Академическое гуманитарное сообщество и политика государства в России (1914-1930 гг.)

2008 г.): Сб. науч. материалов. СПб, 2009. С. 61-65; Неопубликованное письмо В.М. Бехтерева к А.С. Лаппо-Данилевскому как источник по истории науки (к вопросу о создании единой науки о человеке в начале XX в.) // Университетский историк. Альманах. Вып. 7. СПб., 2010. С. 439-448; Две судьбы утопии: лингвистические теории Н.Я. Mappa и Л.С. Липавского в контексте государственной культурной политики 1920-1930-х гг. // Научно-технические ведомости СПбГПУ. Серия Гуманитарные и общественные науки. 2011. Вып. 2. С. 144-149; Н.Я. Марр и государственная культурная политика 1917-1930 гг. // Вестник СПбГУ. Серия 2. 2011. Вып. 4. С. 88-93.

Структура диссертации.

Работа состоит из Введения, трех глав, Заключения, Списка источников и использованной литературы.

Во Введении определяется объект, предмет, цели и задачи, хронологическая периодизация исследования. Мотивируется его актуальность и научная новизна. Характеризуются источниковая база и историография избранной темы.

Первая глава Академия истории материальной культуры посвящена рассмотрению истории одного из ведущих гуманитарных центров страны, пережившего в исследуемый период масштабные реорганизации, связанные как с особенностями развития отечественной гуманитаристики, так и с изменениями в государственной политике.

В параграфе 2.1. От Императорской Археологической комиссии к Академии истории материальной культуры рассматриваются причины, особенности и ход организации Академии истории материальной культуры.

Академия истории материальной культуры была создана в результате масштабной реорганизации Императорской Археологической комиссии, работавшей с 1859 года. К началу исследуемого периода понимание необходимости изменений в организации археологической науки в России высказывались постоянно и исходили непосредственно от ученого сообщества, не являясь таким образом прямым следствием кардинальных социально-политических изменений в стране. В частности, Февральская революция не оказала существенного влияния на судьбу учреждения, явившись лишь катализатором стремлений ученых к превращению Комиссии в ведущую научную силу страны.

Значительно более трудным оказалось для учреждения время первых месяцев Советской власти, трудности которого, однако, не прервали преемственности в развитии археологической науки. Новая власть поддержала идею создания Академии, призванной стать учреждением ланалогичным Академии Наук, но с специальной задачей исследования памятников материальной культуры . Единственным серьезным вмешательством в реализацию проекта, как и в жизнь учреждения вплоть до конца 1920-х гг., было

навязанное название - Российская Академия истории материальной культуры, которое, впрочем, вполне удовлетворяло большинство сотрудниковаа .

Несмотря на активное участие в реализации проекта многих представителей ученого сообщества (А.А. Миллера, С.Ф. Ольденбурга, Б.В. Фармаковского, С.А. Жебелева, А.А. Спицына, С.Ф. Платонова и др.), ключевой фигурой в этом процессе по праву можно считать Н.Я. Mappa, в ноябре 1918 г. возглавившего учреждение. Ученый являлся одним из самых талантливых организаторов и администраторов эпохи. Кроме этого, он полностью устраивал новую власть, являясь посредником между ней и академической элитой. Н.Я. Марр не имел твердых политических пристрастий, что помогало ему успешно сотрудничать и с Л.А. Кассо, и с министрами временного правительства (например, А.А. Мануйловым), и с большевиками. Таким образом, кандидатура Н.Я. Mappa была идеальной, несмотря на неприятие коллегами его яфетической теории и очень сложного характера ученого.

В параграфе 2.2. Власть и Академия: сотрудничество и споры рассматриваются вопросы взаимоотношения Академии с властью, стратегии поведения ее руководства в 1920-х гг.

Сближение Академии и власти автоматически сводило на нет желание академического сообщества к полной независимости от государственной идеологии. Аполитичность могла лишь представляться формой независимости, но в реальности таковой не являлась.

Несмотря на признание и значительную поддержку со стороны властей, Академии приходилось буквально бороться за нормальное обеспечение своей работы. При этом ученое сообщество зачастую не скрывало, что важнейшей составляющей его союза с властью является материальная поддержка со стороны последней. В условиях вегетарианских 1920-х оно не боялось открыто заявлять о своих требованиях руководству страны.

Жизнь учреждения также могла осложняться внутренними конфликтами. Многие категорически не принимали стиль управления Н.Я. Mappa, однако его фигура была безальтернативной, что понимали как его сторонники, так и противники.

Наиболее чуткие к политическим переменам ученые достаточно рано поняли, что сотрудничество с большевиками подразумевает необходимость принятия материалистической идеологии. Предпосылки идеологического прессинга стали улавливаться в середине 1920-х гг. В ГАИМК первым, кто осознал необходимость введения марксизма, явился Н.Я Марр. На заседании 7 апреля 1924 г. им была зачитана ближайшая программа действий, включавшая, в частности пункт о введении в работу Академии лица с марксистской подготовкой и создании Комиссии под руководством А.В. Луначарского, которая стала центром освоения марксизма в Академииаа .

Платонова Н.И. Российская академия истории материальной культуры. Этапы становления (1918-1919 гг.) // Советская археология. 1989. № 4. С. 11. 92 Журнал заседания Совета РАИМК от 7 апреля 1924 г. //РА ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 1 (1924). № 4. Л. 18 об.-19.

19

Период 1925-1927 гг. стал очень значимым в истории взаимоотношений ученых-археологов и власти. Впервые между ними начали отчетливо проявляться противоречия, а также признаки грядущего тотального торжества яфетидологии.

Академия, включившая в свой состав ведущие гуманитарные силы страны, главных ученых старой школы, до последнего момента стремилась сохранить свободу от политических тревог, остаться неким заповедником. Будучи искренне убежденными в определяющей роли науки для развития государства, они ставили ее несомненно выше любой власти. Стратегию Академии в исследуемый период можно условно назвать стратегией наукократического договора, который был разорван по инициативе власти в конце 1920-х гг.

В параграфе 2.3. Перелом конца 1920-х рассматривается история Академии рубежа 1920-30-х гг., когда власть санкционировала и активно проводила политику, направленную на перестройку всей науки на основах марксизма-ленинизма. Для ГАИМК перелом начался с так называемого дела академика А.С. Жебелева, ставшего символом кардинальной смены курса власти по отношению к учреждению. Стремление руководителей Академии (Н.Я. Mappa, С.Ф. Ольденбурга и др.) спасти коллег от репрессий потребовало от них признания вымышленных ошибок и горячей поддержки деятельности новых сотрудников Академии, проводников линии партии, таких как Ф.В. Кипарисов, С.Н. Быковский и др. Парадокс ситуации заключался в том, что чистки проводились под лозунгом окончательного утверждения в археологии марризма. Позиция Н.Я. Mappa, фанатично преданного своей теории, в данной ситуации заслуживает уважения. Он изо всех сил заступался за попавших в немилость и требовал принятия тезиса о том, что Академия достигла некоторых успехов не благодаря ему одному, а благодаря коллективной работе . Тем не менее, именно Н.Я. Марр стал символом этой сложной перестройки, начавшейся в конце 1920-х гг.

Вторая глава Яфетический Институт посвящена рассмотрению возникшего в 1921 г., совершенно нового для академической науки учреждения. Его стремительный рост, когда из крохотного центра по изучению мало кому понятнойа яфетидологииа черезаа 10 лета она стала лединственныма академическим

94

центром, в котором занимаются языкознанием , является уникальным примером в отечественной истории.

В параграфе 3.1. Предпосылки организации Институтарассмотрен вопрос предыстории его создания, попытки Н.Я. Mappa создать учреждение, в основу которого была бы положена яфетическая теория.

Уход Н.Я. Mappa в теоретическую лингвистику, в которой он был полным дилетантом, был связан с вынужденным прекращением археологической деятельности во время Гражданской войны. Реализации его идей до второй половины 1910-х гг. мешало скептическое к ним отношение учителя В.Р. Розена, противодействие значительной части научного сообщества, а также охранительная политика царского правительства.

Материалы по чистке сотрудников ГАИМК // РА ИИМК РАН. Ф. 2. Оп. 1 (1930). № 4. Л. 283. Алпатов В.М. История одного мифа: Марр и марризм. М., 1991. С. 107.

20

Первые попытки реализации своих проектов ученый начал сразу после Февраля 1917 г., создав Кавказский историко-археологический институт, явившийся первым учреждением, во главу построения которого клалось яфетическое языкознание . Развить успех он смог только после разочарования в идеях грузинского национализма и окончания Гражданской войны, увидев в большевиках возможных покровителей его теории. Объединяло Н.Я. Mappa с новыми лидерами и предельная революционность мышления, характерная для торжествовавшей авангардной культуры. Идеи ученого, стремившегося к перевороту не только в лингвистике, но и в гуманитаристике в целом, коррелировали с радикальными идеями новой власти, что логично приводило к их поддержке.

В параграфе 3.2. Развитие концепции Института и путь к марксизму исследуется проблема адаптации нового учения о языке Н.Я. Mappa к государственную идеологию во второй половине 1920-х гг.

Идея организации Яфетического Института была связана с ростом теоретических изысканий Н.Я. Mappa, идеям которого стало тесно в рамках кавказских материалов. К этому времени ученый хотел вывести свою теорию на новый уровень, и сплочение специалистов-единомышленников в одном учреждении стало воплощением его заветной мечты. Яфетический институт являлся базой для разработки и пропаганды нового учения о языке. Активная научная работа началась сразу же после организации Института, чему во многом способствовала поддержка со стороны коллег ученого (в первую очередь, у представителей смежных дисциплин).

Желание победы в борьбе с оппонентами, которых у Н.Я. Mappa было предостаточно, в то время не могло не привести к введению в науку политического момента. Уже с начала 1920-х годов ученый активно участвовал в общественно-политической работе, а сам Институт всегда был более лоялен по отношению к власти, нежели многие другие гуманитарные учреждения страны. Н.Я. Марр сознательно добивался признания своей теории со стороны властей, полагая что возможность реализации крупных проектов в ближайшие по крайней мере десятилетия существует только в рамках масштабной государственной помощи . При этом он не боялся быть требовательным, полагая, что резкость помогает ясной формулировке мыслей, и лособой беды в резком тоне нет, в том числе и в общении с властьюаа .

Процесс перехода Н.Я. Mappa к марксизму, несмотря на то, что ученый никогда не боялся коренного пересмотра положений своей теории, был достаточно сложен. Свое учение он ставил однозначно выше любой идеологии, однако уже с 1924 г. начинается процесс постепенной привязки нового учения о языке к марксизму. Одной из главных причин успеха теории у власти стала ее способность

95а Марр Н.Я. К вопросу об учреждении Института Яфетидологических изысканий // СПФ АР АН. Ф. 77. Оп. 1.

№ 1. Л. 11; Положение об Институте яфетидологических изысканий Российской Академии наук // Яфетический

сборник. Пб., 1922. Вып. I. С. XI.

96а Марр Н.Я. [Об университете на Кавказе] // СПФ АР АН. Ф. 800. Оп. 1. № 922. Л. 1.

97аа Марр Н.Я. Замечания по докладам Л.В. Щербы, Г.А. Ильинского, Б.Я. Владимирцова, В.Л. Котловича,

И.А. Орбели, о работе ЯИ // СПФ АР АН. Ф. 800. Оп. 1. № 2270. Л. 3.

21

(о чем говорил и сам Н.Я. Марр), быть использованной при решении любых практических научных задач. На любую научную проблему, от решения которой зависел успех социалистического строительства, у яфетидологии уже был готов ответ. В Институте при негласной поддержке его руководителя создавалась впоследствии принятая властью легенда о том, что именно Н.Я. Марр заложил основы марксистской лингвистики еще до революции.

В параграфе 3.3. От Н.Я. Mappa к марризмурассмотрен период в истории Яфетического Института, когда он, при поддержке власти, стал одним из ведущих гуманитарных учреждений страны, а учение Н.Я. Mappa превратилось в догму для большинства гуманитарных наук.

С середины 1920-х гг. дискуссии по вопросам языкознания перестают быть научными, скатываясь до уровня взаимных политических обвинений. При фактическом отсутствии талантливых последователей, Н.Я. Марр был вынужден сделать ставку на тех, кто видел в яфетидологии марксизм и готов был вести борьбу против буржуазного языкознания. Свою некомпетентность в лингвистике марристы (В.Б. Аптекарь, Ф.П. Филин, Л.Г. Башинджагян и др.) компенсировали верой в истинность нового учения о языке и активной борьбой за его признание единственно подлинно марксистским.

Стихийный марксизм яфетической теории, заручившейся поддержкой

А.В. Луначарского,аа Н.И. Бухарина,аа М.Н. Покровского,аа А.С. Енукидзе,

А.Я. Вышинского и, видимо, самого И.В. Сталина, сменяется в эти годы лосознанной разработкой марксистско-ленинской методологии в области науки о языке . К 1930 г теория Н.Я. Mappa была целиком и полностью признана марксисткой, что декларировалось в официальных документах Института, а сам ученый в течение нескольких десятилетий стал считаться первым и главным проводником в область лингвистических работ основ марксизма-ленинизма . В связи с этим Яфетический Институт был переименован в Институт языка и мышления. Показательно, что если в ГАИМК Н.Я. Марр во многом сам стал жертвой инициированных властью и ортодоксальными марксистами кампаний, то в языкознании он их по сути возглавлял, за что по праву стал считаться одним из идеологов и символов репрессий в отечественной науке конца 1920-х - 1940-х гг.

Автор яфетической теории и создатель Яфетического Института изначально стремился к абсолютному лидерству в научном мире, к полному торжеству своей неординарной и невостребованной большинством коллег теории. Теория Н.Я. Mappa оказалась в условиях советского государства тем же, что и марксизм -скорее верой, а не научным учением.

Третья глава Институт по изучению мозга и психической деятельности посвящена рассмотрению истории одного из ведущих в рамках исследуемого периода центров, в котором наиболее последовательно реализовывалась идея комплексного подхода к изучению человека - Института мозга, выделенного из состава Психоневрологического Института в 1918 г.

Башинджагян Л.Г. Краткий очерк истории Института языка и мышления им. Н.Я. Mappa // СПФ АР АН. Ф. 77. Оп. З.№76. Л. 78. 99 Мещанинов И.И. Общее языкознание за двадцать лет // СПФ АР АН. Ф. 77. Оп. 3. № 87. Л. 5.

22

В параграфе 4.1. Предпосылки организации Институтарассмотрена история становления и развития частного Психоневрологического Института в контексте государственной культурной политики.

Активная научная и административная деятельность основателя Института В.М. Бехтерева являлась важной составляющей поэтапного развития гуманитарного знания в стране как в императорский, так и в большевистский периоды. Целью созданного в 1907 г. Психоневрологического Института провозглашалась разработка и распространение знаний в области психологии и неврологии, а также сопредельных с ними наук . Институт должен был заниматься проблемами, которые входили в компетенцию большинства антропологических наук . В нем преподавали ведущие ученые своего времени: Н.И. Кареев, Н.О. Лосский, П.Ф. Лесгафт, Н.А. Гредескул, Э.Л. Радлов, Е.В. Тарле, И.А. Бодуэн-де-Куртэне, В.А. Вагнер, М.А. Рейснер и др. С Институтом плотно сотрудничали И.Е. Репин, А.Ф. Кони и М. Горький.

Отношение власти к Институту было неоднозначным. С одной стороны, оно было вполне благожелательным, что выразилось, в частности, в даровании ему земельного участка под строительство собственных зданий, периодических казенных ассигнованиях и, хотя и не сразу, в предоставлении льгот слушателям по воинской повинности. С другой стороны, Институт всю свою историю привлекал повышенное внимание полиции: уже в 1909 г. более трети преподавательского состава числились как лица неблагонадежные в политическом смысле Отношения с властью самого В.М. Бехтерева, писавшего революционные поэтические произведения, с восторгом встретившего революцию 1905 г. и студенческие волнения, также складывались достаточно сложно. Дважды Институт оказывался под угрозой закрытия -в 1914 г. ив 1917 г. Но если в первом случае его спасла начавшаяся война, а также уверения администрации в полной

103

лояльности и готовность предоставить помещения и ресурсы в помощь армии , то во второй раз правительственное предписание о закрытии пришло, когда министры царского правительства уже сами не имели власти.

В параграфе 4.2. Предпосылки организации и деятельность Института по изучению мозга и психической деятельности рассматривается история создания Института мозга, ставшего наследником Психоневрологического Института в деле междисциплинарного, комплексного подхода к изучению личности.

Проекты создания Института по изучению мозга озвучивались В.М. Бехтеревым в конце 1916 г., а затем в мае 1917 г., но оба раза не получали поддержки. После октябряа 1917 г. в условиях отсутствия частных вложений и

Устав Психоневрологического Института // Свод Законов Российской Империи ... СПб., 1912. Кн. 4. Т. XI. Ч. 1. Свод Уставов Учебных Учреждений и Учебных Заведений Ведомства Министерства Народного Просвещения. Приложение к ст.93, п. 16. СЗ, по прод. 1908 г. С. 352.

101а огинова НА.аа Опытаа человекознания:аа историяаа комплексногоаа подход ваа психологическихаа школах

В.М. Бехтерева и Б.Г. Ананьева. СПб., 2005. С. 59.

102а Цит. по: НикифоровА.С. Бехтерев. М., 1986. С. 210.

103а Акименко MA., Шерешевский A.M. История института имени В.М. Бехтерева в документальных материалах.

Ч. 1. 1907-1918гг. СПб., 1999. С. 180.

23

надежды исключительно на помощь правительства В.М. Бехтерев оказался одним из ученых, кто практически сразу пошел по пути сотрудничества с большевиками, хотя и не разделял многие из их идей. Октябрьский переворот оказал противоречивое влияние на развитие Психоневрологического Института. Если университет, состоявший при нем с 1916 г., просуществовал только до лета 1919 г., то проект Института мозга, наряду со многими другими, был полностью поддержан.

В Институт были приглашены такие видные специалисты и сторонники междисциплинарных исследований, как Н.А. Гредескул, П.А. Сорокин, А.С. Звоницкая, Т.К. Розенталь, Н.М. Щелованов, А.А. Крогиус, В.П. Кашкадамов и др. Учреждение с готовностью откликалось на запросы новой власти -ключевыми в нем становятся исследования трудовых отношений, коллективной рефлексологии, педологии и социальной евгеники.

В Параграфе 4.3. От тяготения к марксизму до бехтеревщины. Институт Мозга в условиях идеологической борьбы 1920-х годов исследуется судьба Института в условиях битвы за марксизм 1920-х годов.

С началом идеологической борьбы в психологии, В.М. Бехтерев начал отстаивать право рефлексологии на марксизм, добившись в этом некоторых успехов. Однако в середине 1920-х годов ученый попал под огонь критики как механист и метафизик, и после его смерти рефлексология была объявлена учением, враждебным марксизму. Его ученики и последователи изо всех сил старались представить В.М. Бехтерева первым и наиболее последовательным проводником основ материализма в науку о человеке, однако эти попытки оказывались безуспешными. Смелые и не всегда принимаемые традиционной наукой идеи (универсальные законы исторического развития, передача мыслей на расстоянии, социальная евгеника и т.п.) не нашли поддержки у власти.

На рубеже десятилетий сотрудникам Института пришлось отказаться от многих заветов В.М. Бехтерева, все больше разбавляя их голословными заявлениями о диалектике и марксизме. В 1932 г. коммунист А.А. Таланкин, став руководителем сектора психологии и педологии Института, озвучил термин бехтеревщина, с которой и начал активно бороться. Критика В.М. Бехтерева однако сочеталась с признанием его заслуг, но лишь в области психоневрологии и психиатрии. Истинный В.М. Бехтерев - один из самых смелых мыслителей эпохи, во многом определявший вектор развития ряда гуманитарных наук - еще несколько десятилетий будет храниться только в памяти своих ближайших учеников, старых изданий и архивных документов.

Статус В.М. Бехтерева, никогда не являвшегося членом Академии наук, несмотря на все звания и регалии, не позволял претендовать на роль настоящего лидера ученого сообщества, в отличие, скажем, от его главного оппонента И.П. Павлова. Он стремился обеспечить спокойное и достаточно свободное существование рефлексологии, возможность реализации своих проектов с надеждой на их государственную поддержку. Себе он отводил роль некоего суверенного лидера, что в условиях жесткого контроля над наукой и наличия

24

стремлений со стороны государства к ее идеологическому единообразию, оказалось невыполнимым.

В Заключении суммируются итоги исследования и делаются общие выводы.

Характерной особенностью сотрудничества науки и власти было восприятие ученым сообществом государства как гаранта развития науки, единственного и обязательного источника финансовой и политической поддержки различных крупных проектов. Этим объясняется как недостаточно конструктивное взаимодействие со слабевшей царской властью, так и отсутствие со стороны ученого сообщества поддержки Временного правительства, несмотря на предпринятое им лосвобождение науки. В свою очередь, показательно, что многие ключевые фигуры научного мира сделали выбор в пользу стратегии активного сотрудничества с большевистской властью, мобилизующая и всепроникающая роль которой в научной сфере начала ярко проявляться практически сразу после Октября. Одновременно, в исследуемую эпоху ученые не считали себя в полной мере государевыми слугами, несмотря на то, что в подавляющем большинстве являлись убежденными государственниками.

Советское правительство зачастую вполне охотно поддерживало проекты в обмен на лояльность и готовность к сотрудничеству в рамках таких задач новой власти, как, общественное просвещение, исследование трудовых отношений и т.п. До конца 1920-х годов оно воздерживалось от серьезного вмешательства в работу учреждений, предоставляя им относительную свободу. Лидеры ученого сообщества могли напрямую лоббировать свои интересы, обращаясь за помощью непосредственно к партийным лидерам даже при том, что многие из реализуемых в это время проектов были явно далеки от марксизма, постепенное введение которого началось с середины 1920-х гг.

В условиях как царской, так и большевистской России развитие науки, успешность отстаивания ее интересов напрямую зависели от научных и административных талантов лидеров ученого сообщества. Эпоха лученых-диктаторов, начавшаяся еще до революции, со временем лишь развивалась, дойдя в период сталинизма до своего пика - концепции лодна наука - один лидер. При всей общности ученой корпорации каждый из ее лидеров проводил свою, во многом индивидуальную, политику в отношениях с властью, которая зависела от таких факторов, как политические пристрастия ученого, его амбиции, личностные убеждения, приверженность корпоративным установкам и готовность идти на компромисс.

В рамках послереволюционной действительности стратегия, направленная на несомненное, тотальное лидерство имела наибольшие шансы на успех. Значимую роль играло и соответствие стилю мышления эпохи, принципам научного квазимарксизма, главный из которых утверждал, что любые научные идеи, проекты или теории должны считаться и восприниматься как марксистские, а вовсе не обязательно таковыми являться.

25

По теме диссертации опубликованы следующие работы:

Статьи в ведущих рецензируемых журналах и изданиях:

1. Сидорчук И.В. Две судьбы утопии: лингвистические теории Н.Я. Mappa и Л.С. Липавского в контексте государственной культурной политики 1920-1930-х гг. // Научно-технические ведомости СПбГПУ. Серия Гуманитарные и общественные науки. 2011. Вып. 2. С. 144-149 (0,5 п.л.).
2. Сидорчук И.В. Н.Я. Марр и государственная культурная политика 1917-1930 гг. // Вестник СПбГУ. Серия 2. 2011. Вып. 4. С. 88-93 (0,4 п.л.).

Другие публикации:

3) Сидорчук И.В. Философия Л.Н. Толстого как элемент субкультуры

сообщества ученых-обществоведов конца XIX - начала XX в. (На примере работ

Н.И. Кареева, В.М. Бехтерева и П.А. Сорокина) // III научная конференция

студентов и аспирантов (Исторический факультет СПбГУ) 18 ноября 2008 г.): Сб.

науч. материалов. СПб, 2009. С. 61-65. (0,3 п.л.).

4)а Сидорчук И.В. Неопубликованное письмо В.М. Бехтерева к А.С. Лаппо-

Данилевскому как источник по истории науки (к вопросу о создании единой науки

о человеке в начале XX в.) // Университетский историк. Альманах. Вып. 7. СПб.,

2010. С. 439-448. (0,4 п.л.).

26

Подписано в печать 06.02.2012г.

Формат 60x84 1/16. Бумага офсетная. Печать офсетная.

Усл. печ. л. 1,3. Тираж 100 экз.

Заказ № 2503

Отпечатано в ООО Издательство "ЛЕМА"

199004, Россия, Санкт-Петербург, В.О., Средний пр., д. 24

тел.: 323-300-50, тел./факс: 323-67-74

e-mail: izd_lema@mail.ru

http ://www. Разные специальности - [часть 1]  [часть 2]