Фактор милитаризма в развитии международных отношений государств постиндустриального мира

Вид материала

Статья

Подобный материал:

• Системный подход к изучению международных отношений, 195.41kb.
• Русскоязычная иммиграция в израиль как фактор в развитии российско-израильских межгосударственных, 369.91kb.
• Информационные процессы как фактор развития современных международных отношений: политический, 607.15kb.
• Эволюция политико-дипломатической роли США в развитии палестино-израильского конфликта, 406.77kb.
• Прямые иностранные инвестиции как фактор конкурентоспособности россии: новые механизмы, 288.81kb.
• Роль мирохозяйственных связей в экономическом развитии австралии, 407.11kb.
• Курс Содержание курса Язык обучения Преподаватель, 74.93kb.
• 70. Роль международных организаций в современных международных отношениях и в мировом, 85.53kb.
• Экологизация международных отношений как фактор формирования экономического потенциала, 173.95kb.
• Тезисы лекций по теме: современные модели международных отношений, 71.47kb.

Фактор милитаризма в развитии международных отношений государств постиндустриального мира


Цыбаков Д.Л., доцент кафедры политологии,

государственного и муниципального управления ОРАГС

Email: politgmu@ mail. ru


Аннотация. Статья описывает содержание политики милитаризма и ее влияние на развитие современных международных отношений. Изучаются предпосылки иностранных агрессий в отношении Ирака, Югославии, Ливии и других государств. Выявляются причины сохранения влияния фактора военной силы после окончания «холодной войны».


Ключевые слова. Милитаризм, милитаризация, международные отношения, международная безопасность, военная сила.


Вступление мировой цивилизации в стадию постиндустриального развития не привело к преодолению традиции милитаризации международных отношений, заявляющей о себе на всем протяжении мировой политической истории.

В период первого десятилетия ХХ1-го столетия вооруженное насилие продолжало оставаться приоритетным ресурсом разрешения проблем мировой политики. Фактор милитаризма продолжает сохранять свое значение в формировании внешнеполитической стратегии современных государств. Военная сила/военная мощь по-прежнему воспринимается в качестве приоритета реализации политической воли властвующих элит. Ей в равной степени склонны отдавать предпочтение и лидеры-традиционалисты «третьего мира» и рафинированные представители «политического класса» либеральных демократий.

Несмотря на официальные декларации о наступлении принципиального иной эры международных отношений, не оставляющей места для антигуманных методов воздействия на внешнеполитических соперников, локальные войны и вооруженные конфликты продолжают оставаться неотъемлемой чертой мирового политического процесса. Характерно, что стратегической задачей сторон военно-политического противостояния нередко становится не достижение безусловной победы, а превращение войны в перманентный конфликт, подрывающий моральный и экономический потенциал противника. Военные или околовоенные приготовления принципиально не могут носить логического, хотя бы и промежуточного завершения, каковым прежде признавалось нанесение безусловного поражения неприятелю.

Вольно или невольно идеологическому сопровождению политики милитаризма содействуют ангажированные авторы, тенденциозно описывающие содержание внешней политики современной Российской Федерации. Одним из ключевых тезисов критиков политического режима постсоветской России является признание его стремления к возрождению милитаризма, превращению опоры на вооруженную силу в решающий фактор внешней и внутренней политики. Подобные эскапады озвучиваются несмотря на то, что именно Россия в период 1991-2008 гг. последовательно воздерживалась от участия в войнах и вооруженных конфликтах, инициированных лидерами постиндустриальной цивилизации. Наиболее масштабные и кровопролитные военно-политические акции регионального масштаба - агрессия против Югославии, войны в Ираке и Афганистане проходили без российского присутствия.

Российская Федерация в последние два десятилетия также была вынуждена применять вооруженные силы за пределами своей территории. Необходимо учитывать, что речь идет о необходимости вмешательства в конфликты, происходившие на постсоветском пространстве и напрямую затрагивающие интересы России, угрожавшие жизни ее граждан или соотечественников. Российская Федерация использовала свой оборонный потенциал за пределами национальных границ преимущественно в качестве обеспечения миротворческих операций по предотвращению внутренних вооруженных конфликтов в Таджикистане, Грузии и в Приднестровье.

Адекватный ответ, полученный режимом М.Саакашвили в ответ на агрессию против Южной Осетии в августе 2008г., стал поводом не только для развязывания массированной информационной кампании против России, но и для попыток «демонстрации силы» в Черноморском регионе. Здесь в короткий срок была создана группировка военно-морских сил Северо-Атлантического альянса, а один из его активных членов – Турция, готовилась, как следует из преданных огласке документов, к введению своего воинского контингента на территорию Аджарии.

События последних лет ставят под сомнение несколько скоропалительные выводы о деэтитизации милитаризма, нарастающей после окончания «холодной войны» и крушения советского военно-политического блока. В статьях Р. Банкера, («Эпохальное изменение: война против социальных и политических организаций»), Р. Питерса («Класс новых воинов»), Дж. Рассела («Асимметричная война»), опубликованных в ряде зарубежных изданий, подчеркивалось, что война как столкновение двух государств или блоков государств с определенными политическими целями уходит в прошлое.¹ Ей на смену приходит «хаос-война» в форме столкновений преступных группировок и синдикатов внутри страны и на международной арене, которые ведутся не во имя достижения целей государственной политики, а вокруг социальных и культурных ценностей общества.

Однако последние события показывают, что государственные институты продолжают оставаться ведущим актором милитаризации международных отношений. Этот процесс получил новое выражение после беспрецендентых мер, принятых Соединенными Штатами и НАТО под предлогом борьбы с мировым терроризмом, существенно модифицировав традиционное содержание милитаризма. По выражению известного американского политического деятеля 1970-1980-х годов ХХ столетия У.Фулбрайта, в США сформировался "внутренний милитаризм", когда на протяжении многих лет военная машина этой страны находится в готовности немедленно начать боевые действия в любом регионе земли. Другие исследователи для характеристики этого явления употребляют термин «новый милитаризм». Так, Э. Бассевич, полагает, что предпосылки к культу военной мощи традиционно отличали американское общество. В конечном итоге среди «политического класса» страны оформилось убеждение о необходимости ликвидации «старого порядка» при помощи военной силы. ²

Именно представители политической элиты США предоставили повод для осмысления новой эскалации вооруженного насилия в планетарном масштабе, который они именуют «Четвертой мировой войной». Доказательства признания нахождения сверхдержавы земного шара в состоянии военного времени содержатся в выступлениях бывшего директора ЦРУ США Д. Вулси, в Американском военном колледже войны 6 ноября 2002 года, а также в Калифорнийском университете 3 апреля 2003 года. Мнение о начале глобальной войны, продолжительность которой охватит жизнь не одного поколения, высказывалось также и бывшим вице-президентом США, имеющим репутацию «ястреба» Р. Чейни.

Показательна ситуация в странах Евросоюза, где пацифизм населения резко диссонирует с реальной политикой правительств, нацеленных на усиление военной составляющей формирующейся на континенте конфедерации. Для многих наблюдателей стала неожиданностью позиция Франции в ситуации вокруг кризиса в Ливии в феврале-марте 2011г . Именно президент Н. Саркози выступил в качестве инициатора иностранного вторжения в эту страну, заместив элиту англосаксонских государств. игравших решающую роль во всех региональных войнах последних двух десятилетий. Впрочем, для внешней политики Пятой республики и в предыдущие годы были характерна тенденция применения вооруженной силы для обеспечения национальных интересов в регионах которые она традиционно воспринимала как свои зоны влияния. Прежде всего, речь идет о военных акциях французских вооруженных сил, формально выступающих как миротворческие, в Кот – Д,Идивуаре и других странах «Черной Африки».

В последние годы страны Европы периодически поднимают вопрос о создании собственных вооруженных сил. Лиссабонский договор декларирует формирование среди органов управления Евросоюза постоянной структуры для сотрудничества в оборонной сфере. По планам президента Франции Н. Саркози предусматривается общеевропейский оборонный заказ для промышленности, формирование единой военной инфраструктуры, доступ к распоряжению военными базами своих партнеров по Евросоюзу. Подчеркивается, что для Франции, Великобритании, Испании, Германии, Италии уровень расходов на оборону должен составлять не менее 2% ВВП.

Происходит нагнетание воинственности и в странах, ранее всячески демонстрирующих свой антивоенный статус. Среди правящих кругов Германии и Японии сложилось мнение, что участие в операциях НАТО на Балканах (ФРГ), оккупации Ирака (Япония), попирающих основополагающие нормы международного права, должно выступить инструментом легитимации этих государств как полноправных членов международного сообщества. Подобным образом преодолевается комплекс военно-политический неполноценности, довлевший над инициаторами второй мировой войны на протяжении последних пятидесяти лет.

Однако лидером в проявлениях современного милитаризма по-прежнему остается военно-политическое руководство США. Положения агрессивного внешнеполитического курса мировой державы формулируются в недрах влиятельных и имеющих серьезное финансирование экспертных организациях, которых со времен второй мировой войны именуют «мозговыми центрами»

Термин «think tanks», был употреблен американским ученым Германом Каном в 1940-е для обозначения места проведения консультаций гражданских специалистов и офицерского корпуса. Это специфичное и сложное явление фигурирует под различными определениями: «фабрики мысли», «бункеры идей», «думающие центры», «мозговые центры», «мозговые тресты», «генераторы мысли». Когда-то таким образом именовали надежно защищенное укрытие, где гражданские эксперты и представители командования занимались обсуждением проблем военно-стратегического характера. В настоящее время так называются неправительственные организации, занимающихся не только военно-политическими исследованиями, но и иными вопросами общественных отношений.

В мире по разным оценкам может действовать 4000-4500 организаций подобного рода, при этом свыше 2000 базируются в США; из них только 25 процентов считаются независимыми или самостоятельными. В период нахождения у власти представителей республиканской партии, определяющими для руководства страны стали рекомендации интеллектуалов, связанных с неоконсервативными политическими кругами. К ним причисляют «Проект нового американского столетия», Институт перспективных стратегических и политических исследований, Еврейский институт проблем национальной безопасности, с которым в свое время был тесно связан вице-президент Соединенных Штатов Р. Чейни, известный как последовательный сторонник агрессивной политики и военного интервенционализма.

Организация «Проект нового американского столетия» в 1997 году подготовила масштабный документ «Изложение принципов», под авторством П. Вулфовица, Р. Чейни, Д. Рамсфелда и других политиков, позднее занявших руководящие посты в структуре военной организации и органов, ответственных за обеспечение национальной безопасности США. Его основной идеей было возвращение к принципам военной политики, характерной для времен «холодной войны». Основным инициатором развертывания глобально системы противоракетной обороны считается Центр политики безопасности, содержащийся на средства финансово-промышленных корпораций – подрядчиков Министерства обороны США.³

Среди субъектов современного милитаризма заметное место занимают не только военно-промышленные концерны, извлекающие прибыль из поставок вооружений. Инициатива по применению вооруженного насилия зачастую исходит со стороны компаний, занятых в сырьевой отрасли. Нефтедобывающие корпорации США и Великобритании являются наиболее влиятельными группами давления, стремящимися подчинить своим интересам политику национальных правительств. «Сырьевой фактор» прослеживается во всех без исключения акциях современного милитаризма. Именно стремление к контролю над нефтяными ресурсами во многом обусловило войны в Персидском заливе – агрессию Ирака против Кувейта в 1991г. и интервенцию многонациональной коалиции в Ираке в 2003г.⁴ Вмешательство зарубежных держав в дела Афганистана после вывода из него советских войск также первоначально диктовалось стремлением к установлению контроля над маршрутом предполагаемого газового трубопровода из Туркмении. Подоплека конфликта в Косово во многом базируется на идее прокладки трансбалканского нефтепровода компанией АМБВО от болгарского Бургаса до порта Влера в Албании.

Перманентный вооруженный конфликт в Кавказском регионе помимо прочего продиктован замыслами транснациональных монополий по установлению контроля над запасами каспийской нефти. Вооруженный мятеж в Чечне, установление милитаристского режима М. Саакашвили в Грузии и дестабилизация политической ситуации в национальных республиках Российской Федерации имели целью обеспечить интересы сырьевых компаний по вытеснению России из стратегического района, традиционно входившего в сферу ее влияния.

Военная интервенция ведущих мировых военных держав против суверенной Ливии весной 2011г , к которому оказалась совершенно не готова мировая общественность, также был обусловлена стремлением акторов международной политики добиться контроля над запасами углеводородов этой страны. Не занимая значительной доли в общих объемах мировой добычи нефти и газа, они, ввиду географической близости, являлись или могли являться в перспективе стратегическим ресурсом развития экономик некоторых стран Средиземноморья, прежде всего Италии и Франции. При этом глубинным мотивом очередного иностранного вторжения в Ливию мог бы стать и отказ режима М. Каддафи провести денационализацию нефтяной отрасли в пользу крупных транснациональных добывающих компаний.

В связи с осмыслением подоплеки и причин прямого вмешательства во внутренние дела суверенного государства Северной Африки, могут быть пересмотрены некоторые принятые положения политической теории, сводящиеся к признанию агрессивного внешнеполитического курса за правительствами консервативных партий, тогда как стратегия неолибералов в международных отношениях рассматривалась как умеренная и сдержанная.

События зимы-весны 2011г. позволяют пересмотреть данный тезис. Администрация Б. Обамы обрушилась на политический режим, который даже махровые неоконсерваторы времен Дж.Буша-младшего не относили к членам так называемой «оси зла», совершенно произвольно сформированной из наиболее последовательных оппонентов новых претендентов на мировое господство – Ирака, Ирана, КНДР.

В свою очередь, перечисленные субъекты, равно как и подвергшиеся иностранным вторжениям Югославия, Ливия и Афганистан, также представляли собой предельно милитаризованные общества. В перечисленных странах были накоплены значительные запасы вооружений и созданы военные организации, способные играть заметную роль в реализации внешнеполитических амбиций находящихся у власти авторитарных режимов. Все из них, исключая бывшую Югославию, в течение многих лет выступали дестабилизирующим фактором региональной и международной безопасности. Воинственный курс руководства КНДР неоднократно создавал опасность возникновения нового вооруженного противостояния на Дальнем Востоке.

С. Хуссейн и М. Каддафи несут ответственность за развязывание многочисленных локальных войн и конфликтов, а также за поддержку террористических организаций, действующих не только на Ближнем Востоке или в Африке. Теократический режим в Иране явился вдохновителем и организаторов вооруженных экстремистов шиитского толка в Ливане и Ираке. Афганистан в правление талибов превратился в очаг мирового терроризма, представляющего угрозу и российским национальным интересам.

Однако, многие из перечисленных «милитарных республик» долгие годы являлись традиционными партнерами западных держав, принимавших активное участие в переоснащении вооруженных сил своих контрагентов, включая предоставление им технологий производства оружия массового поражения, и гласно или негласно санкционировавших агрессивные устремления в странах «третьего мира». Последние, впрочем, имели под собой и вполне объективную подоплеку, поскольку воинственная идеология остается одним из основополагающих элементов ментальности «доиндустриального» или «частично индустриального» обществ, представители которого с готовностью признают легитимность режимов, способных демонстрировать собственную милитаристскую активность. Не случайно, что свергнутые в итоге «гуманитарных интервенций» авторитарные системы в итоге замещались не либеральными институтами, а более примитивными и архаичными вариациями милитаризма.

С другой стороны, конфликтогенность в отношениях между развивающимися государствами была обусловлена противоречиями, включая и территориальные, которые были намеренно созданы правительствами колониальных держав в период обретения национального суверенитета их бывшими протекторатами.

Югославия в период 1950-1980-х гг., благодаря своему особому статусу в социалистическом лагере и оппозиционностью по отношению к внешнеполитическому курсу Советского Союза также находилась в орбите западного влияния и имела основания для понимания мировыми лидерами своих интересов в постсоветский период.

Однако и воинствующие режимы развивающегося мира, и умеренное политическое руководство Югославии (затем Сербии) и созданные при участии США афганские талибы оказались объектом силового давления со стороны новых мировых гегемонов. Поводом для этого выступают внутренние противоречия, находящие выражение в этноконфессиональных конфликтах, и совершенно надуманные и подтасованные предлоги, наподобие обвинений С. Хуссейна о наличии у него оружия массового поражения. При этом совершенно безнаказанными остаются автократические режимы, существование которых соответствует стратегическим соображениям западных лидеров или текущей внешнеполитической конъюнктуре.

Видимо, истинной подоплекой милитаристских акций в отношении отдельных государств или негосударственных акторов международных отношений, может быть признано стремление ведущих военных держав максимально унифицировать политическое пространство современного мира, вытеснив из него лидеров, потенциально способных обеспечить собственные национальные интересы при помощи развитого оборонного потенциала.

Метод легализации милитаристских акций в международных отношениях вполне очевиден: первой стадией становится выдвижение заведомо неприемлемых требований в адрес объекта будущей агрессии.

На втором этапе осуществляется получение санкций международных организаций, прежде всего Совета Безопасности ООН, на ограниченное применение военной силы – «обеспечение бесполетных зон», «разъединение воюющих сторон» и т.д.;

На третьей стадии реальные действия атакующей стороны выходят за рамки отведенных им полномочий, либо полностью игнорируют мнение международных структур, не дающих санкций на дальнейшее развитие агрессии. Именно подобным образом складывалась ситуация во время весенней войны в Ливии 2011г. Получив, согласно резолюции Совета Безопасности ООН № 1973, разрешение на предотвращение авиационных налетов правительственных вооруженных сил на населенные пункты, войска коалиции сразу же вышли за рамки официально оглашенного замысла операции. Ракетно-бомбовые удары наносились не только против авиации и противоздушной обороны ливийцев, но и для поражения их сухопутных сил и командных объектов. В ночь с 27 на 28 марта 2011 г. было объявлено о передаче полномочий по проведению операции Северо-Атлантическому союзу, нацеленному на организацию полномасштабного вторжения, чего не предусматривалось в решении ООН.

Четвертая стадия предполагает признание результатов агрессии со стороны международного сообщества, для чего расширяется состав оккупационных сил за счет государств-сателлитов, а также держав, ранее воздерживавшихся от участия в коалиции. Происходит также и привлечение частных военных компаний/фирм, деятельность которых позволяет высвободить силы и средства победителей на их наращивание в других представляющих интерес регионах земного шара.

Создается впечатление, что международное сообщество оказалось неспособным предотвратить крупнейшие милитаристские акции последних десятилетий. Санкции Совета Безопасности ООН на ограниченное применение насилия, выдвигаемые в адрес суверенных государств от его имени ультиматумы, в большинстве случаев выступали лишь прологом для дальнейшей эскалации насилия.

Подводя итог, отметим, что коренные предпосылки современного этапа милитаризации сложились среди политической элиты государств, относящих себя к лидерам демократического мира. Доминантным фактором здесь выступил факт ликвидации Советского Союза и демонтаж его военной организации. Результатом стало появление у апологетов «силового давления» на СССР определенного стереотипа, который может быть обозначен как «синдром победителя». Пребывая в течение многих лет в состоянии постоянной морально-психологической напряженности, обусловленной фобиями, порожденными «холодной войной», военно-политический истэблишмент Североатлантического Союза, воспринял распад СССР не как стечение объективных обстоятельств, а как итог собственных победоносных усилий.

С другой стороны, преподнося уничтожение советского военно-политического блока в качестве результата действий западных демократий, воинствующие политические элиты могли бы найти оправдание многочисленным эксцессам времен «холодной войны» для общественного мнения собственных государств. Политические силы, отрицающие агрессивные методы в международных отношениях, утрачивали аргументы в противодействии сторонникам милитаризации, которые теперь обрели возможность позиционировать себя в качестве «избавителей» мировой цивилизации от угрозы коммунистического тоталитаризма.

Исходя из вышеизложенного, «партии войны» ведущих мировых держав получили своего рода индульгенцию на использование военного потенциала для реализации стратегии международных отношений.

Независимо от правоты той или иной оценки сущности «холодной» войны не вызывает сомнения, что непримиримая борьба двух социально-политических структур планетарного масштаба, между которыми имели место принципиальные идеологические расхождения, стимулировали милитаризацию политических отношений по обе стороны конфликта. Определенная часть властвующих элит, военных и интеллектуальных кругов, оказалась проникнута воинственным духом, уверовав в эффективность и универсальный характер принципов воинского искусства, выказывая готовность применять их в разрешении ключевых международных противоречий.