Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по разное  

На правах рукописи

Аракчеев Владимир Анатольевич

ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ ПОЛИТИКА

В ОТНОШЕНИИ ТЯГЛЫХ СОСЛОВИЙ В РОССИИ

ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVI Ц НАЧАЛА XVII в.

Специальность 07.00.02 Ц Отечественная история

Автореферат диссертации на соискание

ученой степени доктора исторических наук

МОСКВА Ц 2011

Работа выполнена в Псковском государственном педагогическом университете им. С.М. Кирова

Официальные оппоненты:  доктор исторических наук,

профессор

Борисов Николай Сергеевич

 

доктор исторических наук,

ведущий научный сотрудник

Бычкова Маргарита Евгеньевна

 

   доктор исторических наук,

профессор

Павлов Андрей Павлович

 

Ведущая организация:  ГОУ ВПО Московский педагогический 

государственный университет

 

Защита состоится л___ ___________  2011  г. в 1100 ч. на заседании диссертационного совета Д 002.018.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора исторических наук при Институте российской истории РАН по адресу: 117036, Москва, ул. Дм. Ульянова, 19, ауд. 2. 

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Института российской истории РАН (117036, Москва, ул. Дм. Ульянова, 19)

Автореферат разослан нннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннннн л___ _________ 20 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета, Е.И. Малето

кандидат исторических наук

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования обусловлена теоретической и практической значимостью вопросов, связанных с функционированием общества, находившегося в состоянии трансформации. Вторая половина XVI в. в истории России - особый период, когда в ее общественно-политическом устройстве были заложены важнейшие новации, радикально изменившие и сущность самого устройства, и вектор развития страны. В этой связи особенную значимость приобретает изучение истории правительственной политики в отношении тяглых сословий, составлявших абсолютное большинство населения страны. Всесторонне исследование обстоятельств, в которых принимались определенные решения, касавшиеся положения крестьян и посадских людей, позволяет, с одной стороны. Приблизиться к пониманию глубинных закономерностей развития российского общества, а с другой - показать алгоритм деятельности правительственного аппарата.

Без выявления отмеченных закономерностей затруднительно вырабатывать стратегию развития современной России, ибо социальная напряженность, высокий конфликтный потенциал в отношениях между стратами общества губительны для него. Без учета исторического опыта невозможно выстаивать эффективную социальную политику.

Обращение в рамках настоящего диссертационного исследования к истории правительственной политики в отношении тяглых сословий обусловлено тем, что именно сословия крестьян и посадских людей составляли становой хребет государства, являясь источником налоговых поступлений и исполнителем повинностей, совокупность которых и составляло понятие тягла. Именно во второй половине XVI в. закладывались принципиальные основы взаимоотношений государства и тяглых сословий, существенно не изменявшиеся до середины XIX в., когда последовательно была упразднена система крепостного права, созданы земские учреждения, прямые налоги были заменены на косвенные. Тот факт, что именно в этот двухсотлетний период возникла Российская империя, успешно решавшая сложные внешнеполитические задачи, свидетельствует о жизнеспособности того типа социума, который сформировался во второй половине XVI в.

Этот период приобретает значение своего рода водораздела российской истории, стоя на котором становится возможным, с одной стороны. Ретроспективно изучить более ранние институты и явления, а с другой стороны, увидеть процесс зарождения новых социальных структур и управленческих практик, в полной мере развившихся в XVII в. Таким образом, без систематического исследования правительственной политики в отношении тяглых сословий во второй половине XVI - начале XVII в. невозможно составить целостную картину исторического развития нашей страны в период позднего средневековья.

Степень научной разработанности темы исследования. Предлагаемая диссертация  посвящена трансформации общественного и государственного строя нашей страны во второй половине XVI - начале XVII в. Несмотря на значительные успехи российских историков в деле постижения феноменов и закономерностей общественно-политического развития России XVIЦXVII вв., до настоящего времени перед исследователями стоят несколько проблем. В XVIЦXVII вв. в России происходят  масштабные изменения во всех сферах деятельности общества и государства. Жизнь представителей всех классов проходила в условиях реформ, внешнеполитических и внутриполитических потрясений, переросших в полномасштабную гражданскую войну. Столь насыщенный событиями период времени всегда привлекал внимание российских историков, для многих из которых он стал полигоном для апробации новых научных идей и подходов. Впервые в полном объеме они были сформулированы в трудах В.О. Ключевского, А.С. Лаппо-Данилевского, С.Ф. Платонова еще в 1880Ц1890-х гг., когда в работах названных исследователей был осуществлен институциональный анализ российского общества XVIЦXVII вв.

Представляется, что возможности институционального анализа современной наукой не исчерпаны до настоящего времени, поскольку он позволяет осуществить реконструкцию исторической реальности и механизмов трансформации государства и общества. Период второй половины XVI - начала XVII в. предоставляет уникальную возможность применения институционального подхода.

До середины XVI в. государственные институты отличались слабой степенью регламентации, их функции не были четко определены и осуществлялись по-разному в отдельных районах страны, и только в 1550-х гг. создается система приказов и вырабатываются общие принципы государственного управления, которые приобретают необходимую системность. В существующих исследованиях историков часто делался акцент на решениях власти, в то время как осуществление этих решений не всегда удавалось проследить из-за отсутствия источников. Это обусловливает необходимость изучения административных практик, применявшихся государственным аппаратом. Особенно масштабными были изменения в положении крестьян и посадских людей. Между тем, изучение положения этих сословных групп, осуществлявшееся вплоть до 1980-х гг., в последние десятилетия стало менее активным.

Особую сложность представляет исследование крепостничества в силу необходимости соблюсти баланс между строгой научностью и ценностным отношением к истории крепостного права. Для нас неприемлема негативная оценка закрепостительной политики как мотивированной исключительно своекорыстными интересами феодальных землевладельцев. Вместе с тем, мы не уверены и в том, что утверждение крепостничества, особенно в тех изуверских формах, которые оно пробрело в безумном и мудром XVIII столетии было фатально неизбежным. Изучение закрепостительных мероприятий правительства второй половины XVI в. позволит выяснить, были они действительно вынужденным шагом правительства, находившего полную поддержку тяглых общин, или же диктовались сословными интересами правящей элиты.

Актуальным является исследование и правительственной политики в отношении посадского населения, которую нужно изучать с опорой на региональные отличия городов и уездов страны. Дискуссионным является вопрос о периодизации истории России XVIЦXVII вв. В.О. Ключевский датировал начало нового периода в истории России 1610-ми годами; С.Ф. Платонов также полагал, что Россия вышла из Смутного времени перерожденной на новых основаниях, но переход к новому времени, по его мнению, занял более полувека. Проблема периодизации истории России этого времени не решена до настоящего времени в значительной степени из-за лакун в понимании направленности и смысла изменений в положении тяглых сословий. Все вышесказанное позволяет сделать вывод о целесообразности продолжения изучения российской социально-политической системы второй половины XVI - начала XVII вв.

Объектом исследования  является социально-политическая история России во второй половине XVI - начале XVII в., эволюция ее социальной структуры и особенности правительственной политики.

Предмет диссертационной работы охватывает следующие явления и процессы:

Социальные структуры в России середины XVI в.

Изменения в положении крестьян, начало процесса закрепощения тяглого населения.

Земская реформа и состояние сословно-представительных учреждений, эволюция государственного аппарата в период реформ и опричнины.

Территориальные и хронологические рамки исследования. Исследование выполнено на источниках, относящихся к территории России в границах 1584 г. Условия функционирования правительственных учреждений и жизни монастырских корпораций во второй половине XVI в. были таковы, что два комплекса монастырской документации, содержащей фрагменты делопроизводства земских учреждений, дошли до нас от псковских монастырей, а большинство упоминаний заповедных лет относятся к новгородским землям. Сказанное не означает, что исследование выполнено на материалах Северо-запада России; наоборот, уникальные материалы, сохранившиеся в коллекциях новгородско-псковских учреждений, позволили выявить общероссийские тенденции в ходе земской реформы и закрепощения. В диссертации подвергнуты исследованию комплексы документов, охватывающие все регионы Русского государства, относящиеся к Замосковному краю и Поморью; единичные источники, относящиеся к западным (Смоленск и прилегающие территории) и восточным (Предуралье и нижнее Поволжье) уездам также привлечены к исследованию.

Основная масса материала и авторских интерпретаций относятся непосредственно к обозначенному в заголовке периоду (вторая половина XVI - начало XVII в). Особенности структурно-типологического метода исследования государства и общества предполагают, однако, необходимость обращения как к более ранним, так и более поздним источникам и социальным явлениям, значительно выходящим за хронологические рамки исследования, обозначенные в названии диссертации. Так, явление крестьянских переходов исследуется, начиная с XV в., а для объяснения особенностей процесса закрепощения в начале XVII в. привлекаются источники, относящиеся ко всему столетию. 

Цель исследования Ц показать на основе изучения таких социально-политических институтов  как крепостное право, земские учреждения, приказы, направления эволюции российского общества; как устанавливались более жесткие сословные границы, как соотносилась правительственная политика и такие ее временные феномены, как опричнина, с функционированием  социально-политических институтов.

Задачи исследования: 1) выработать отвечающую целям исследования методику работы с источниками.

2) показать динамику и ход закрепостительного процесса в конце XVI в., выявить особенности осуществления режима заповедных лет.

3) исследовать основания и особенности прикрепления к тяглу двух категорий податного населения - посадских людей и черносошных крестьян.

4) проанализировать ход и результаты земской реформы 1550-х годов и деятельности земских учреждений в 1560Ц1570-х годах, подвергнув критической проверке традиционные представления о географии земской реформы; исследовать динамику и направленность реформы.

5) проанализировать изменения в структуре общества, воплотившиеся в новациях в правовом положении сословий.

6) исследовать изменения в деятельности центральных правительственных учреждений Русского государства во второй половине XVI в., уделив особое внимание работе четвертей и органу чрезвычайного финансового управления страной Ц  посланникам.

7) показать изменения в государственном строе страны и наметить подходы к определению типологии российской государственности.

Методология исследования. Базовыми принципами исторического исследования, примененными в диссертации, являются принципы научной объективности, историзма и системности. На современном уровне осмысления  проблематики диссертации эти принципы были разработаны и апробированы российскими историками XX в. - П. А. Садиковым, А.А. Зиминым, Н.Е. Носовым, С.М. Каштановым и др.

Принцип научной объективности находит свою опору в разработанных еще в 1960-х гг. подходах к изучению актовых и кадастровых источников и реконструкции на их основе направленности общественных изменений и принципов правительственной политики1. Эти подходы покоятся на методе комплексного анализа источников, который предполагает сопоставление и взаимную проверку данных документов, происходящих из фондов центральных и местных государственных учреждений и церковных корпораций. Поскольку значительная часть источников относится к более позднему времени (конец XVI века), существенно важным является их ретроспективное исследование. Коль скоро особенности источника вызваны его происхождением, процесс анализа с необходимостью должен приобрести институциональные черты, то есть от изучения документа необходимо восходить к изучению государственного учреждения, из недр которого он вышел. Таким образом, источниковедческое исследование будет увязано с конкретно-историческим.

Конкретно-историческое исследование в диссертации осуществлялось с применением как традиционных, позитивистских методов, например, историко-юридического, так и с опорой на герменевтический метод, предполагающий глубинное чтение источника. Со времен С.М. Соловьева и Б.Н. Чичерина внимание историков было приковано к разного рода государственным и общественным институтам. Как подчеркивает П.М. Блау, институты - это исторические продукты, чьи нормы и лежащие в их основе опосредствующие ценности передаются от поколения к поколению, тем самым ограничивая и очерчивая потенциальные сети косвенного обмена. Институты оказывают определенное внешнее давление на индивидов и на различные типы коллективных единиц, увязывая процесс обмена со своими предписаниями и рекомендациями. Таким образом, институты представляют сеть относительно стабильных и общих норм, регулирующих различные типы отношений косвенного и сложного обмена между различными социальными единицами2.

Коль скоро социальные коммуникации в России XVIЦXVII вв. принимали различные формы, важно определить научные принципы, на основе которых возможно построить типологию этих общественных связей. Исследование функционирования социальных институтов России второй половины XVI - начала XVII в. в диссертации осуществляется на основе принципов системности. В любом крупном социальном явлении, будь то крепостное право или земские учреждения, находил свое выражение не какой-либо отдельный экономический или политический институт, а вся совокупность (система) институтов данного социума в определенную эпоху.

Рассматривая крепостное право как элемент социальной системы, мы, во-первых, исходим из того, что оно было детерминировано как экономической, так и социально-политической эволюцией общества. Во-вторых, мы рассматриваем отдельные социальные явления как интегрированные в системы более высокого уровня и функционировавшие в составе этих систем. Таким образом, в будущем оказывается возможным построение целостной функциональной социально-культурной модели крепостного режима. Исследование, построенное на анализе источников второй половины XVI - начала XVII в., в диссертации вышло на реконструкцию социально-политической системы России этого времени, характеризующейся существенными особенностями взаимодействия власти и общества. 

Научная новизна диссертационного исследования. В диссертации впервые в историографии на основе впервые введенных в научный оборот источников осуществлен пересмотр концептуальных основ проблемы взаимоотношения тяглых сословий российского общества с государством. В работе исследовано взаимовлияние радикальных преобразований в жизни посадских людей и крестьян  - земской реформы и процесса закрепощения. Убедительно доказывается, что земская реформа охватила гораздо большую территорию, не представленную в дошедших до нас учредительных грамотах и Боярской книге 1556 г. и опиралась на сложившуюся в отдельных землях Русского государства земскую традицию. В работе применены методы комплексного анализа источников, на основе которых получены новые данные о ходе закрепощения в России в конце XVIЦначале XVII в.

Практическая значимость исследования. Основные положения диссертации могут быть использованы при подготовке учебных пособий, лекционных курсов и обобщающих трудов по российской истории, социальной истории Восточной Европы раннего Нового времени. Работа демонстрирует возможности неоинституционального подхода. Разработанная в диссертации методика обработки источников может применяться на других материалах того же типа.

Апробация результатов исследования. По теме диссертации опубликованы две монографии (общим объемом 34,5 п.л.) и 48 статей (из них 14 в журналах, рекомендованных ВАК для опубликования основных результатов диссертаций на соискание ученой степени доктора наук) общим объемом более 36 п.л.). Основные положения и выводы диссертации были изложены в виде докладов на международных научных конференциях, конгрессах, симпозиумах, циклах лекций по истории России в Псковском государственном педагогическом университете, на заседаниях Центра по изучению русского феодализма ИРИ РАН.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, пяти глав, заключения и приложений. Во Введении определены отмеченные выше актуальность, цели и задачи исследования, новизна, практическая значимость. В Приложении представлены 40 впервые публикуемых документов XVЦначала XVII в., большинство которых впервые введены в научный оборот автором.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

В главе I РОССИЙСКОЕ ГОСУДАРСТВО И ОБЩЕСТВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVI в. В ИСТОРИЧЕСКОЙ НАУКЕ. ИСТОЧНИКИ раскрыты основная проблематика, достижения и недостатки тех исследовательских позиций, на которые опирается данная диссертация. В этой же главе дан подробный анализ источников, обозначена методика их использования и представлен очерк об их фондообразователях.

Основные трактовки проблем, рассматриваемых в данном исследовании, представлены в параграфе 1.1. Проблемно-историографический очерк. По тематике и методике диссертация примыкает к современным исследованиям, в центре внимания которых находится социально-политическая история России и ее регионов. Это, в первую очередь, работы, в которых изучается положение тяглых сословий и правительственная политика в отношении к ним. Особенно значимыми для нас являются вышедшие в последнее десятилетие труды Н.А. Горской, Ю.Г. Алексеева, В.Н. Глазьева, Т.И. Пашковой, П.В. Седова, И.О. Тюменцева3. В этих исследованиях удалось проследить структуру общества и эволюцию наиболее значимых общественных и государственных институтов, к числу которых относятся крепостное право, земские учреждения, система местного и центрального управления.

Много нового в наше понимание процессов, происходивших в России XVIЦXVII вв., вносят труды медиевистов по истории Западной Европы раннего нового времени. Н.А. Хачатурян подчеркивает несамостоятельность органов местного самоуправления во Франции, включенных в административную систему в фискальном отношении. Создание Генеральных штатов в 1302 г. Хачатурян рассматривает как инициативу, спущенную сверху, подобно созыву Земского собора в 1549 г. Признавая, что в России, подобно европейским странам, в XVI в. началось лоформление сословного статуса для некоторых общественных групп, Хачатурян усматривает их превращение в чины как часть государственной системы посредством регламентации4.

В трудах П.Ю. Уварова сделан решительный шаг к преодолению унаследованных еще у Аристотеля подходов к реконструкции социальной структуры. Примененная им к изучению французского общества XVI в. прототипическая теория социальной классификации позволила отказаться лот предзаданных социальных терминов и категорий, имеющих идеологическую окраску и влекущих за собой длинный историографический шлейф всевозможных коннотаций5.

Настоящая диссертация опирается как на труды по истории русского крестьянства и социальных отношений, так и на исследования правительственной политики. В центре внимания многих историков XIXЦXX вв. находились процессы закрепощения; об этом писал И.Д. Беляев, этому же была посвящена новаторская работа В.О. Ключевского Происхождение крепостного права в России. Ключевский ставил перед собой, на первый взгляд, традиционную для исследований того времени задачу: выяснить, государство или землевладельцы прикрепляли крестьян к земле. Его постановка проблемы сыграла значительную роль в смене угла зрения историков на закрепощение и побудила их пристальнее изучать социальную стратификацию русского общества XVIЦXVII вв.

С особенной интенсивностью этот вопрос изучался в историографии XX в., когда к этому побуждала исследователей еще и господствующая методологическая парадигма6.  Многие исследователи работали под ее минимальным влиянием, к их числу в первую очередь следует отнести С.Б. Веселовского. Крупное эвристическое значение до настоящего времени сохраняют работы С.Б. Веселовского, в которых затрагивается вопрос о положении крестьян в XVЦXVI вв. Важное значение для понимания процесса закрепощения имела его монография К вопросу о происхождении вотчинного режима. Будучи последовательным противником концепции Ключевского о задолженности крестьян как основе крепостного права7, Веселовский направил внимание на изучение того строя отношений, который принято называть сеньориальным или вотчинным режимом, так что именно этот строй отношений и в Западной Европе, и в русской истории образует основу, на которой развивались  крепостные отношения8.

Еще большее научное значение имеет его незавершенная статья 1920-х годов Исследования по истории слобод в Северо-Восточной Руси, в которой С.Б. Веселовский привел примеры монастырских слобод, пожалованных монастырям князьями. И хотя сам тип монастырской слободки Веселовский не выделил и не изучил, исследователь, тем не менее, верно определил характер слободы как неустойчивой формы поселения, которое могло менять владельцев и лишаться особых привилегий. ЕУездные слободки с течением времени растворяются в окружающей их среде и входят в состав уездных тягло-административных делений9.

В то же время, в работах Б.Д. Грекова, А.Л. Шапиро и других историков стратификация сельского населения и изменения в ней на протяжении XIVЦXVII вв. нередко трактовались механистически, а государство-надстройка представало в их трудах как реторта алхимика, превращавшее холопов в крестьян. К середине 70-х гг. XX в. в понимании истории закрепощения крестьян в отечественной науке при всем многообразии концепций сложилась единая исследовательская парадигма, для которой характерны некие общие черты. Во-первых, считается, что в основе процесса закрепощения лежали отношения между светскими и церковными землевладельцами и зависимыми от них крестьянами. Соответственно, все памятники законодательства, от Судебников до Уложения 1607 г., рассматриваются через призму этих отношений. Во-вторых, заповедные годы понимаются как комплекс мероприятий в целях прекращения выхода населения из тягла и для возвращения в тягло крестьян и черных посадских людей10. Таким образом, исследователи считают, что все категории тяглого населения в 1580-х гг. подверглись закрепощению одновременно и на одинаковых условиях.

Ключевую роль в изучении процесса закрепощения в России сыграли работы В.И. Корецкого. Основные темы его монографий - введение заповедных лет, гипотетически реконструируемый указ 1592 г. о полном запрете крестьянских переходов, интерпретация закрепостительной политики начала XVII в. - возникли и исследовались на основе выдающихся архивных открытий автора. Оспоренные сразу тремя исследователями в начале 1970-х гг. (В.М. Панеяхом, Р.Г. Скрынниковым, Г.Н. Анпилоговым), выводы Корецкого до настоящего времени оказывают определяющее воздействие на понимание  закрепостительных процессов.

Несколько ранее начального этапа закрепощения в России  начали осуществляться преобразования, важнейшим из которых стала земская реформа 1551Ц1556 гг. В исследовании и этой проблемы решающую роль сыграла статья Ключевского  о земских соборах11. Подойдя к истории земских преобразований не с историко-правовой, а с сугубо исторической точки зрения, Ключевский увидел в реформах 1550-х гг. систему преобразований как органов местного управления, так и структур финансового управления. В дальнейшем разработка истории губной и земской реформ пошла по пути текстологического и формально-юридического изучения уставных грамот, осуществленного С.А. Шумаковым. В середине XX в. решающий шаг по пути изучения последствий земской реформы и ее влияния на положение посадских людей сделал П.П. Смирнов12. Научная значимость его работ состояла в том, что он изучал состояние посадского населения во второй половине XVI - начале XVII в. по редким архивным источникам, в том числе из фондов Оружейной палаты.

Важную роль в изучении реформ 1550-х гг. сыграли труды А.А. Зимина. Однако подлинный прорыв в осмыслении земской реформы и ее последствий связан с именем Н.Е. Носова, комплекс работ которого задал видение этой проблемы на десятилетия. Осуществленный им блестящий анализ Боярской книги 1556 г., текстов земских уставных грамот привнес в науку достоверные и конкретные данные об основных этапах и проявлениях преобразований 1550-х гг. Вместе с тем, в трактовке целого ряда аспектов проблемы Н.Е. Носов не смог избежать типичных для гуманитарной науки того времени клише. Так, в обязанности земских миров уплачивать кормленый окуп Носов усматривал результат давления феодалов на правительство, а с влиянием опричнины он связывал упадок земских сословно-представительных начал, относящийся, по его мнению,  к концу XVI - началу XVII в.13 

В исследованиях историков 1980Ц1990-х гг. тема земской реформы оказывалась либо на периферии разрабатываемой ими проблематики, либо составляла часть широких обобщений. Если о губной реформе в последнее время появилось глубокое и обстоятельное исследование М.М. Крома, то специальных работ, относящихся к земской реформе, после трудов Н.Е. Носова до настоящего времени нет.

В то же время, в исследованиях политической истории Русского государства второй половины XVI - начала XVII в. были поставлены важные проблемы, составившие фундамент дальнейшей исследовательской работы в этом направлении. В первую очередь здесь следует отметить работы П.А. Садикова. Садиков оставил после себя несколько разрозненных исследований, объединенных публикаторами в монументальный том, стержнем которого следует признать мастерски выполненное исследование о четвертных приказах14. Ему удалось показать, как под влиянием практических потребностей формировался приказной аппарат, существенную роль в котором играли именно судебно-финансовые органы.

Значительный вклад в исследование политической истории России этого времени внесли работы А.А. Зимина15. В своих концептуальных построениях  Зимин исходил из того, что реформы и опричную политику Ивана Грозного необходимо изучать через социальные и классовые отношения. По его гипотезе, разорение страны в результате опричнины и Ливонской войны стало результатом отказа от политики компромисса, свойственной Избранной раде. Зимин осознавал, что из-за скудной источниковой базы не все его выводы могут быть признаны в равной мере доказательными, но отсутствующий материал источников он виртуозно дополнял гипотетическими построениями.

В современных исследованиях подходы, предлагавшиеся Носовым и Зиминым, все чаще ставятся под сомнение. По мнению А.П. Павлова, лопричнина являлась своеобразной реакцией царя на развитие сословно-представительных тенденций и представляла собой попытку, путем введения чрезвычайного положения, пресечь своеволие формировавшихся сословий и поставить существовавшие общественные институты под контроль государственной власти16. Автор доказывает это положение анализом итогов опричной политики; такой анализ вполне правомерен, но должен осуществляться синхронно исследованию самой этой политики в отношении земских миров.

Новые подходы в понимании роли государства в России XVIЦXX вв. были сформулированы в работах А.Н. Сахарова и М.Е. Бычковой, которые отметили особенности проведения реформ и своеобразие отношений между государством и сословиями17.

Таким образом, накопленный к настоящему времени материал убеждает в существовании прочного фундамента для дальнейших изысканий в сфере сформулированной темы. Однако в осуществленных исследованиях не были привлечены многие важные источники и не были поставлены существенные проблемы, связанные со становлением российской государственности и эволюцией русского общества в переломную эпоху. Противоположные суждения по поводу обсуждаемой проблемы свидетельствуют, во-первых, о том, что фактическая база, находящаяся в распоряжении исследователей не всегда репрезентативна для умозаключений. Так, ни один из названных исследователей не счел необходимым подробно рассмотреть изменения в положении посадских людей, а о положении крестьян высказываются лишь мнения, основанные на трудах двадцати - тридцатилетней давности. Во-вторых, очевидно, что в современных представлениях о реформе существуют пробелы, соответствующие лакунам в сохранившихся источниках, к анализу которых  мы и переходим.

Видовая классификация привлеченных к исследованию источников и принципы их анализа, осуществляемого с целью решения поставленных исследовательских задач, раскрываются в параграфе 1.2. Документальная база работы и методы ее источниковедческой критики. Источниковая база работы охватывает всю совокупность сохранившихся от XV - начала XVII в. документов, среди которых доминируют делопроизводственные материалы (законодательные акты, уставные и жалованные грамоты, отписи, кадастры). Большая часть документов уже введена в научный оборот, значительная их часть представлена в академических публикациях, а многие из используемых в книге источников имеют длительную историю изучения и комментирования; в то же время, 32 документа из фондов РГАДА, ОР РГБ, Архива СПб ИИ РАН, ОР РНБ впервые вводятся в научный оборот в настоящей диссертации. В их числе особо следует отметить наиболее ранние по хронологии акты: грамоту с прочетом в. кн. Ивана Васильевича на Устюг наместнику кн. Ивану Александровичу и тиуну Кузьме Коробьину 1462Ц1474 гг.18, выпись из писцовой книги Псковской земли 1510 г. письма Ивана Константиновича Сабурова и Ивана Тимофеевича Зезевитова19.

Уникальные документы второй половины XVI в., такие как указная грамота Ивана IV в Соль Вычегодскую выборным властям и всем усольцам об облегчении по их челобитью кормленого окупа за волостелин доход от 25 января  1559 г.20, указная грамота Ивана IV выборным земским судьям Великого Устюга 1559 г.21, лобыскные речи жителей Березовского ряда Деревской пятины о бегстве крестьян И. Непейцына с упоминанием заповедных годов 1588 г.22, позволяют существенно дополнить известную в науке сумму свидетельств о земской реформе и процессе закрепощения. Некоторые из них, например, уникальные акты из фондов псковских церковных корпораций составляют целостный комплекс, впервые в науке позволяющий реконструировать деятельность земских органов самоуправления во второй половине XVI в.23

С целью реконструкции правового положения крестьян во второй половине XV - первой половине XVI в. нами привлекались к исследованию акты о крестьянских переходах, которые изучались в сопоставлении с другими актовыми материалами, характеризующими статус и структуру земельных владений. Исследованные в диссертации акты договорно-законодательного вида несут важнейшую информацию о правовом положении тяглого населения. В интерпретации формул этих актов решающее значение имеет позиция исследователя в вопросе о репрезентативности грамот о запрете переходов. И.И. Смирнов, И.Я. Фроянов, Ю.Г. Алексеев и А.Л. Шапиро полагают, что подобные акты выдавались в порядке исключения: или в силу влиятельности Троице-Сергиева монастыря, или по причине чрезвычайных обстоятельств. Подобный подход представляется небесспорным, а источниковая база для столь ответственных выводов явно недостаточна, поскольку жалованные льготные грамоты выдавались не только монастырям, но и светским лицам, чьи архивы сохранились фрагментарно. Не может считаться верной источниковедческой посылкой и рассмотрение всех противоречащих концепции документов как исключений из правила24.

Оба уникальных документа о запрещении выхода крестьянам, которые названные исследователи трактуют как исключения, происходят из хорошо сохранившегося фонда Троице-Сергиева монастыря. Если учесть, что документальные фонды других монастырей сохранились фрагментарно, а указные грамоты не были связаны с земельными пожалованиями, нет ничего странного в том, что подобные документы из фондов других монастырей не сохранились. Гораздо более целесообразным нам кажется, все же допустить вероятность утраты аналогичных документов из фондов других монастырей. В таком случае цель исследования должна заключаться в поиске определенных закономерностей в происхождении подобных документов, что осуществлено в соответствующих разделах диссертации.

Следующий разряд актов договорно-законодательного вида составляют  уставные грамоты наместничьего управления и земские. Они содержат материал как по истории земской реформы, так и по истории закрепощения. Грамоты земского управления можно разделить на два типа: собственно уставные, к которым относятся Плесская грамота 1551 г., Мало-Пинежская и Важская грамоты 1552 г., Переяславские грамоты 1555 г., Устьянские грамоты 1555 и 1622 г., Двинская грамота 1556 г., грамота Луцкой Пермце 1555Ц1558 гг., Торопецкая грамота 1590 г.; и судные, к числу которых принадлежат Переяславская грамота 1556 г., грамота замосковной Вохонской волости 1561 г., Устюжно-Железопольская грамота 1614 г. К отдельному разряду принадлежит разводная грамота Ужгицкой волости 1559/1560 г., постановлением которой устанавливалась самостоятельность волости в вопросах тягла по отношению к земским властям Вымского уезда.

В диссертации рассмотрены источники важнейшей для исследования правительственной политики  категории - законодательные акты. Помимо хорошо изученных Судебников и боярских приговоров исследованию подвергнут один из ключевых правовых памятников в историографии закрепощения - Уложение 9 марта 1607 г., дискуссии о подлинности которого длятся уже более двух столетий.  Наиболее сомнительной по содержанию частью Уложения является введение к документу. Введение, согласно замыслу составителей Уложения, представляет собой историческую справку, составленную якобы в Поместной избе для доклада перед царем и боярами, но эта справка напоминает фрагмент летописи.

Наряду с предельно общими характеристиками царских указов во Введении представлены оценки крестьянской политики правительств рубежа XVIЦXVII вв. Представляется, что такой уровень обобщения исторического опыта был немыслим в начале XVII в., и неуместен в тексте законодательного акта. Уникальность лексики и терминологии вводной части Уложения, а также особенности его структуры приводят к выводу об искусственно сложившемся составе лексики введения. Вводная часть уложения 1607 г. представляет собой умелую компиляцию из законодательных и нарративных памятников  XVIЦXVII вв., выполненную Татищевым или его корреспондентами, собиравшими древние рукописи.

Из делопроизводственных документов одним из наиболее ранних является Боярская книга 1556/57 г. Боярская книга - это условное наименование одного из сложнейших источников середины XVI в., данное ему архивистами XVIII в. Как можно считать доказанным, Боярская книга в действительности не принадлежит к числу позднейших боярских списков и книг. Н.В. Мятлев и А.В. Антонов считают ее книгой раздачи денежного жалованья служилым людям государева полка, по форме наиболее близкой к десятням разборного типа25. Близким к их мнению была точка зрения С.Б. Веселовского, считавшего Боярскую книгу книгой общего смотра служилых людей, произведенного московским правительством в 1556 г. в Серпухове26. Иное мнение высказал Н.Е. Носов, который считал этот источник книгой раздачи денежного жалованья детям боярским, чья очередь на получение кормлений подошла в 1555/56 г. Как показал исследователь, структура Боярской книги соответствует ее предназначению - процедуре раздачи денежного жалованья, и поэтому ее текст разбит на статьи в соответствии с денежными окладами27.

А.В. Антонов в обоснование своей точки зрения указал на ряд слабых мест в построениях Носова. По его мнению, тот факт, что в Боярской книге встречаются упоминания о том, сколько людей тот или иной служилый человек должен был выставить в полк говорит о том, что записанные в книгу люди были членами этого формирования. Проблема интерпретации выражения в полк состоит в том, что любое крупное подразделение русской армии, а не только государев полк именовалось таким образом. Второй контраргумент Антонова состоит в том, что зафиксированная источником динамика процесса распределения кормлений и отметки о выходе территорий из кормленного оборота противоречат мнению Носова о том, что в книгу были внесены лишь те служилые люди, чья очередь на получение кормлений подошла в 1555/56 г.28

Приведенные суждения свидетельствуют о существенных разногласиях в осмыслении текста источника, которые, как нам представляется, все же были если не устранены, то, по крайней мере, объяснены в исследовании Носова. Носов обратил внимание на ряд ремарок в тексте книги, не оставляющих сомнения в ее уникальности и принадлежности к ведомству  кормленых дьяков. Носов совершенно справедливо указал, что вопреки мнению Мятлева Боярская книга никак не может быть сопоставлена с десятнями, ибо в отличие от десятен объединяет в одной раздаточной ведомости служилых людей более 30 уездов29.

Его конечный вывод пока представляется наиболее аргументированным: Боярская книга 1556 г. не может быть причислена ни к тому, ни к другому типу источников и в ней как бы в потенции мы находим элементы как будущих боярских, так и кормленных книг, а сам она представляет собой в известной мере механическое объединение верстальных десятен и списков на кормленное верстание; перед нами еще не установившийся тип документа, а первый образец освоения московским приказным аппаратом новой и несколько необычной для него сферы деятельности30. Понимание Боярской книги как результата деятельности кормленных дьяков в период отсутствия четвертных приказов снимает многие вопросы исследователей, стремившихся отнести этот источник к одному из известных типов документов.

Второй разряд делопроизводственных материалов, составивших источниковую базу диссертации - документы земского делопроизводства в коллекциях монастырских актов. В своем выступлении на защите диссертации Н.Е. Носовым Л.В. Черепнин говорил: Автор был лишен возможности воспользоваться документами архивов местных земских и приказных изб XVI в., ибо они утрачены31. К настоящему времени ясно, что выдающийся знаток русских феодальных архивов поспешил со своим заключением: в настоящей диссертации в научный оборот вводятся две небольших, но представительных коллекции монастырских актов, содержащих фрагменты земского делопроизводства32. Коллекция из 17 документов псковского Пятницкого с Бродов монастыря представляет первое из этих собраний. Помимо традиционных для такого рода собраний документов (заемные кабалы, порядные записи, указные грамоты, купчие), коллекция содержит уникальные акты: отписи земских денежных сборщиков и сотских, земских даньщиков, засадских старост и других лиц выборного земского управления33.

Второе собрание уникально и в количественном отношении, и по обстоятельствам его обнаружения в ходе реставрационных работ в церкви Сергия с Залужья в Пскове. Среди источников этого документального клада из 66 актов второй половины XVIЦXVII вв. преобладают отписи настоятелей двух монастырей - Сергиевского и Варваринского, а также отписи приимщиков и других лиц земской администрации34. Таким образом, 83 документа из фондов псковских монастырей позволяют впервые показать особенности функционирования земских органов управления в крупном административном центре России.

В качестве одного из основных источников в диссертации использованы обыскные и отдельные книги Новгородской приказной избы35. Источниковедческий анализ обыскных и отдельных книг преследовал своей целью раскрыть структуру и понять логику составителей документов, упоминавших заповедные годы. Конкретная  источниковедческая задача состояла в определении места, занимаемого в структуре книги актом с упоминанием заповедных лет, и проверкой гипотезы Р.Г. Скрынникова. Этот исследователь определил грамоты как разрозненные, а употребление в них термина заповедные годы считал случайным, поскольку, по его мнению, приказы редко и неохотно пользовались этим термином и чаще всего обходились без него. Опровержение или подтверждение этой гипотезы может повлечь за собой разные интерпретации процесса закрепощения: либо как прикрепления к тяглу на ограниченных территориях путем практических распоряжений, либо как целенаправленной политики, осуществлявшейся на большей части территории страны.

В диссертации был осуществлен пересмотр источниковой базы и создана новая объяснительная модель процесса закрепощения. Упоминания о заповедных годах содержатся в трех делопроизводственных книгах, составленных в Новгородской приказной избе. Это сложные по составу сборники, состоящие из разнотипных документов, в числе которых отдельные, отписные, отказные и ужиные книги, относящиеся к разным пятинам Новгородской земли. Входящие в состав этих сборников делопроизводственные книги Деревской пятины составлялись с октября 1584 по июль 1585 г., и с ноября 1587 по май 1590 г. по указанию дьяков Новгородской приказной избы Саввы Фролова и Семена Емельянова.

По результатам обысков и отделов дьячки погостских церквей составляли запись обыскных речей или отдельную выпись. Большая часть этих документов - 43 акта поместного права - были выписаны выборными губными старостами Деревской пятины В.И. Мусиным и А.М. Бунковым. В изученных нами книгах Деревской пятины содержатся 64 таких записи: 70 обыскных, 35 отдельных и 3 дозорных. Д.Я. Самоквасов, М.А. Дьяконов и Г.Н. Анпилогов обнаружили в трех вышеперечисленных книгах и опубликовали 10 документов с упоминанием заповедных лет.

При исследовании сборника № 16935 нами была обнаружена еще одна лобыскная выпись, составленная 11 апреля 1588 г. во время обыска в Березовском ряду о сбежавших в заповедные годы крестьянах И. Непейцына36. Таким образом, на самом деле заповедные годы упоминаются в 11 новгородских документах. Как показано в диссертации, материалы обысков о крестьянах Кропоткина, Непейцына и Пестрикова предназначались для суда и по проведении обыска использовались в судебных слушаниях в Новгороде весной 1588 и зимой 1589Ц1590 гг.

Сохранившиеся обыскные книги губных старост с упоминанием заповедных лет являются копиями, или противнями с обыскных речей. Речи оперативно отправляли в Новгород для судебных слушаний с ямщиком или самим заинтересованным помещиком, а книги находились на стану в Едрове до истечения календарного года. Но дела о беглых крестьянах Б.И. Кропоткина, И. Непейцына и Т. Пестрикова, видимо, безвозвратно утрачены. А материалы обысков в книгах губных старост являются самостоятельным документальным комплексом, полно отражающим деятельность Мусина и Бункова. Таким образом, в результате источниковедческого исследования удалось заново интерпретировать источники, что позволило предложить новые объяснительные модели процесса закрепощения.

Исследование документальной базы работы основано на применении всего арсенала методов, разработанных в европейском и российском источниковедении: классификации, сплошной обработки информации, хронологического и диахронического сопоставления. Поиск и введение в научный оборот новых источников осуществлялось на основе методов архивной эвристики. Все вышеназванные методы позволили осмыслить процесс отражения в памятниках права эволюции в положении тяглого населения, показать специфику отражения положения социальных групп в текстах с разными функциями - кадастрах, законодательных актах, делопроизводственной документации, нарративных источниках. Значительное внимание в диссертации уделено лексике источников, в которой отражаются представления участников исторических событий об обществе, социальной иерархии, власти. При анализе источников рассматриваются такие понятия, как старожильцы, заповедные годы, старые места, с помощью которых власть закрепляла в общественном сознании сложившуюся социальную иерархию.

В главе II ТЯГЛОЕ НАСЕЛЕНИЕ В СОЦИАЛЬНОЙ СТРУКТУРЕ РОССИИ СЕРЕДИНЫ XVI в. показаны ключевые структуры аграрного социума, порождавшие новые отношения зависимости. На этом материале продемонстрированы столкновения государственных, земских и частновладельческих интересов, вылившиеся в преобразования середины XVI в.

Проблема предыстории закрепощения тесно связана с правом перехода крестьян, которое исследовано в параграфе 2.1. Крестьянский отказ и поряд: социальные отношения в русской деревне XVЦXVI вв. Крестьянский отказ принадлежал к числу институтов обычного права, и как таковой использовался в течение всего периода существования сельской общины в различных формах, но впервые упоминается в источниках только в середине XVI в. Указные грамоты великого московского и удельного белозерского князя трактовали спорные вопросы переходов крестьян: их время и условия. В советской исторической литературе эти акты зачастую истолковывались в контексте закрепостительных мероприятий княжеских правительств, осуществлявшихся в процессе решения крестьянского вопроса. Цель исследования состоит в поиске определенных закономерностей в происхождении подобных документов. В связи с этим необходимо решить две задачи: во-первых, исследовать состояние землевладения и статус владений, получивших грамоты и, во-вторых, изучить характер действия указных грамот и других княжеских актов.

Осуществленный в диссертации анализ этих документов показал, что все четыре акта о крестьянских переходах, выданных великим московским князем, относятся к владениям либо в недавнем прошлом имевшим статус слободы, либо находившимся в уездах, насыщенных колонизуемыми землями, где интенсивно ставились слободы. Внутренней жизнью слободы, в том числе правом принимать или не принимать тяглецов, распоряжались ответственные налогоплательщики. Именно их интересы затрагивала проблема ухода льготчиков и новоприходцев. Таким образом, великокняжеские пожалования права вывода тяглецов или запрета их перехода было связано в первую очередь с  отношениями в сфере фиска. Можно ли рассматривать право вывода тяглецов, жалуемое князем монастырю или слободе как свидетельство прикрепления крестьян и жителей промысловых слобод?

Если бы удалось доказать, что бежецкая и углицкая грамоты 1455Ц1462 гг. сохраняли свое действие, например, до принятия Судебника 1497 г., это было бы равнозначно признанию факта частичного закрепощения вотчинных крестьян. Однако привлеченный в диссертации наличный материал свидетельствует о том, что такого рода запреты носили временный характер, и прекращали свое действие после нового описания. В частности, указные грамоты, выданные в последние годы правления Василия II, сохраняли действие до описания 1460-х гг., которое должны были провести сыновья великого князя согласно его духовной.

Проблема законодательного оформления права крестьянских переходов рассматривается в параграфе 2.2. Крестьянские переходы по Судебникам.  В диссертации раскрывается важная проблема крестьянских переходов, подвергшихся правовому регулированию в Судебниках в конце XV - первой половине XVI в. В исторической науке (С.Б. Веселовский, А.Л. Шапиро, Ю.Г. Алексеев) разнообразные аспекты этой проблемы (выплата пожилого и его дифференцированный размер)  рассматривались, как правило, в контексте отношений между крестьянином и вотчинником. Однако понятие Судебников лотказ из волости можно понимать и как переход крестьянина из одной административной единицы в другую, и как уход из волости дворцовой или черносошной. В диссертации приведены аргументы в пользу второго варианта прочтения текста. Стоящий в ст. 57 и 88 на первом месте оборот лиз волости недвусмысленно свидетельствует о том, что законодатель имел в виду в первую очередь интересы государства, контролировавшего в первой половине XVI в. огромный фонд дворцовых, оброчных и черносошных земель.

Очевидно, что крестьяне уходили не только от землевладельцев, но и из черносошных и дворцовых волостей, и процедура отказа распространялась на все категории крестьян. Отказ крестьян в середине XVI в. проходил двумя способами: в то время как интересы черных крестьян представляли выбранные волостью лотказщики, помещики отказывали черных крестьян самостоятельно. Очевидно, что и пожилое уходившие крестьяне платили в одном случае черной волости в столец, в другом случае - землевладельцу. Закон о Юрьевом дне нужно рассматривать в контексте противостояния черносошных волостей и феодалов. Такой подход позволяет иначе интерпретировать природу пожилого.

Поскольку черносошные крестьяне не несли феодальных повинностей, ясно, что сопоставление величины повинностей крестьян в пользу землевладельцев в денежном выражении и пожилого не позволяет раскрыть его происхождение. Крестьян владельческих и черносошных объединяли лишь их обязанности по отношению к государству, и именно в фискальной политике последнего  целесообразно искать источник происхождения интересующей нас нормы. В диссертации осуществлено сопоставление объема государственных налогов, приходившихся на рубеже XVЦXVI вв. на крестьянский двор, с размерами пожилого. Сумма пожилого в 2,5 - 5 раз превышала размер тягла в денежном выражении, и, таким образом,  пожилое полностью покрывало все траты, которые волость или землевладелец несли для выполнения тягла.

В исследовании предложено также объяснение дифференцированного размера пожилого, зависящего от места и срока проживания крестьянина; доказывается гипотеза  о происхождении четырехлетнего срока выплаты пожилого из порядка землепользования, характерного для трехпольной системы, и норм обычного права. Введение пожилого как обязательной компенсации волости или землевладельцу за ушедшего тяглеца стало особенно актуальным в конце XV в., когда почти полностью прекратились земельные пожалования монастырям и предоставление податных льгот землевладельцам. С ликвидацией податного иммунитета и изменениями в слободском праве партикулярное феодальное право стало трансформироваться в общегосударственное. Частные распоряжения князей уступили место общегосударственному праву крестьянского отказа и поряда, отразившемуся в Судебниках.

Проблема формирования сословия посадских людей изучена в параграфе 2.3. Посадские люди в первой половине XVI в. и право перехода тяглых людей. С целью изучения этого вопроса в диссертации, во-первых, рассмотрена эволюция правового положения княжеских служебных людей и жителей государевых слобод, а, во-вторых, подвергнуты анализу источники, свидетельствующие об изменении правового положения населения бывших вечевых городов. Показано, что процесс распада служебной организации происходил путем выдачи промысловым слободам бобровников, рыболовов уставных грамот наместничьего управления, уравнивавших их права с правами посадского населения. Положение черных людей бывших вечевых городов также было унифицировано с положением посадского населения Северо-восточной Руси путем ликвидации их права собственности на дворовые и пригородные земельные участки с конфискацией документов на право владения землей в одерень и переводом в категорию оброчных земель.

Эти изменения в положении посадских людей, однако, не привели к ущемлению для них права переходов. В исторической науке первой половины XX в. высказывались суждения о том, что во второй половине XVI в. тяглые люди рассматривались как крепкие тяглу и не пользовались правом перехода. В диссертации рассмотрены аргументы, опровергающие это концептуальное построение. Судебник 1550 г. не прикреплял посадских людей к тяглу; и в ст. 91 Судебника, и в гл. 98 Стоглава норма права о сведении тяглецов с монастырских слобод была вектором однонаправленного действия. В диссертации раскрыт генезис предписаний Мало-Пинежской и  Важской уставных грамот о свозе тяглецов из-за монастырей; установившийся порядок объясняется гомогенным характером земских учреждений, созданных на Пинеге и Ваге по уставным грамотам 1552 г.

Отсутствие служилого землевладения в Поморье имело своим следствием то, что черносошные земли не были отделены в фискальном отношении от монастырских земель, составляя единый податной округ. Земские власти Мало-Пинежской волости и Важского уезда постарались закрепить в грамотах норму Судебника о свозе тяглецов, и даже добились расширительного толкования ст. 91, распространив ее действие на черных крестьян, составлявших единую кость с посадскими людьми. Таким образом, объясняется парадокс законодательства 1550-х гг., предписывавшего ограничения в переходах исключительно для посадских людей и черносошных крестьян.

Состояние архаичной для середины XVI в. системы кормлений рассматривается в параграфе 2.4. Институт наместников накануне земской реформы. В современной историографии институт наместников и волостелей справедливо рассматривается как архаичная для середины XVI в. система управления, однако вопрос о том, насколько она была жизнеспособна, спорен. Не вполне проясненными до настоящего времени являются следующие аспекты проблемы: на каких территориях были распространены кормления с боярским судом, был ли институт наместников единственной формой управления на местах, в чем состояло существо постановлений Земского собора 27Ц28 февраля 1549 г. о судебной компетенции наместников. Взаимоисключающие суждения высказывались исследователями во многом потому, что институт наместников изучался вне связи с такими важными явлениями, как формирование дворянского сословия, изменения в фискальной политике, эволюция холопства, оформление приказного аппарата.

Продвижение в исследовании проблемы возможно, если исследовать институт кормлений не изолированно, а как элемент социально-политической системы. Исследование показало, что уже в первой половине XVI в. традиционная система кормлений подвергалась трансформации, связанной с коммутацией кормов. Введенная в научный оборот указная грамота Ивана III предоставила недостающие факты для анализа административно-хозяйственной деятельности наместников.

С принятием Судебника 1550 г. компетенция кормленщиков была ограничена в ст. 64, но существо этого ограничения до настоящего времени является предметом дискуссии. Большинство исследователей предполагали, что дети боярские были выведены из подсудности наместников. В диссертации изучены иммунитетные грамоты служилым людям на их поместья в северо-западных, западных и приуральских уездах, выданные в конце XV - первой половине XVI в. Они составлялись по особому формуляру, отличавшемуся от формуляра грамот, выдававшихся служилым людям Замосковного края. Поскольку волостели и наместники бывших новгородско-псковских земель обладали правом боярского суда, они должны были обладать расширенной компетенцией в сфере суда и над местными служилыми людьми.

Кормленщики правили в районах, где московская власть не имела глубоких корней и, в сущности, являлись главными доверенными лицами великого князя. Поэтому несудимые жалованные грамоты служилых людей этих территорий содержали существенные изъятия из общероссийского иммунитетного права, передавая суд над детьми боярскими в руки наместников. В сущности, к помещикам окраинных уездов перешла лишь судебная власть над их крестьянами, что, конечно, было немаловажно для установления вотчинного режима. Но личный судебный иммунитет служилые люди этих территорий не получили, причем можно предположить, что в составе поместного дворянства России удельный вес служилых людей, лишенных судебного иммунитета, был немалым.

Значение ст. 64 Судебника 1550 г. как раз и заключалось в снятии этого противоречия и уравнении детей боярских всех городов и уездов в судебных правах. Вопчие грамоты должны были ликвидировать разнобой в личных грамотах служилых людей разных городов. Правительство сделало решительный шаг в преодолении региональных различий, и служилые люди были выведены из-под судебной власти наместников. В унификации правовых норм и создании единого правового пространства на территории страны и состояла одна из главных задач Судебника 1550 г.

Объяснение загадочных формулировок ст. 64. содержится в тексте Рыльской уставной грамоты 1549 г., которая предполагала подсудность детей боярских наместнику отнюдь не только в разбойных делах, но и в гражданских исках и мелких уголовных правонарушениях. Служилые люди получили довольно существенную привилегию, избавившую их от необходимости выходить по таким делам на судебный поединок с тяглыми людьми. Составитель судебника, делая акцент на обороте детей боярских судити наместником по всем городом, стремился указать на всеобщность новой процессуальной практики, выводившей детей боярских из обязанности участия в поединках с тяглыми людьми.

В середине XVI в. государственный строй России был архаичным, поскольку ему не хватало институциональной связи с населением, отсутствие которой компенсировалось широкими полномочиями кормленщиков. Власть наместников с боярским судом в миниатюре копировала власть государя, усвоив такое ее важное качество как синкретичность - слитность, нерасчлененность административных, судебных и фискальных полномочий. Простираясь над обществом в формах трансцендентного господства (делегирование наместником своих судебных полномочий собственному холопу-тиуну), власть наместника не проникала в толщу тяглых миров.

Глава  III диссертационного исследования ЗЕМСКАЯ РЕФОРМА И ПОЛИТИКА В ОТНОШЕНИИ ПОСАДСКОГО НАСЕЛЕНИЯ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XVI в. посвящена анализу системы местного управления и ее преобразований. Система местного управления обнажает механизмы связи общества и государства, и при наличии источников легко просматриваются узловые моменты, связывающие такие процессы, как закрепощение, фиск и реорганизацию государственных структур

Задачей параграфа  3.1.  Приговор о кормлениях и службе и вопрос о начале земской реформы является анализ постановлений Стоглавого собора, земских уставных грамот и летописного Приговора о кормлениях и службе в сопоставлении с известными по другим источникам данными о ходе земской реформы. Для понимания генезиса земских уставных грамот и их правовых норм необходимо проанализировать всю совокупность этих документов, обращая сугубое внимание на упоминание в их тексте всяческих луставных грамот. Здесь мы сталкиваемся с очевидным парадоксом, на котором не фокусировал внимание Н.Е. Носов: в трех ранних земских грамотах 1551Ц1552 гг. луставная грамота, как есмя уложили о суде во всей земле не упоминается. Впервые после Стоглава этот загадочный документ упомянут в уставной грамоте посадским людям Соли Переяславской от 11 августа 1555 г. Понять сущность упоминаемых в тексте земских грамот луставных грамот возможно путем сопоставления синхронных памятников права, и особенно Судебника 1550 г.,  ст. 60 которого в судных грамотах подвергалась модификации. Вероятно, эта статья, как и другие постановления, предназначалась для использования их земскими судьями в своем суде как совершенно самостоятельно, так и автономно от сохранявшегося в ряде случаев суда наместников.

Содержание земских судных грамот позволяет дать уверенный ответ на вопрос о том, что представляла собой луставная грамота, как есмя уложили о суде во всей земле. Содержание этого документа невозможно реконструировать по земским грамотам 1551Ц1552 гг., ибо в них нет достаточного для ведения судебного процесса набора правовых норм, которые ограничены лишь статьями о душегубстве и разбоях. Очевидно, что луставной грамоты, как есмя уложили о суде во всей земле в 1552 г. еще не существовало. Упоминавшаяся в Стоглаве луставная грамота, которой в Казне быти, как писал Ключевский, не подразумевала отмены кормлений и в полном соответствии с Судебником 1550 г. всего лишь вводила земских судебных целовальников в наместничий суд. Однако не позднее 29 апреля 1556 г. была издана вторая луставная грамота, которая обобщала судебную практику по гражданским делам и неквалифицированным уголовным преступлениям преимущественно для уездов центра и северо-запада страны.

Сформулированные выводы позволяют пересмотреть и такие вопросы, как датировка и сущность Приговора о кормлениях и службе. В первом фрагменте приговора отразились реалии земской реформы, осуществлявшееся не только на землях черносошного севера, но и центра страны. Можно было бы допустить, что в Приговоре идет речь о губной реформе, но этому противоречит контекст сообщения о борьбе с лихими людьми: как было показано ранее, сообщение предваряется рассказом о злоупотреблениях наместников, а непосредственно за ним следует оборот о возложении лоброков на грады и волости.  Все это убеждает в том, что автор Приговора излагал содержание именно земской реформы. сопоставление Приговора о кормлениях и службе с сохранившимися документальными источниками показало их полное соответствие реалиям 1556Ц1558 гг.

В принципе, источником первого фрагмента Повеления могли стать и уставные грамоты 1552 г., но коль скоро мы констатировали соответствие ему Двинской уставной и Переяславской судной грамот 1556 г., необходимость возводить происхождение Повеления к начальному периоду земской реформы отпадает. Полагаем, что сама постановка вопроса о том, является ли летописное изложение Приговора свидетельством принятия закона об отмене кормлений царем и Боярской думой в 1555 г., или представляет собой публицистическое обобщение многочисленных практических мероприятий в этой области неверна. Мы не исключаем возможность принятия некоего закона с одновременным утверждением уставной грамоты о порядке судопроизводства царем и Боярской думой до 29 апреля 1556 г. Однако этот приговор не мог быть ничем иным, как обобщением практики земской реформы в 1552Ц1555 гг.

Целью параграфа 3.2. лХод земской реформы в 1550-х гг. является исследование так называемой Боярской книги 1556/57 г., а также новгородских актов 1555Ц1556 гг. о кормлениях и переводе на откуп волостей и городов в географическом и хронологическом аспектах. Несмотря на существующее в науке понимание общей картины земской реформы, до настоящего времени спорными являются почти все ее ключевые характеристики, в том числе хронологическая (динамика реформы, ее этапы) и географическая (территориальное распространение откупов). От ответов на эти вопросы зависит и общая оценка преобразований: следует ли считать, что реформа была осуществлена лишь там, где тяглый мир избавился от кормленщика,  перейдя на откуп, или  мы вправе считать реформой и не столь радикальную реорганизацию земского мира.

Из 45 упомянутых в Боярской книге черных или дворцовых волостей лишь 6 являются волостями черносошного Севера, а из 17 осуществленных в них переводов на откуп к Поморью относятся лишь 4. Абсолютное большинство данных Боярской книги (более 2/3) относится к уездам поместно-вотчинного землевладения, в составе которых в середине XVI в. было немало черносошных волостей и городов с посадами.

Как показано в диссертационном исследовании, формы получения кормлений были разнообразны. Кормленщики Борка Железного Батюшков, Мещерский-Киясов и Волконский лимали свой корм, видимо, еще до начала реформы. В большинстве случаев, однако, кормленщики получали фиксированные денежные суммы у местного  населения или в Казне в процессе осуществления реформы в 1555Ц1556 гг. Массовый перевод волостей на откуп, начавшийся весной 1555 г., заставал многих служилых людей на кормлении, многих в очереди на получение кормления. Чтобы не ущемлять кормленщиков в праве на получение государева жалованья, дьяки практиковали различные формы его выдачи. Некоторые, как Зачесломский, добирали Петровский корм в Казне; другие, как Отяев, Ступишин и Яропкин лимали его с местного населения, если перевод волости на откуп затягивался, как это произошло с Малой Пинегой.

Административная практика правительства в Новгороде в декабре 1555 г. не подразумевала ликвидации наместничьего управления. Земская реформа в Новгороде выразилась, видимо, только в увеличении фискальной ответственности посадского мира, поскольку судебными полномочиями  купеческие старосты и выборные целовальники были наделены уже в 1518 г. Процесс перевода кормлений на откуп охватил основные регионы страны и хронологически делится на два периода, однако их границы были размыты. В северо-западных землях перевод волостей и посадов на откуп начался осенью 1554 г., и тянулся до начала 1556 г. В центральных уездах реформа в основном была проведена в 1555 г., когда большинство кормленщиков покинули свои присуды, добирая неполученные кормы в Казне. По своему характеру реформа носила в первую очередь фискальный характер, почему и воплощалась в регионах в различных формах, многообразие которых придавало ей устойчивость.

Белым пятном в историографии является функционирование земских учреждений, возникших в стране в ходе земской реформы. В параграфе 3.3. лЗемские учреждения в действии: Северо-запад России проанализированы два комплекса источников, содержащих уникальные сведения о деятельности земской администрации Пскова во второй половине XVI в. Это документы монастыря Сергия с Залужья 1563Ц1609 гг. и комплекс документов о землевладении и налогообложении монастыря Пятницы из Бродов 1542Ц1605 гг. К середине XVI в. Псков унаследовал от времен независимости сложную иерархическую систему административного деления, ставшую основой структурных преобразований и в 1540/41, и в 1554Ц55 гг., и в конце XVI в.

На первом этапе, в 1554Ц1555 гг. город получил уставную грамоту, аналогичную Устюженской, существенно ограничивавшую власть наместников и вводившую здесь налоговое и судебное самоуправление. С 1 сентября 1555 г. кормления в псковских пригородах были ликвидированы, а реформа самоуправления в них воплотилась в передаче власти выборным земским старостам, делившим судебные и административные полномочия с городовыми приказчиками.

Земские преобразования 1550-х гг. в Пскове обладали определенной спецификой, выражавшейся в сохранении наместников и больших старост и не носили завершенного характера. Функции земского самоуправления среднего административного уровня (городские концы и уездные засады) в основном были сосредоточены в налогово-финансовой сфере. Исследование документов 1556Ц1579 гг. ведет к постановке вопроса о сущности земских преобразований в уездах поместно-вотчинного землевладения. Первоочередной задачей земских структур в Пскове была разверстка и взимание государственных и земских повинностей, именно поэтому низшим должностным лицом земских учреждений стали сотские в городе и земле.

Если городские сотские возглавляли сотни, совпадавшие с крупными улицами, то сельским сотским естественно соответствует такая низшая административная единица, как губа. Упомянутые в грамоте 1569 г. десятские, скорее всего, представляли деревни или их группы. Выборные земские учреждения сосуществовали с властью наместников, дьяков, городовых приказчиков, чья компетенция в годы Ливонской войны все больше оказывалась связана с нуждами обороны. Вышеизложенные факты свидетельствуют о существовании в Пскове разветвленной системы земского самоуправления, охватывавшей все административные единицы.

Существенно укрепив посад на первом этапе, реформа была продолжена на рубеже XVIЦXVII вв. В этот остающийся хронологически неопределенным период произошло объединение сотен, почти совпадавших с улицами, в более крупные территориальные структуры, сохранившие аналогичное название. Кончанская же администрация в лице старост, денежных сборщиков и дьячков была упразднена, или постепенно перестала избираться. Судя по сохранившимся документам 1560-хЦ1580-х годов, основная функция кончанской администрации состояла в разверстке и сборе налогов. После 1585 г. определение тяглоспособности посадских людей и раскладка повинностей по животам перешли в ведение всего города, то есть общегородской лизбы. Термины всегородная изба и всегородные старосты, скорее всего, должны были более четко, чем термин большие старосты, обозначать новые функции земских органов самоуправления, которые придавали посадской общине качества самоуправляющегося социального института.

Параграф 3.4. Земские учреждения в действии: Замосковный край, Юг и Поморье посвящен исследованию системы земского самоуправления на остальной территории страны. По сравнению с северо-западными уездами, от центра страны сохранились лишь фрагментарные данные о наличии здесь выборных органов самоуправления. Привлечение всей совокупности сохранившихся источников дало возможность выявить новые явления, не получившие до сего времени должной оценки в историографии. Ретроспективный анализ летописного изложения царского указа об опричнине показал, что помимо поименованных административных единиц, непосредственно составивших опричную территорию, кормленый окуп за наместнич доход на содержание опричнины должны были платить ли иные волости, не вошедшие в ее состав. Обозначение вида повинностей, которые волости должны были вносить в опричную четверть (лкормленый окуп), дает ответ на вопрос, какие это были волости. Очевидно, это были административные единицы, затронутые земской реформой 1551Ц1556 гг., население которых  должно было выплачивать кормленый окуп в качестве компенсации за освобождение от власти наместников.

В результате исследования источников второй половины XVIЦначала XVII в. удалось выявить наличие земских учреждений в большинстве административных центров и уездов Замосковного края: Вологде, Белоозере, Ярославле, Бежецком Верхе, Владимире, Суздале, Переяславле Залесском, Рузе, Московском уезде, Галиче, Коломне, Кашине, Вязьме, Малоярославце, Медыни. В то же время, сведения об отмене кормлений в юго-восточных и южных городах и уездах России отличаются неопределенностью. В таких городах, как Балахна, Переяславль Рязанский, Путивль, Новгород-Северский кормления были отменены, но источников, показывающих деятельность выборных земских учреждений, не известно. Видимо, в этом регионе власть кормленщиков была сменена приказными людьми, в которых следует видеть губных старост.

Третий вариант развития системы земского управления являет собой Поморье, где в отличие от большей части территории страны функционировала разветвленная система уездных и волостных земских учреждений. Однако государство сохраняло свой контроль и над земскими старостами и судьями Поморья, что не позволяет видеть в этом регионе особый, отличный от центра России, вариант социально-политического развития.

В ходе реформ 1550-х гг. процесс самоуправления в волостях и посадах был бюрократизирован и документирован, что свидетельствовало о начинавшемся переходе к современной системе управления. Процесс складывания земских учреждений в России  середины XVI в. был гораздо более сложным, чем это представляется по сохранившемуся материалу. Земские учреждения охватывали гораздо большую территорию, не представленную в дошедших до нас учредительных грамотах и Боярской книге 1556 г. Сама реформа 1555/56 г. опиралась на сложившуюся в отдельных землях Русского государства земскую традицию. Законодатели стремились учесть и сохранить прежний опыт самоуправления городов и волостей, а также документальную традицию, которая проявлялась в архаичной терминологии.

Мероприятия 1550-х годов приняли характер реформы лишь в черносошных посадах и волостях с однородной структурой населения, которое получило существенные права и привилегии. В уездах поместно-вотчинного землевладения, действительно самоуправляющиеся земства так и не возникли, поскольку этому препятствовали объединенные в одну кость разные категории населения. Жители этих земель получали либо грамоты, редуцированные из уставных грамот наместничьего управления, либо судные грамоты, по объему привилегий и самому предназначению существенно отличавшиеся от уставных.

В главе IV ЗАКРЕПОЩЕНИЕ исследованы следующие вопросы: а) в каких формах и какими способами осуществлялось прикрепление посадских людей и черносошных крестьян к тяглу в конце XVI - начале XVII в.; б) в чем заключалось содержание закрепостительных мероприятий 1590-х гг.; в) что представлял собой режим лурочных лет и применялся ли он в указах 1594 и 1597 гг.; г) в чем состояли существенные черты закрепостительного законодательства начала XVII в.

В параграфе 4.1. лЗаповедные  годы и прикрепление к тяглу крестьян и посадских людей в 1580-х гг. осуществлен анализ упоминаний заповедных лет в делопроизводственных книгах Деревской пятины. В историографии преобладает мнение о нерепрезентативности этих источников для решения проблемы закрепощения крестьян по причине того, что эти упоминания являются локально ограниченными, а фрагменты утраченной документации носят осведомительный характер и не содержат четких правовых определений. В результате  исследования удалось прийти к выводу о том, что обыски проходили на территории 8 погостов, охватив значительную часть Деревской пятины, и материалы обыскных книг репрезентативны для распространения выводов, полученных в результате их анализа, на всю территорию пятины.

Выражение заповедные лета было употреблено в отдельной книге 1585 г. и обыскных книгах 1588Ц1589 гг. Изучение техники обысков и отделов показало, что выражение заповедные лета использовалось в делах, предполагавших сыск крестьян по челобитной помещиков. Основанием для сыска и возвращения крестьян был их выход  с тяглых участков. Имеющийся набор прямых и косвенных данных позволяет охарактеризовать заповедные лета в новгородских пятинах как особый порядок сыска и возвращения беглых и вывезенных крестьян в поместья служилых людей по их челобитной и по суду. Исследователи, занимавшиеся проблемой заповедных лет, изначально связывали их введение с составлением писцовых книг 1580-х годов и полагали, что  аналогичный порядок сыска распространялся на другие категории тяглого населения. 

Не вызывал особых разногласий у исследователей и общий смысл феномена заповедных лет, которые рассматривались как нововведение, существо которого состояло в запрещении переходов крестьян и посадских людей. Проведенное нами этимологическое исследование убеждает, что изначально заповедь соотносилась не с результатом заповедания в виде заповедной грамоты, а с процедурой заповедания - объявлением в розыск или самим розыском, что и отразилось в законодательных и распорядительных актах.  Эти грамоты были  розыскными по своим задачам, и значит заповедные годы - это розыскные годы, а не запрещенные для переходов. Режим заповедных лет по сохранившимся источникам предстает как система возвращения беглых и вывезенных крестьян по инициативе самих землевладельцев и по суду, введенная в начале 1580-х годах и действовавшая на частновладельческих землях по меньшей мере до начала 1590-х годов. Срок давности по таким делам, видимо, не был установлен, и власти принимали челобитные о крестьянах, бежавших с 1581/1582 г.

В диссертации также изучены изменения в положении частновладельческих и черносошных крестьян в конце XVI в. по писцовым наказам  1585Ц1620-х гг. В писцовом наказе 1585 г.  содержится наиболее раннее известное нам распоряжение о полном запрете крестьянских переходов: посадским людям и волостным крестьянам предписывается жить по-прежнему в старых своих дворах и не выходити без государева указу ни за кого. Однако главные предписания писцам касаются организации сыска беглых: посадских людей и волостных крестьян предписывалось вывозить в старые дворы. Никаких следов их зависимости от землевладельца (кроме государства) не видно, что позволяет определить, что в наказе речь идет о черносошных крестьянах. 

Результаты исследования писцовых наказов 1580-хЦ1620-х годов дают возможность заключить, что в начале царствования Федора Ивановича (март 1584Циюнь 1585 г.) начал осуществляться комплекс мероприятий по сыску и возвращению беглых посадских людей, черносошных и дворцовых крестьян. Правовые нормы наказов действовали однонаправлено: они обязывали осуществлять сыск черных тяглецов где ни буди, в том числе и на частновладельческих землях, но не предполагали сыск частновладельческих крестьян на посадах и в черных волостях. Под выражением где ни буди следует понимать, главным образом, монастырские земли, что свидетельствует о жестком разграничении в положении тяглого населения, в правовом статусе которого до конца XVI в. имелись существенные различия.

В параграфе 4.2. лЗакрепостительные мероприятия и вопрос об лурочных годах в конце XVIЦначале XVII в. ставятся вопросы и предлагаются решения двух аспектов давно обсуждаемой научной проблемы: 1) каково взаимоотношение указов не позднее 1594 и 1597 гг. с указами о заповедных годах; 2) подтверждается ли находящимися в научном обороте данными факт существования гипотетически реконструируемого указа 1592/93 г. Исследование Елецких актов 1592Ц1593 гг. показало, что существенной разницы между принципами передвижения крестьянского населения на северо-западе России в период действия там заповедных лет и в южных уездах не прослеживается. В льготной грамоте, выданной Духову монастырю на вотчины в Деревской и Обонежской пятинах 20 марта 1585 г.  переходы крестьян не воспрещаются, но также обуславливаются участием в них нетяглых людей, в обыскных книгах Деревской пятины 1588 г. также подчеркивался факт выхода крестьян с тягла. Таким образом, есть основания полагать, что в южных уездах России в 1592Ц1593 гг. применялась практика, отождествляемая исследователями с режимом заповедных лет.

Содержание гипотетического указа 1592Ц1593 гг. В.И. Корецкий сконструировал из известных явлений закрепостительной практики в Русском государстве 1580-х и 1590-х гг. - заповедных и урочных лет. Если считать одним из основных требований, предъявляемых к методам моделирования в социальных науках экономность, то есть использование меньшего количества допущений и реконструкций, то модель, созданная Корецким в 1960-х гг. не обладала качествами экономности. Для того, чтобы объяснить известные нам по источникам изменения в положении тяглых людей, вполне достаточно известных нам по упоминаниям указов о заповедных летах и урочных годах 1594 и 1597 гг.  Гипотетически реконструируемый указ 1592Ц1593 гг. в такой модели закрепощения является избыточным, а факт его существования не доказанным.

В диссертации показано, что складывание системы закрепостительных мероприятий в отношении частновладельческих крестьян происходило путем утверждения практики заповедных лет. Принятый в этой системе способ сыска и возвращения беглых был крайне громоздок и неудобен в применении, поскольку предполагал подачу  судебного иска землевладельцев, лобыск местного населения и  саму судебную процедуру. Выполнение решений судов также было сопряжено с многими препятствиями, начиная от открытого сопротивления вывозимых и их соседей. Накопление судебных исков землевладельцев привело правительство к мысли ограничения срока сыска крестьян, которое было предпринято на северо-западе России в указе, изданном ранее 3 мая 1594 г. 

Понятие лурочные годы применительно к беглым крестьянам впервые было употреблено в челобитной дворян и детей боярских от 3 февраля 1637 г. и царском указе от 20 февраля 1637 г. об установлении срока сыска беглых крестьян служилых людей. В современной исторической науке, однако, урочными летами именуется также 5-летний срок сыска, известный по указам конца XVI в. Впервые такую терминологическую подмену осуществил М.Ф. Владимирский-Буданов в третьем издании Обзора истории русского права. Значительность указа 1597 г. как источника по истории закрепощения обнаруживается на иных линиях его исследования, уводящих, на первый взгляд, в сторону от его содержания.

В указе рассматривается положение исключительно частновладельческих крестьян и ни слова не говорится о крестьянах дворцовых и черносошных, а также посадских людях, чье положение в это время изменялось в подобном направлении. Сущность указа 1597 г. может быть прояснена лишь сравнением  правового положения этих двух больших групп тяглых людей. Значение указа от 24 ноября 1597 г. состояло в том, что правительство подтвердило особый порядок разрешения конфликтов о крестьянах на почве частного владения населенными землями. Как и прежде, вотчинники и помещики должны были подавать иски, добиваться организации опроса лобыскных людей и возвращения беглых по суду, причем крестьяне, бежавшие до 24 ноября 1592 г. сыску и возвращению не подлежали.

Положение о прикреплении дворцовых крестьян, наряду с черносошными, к тяглу впервые в качестве законодательной нормы известно нам из общегосударственного закона от 28 ноября 1601 г., разрешавшего вывоз крестьян служилыми людьми на условиях Судебника 1550 г. (в сроки Юрьева дня и с выплатой пожилого). Законодатели, однако, не расценивали свои новации как раз навсегда установленные правила, и выходные годы в 1601 и 1602 гг. были не исключением из этих правил, а тоже одной из форм административной практики в чрезвычайных условиях великого голода.

В параграфе 4.3. Спорные проблемы правительственной политики в сфере закрепощения в начале XVII в. рассмотрен  памятник законодательства, дискуссии о подлинности которого длятся более двух столетий.  В ходе историко-юридического исследования Уложения 1607 г. в его тексте выявились значительные расхождения с современным ему кодифицированным законодательством. Уникальные для законодательных актов термины сигклит и кромолы, как представляется, свидетельствуют об искусственно сложившемся составе лексики вводной части Уложения.

Ссылка на доклад Поместной избы бояр и диаков и наименование писцовых книг конца XVI в. по аналогии с переписными книгами XVII в. (лкниги 101 году) обнаруживают зависимость редактора Уложения от хорошо знакомого ему делопроизводства XVII в. О том же свидетельствуют текстуальные совпадения с Соборным уложением 1649 г., в том числе, аналогичное уложению 1649 г. понимание пожилого.  Модернизация конечного срока подачи челобитных (1 сентября сего года), искусственно выстроенная усложненная процедура возврата беглых прежним владельцам, экстраординарный штраф за прием беглых обнаруживают в редакторе Уложения 1607 г. человека XVIII века.

В то же время в тексте Уложения 1607 г. наличествуют труднообъяснимые в рамках сложившейся концепции нормы права: сыск беглых под руководством местных воевод и приказных людей и отсутствие упоминания земель служилых людей в перечне разрядов землевладения. Наконец, само обнаружение текста Соборного уложения 1607 г. в архиве Чердынской приказной избы вызывает закономерный вопрос: почему закон Шуйского, регулировавший взаимоотношения между землевладельцами и крестьянами, отложился именно в административном центре Пермской земли, где не существовало феодального землевладения в его классическом для центра России виде?

Отсутствие в тексте уложения упоминания земель служилых людей, само местонахождение этого документа в архиве далекой Чердыни заставляют предположить, что в руках у Татищева был дефектный подлинник или список указной грамоты, отправленной из московского приказа воеводе в Чердынь, или другой город северо-востока России. Указная грамота содержала ссылки на некое луложение и предписание осуществить сыск и вернуть на старые места сошедших посадских людей, а также дворцовых  и черносошных крестьян. Возможно, в грамоте содержалась норма о 15-летнем сыске беглых крестьян.  Правительство Василия Шуйского весной 1607 г. остро нуждалось в финансовой поддержке, поэтому понятен его интерес именно к торгово-промышленным общинам северо-востока России - одного из немногих районов, которые находились под безусловным контролем Москвы.

В параграфе  4.4.  лРусское общество на завершающем этапе Смуты и закрепостительные мероприятия правительства впервые вводятся в научный оборот и исследуются дела о беглых, датируемые апрелем - октябрем 1613 г. из фонда Оружейной палаты РГАДА. Их сопоставление с документами, упоминающими об указе 1613/14 г., дает возможность высказать более определенные суждения как о времени издания этого указа, так и о его содержании.  Первое и самое важное наблюдение состоит в том, что методы сыска и идентификации беглых крестьян остались теми же, что использовались еще в 1580-х гг. в период издания указов о заповедных годах. Основная форма этого метода - повальный обыск - использовался еще ранее, во время обысков о запустевших землях в новгородских пятинах, и в судах общей юрисдикции. Второе наблюдение обнаруживает острейший парадокс, который еще в 1970-х гг. был камнем преткновения в спорах Г.Н. Анпилогова с В.И. Корецким.

Содержание изученных дел о беглых за апрель - октябрь 1613 г. убеждает, что норма об урочных годах в виде пятилетнего срока в 1613 г. не использовалась. Значит ли это, что в начале XVII в. имел место бессрочный сыск беглых крестьян в том смысле, как об этом писал Г.Н. Анпилогов, т.е. возникший вследствие прикрепления крестьян совокупностью крепостных документов в период реализации указов о заповедных годах. 

Г.Н. Анпилогов, как известно, считал, что бессрочный сыск был подтвержден в дальнейшем указами 1597 и 1607 гг., отсчитывавшими давность на будущее время с 1592 г. Судя по изученным документам, именно такая постановка вопроса является наиболее достоверной. Но приказные, судя по делам о беглых 1613 г., руководствовались в первую очередь концептом, более ста лет назад изученным М.А. Дьяконовым, но с тех пор незаслуженно отодвинутым на периферию проблемы. Речь идет о понятии старины и старых дворов, на которые было нужно возвращать беглых крестьян. 

Крепостной порядок в начале XVII в., видимо, восстанавливался именно путем практической реализации этого не вполне определенного понятия. Если удавалось доказать, что на старых дворах жили еще отцы и деды нынешних крестьян, это служило неоспоримым аргументом. Однако в условиях массового перемещения населения во времена Смуты этот аргумент использовался далеко не всегда. Землевладельцы, как правило, тоже искали крестьян, ушедших в последнее разорение, чьи следы еще можно было найти.

Этим, видимо, объясняется, что сроки бегства крестьян в большинстве изученных нами дел не превышают пяти лет. Закрепостительная политика правительства в эпоху Смуты была мало успешна прежде всего, по причине ослабления государственного аппарата, особенно заметного в 1610Ц1612 гг. Реставрация государственного аппарата в 1613 г. не могла не опираться на старину, придававшую законность первым постановлениям правительства Романовых.

В главе V ПРАВИТЕЛЬСТВЕННАЯ ПОЛИТИКА ПОСЛЕДНЕЙ ТРЕТИ XVI Ц НАЧАЛА XVII в. И ЭВОЛЮЦИЯ ПОЛОЖЕНИЯ ТЯГЛЫХ СОСЛОВИЙ рассмотрены такие важные изменения в методах и формах правительственной политики, как опричнина, ликвидация наместнической системы управления и события и роль посада в событиях Смуты на примере Пскова.

Цель параграфа 5.1. лОпричнина и деятельность посланников в 1560Ц1580-х гг., состоящая в изучении влияния административной практики опричного и послеопричного времени на эволюцию общественно-политического строя России второй половины XVI в., может быть достигнута исследованием взаимодействия правительственного аппарата с земскими органами самоуправления. Перевод волостей и городов на откуп далеко не повсеместно сопровождался ликвидацией института наместников, поскольку земская реформа носила фискальный, а не политический характер. Поэтому во исполнение указа о введении опричнины на содержание новых структур кормленый окуп мог взиматься и с других городов и волостей, где земские учреждения сосуществовали с наместниками.

В этом указе результаты земской реформы не только не ставились под сомнение, но, наоборот, вошли в новую  систему в качестве ее органичной основы. Формирование нового опричного порядка управления приняло формы беспрецедентного террора, ударившего, в том числе и по посадам и волостям. Однако в источниках нет прямых указаний на искоренение опричниками  созданных в ходе реформ земских учреждений. Взаимоотношения опричных властей с земскими мирами на своей территории строились прежде всего на принципах фискального террора, когда волостям и посадам во главе с земскими старостами адресовывались нарастающие требования выплаты налогов. Однако, как показывает дальнейшее исследование, репрессивные формы фиска активно применялись и в земской части государства.

Далеко не случайным фактом является совпадение времени образования четвертных приказов в момент учреждения опричнины и первых упоминаний посланников в актах (1565, бесспорно - 1567 г.). Являясь институтом чрезвычайного управления страной, опричнина оказала влияние и на земскую систему управления, где действовали всякие земские посланники. Соотнесение фактов деятельности посланников с административной принадлежностью территорий, на которых они выполняли свои функции, позволяет заключить, что во второй половине 1560-х гг. посланники направлялись на места земскими финансовыми приказами - Большим Приходом (П. Родионов) и Земской четвертью (А. Васильев).

После ликвидации опричнины, которая, как считает А.П. Павлов, препятствовала созданию четкой общегосударственной системы учреждений по управлению отдельными землями государства37, посланники становятся подведомственны общегосударственным четвертям. Возникновение института посланников было стимулировано опричной политикой, приведшей к чересполосице земских и опричных земель, вынуждавшей земские приказы изобретать экстраординарные формы управления.

Изложенный материал позволяет утверждать, что опричнина не была антитезой земле, но опиралась на нее. Формирование нового порядка взаимоотношений царя с подданными, конфликт Ивана IV со своим окружением, приведший к реорганизации Государева двора и выделению лопричнины на его содержание, вынудили царя апеллировать к земским мирам, что проявилось уже в его известном обращении к жителям московского посада38. Торгово-промышленная верхушка земских миров, как это было на Двине в 1568 г., восприняла опричные методы управления и использовала их для ущемления прав конкурентов. Земская же часть государства, являясь объектом посягательств опричников, не была носителем альтернативных тенденций в развитии общества. Именно практика работы земских приказов породила такой специфический административный институт, как посланники, чьи прерогативы были малоотличимы от функций опричников. 

Эволюция системы местного управления в последней трети XVI в. рассмотрена в параграфе 5.2. ликвидация института наместников: предпосылки и последствия. На протяжении XVI в. система местного управления в стране существенно изменилась, но направленность изменений до сих пор является предметом споров в историографии. Оживленную дискуссию в исторической науке вызывают такие вопросы, как изменения в положении кормленщиков, произошедшие в результате земской реформы 1551Ц1556 гг., положение наместников после реформы, последствия смены наместников воеводами. Поскольку переход к бюрократической системе управления в ходе земской реформы не был последовательным, значительные территории страны и после реформ 1550-х гг. остались под судебной властью наместников.

Взаимоисключающие суждения высказывались исследователями во многом потому, что институт наместников изучался вне связи с такими важными явлениями, как формирование дворянского сословия, изменения в фискальной политике государства, эволюция холопства, оформление приказного аппарата. В диссертации институт кормлений исследован не изолированно, а как элемент социально-политической системы. Изучение писцовых книг и доходных списков 1560-хЦ1580-х гг. показало, что даже в тех городах, где кормления сохранились, кормы были коммутированы (пересчитаны в денежном выражении), причем в уездах псковских пригородов произошло существенное отступление от традиционной системы их взимания, когда вместо трех праздничных кормов вводился всего один - Рождественский.

В последней трети XVI в. изменилась также компетенция наместников в делах о холопах. Ретроспективный анализ Уложения о холопстве 1597 г. и кабальных книг показал, что несохранившийся указ о служилых кабалах 1586 г. отменил ст. 77 Судебника 1550 г. о выдаче отпускных на холопов только в Москве, Новгороде и Пскове и разрешил регистрировать отпускные грамоты во всех городех с ведома приказных людей, т.е. воевод. Коль скоро регистрация сделок и отпускных на холопов с делалась заурядной бюрократической процедурой, наместники лишились чрезвычайно важной прерогативы, и указ 1586 г. о служилых кабалах ускорил ликвидацию института наместников, а в некоторых городах, например в Пскове, был синхронен ей.

В таком контексте  замена наместников воеводами в 1580-х гг. выглядит, во-первых, как значимая реформа, а во-вторых, как закономерный результат земской реформы 1551Ц1556 гг. С полной отменой кормлений в 1580-х гг. существенно перераспределяются полномочия центра и провинции. Поэтому, на наш взгляд,  суждения о простом восстановлении старой системы управления в это время слишком прямолинейно трактуют неоднозначные показания источников.

ишенные права собирать в свою пользу пересчитанные в денежном эквиваленте наместничьи доходы и судебные пошлины, обремененные с 1586 г. хлопотными и неприбыльными обязанностями по контролю за оформлением и отпуском холопов, ограниченные в судебных полномочиях, воеводы конца XVI - XVII вв. были лишь слабой тенью прежних могущественных наместников.

В параграфе 5.3. лЗемские миры и земское движение в годы Смутного времени (1606Ц1609 гг.) рассматривается состояние земских институтов в двух русских городах в годы Смуты и народные движения в них, стимулированные разраставшейся гражданской войной и интервенций. Период Смутного времени был временем оживления деятельности земских миров, нашедшей свое выражение в создании всесословных органов самоуправления на почве политического противоборства. Распространенное представление об упадке земских органов самоуправления в годы опричнины недостаточным учетом сохранившихся источников.

От начала XVII в. до нас дошли две земских судных грамоты, выданных волости Луцкая Пермца в 1605/06 г. и посаду Шуи 7 июня 1606 г. вместо аналогичных грамот Ивана IV. Посадские и волостные люди сохранили тот же объем полномочий, который они получили в середине XVI в. Однако волостные и посадские миры в начале XVII в. не только добивались санкции верховной власти, но и проявляли качества самоорганизации. Как показывают поволжские отписки 1606 г., в таких городах как Арзамас, наблюдались признаки создания всесословного уездного совета, куда входили представители служилых, посадских людей и крестьян. Аналогичные явления были исследованы С.Ф. Платоновым, И.О. Тюменцевым на материалах, относящихся к поморским и средневолжским городам. 

Синхронно с земским движением против Лжедмитрия II, движение в поддержку тушинского вора разворачивается в Пскове, где создается прототип земского правительства, когда в состав всегородной избы входят представители служилых людей по отечеству, прибору, церкви, которые вместе с посадскими людьми осуществляют управление городом и его округой. Комплексный анализ нарративных источников и делопроизводственных материалов 1609Ц1617 гг. показал необоснованность попыток историков найти в Пскове признаки восстания меньших людей летом 1609 г. Классовая борьба и даже вспышки вооруженного противоборства в это время не вылились в захват власти, а наличие врага в лице шведских войск и правительства Шуйского способствовало консолидации посадской общины Пскова.

Таким образом, созданные в ходе земской реформы  структуры местного управления оказались эффективными и действовали в годы Смуты, обеспечивая единство посажан. Поэтому, даже обладая фискально-юридической автономией не в полном объеме, города, в период Смуты стали, по выражению Э. Гидденса, контейнерами генерирования власти и местами концентрации военно-политических ресурсов. Несмотря на то, что земские учреждения использовались противоборствующими политическими сторонами как инструмент в борьбе за власть, они смогли отстоять свои локальные интересы, борьба за которые продолжится в течение всего XVII века.

В Заключении подведены итоги исследования. Правительственная политика в отношении тяглого населения предстает как полифункциональная деятельность, воплотившаяся как в создании законодательной базы, так и в повседневных административных практиках.

Анализ состояния дел в среде крестьянского социума во второй половине XV - первой половине XVI в. выявил глубинные основы княжеских постановлений о крестьянских переходах. Вопреки мнению многих исследователей, удалось доказать, что основой этих постановлений были интересы фиска и местных тяглых общин, которые традиционно изобретали механизмы компенсации за расходы при поселении нового тяглеца и удержания его на новом месте.

В диссертации показано, что постановления Судебников о пожилом преследовали цель компенсировать потери, понесенные тяглым миром из-за предоставления льгот новым тяглецам. Дифференцированный размер пожилого, пропорционально росший в течение четырех лет, проистекал из трудностей обустройства крестьянина в полех вдали от строевого леса и поэтапностью введения в сельскохозяйственный оборот осваиваемого участка. В организации системы крестьянского поряда и отказа решающее значение имело прекращение практики предоставления податного иммунитета землевладельцам, что перекладывало ответственность за прием новых тяглецов исключительно на их плечи.

Рассмотрение и сравнение источников 1550-х гг. объяснило причину известного запретительного распоряжения Важской земской грамоты 1552 г. о возвращении тяглецов на старые их дворы. В диссертации сделан вывод о том, что закрепостительные мероприятия во второй половине XVI в. в первую очередь осуществлялись в интересах не землевладельцев, а государства, стремившегося законодательно укрепить попытки перешедших на откуп волостей и посадов добиться возвращения ушедших тяглецов. Таким образом, анализ источников из сферы указной практики дал возможность объяснить парадоксальный факт одновременно реализовывавшихся земских преобразований и первых попыток прикрепления населения к тяглу.

Вновь введенные в оборот источники позволили отвергнуть ряд устоявшихся в науке фактов, касающихся земской реформы 1550-х гг., например, предположение о том, что ст. 64 Судебника 1550 г. выводила служилых людей из-под суда наместников. Даже в период проведения земской реформы в 1550-х гг. не существовало единого плана преобразований, которые осуществлялись постепенно и  в разном объеме. Поэтому посады разных регионов России получили разный объем прав, либо получив некоторую автономию от наместничьей администрации, либо избавившись от нее вовсе.

Сама земская реформа в свете новых источников никак не выглядит антитезой монархическому государству и его институтам. Фрагменты земского документооборота свидетельствуют, прежде всего, о проникновении государственного аппарата в толщу земских миров, чьи усилия по самоорганизации были бюрократизированы и поставлены под контроль и отчет. Диссертационное исследование показало, что система местного управления была неразрывно связана с кормлениями и наместничествами, которые эволюционировали в годы реформ. С другой стороны, удалось показать, что даже сохранившиеся после земской реформы наместничества покоились на новых принципах обеспечения кормами, повсеместно коммутированными.

Диссертационное исследование выявило особенности функционирования такой правительственной практики, как режим заповедных лет. Исследование делопроизводственных книг Новгородской приказной избы позволило выявить еще одну обыскную грамоту с упоминанием заповедных лет, которые функционировали на большей части территории страны, включая все пятины Новгородской земли и южные уезды (Елец, Тула). Режим заповедных лет представлял собой не запрет переходов, а особый порядок сыска и возвращения по суду тяглых крестьян по челобитьям частных землевладельцев, прежде всего, помещиков.

Одновременно на посадах и в черносошных волостях использовался порядок сыска тяглецов силами писцов и местных общин без суда. Такой порядок утвердился не позднее 1584/85 г. и использовался вплоть до 1620-х гг., отразившись в писцовых наказах этого времени. Режим заповедных лет постепенно перерос в порядок розыска беглых, известный нам по указам 1594 и 1597 г. Подвергнуты анализу методы работы В.И. Корецкого, и сделан вывод, что реконструкция указа 1592/93 г. была им осуществлена на основе известной по источникам практики заповедных лет и указов 1590-х гг. и является избыточной для объяснения процесса закрепощения. Выводы, сделанные автором при рассмотрении закрепостительных мероприятий начала XVII в., позволяют утверждать, что гражданская война лишь в малой степени затормозила процесс закрепощения, который возобновился уже в 1613 г. на прежних основаниях.

В целом исследование привело к выводу о глубокой взаимосвязи двух синхронно протекавших процессов: закрепощения и привлечения земских учреждений к административному и фискальному управлению на местном уровне. Подход к изучению социально-политической истории с институциональной точки зрения позволил разглядеть новые аспекты правительственной политики в отношении тяглых миров и преодолеть противоречащие друг другу взгляды на отношения власти и общества в России XVI - начала XVII в.: 1) власть опирается на народ и землю и действует в конечном итоге в их интересах (земская монархия); 2) власть действует, не считаясь с интересами народа, эволюционируя в сторону самодержавной монархии деспотического типа. В диссертации выявлены в потоке разнонаправленных актов и практик общеевропейские тенденции - к бюрократизации, рационализации, унификации, - сопровождавшиеся острыми конфликтами в годы опричнины и гражданской войны.

ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ ОПУБЛИКОВАНЫ

СЛЕДУЮЩИЕ РАБОТЫ:

Монографии:

1. Аракчеев В.А. Псковский край в XVЦXVII вв.: общество и государство. СПб., 2003. 384 с. (12 п.л.)
2. Аракчеев В.А. Средневековый Псков: власть, общество, повседневная жизнь в XVЦXVII вв. Псков, 2004. 360 с. (22,5 п.л.)

Публикации в журналах, рекомендованных ВАК РФ:

3. Аракчеев В.А. Заповедные годы на Северо-Западе России: историография, источники, методы исследования// Отечественная история. 2004. № 3. С. 128Ц140. (1,5 п.л.)
4. Аракчеев В.А. В бегахЕ// Родина. 2005. № 7. С. 53Ц54. (0,25 п.л.)
5. Аракчеев В.А. Земская реформа XVI в.: общероссийские тенденции и региональные особенности// Отечественная история. 2006. № 4. С. 3Ц11. (1 п.л.)
6. Аракчеев В.А. Кормления и земские миры: к вопросу о географии и хронологии реформы 1551Ц1556 гг.// Отечественная история. 2007. № 6. С. 39Ц49. (1,25 п.л.)
7. Аракчеев В.А. Запись о душегубстве. Административно-судебная практика великих московских князей в XV в.//Известия Уральского государственного университета. 2008. № 59. Серия 2. Гуманитарные науки. Вып. 16. С. 25Ц37. (1,5 п.л.)
8. Аракчеев В.А. Земские миры и земское движение в России в годы Смутного времени (1606Ц1614 гг.)//Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. 2008. № 11 (78). С. 27Ц34. (0,5 п.л.)
9. Аракчеев В.А. Закрепостительные мероприятия в Русском государстве в начале 1590-х гг.//Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. 2008. № 12 (81). С. 60Ц66. (0,5 п.л.)
10. Аракчеев В.А. К вопросу о правовом положении тяглого населения Русского государства в середине XVI в.//Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. 2008. № 12 (84). С. 37Ц43. (0,5 п.л.)
11. Аракчеев В.А. Проблема урочных лет в Русском государстве в конце XVI - начале XVII в.//Известия Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена. 2008. № 12 (85). С. 31Ц37. (0,5 п.л.)
12. Аракчеев В.А. Закрепощение крестьян в России в конце XVI - начале XVII в.//Вопросы истории. 2009. № 1. С. 106Ц117. (1 п.л.)
13. Аракчеев В.А. Крестьянские переходы по Судебникам и происхождение пожилого//Вестник Новгородского государственного университета имени Ярослава Мудрого. Серия История. Филология. Искусствоведение. 2009. № 51. С. 5Ц8. (0,5 п.л.)
14. Аракчеев В.А. Наместники в России XVI века//Вопросы истории. 2010. № 1. С. 3Ц19. (1,5 п.л.)
15. Аракчеев В.А. Опричнина и земщина: к изучению административной практики в Русском государстве 1560Ц1580-х гг.//Российская история. 2010. № 1. С. 16Ц28. (1,5 п.л.)
16. Аракчеев В.А. Археология Смуты (Аналитическая рецензия на кн.: Селин А.А. Новгородское общество в эпоху Смуты. СПб., 2008)//Российская история. 2010. № 3. С. 162Ц167. (0,5 п.л.)

Статьи:

17. Аракчеев В.А. Волостные миры накануне закрепощения (вторая половина XVI в.)//Александр Ильич Копанев: Сборник статей и воспоминаний. СПб., 1992. С. 145Ц150.
18. Аракчеев В.А. Личный судебный иммунитет служилых землевладельцев в конце XV - половине XVI в.// Российская государственность: традиции, преемственность, перспективы: Материалы межвузовских чтений. М., 1999. С. 30-35. (0,5 п.л.)
19. Аракчеев В.А. Из истории закрепощения в России: прикрепление к тяглу в конце XVI - начале XVII в.// Очерки феодальной России: Сборник научных статей. М., УРСС, 2001. Вып. 5. С. 39Ц69. (2 п.л.)
20. Аракчеев В.А. Основные этапы освоения земли и аграрная жизнь на Северо-Западе России в IXЦXIX вв.// Социальные и экологические проблемы Балтийского региона:  Материалы международной научной конференции.  Псков, 2001. Ч. 2. С. 57Ц67. (0,5 п.л.)
21. Аракчеев В.А. Место обычного права в формировании вотчинного режима в России XVII века// Правовед: межвузовский научно-методический сборник. Великий Новгород, 2001. Вып. 3. С. 18Ц24. (0,5 п.л.)
22. Аракчеев В.А. Соборное уложение 9 марта 1607 г.// Российское государство в XIVЦXVII вв.: Сборник научных статей, посвященных Ю.Г. Алексееву. СПб., 2002. С. 98Ц114. (1 п.л.)
23. Аракчеев В.А. Псковичи посадские люди на службах и дома// Псков: Историко-краеведческий журнал. Псков, 2002. № 16. С. 6Ц10. (0,5 п.л.)
24. Аракчеев В.А. Псковское восстание 1650 г.: рождение бунта из антиномий средневекового сознания// Псков: Историко-краеведческий журнал. Псков, 2002. № 17. С. 18Ц27. (1 п.л.)
25. Аракчеев В.А. Смутное время и Псковская земля (1608Ц1612 гг.)// Псков: Историко-краеведческий журнал. Псков, 2003. № 18. С. 49Ц60. (1,5 п.л.)
26. Аракчеев В.А. Правовое положение псковских смердов в XIVЦXV вв.// Правовед: Межвузовский научно-методический сборник. Великий Новгород, 2003. Вып. 4. С. 60Ц68. (0,5 п.л.)
27. Аракчеев В.А. Власть и общество в Пскове в эпоху Смуты (1608Ц1610 гг.)// Псков в российской и европейской истории. Т. 1Ц2. М., 2003. С. 289Ц295. (0,5 п.л.)
28. Аракчеев В.А. Личный судебный иммунитет помещиков в конце XV - первой половине XVI в.// Судебник Ивана III: становление самодержавного государства на Руси. СПб., 2004. С. 287Ц296. (1 п.л.)
29. Аракчеев В.А. Крестьянский отказ и поряд: исследование социальных отношений в русской деревне XVЦXVI вв.// Очерки феодальной России. Вып. 8. М., УРСС, 2004. С. 75Ц106. (2 п.л.)
30. Аракчеев В.А. Иван Петрович Шуйский// Псков: историко-краеведческий журнал. № 20. Псков, 2004. С. 30Ц35. (0,5 п.л.)
31. Аракчеев В.А. Приказная система и сыск беглых во второй половине XVI - первой половине XVII в.// Проблемы истории государственного управления: государственный аппарат и реформы в России. Ч. 1Ц2. СПб., 2004. С. 28Ц30. (0,25 п.л.)
32. Аракчеев В.А. Владение землей в одерень по псковским актам XIVЦXV вв.// Археология и история Пскова и Псковской земли. Псков, 2005. С. 175Ц181. (0,5 п.л.)
33. Аракчеев В.А. Псков и Новгород: две стратегии в хаосе Смуты// Чело. № 3. 2005. С. 25Ц32. (0,5 п.л.)
34. Аракчеев В.А. Общий всенародный совет: земское самоуправление Пскова во второй половине XVIЦXVII вв.// Вестник филиала Северо-Западной академии государственной службы. Псков, 2005. С. 95Ц102. (0,5 п.л.)
35. Аракчеев В.А. Крестьяне в социальной структуре средневековой Руси (XIV - первая половина XVI в.)// Cahiers du Monde russe, 46/1-2, Janvier-juin 2005, Paris, p. 107Ц114. (0,5 п.л.)
36. Аракчеев В.А. Юрий Георгиевич Алексеев // Исследования по истории средневековой Руси. М.; СПб., 2006. С. 5Ц24 (В соавторстве с С.В. Стрельниковым) (2 п.л.: вклад соискателя 1 п.л.)
37. Аракчеев В.А. Генезис правовой системы Великого Новгорода и Пскова (конец XII - середина XVII в.)// Эволюция политической и правовой культуры России. Региональные особенности и влияние европейского фактора. Великий Новгород, 2006. Части 1Ц3. С. 15Ц49. (2 п.л.)
38. Аракчеев В.А. Псков конца XVIЦXVII вв. в документах РГАДА// Материалы первых архивных чтений / Государственное архивное управление Псковской области. Псков, 2007. С. 137Ц140. (0,25 п.л.)
39. Аракчеев В.А. Земская реформа в Новгородской земле в 1550-х гг.//НовгородикаЦ2006. Материалы научно-практической конференции. Ч. 1. Великий Новгород, 2007. С. 141Ц145. (0,5 п.л.)
40. Аракчеев В.А. Дворовые и задворные люди: к исследованию терминологии переписных книг 1640Ц1670-х гг.// Государство и общество в России XV - начала XX века. СПб., Наука, 2007. С. 316Ц324. (1 п.л.)
41. Аракчеев В.А. Выступление в дискуссии по книге П.В. Седова// Отечественная история. 2008. № 1. С. 184Ц186. (0,5 п.л.)
42. Аракчеев В.А. Душегубство: о квалификации разбойных нападений в Русском государстве первой половины XVI в.//Историография, источниковедение, история России XЦXX вв. М., 2008. С. 33Ц39. (0,5 п.л.)
43. Аракчеев В.А. Писцовые наказы как источник по истории закрепощения// Писцовые книги и другие массовые источники XVIЦXX вв. Материалы всероссийской научной конференции / РГАДА. Археографическая комиссия РАН. М., 2008. С. 39Ц48. (1 п.л.)
44. Аракчеев В.А. Рец. на кн.: Малов А.В. Московские выборные полки нового строя в начальный период своей истории. М., 2006.// Отечественная история. 2008. № 5. С. 193Ц195. (0,25 п.л.)
45. Аракчеев В.А. Русское общество на завершающем этапе Смуты и закрепостительные мероприятия правительства// Россия и мир: панорама исторического развития. Екатеринбург, 2008. С. 539Ц544. (0,5 п.л.)
46. Аракчеев В.А. Псков на рубеже XVIЦXVII вв. и исследование его военно-политической истории в трудах Г.А. Замятина//Замятин Г.А. Россия и Швеция в начале XVII в. Очерки военной и политической истории. СПб., 2008. С. 469Ц484. (1 п.л.)
47. Аракчеев В.А. Новгородские документы 1590-х годов и вопрос о закрепощении крестьян в конце XVI века//НовгородикаЦ2008: Вечевая республика в истории России. Материалы международной научно-практической конференции. Ч. 1Ц2. Великий Новгород, 2009. С. 143Ц153. (1 п.л.)
48. Аракчеев В.А. О применении понятий политика и правительство в исследованиях по истории России XVI века//Гражданское общество и правовое государство как факторы модернизации российской правовой системы: Материалы международной научно-теоретической конференции. СПб., 2009. С. 269Ц272. (0,25 п.л.)
49. Аракчеев В.А. Русско-польские отношения на северо-западной границе России и перемирие 1617 г.//Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре. М., 2009. С. 70Ц81. (В соавторстве с А.А. Селиным) (1 п.л.: вклад соискателя 0,5 п.л.)
50. Аракчеев В.А. Рец. на кн.: Лисейцев Д.В. Приказная система Московского государства в эпоху Смуты. М., 2009.//Вопросы истории. 2010. № 3. С. 168Ц170. (0,25 п.л.)

---

1 Зимин А.А. О методике актового источниковедения в работах по истории местного управления России первой половины XVI в. // Вопросы архивоведения. 1962. № 1. С. 33Ц45; Носов Н.Е. О статистическом методе в актовом источниковедении // Вопросы архивоведения. 1962. № 4. С. 41Ц55; Зимин А.А. Трудные вопросы методики источниковедения Древней Руси // Источниковедение. Теоретические и методические проблемы. М., 1969; Черепнин Л.В. Рец. на кн.: Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учреждений в России. Л., 1969 // Вопросы истории. 1970 № 6. С. 139Ц143.

2 Тернер Дж. Структура социологической теории. М., 1985. С. 368; Blau P.M. Exchange and Power in Social Life. New York, 1964. P. 278.

3 Собственность в России: Средневековье и раннее новое время. М., 2001; Алексеев Ю.Г. Судебник Ивана III: традиция и реформа. СПб., 2001; Глазьев В.Н. Власть и общество на юге России в XVII в. Воронеж. 2001; Пашкова Т.И. Местное управление в Русском государстве первой половины  XVI в. М., 2000; Седов П.В. Закат Московского царства. М., 2005; Тюменцев И.О. Смутное время в России начала XVII столетия. М., 2008.

4 Хачатурян Н.А. Власть и общество в Западной Европе в средние века. М., 2008. С. 12, 204, 219.

5 Уваров П.Ю. Франция XVI века: Опыт реконструкции по нотариальным актам. М., 2004. С. 471.

6 Горская Н.А. Русская феодальная деревня в историографии XX в. М., 2006.

7 Веселовский С.Б. Труды по источниковедению и истории России периода феодализма. М., 1978. С. 56.

8 Веселовский С.Б. К вопросу о происхождении вотчинного режима. М., 1926. С. 3.

9 Веселовский С.Б. Указ. соч. С. 76.

10 Скрынников Р.Г. Заповедные и урочные годы царя Федора Ивановича // История СССР. 1973. № 1. С. 99-129.

11 Ключевский В.О. Состав представительства на земских соборах // Сочинения в 9 тт. Т. 8. М., 1990. С. 277Ц375.

12 Смирнов П.П. Посадские люди и их классовая борьба до середины XVII в. М.; Л., 1947.

13 Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учреждений в России. Л., 1969. 

14 Садиков П.А. Исследования по истории опричнины. Л., 1950.

15 Зимин А.А.  Реформы Ивана Грозного. М., 1960; Он же.  Опричнина Ивана Грозного. М., 1964;  Он же.  В канун грозных потрясений. М., 1986.

16 Павлов А.П. Эволюция государства и общества в России во второй половине XVI в. (К вопросу о сословно-представительной монархии) // Russische und Ukrainische vom. 16.Ц18. Jahrhundert. Wiesbaden, 2001. P. 33.

17 Сахаров А.Н. Управление Россией как цивилизационный исторический фактор // Управление Россией. Опыт. Традиции. Новации. XVIЦXX вв. М., 2007. С. 5Ц16; Бычкова М.Е. Выход из Смуты: на путях совершенствования государственной власти // Управление Россией. Опыт. Традиции. Новации. XVIЦXX вв. М., 2007. С. 53Ц65.

18 РГАДА. Ф. 141. Оп. 2. 1647 г. № 30. Л. 38.

19 РГАДА. Ф. 159. Оп. 2. № 484. Л. 109,172.

20 ОР РНБ. Ф. 536. Оп. 1. № 1585. Семь сставов.

21 Архив СПб ИИ РАН. Кол. 120. Оп. 2. № 1. Л. 1Ц2.

22 РГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. № 16935. Л. 287Ц287  об. 

23 ОР РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № 2Ц15.

24 Фроянов И.Я. О крестьянских переходах в России XIVЦXV вв. // Вестник Ленинградского государственного университета. Серия История. 1979. № 14. Вып. 3. С. 20Ц25.

25 Мятлев Н.В. Тысячники и московское дворянство XVI столетия. Орел, 1912. С. 59Ц66; Антонов А.В. Боярская книга 1556/57 г.//Русский дипломатарий. М., 2004. Вып. 10.

26 Веселовский С.Б. Феодальное землевладение в Северо-восточной Руси. М., 1947. С. 275.

27 Носов Н.Е. Боярская книга 1556 г. (Из истории происхождения четвертчиков) // Вопросы экономики и классовых отношений в Русском государстве  XIIЦXVI вв. М.; Л., 1960. С. 191Ц227; Он же. Становление сословно-представительных учреждений в России. Л. 1969. С. 419Ц420.

28 Антонов А.В. Боярская книга 1556/57 г. С. 81.

29 Носов Н.Е. Становление сословно-представительных учреждений в России. Л. 1969. С. 412, 413, 416.

30 Носов Н.Е. Указ. соч. С. 412, 416, 418.

31 Государство и общество в России XVЦначала XX в. Сборник статей памяти Н.Е. Носова. СПб., 2007.

32 Аракчеев В.А. Земская реформа XVI в.: Общероссийские тенденции и региональные особенности // Отечественная история. 2006. № 4. С. 3Ц11.

33 ОР РГБ. Ф. 178. Карт. 10974. № 1Ц15.

34 Киселев Ю.Н. Сергиевский монастырь с Залужья в документах псковского Древлехранилища//Земля псковская, древняя и современная: Тезисы докладов. Псков, 1991. С. 32Ц49.

35 РГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. № 16 935, 16а939, 16а943 и др.

36 РГАДА. Ф. 1209. Оп. 3. № 16935. Л. 287Ц287 об.

37 Павлов А.П. Эволюция государства и общества в России во второй половине XVI в. (К вопросу о сословно-представительной монархии) // Russische und Ukrainische vom. 16.Ц18. Jahrhundert. Wiesbaden, 2001. P. 33.

38 Полное собрание русских летописей. Т. XIII. М., 2000. С. 392Ц394.

  Авторефераты по всем темам  >>  Авторефераты по разное