Geum.ru

«Феникс»

Вид материалаКнига
Подобный материал:
1   ...   12   13   14   15   16   17   18   19   20

ще ее приняли в качестве диссертации на получение степени маги­стра. А вот еще один опыт — опыт научения: Контрольная палата штата однажды дала мне на лето чисто техническую, связанную со статистикой работу. Платили отлично. Но я никогда не изучал ста­тистику, а мне нужно было подсчитывать коэффициенты корреля­ции и провести статическое исследование, касающееся преступнос­ти и преступников. И вот я попросил доктора Халла рекомендовать мне лучшую кнцг}' по статистике, и он сказал: «Самый хороший автор — Эвелл, но вы не сможете даже прочесть эту книгу, не гово­ря уже о том, чтобы понять ее». Я ответил: «Ну, это уже мои про­блемы» и купил эту книгу. Я прочитал ее очень внимательно... каж­дое слово. Это была самая жуткая каша, какую я когда-либо читал. И я прочел ее еще раз... и черт меня возьми, но я начал что-то в этом понимать. В целом я прочел эту книгу семь раз, и к тому времени, когда я дочитал ее в седьмой раз, я знал о статистике все. Теперь я мог взять эту работу — я был трудоустроен на все лето. А однажды Контрольной палате потребовались некоторые корре­ляционные данные, касающиеся преступников. Данные исчисля­лись четырехзначными числами, и между ними всеми нужно было установить корреляцию. Меня информировали об этом задании в субботу днем. Мне сказали, что отчет должен лежать на столе у президента палаты в понедельник утром, а можете себе предста­вить, что значит получить тысячу коэффициентов корреляции. Но я всегда верил в лучшее, поэтому вызвался выполнить это задание. Я знал, что самому мне не выполнить все эти подсчеты, умноже­ния, сложения и т. д. Я знал, что на психологическом отделении есть арифмометр. Я осторожно поднялся наверх, влез в окно, пре­дусмотрительно оставленное незапертым, забрал арифмометр и от­нес его к себе в комнату. И я знал, что корень из 169 равен 13, но как получить этот результат на арифмометре? Вся математика ос­нована на сложении и вычитании, поэтому и извлечение корня — тоже вопрос сложения и вычитания. Итак, я перепробовал все кла­виши, чтобы извлечь корень из 169. Ответ я уже знал, но какие клавиши нужно нажать, чтобы получить ответ 13? И вот я взял четырехзначное число, корень из которого я уже знал, и додумался, как получить ответ. Я провел всю субботу за вычислениями на ариф­мометре: извлекал квадратные корни и прочее. В понедельник ут­ром тысяча коэффициентов корреляции лежала на столе Конт­рольной палаты. А почему, спрашивается, я не смог бы этого сде­лать? Ведь вся математика — это сложение или вычитание. И с помощью арифмометра можно сделать это намного быстрее, чем с помощью карандаша и бумаги, и намного точнее. Нельзя считать, что не сможешь что-то сделать, пока не посмотришь на это в упро­щенной форме и не решишь, что способен на это, потому что люди, как правило, способны на значительно большее, чем они думают.

Помню еще, как в медицинском училище в физиологической ; лаборатории... студентов разделили на группы по четыре. Каждой группе выдали кролика. Нас просили выполнять разные процеду­ры, включая внутривенную инъекцию, и доктор Миксон сказал: «У кого кролик умрет, тот получит кол»... Наш кролик умер. Док­тор Миксон посмотрел на него и сказал: «Жаль, ребята, но вам кол». Тогда я ответил: «Извините, доктор Миксон, но вскрытия-то не было». И вот мы провели вскрытие, попросили его обследо­вать кролика, и он сказал: «С такой саркомой этот кролик просто не имел права.жить. Получаете пять, ребята!»

Когда я впервые приехал Массачусетс в 1930 году, это было самое консервативное место на свете, здесь все строго следовали традициям. Я поступил в штат больницы. В первое же утро меня представили коллегам, но одного доктора при этом не было. Пос­ле этого я в течение трех месяцев поднимался и спускался с ним на лифте и говорил ему: «Доброе утро», «Добрый день» или «Доб­рый вечер», но мы не были представлены друг другу по всем пра­вилам, поэтому он не мог мне ответить. А что было на первом заседании Общества Новой Англии — мы попали туда с одним психиатром. Меня просто сразило то, что я увидел!!! Все мужчи­ны были в смокингах. Я спросил, зачем это. Психиатр ответил, что они или читали доклады, или собирались их обсуждать. По моему стороннему мнению, для этого смокинг не нужен. И вот Пит Кэмпбелл, декан отделения психиатрии Новой Англии, пред­ставил доклад на тему гипноза. Когда он закончил, я встал и по­просил разрешения обсудить доклад. Общество было шокирова­но. Они попросили сделать перерыв. И когда они возобновили совещание, они объяснили, что поскольку я не знаком с обычаями восточных штатов, то имею право обсудить доклад доктора Кэмп-белла. И я заговорил более свободно... моя вступительная фраза звучала примерно так: «Я полагаю, доктор Кэмпбелл должен из­виниться перед присутствующими членами Общества за доклад о гипнозе, по уровню достойный второкурсника. Он небрежно под­готовлен, поверхностен и плохо скомпонован». Все снова были в шоке. Тогда Пит Кэмпбелл встал и сказал: «Я согласен с доктором Эриксоном. Моя работа очень небрежна, и я знаю, каковы работы доктора Эриксона. Я хорошо знаю его и хочу извиниться перед ним и перед всеми вами. В следующий раз, когда я буду читать доклад, постараюсь подготовиться получше». Мы с Питом Кэмп-беллом стали очень близкими друзьями.

Я приведу вам личный пример улучшения памяти... в Мичи­гане я был профессором психиатрии и директором по психиатри­ческим исследованиям и подготовке при больнице округа Уэйн. Сын одного адвоката из Чикаго, имевший степени доктора фило-

софии и медицины, был психиатром. И у него был опыт в области судебной психиатрии, а его научная степень была в области пси­хологии. У него также было две степени магистра и две степени бакалавра — всего шесть солидных университетских степеней. И он подал заявление на должность психиатрического консультанта при уголовном суде в Детройте: рассматривать дела преступни­ков, дорожные происшествия и прочее. И вот сын адвоката был принят на основании его послужного списка. Собеседования с ним не проводили. Уголовный суд решил, что человек, имеющий столько степеней, а также подготовку в области судебной психиатрии и общей психиатрии, им вполне подходит. И вот Лайл приехал и принял дела. И сотрудники были в полном ужасе, потому что Лайл знал все обо всем, а все сотрудники оказались неквалифициро­ванными, очень неквалифицированными!!! И он начал наводить свои порядки среди подчиненных; он поехал в Государственный университет Уэйна и объяснил на факультете психологии, что доктор Скаггс, декан факультета, уже пожилой человек и может уходить на пенсию, а ОН, Лайл, займет и место доктора Скаггса... в качестве дополнительной должности. Он поехал в медицинское училище и объяснил декану, что у него намного больше степеней, чему меня, и почему бы не уволить меня с факультета, а он возьмет на себя мои функции. И вот что самое плохое. Он посетил каби­неты всех частных психиатров Детройта и объявил пациентам, ожидавшим в приемных, что им «нужно обратиться к хорошему психиатру», и назвал свое имя. И, кроме того, он поехал в редак­цию местной многотиражки и объяснил журналистам, как часто должна выходить передовая статья о нем. Он был мужчина очень тучный и крупный и вскоре получил прозвище «крошка Лайл». И в конце недели он взглянул на свою секретаршу, оставшуюся со времен предыдущего руководителя, государственную служащую, и сказал: «Мисс X, у вас нескладная фигура, ранняя седина, очень неказистые черты лица и косоглазие... но я не против подержать вас в качестве любовницы месяцок-другой». Она была в такой ярости, что уволилась! В то время я подыскивал себе секретаршу, а поскольку мисс X была государственной служащей, ее перевели ко мне. Это было в начале весны 1942 года. А в августе 42-го весь Детройт кипел. Лайл написал письмо на семнадцати машинопис­ных страницах через один интервал, адресованное в Армию, где объяснялось, почему его должны назначить генералом, в чьи обя­занности входило бы следить за психическим здоровьем других генералов. Пришедший из Армии ответ гласил: «Дорогой сэр, в настоящее время мы не нуждаемся в человеке с вашими таланта­ми». При этом в кабинете присутствовал ассистент Лайла, психо­лог. У крошки Лайла не хватило ума НЕ продемонстрировать, насколько нерассудительные люди сидят в Армии, и он зачитал

своим подчиненным свое письмо на семнадцати страницах, а за- \ тем показал ответ и крайне пренебрежительно отозвался об ин­теллекте армейских руководителей. Психолог тайком снял копии с его письма и с ответа из Армии и отнес их в редакцию газеты. И эти материалы были опубликованы под заголовком: «Армия за­явила, что не нуждается в Лайлс». Дело было в августе. Возвра­щаясь с обеда, моя секретарша увидела газету с этим заголовком и быстренько купила &е, и рассказала мне обо всем, об этом слу­чае... она принесла мне газету показала заголовок и сказала: «Да­вайте позвоним крошке Лайлу и пустим крокодиловы слезы». Я ответил: «Если вы хотите позвонить крошке Лайлу и пустить кро­кодиловы слезы, дерзайте. Я полностью согласен, он их заслужи­вает.... Но когда я НАЕДУ на крошку Лайла, этого наезда он ни­когда не забудет!!!» У меня не было никаких планов: прошел ав­густ, прошел сентябрь, прошел октябрь. В конце ноября было заседание в здании Медицинского общества округа Уэйн в Дет­ройте, на котором я присутствовал. Первые посетители, в числе которых был и я, сидели и пили пунш. И тут вошел крошка Лайл. Первым человеком, которого он увидел, когда открыл дверь, был я, и он сказал: «Привет, Милт, что ты знаешь об этом деле?» И я сказал: «Я знаю только то, что написано в газетах» (любимая фра­за Уилла Роджерса). Я был уверен, что мое подсознание меня не подведет и что я могу полагаться на то, что оно скажет, что нужно, сделает, что нужно и в нужный момент, а Лайл снабдил меня нуж­ным стимулом, и благодаря накопленному в моем подсознании объему информации оно тут же выбрало нужный ответ. Как толь­ко доктора услышали мой ответ, они побросали свои очки на стол и бросились к телефонным аппаратам... разумеется, следующий выпуск газеты вышел под заголовком: «ЭРИКСОН СКАЗАЛ ЛАЙЛУ, ЧТО ОН ЗНАЕТ ТОЛЬКО ТО, ЧТО НАПИСАНО В ГАЗЕТАХ». И крошка Лайл переехал во Флориду. Я наехал на него, но очень нежно, использовав лишь общеизвестную инфор­мацию. Я всегда доверяю своему подсознанию. Сейчас слишком многие психотерапевты пытаются планировать свои размышле­ния, вместо того чтобы подождать и увидеть, какой стимул они получат, а затем позволить своей неосознаваемой части психики отреагировать на этот стимул.

Я получил степень в Висконсине, а интернатуру прошел в Колорадо, поскол'ьку знал, что в различных частях страны к меди­цине относятся по-разному. И я узнал, что артрит в Колорадо очень-очень сильно отличается от артрита в Висконсине. Я также узнал, что в Колорадо, пользуясь эфиром, надо лить его, а не капать. Затем я поехал на Род-Айленд и выяснил, что эфир на тубус пуж-

но капать, причем очень осторожно и очень медленно. Колорадо

расположен высоко над уровнем моря, а в восточных штатах ме­тоды лечения различных болезней совершенно отличаются от при­меняемых в Висконсине или в Колорадо. Я думаю, что сейчас в Штатах гораздо меньше различий. Я считаю, что каждого пациен­та, который к вам приходит, надо рассматривать как вызов, по­буждающий вас обнаружить индивидуальность этого пациента. И я думаю, что в свободное время надо заниматься плаванием, рыбалкой или танцами и наблюдать за другими людьми... выяс­нять, сколько инфсщмиж й-ШловекеогщщедЪсгштвам глаза

еще до знакомства с ним. Пока Шхгрмсхеммш все_время_видим и слышим, и полагаем, будто это все, что нам необходимо. Но если познакомиться со слепым человеком, сразу станет ясно, нха он-то действительно СЛЫШИТ.

~~ Обучая студентов -медиков, я внушал им, чтобы они читали дополнительную литературу. Я объяснял, где стоит определенный книжный стеллаж, и говорил, что там стоит книга о функциях полушарий человеческого мозга, и просил одного из студентов пойти и найти на стеллаже эту книгу, и объяснял: «На книге стоит заглавие "Функции полушарий человеческого мозга", напечатан­ное очень разборчивым шрифтом, ошибиться невозможно. Она в твердом переплете ярко-красного цвета». И затем я отправлял сту­дента к стеллажу достать книгу, а весь класс наблюдал. И некото­рые студенты с хорошим зрением издалека видели этот заголовок и удивлялись, когда их одноклассники проходили мимо книги. После того как студент неоднократно, но безуспешно пытался найти на стеллаже книгу в ярко-красном твердом переплете под назва­нием «Функции полушарий человеческого мозга», я говорил ему: «Посмотрите в левом верхнем углу верхней полки и прочите за­главия книг, одно за другим, пока не найдете эту книгу, ярко-крас­ную книгу под названием "Функции полушарий человеческого мозга"». И он читал заглавия всех книг, включая книгу под назва­нием «Функции полушарий человеческого мозга», и переходил к следующей книге, потому что когда он читал заглавие, он делал это чисто механически. И так он читал заглавия всех книг, иногда по два раза, и уверенно заявлял, что книги на полке нет, и тогда я говорил другому студенту: «Пойдите и достаньте книгу под назва­нием "Функции полушарий человеческого мозга", она синяя», и он легко находил книгу, потому что это на самом деле БЫЛА книга в твердом переплете синего цвета. Первый студент искал книгу, исходя из другого фрейма референции, и этот фрейм рефе­ренции включал твердый переплет, ярко-красный цвет и заглавие «Функции полушарий человеческого мозга». Эти слова бросают­ся в глаза, но они являлись лишь частью фрейма референции, в соответствии с которым он искал, а потому они существовали

для него отдельно и не вписывались в общий фрейм референции красной книги в твердом переплете. Просто прочесть заглавие ока­зывалось недостаточно, и то же самое постоянно происходит в нашей повседневной жизни. Мы слепы к вещам, мы многого не слышим, многого не ощущаем, мы не чувствует запахов, не чув­ствуем вкусов. Мы не осознаем кинестетических ощущений, про-приоцептивных ощущений, а ведь это часть нашей жизни. В со­знательной жизни вы склонны отбирать определенные части и не осознавать другие. А в гипнотическом трансе вы можете интенци-онально, сами того не зная, направлять свое внимание таким об­разом, что сможете с закрытыми глазами видеть людей, слышать, как люди разговаривают в комнате, в которой не раздается ни еди­ного звука, вы можете мысленно перенестись из Калифорнии в Мэн и слушать звук океанских волн на берегу, даже если вы ни­когда не слышали звука океанских волн...

Однажды в начале учебного года в медицинском училище де­кан вызвал меня в свой кабинет и сказал: «Я здесь человек но­вый». Он приехал из Миннесоты. «Я привез с собой студента — своего протеже. Он гений патологии. Он необыкновенно талант­лив и всецело предан науке патологии. И он страстно ненавидит психиатров. Он будет изо всех сил стараться испортить вам жизнь, оскорблять вас, противодействовать вам всеми возможными спо­собами». Я сказал: «Хорошо, я займусь этим парнем». И вот на первой лекции я, как обычно, представился классу: «Я не являюсь типичным профессором медицинского училища, который счита­ет, что его курс — единственно важный. Я не такой профессор; я просто ЗНАЮ, что курс, который преподаю я, — самый важный». В первый раз, когда я выкинул такой трюк, весь класс подписал петицию с просьбой уволить меня с факультета. Декан показал мне петицию. Я попросил отдать ее мне и через три недели выве­сил ее на доске, но ни словом о ней не обмолвился и продолжал читать лекцию. Разумеется, как правило, в самом начале курса я объяснял студентам смысл психиатрии и просил их. читать допол­нительную литературу. Я называл полдюжины книг, которые бу­дут интересны тем, кто действительно заинтересуется психиатри­ей, и которые должна прочесть вся группа, а затем я перечислял еще около тридцати книг, которые тоже могут представлять инте­рес. А затем я давал им задание. «В следующий понедельник, в восемь утра, вы подадите мне рецензию на любую книгу по пси­хиатрии». И протеже декана посмотрел на меня исподлобья. И вот в понедельник все студенты выстроились сдавать мне рецен­зии, и он, ухмыляясь во весь рот, вручил мне чистый лист бумаги. Тогда я сказал: «Даже не читая вашей работы, я заметил в ней две ошибки. Вы забыли поставить дату и подписать ее. Когда вы буде-

те сдавать работу в следующий понедельник, помните о том, что рецензия на книгу напоминает отчет о патологическом препара­те». В следующий понедельник он вручил мне одну из лучших рецензий, какую я когда-либо читал. Через пару недель декан спро­сил: «Как же вам удалось обратить этого язычника в христиан­ство?» Он был настроен противиться мне абсолютно во всем. Я принял этот вызов и указал ему на две его ошибки. И он был вынужден их признать.

А вот пример использования своего собственного подсозна­ния: я писал статью, публикацию, и думал, что закончил ее. Дело было в ноябре. И вот я решил отослать ее издателю, но не смог найти статью. Я знал, что должен хранить свою рукопись в одном из четырех мест. Я осмотрел все четыре... рукописи там не было, и я сказал: «Мое подсознание хочет сообщить мне нечто; интересно, что же именно?» Прошел ноябрь, декабрь, январь. На второй се­местр прибыла новая группа студентов, и я дал им задание про­честь определенные книги, показал книжный стеллаж в моем ка­бинете, выбрал оттуда наугад несколько книг и сказал: «Вот кни­га, которую вы обязательно должны прочесть». Я открыл ее в произвольном месте, и ТАМ БЫЛА ССЫЛКА, НА КОТОРУЮ Я ХОТЕЛ СОСЛАТЬСЯ В СВОЕЙ РУКОПИСИ!!! Когда студен­ты ушли, я отпер нижний ящик своего стола, достал потерянную рукопись и добавил эту ссылку. Итак, мое подсознание знало, что у меня будет новая группа студентов, мое подсознание знало, как я начинаю каждый учебный семестр, и мое подсознание знало, что не нужно торопиться публиковать эту статью и что ее еще нужно доработать.

Аналогичный опыт был у меня в Аризоне. Я закончил статью и полагал, что это прекрасная статья, и решил отправить ее. Я стал искать ее и не нашел ни в одном из четырех мест, где я держу свои рукописи. И я сказал: «Интересно, что я упустил в этой статье?» Спустя месяц ко мне пришла пациентка на ежеме­сячный осмотр. Она вошла в комнату, я вытащил истории пациен­тов, нашел ее папку — и там лежала моя рукопись. И я задал этой пациентке несколько вопросов, которые забыл задать раньше, — и в результате добавил к своей статье массу новой информации. Нужно полагаться на свое подсознание.

Много лет назад я попытался написать объяснительную снос­ку и забыл, про что она будет. Через некоторое время я написал сноску, и она мне не понравилась, потому что не выражала того смысла, который я хотел передать. И вот однажды у меня был двухчасовой перерыв, и я сказал себе: «Пожалуй, я просто отки­нусь в кресле и войду в транс». Примерно через час и сорок пять MиHVT ня моих коленях лежала кпппбка с. комиксами. а на столе

лежали еще две стопки комиксов, л очень скоро должен оыл прийти пациент. Я удивился, почему это я вошел в транс и перерыл ко­робку с комиксами, и еще оставил две отдельные стопки комиксов на своем столе. Ожидая с минуты на минуту пациента, я положил все книжки обратно в коробку и отнес их в другую комнату. Когда я вернулся, пациент уже пришел, и я стал проводить с ним интер­вью. Я забыл об этом свидетельстве самогипноза и о том, что об­наружил у себя на коленях коробку с комиксами. И однажды у меня было свободное время, и я подумал все-таки написать эту сноску, но это оказалось для меня сложновато. Я взял карандаш, и мне на ум пришло: «И утенок Хью сказал утенку Луи»... И тут я понял: комиксы рассчитаны на читателя с любым уровнем интел­лекта и передают массу смысла. И комиксы отличаются большой точностью и ясностью. И я написал объяснение, которое собирал­ся написать, легко и просто. Мое подсознание заставило меня про­смотреть книжки с комиксами, чтобы получить пример краткости и простоты.

Одним из уроков, который преподают нам все дети, является тот факт, что можно смотреть на вещи по-разному. Когда моя дочь Бетти Элис была еще совсем маленькой, она играла на террито­рии больницы округа Уэйн в Мичигане. Она ходила и смотрела на все то с одной стороны, то с другой, ходила туда-сюда, а затем сгибалась пополам и смотрела на все между ног, глядя во все сто­роны. И так она осмотрела всю территорию, сначала стоя, а потом согнувшись пополам. Тогда я не знал, что это означает. А позднее, когда ей исполнилось чуть больше пяти лет, я пригласил к себе домой из Эванстона, где у нас было заседание Психологического общества, Грегори Бейтсона. Бейтсон был ростом метр восемьде­сят или метр девяносто. А Бетти, даже когда выросла, была рос­том меньше 160 сантиметров. И эта маленькая девочка все ходила вокруг него и смотрела вверх на этого человека с головой в небе­сах. И ей удалось заметить, что он обратил на нее внимание, и она рассказала ему, сколько километров до Луны, а сколько до Вене­ры, до Марса, до Плутона, и назвала ему все расстояния. Я не знал, откуда она все это могла узнать, и ТОГДА я не придал этому значения. Затем она пожелала знать, откуда Грегори родом. Он сказал, что из Австралии. Тогда она взяла глобус и попросила его показать Австралию. Он показал ей, где находится Австралия, а где Мичиган. И тут она объявила очень торжественно: «Когда я вырасту, я поеду в Австралию». Окончив школу в Мичигане, она устроилась работать учительницей, а следующим летом поехала путешествовать по Европе. Она вернулась, преподавала в Мичи­гане, а на следующее лето поехала в путешествие по Америке. За­тем она снова заехала домой и сказала: «Я подумала, ребята, надо

заехать к вам сюда и повидаться с вами, прежде чем я уеду в Австралию. Я ведь теперь работаю там в школе». Она преподава­ла в Мичигане, в Аризоне, в Австралии, в Эфиопии, а сейчас она преподает на Окинаве и ждет, когда ее мужа пошлют в какую-нибудь другую точку земного шара. Ее интерес смотреть на вещи со всех_возможных точек зрения, ее интерес к географическим расстояниям уже тогда говорил о том, что она станет путеше­ственницей и захочет повидать мир. Она путешествовала над Эфиопией на воздушном шаре, спускалась на плоту по реке, где обитали гиппопотамы и крокодилы. Она была в Корее и в Гон­конге и планирует отправиться в Китай, а еще она была в Синга­пуре и, конечно, на Гавайях; я даже не знаю всех мест, где она была. И ее семья, два ее сына и дочь, всюду переезжают вместе с ней. И где бы они ни повесили свою шляпу — всюду они легко приживаются. И чувствуют себя настолько комфортно, насколь­ко только возможно.