубок листвой пахучей

Прошелестел за мной –

Иди, иди, не мучайся

И душу успокой.

Из липкой паутины

Вырваться б сейчас,

Как дрозд, освободивший клювик

Из смол дубовых, веточку тряся.

Природа учит – будь как я,

Естественным путем себя

Осовобождая.

Будь терпелив, и все придет,

За праведность и верность,

Венком лавровым,

Как венцом успеха,

Награждая.


***


Они везде.

К ним

На крыльцо

Стремительно

Бегу.

Начинаю снова,

Кидая взгляд

В белеющую

Мглу.

Снежинки!

Я друг вам,

Положитесь

На меня.

Но молча падают они

И тают медленно,

Молчание храня.


***


Ускользает от разума

Главное что-то.

Что надо искать,

Знаешь ли ты?

Снова взор мой

Летит

По горной тропе

К вершине.

Свежесть духа

Лесного.

Вновь спешу

Ощутить.


***


С стволом кривым

И с червоточиной –

Чего же ждать

При той судьбе?

Придут и срежут

Пилой навостренной,

Пройдут по сердцу,

Как по меже.

Осколки дерева

Рисуют щепками

В реке узоры

Грядущих бед.

Стон бессилья

Дарован в юдоли.

И это лишь

Верхушек след.

Тяну за корни,

Шепча себе,

Что горожанами

Признают всех.

Это кажется

Достойной участью.

Хотя достойно

Или нет?

Не знаю.

Не ваше ль дерево

То было,

Что высилось

Недавно здесь?


***


Ночь на исходе.

Наконец, показалась

Дорога.

Очертанья деревьев.

Трава.

Отчужденье тихо подкралось,

Между нами встав

Как стена.

Это стужа за нами

Вернулась

И приют на распутье

Нашла.


***


Одетый

Осенью

Воскресный

Лес

Притих.

Охотников фигуры

Неподвижны.

Частичка неба,

Пронзив листву,

Глядит

Задумчиво

На них.


***


Уединение позвало.

Душа к нему стремится.

Гору Афон пройду я

Вдоль и поперек.

На берегу в руинах

Прошлое хранится.

Ждет финикийцев.

Но те уж не придут.

А может, да?

Иль нет?

Я всматриваюсь долго

В давние обломки,

Сопровождающие

Наш расцвет.


***


Вековая кора

Могучего древа

Рассеклась

По стволу.

В чаще лесной

Опасностей жду.

Чуть повыше березки,

Низкорослые, хрупкие.

Защиту дадут?

Держа перед взором,

Веточку тонкую

Осторожно несу.


***


Движенье губ –

И слово...

Но знаешь,

Что скажешь потом?

Если не будет

Существенно важным,

Исчезнет само,

Без слов.